А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я сам был в гнуснейшем настроении, и мысль о том, что этот недоебок после своего пирсолльского выступления «приветик, незнакомцы» от меня отмахнется… в общем, она была неприемлема.
– «У Дэнни», в Пирсолле, мужик! – сказал я. – Туман. Помнишь? Ты спрашивал, открыты ли дороги.
Обжорвилль вскочил со стула и встал в стойку футах в десяти от меня.
– Ублюдок, алкаш ебаный! – сказал он. – Оставь меня, на хуй, в покое.
Свирепость реакции меня смутила – но, может, я помешал его грезам об убийстве жены? Пару секунд он таращился на меня, затем поддернул шорты и припарковал свою мощную задницу на стуле. Ухмыльнулся барменше, точно ждал, что его встретят как героя, но она лишь опасливо покосилась и убрала руку с телефона.
Ладно, может, Обжорвилль был в таком состоянии, что меня не узнал, может, не захотел… а может, уехав из Пирсолла в нежданно ранний час, я избежал судьбы, уготованной мне тем человеком, что бежал к моей машине и махал. Может, он с дружками вот-вот собирались распылить в атмосфере агент, подавляющий память, который заставил всех людей в Пирсолле забыть, что творилось во время тумана. Цистерна и комбинезоны подкрепляют гипотезу, хотя больше мне толком нечем ее обосновать. Лишь гипотетической забывчивостью человека из Обжорвилля и тем фактом, что со дня моего отъезда из Пирсолла прошло почти три месяца, а ты так и не позвонила. Этот аргумент невозможно игнорировать. Вообразить не могу, что ты забыла позвонить, разве что забывчивость тебе навязали. Но если правительство или еще какая организация экспериментирует на гражданах Пирсолла, если мир в своей замысловатой глупости настолько безжалостен, мне это понимать необязательно. Моя полупропеченная гипотеза насчет событий тех дней – всего-навсего метафора (для меня, по крайней мере), она позволяет напомнить тебе, как мы были вместе, что делали, каковы были, что говорили друг другу.
Ты не появилась в назначенный вторник, и я позвонил тебе на работу, где мне сказали, что у тебя отпуск и в последнее время ты не заходила. В турне я пытался с тобой связаться еще несколько раз – безуспешно. Праздники я провел на разнообразных стульях нью-йоркских баров – картинка моего ментального состояния напоминала бы эмблему байкеров: череп, а из глазниц рвется пламя – не подлинный гнев, но агрессивная депрессия. Зубастое отчаяние. Я не мог спать, я орал на друзей, я порвал – довольно жестко – с Анной Маллой, я проебывал деловые возможности, угрожал редакторам, ненавидел небеса. С людьми я терял терпение, покидал сборища, торопился домой – побыть со своими мыслями, иллюзии праздника я предпочитал гнетущее одиночество с тобой в сердцевине. Сны – гобелены жестокости и обиды; меня донимали мечты, терзавшие безумными конфигурациями желания. В надежде оклематься я согласился на командировку, что продержала меня в Чиапасе почти весь январь, и там взгляд мой прояснился и я начал понимать, что же, видимо, произошло. Нередко по ночам, в джунглях или в гостиничной постели, запертый в твоем молчании, я восстанавливал в памяти твои глаза, как давным-давно в Китае, и успокаивался, читая их карту, наблюдая за темными тенями, что скользили в глубине, и знал, что мы еще не закончили. Вернувшись в Нью-Йорк, я обнаружил, что мне восемь раз звонили с номера 1-999, по карточке, и все звонки – в первые дни после Нового года. Ты не оставила сообщений – подозреваю, решила, что их услышит Анна Маллой, – но я почти не сомневаюсь, что это была ты. Я понимаю теперь, что нас вычислили: то ли твой муж наткнулся на подсказки в твоем поведении, то ли спровоцировал тебя на дерзкую искренность, как уже бывало, и ты рассказала ему о Пирсолле. А затем, травмированная, с заклинившей механикой, распадаясь на куски от чувства вины, под гнетом пассивно-агрессивной манипуляции, ты наблюдала, как проходит наш вторник, и дальше терпела беспокойные радости праздников. Через шесть недель – примерно столько ты возрождалась в прошлом – позвонила и, не дождавшись ответа, решила, что я двинулся дальше. Но я не двинулся – вряд ли мне это грозит.
Вернувшись в Штаты, я ринулся было тебе звонить, но потом задумался: я знал, что мы почти наверняка друг другу скажем. Ты все объяснишь, и я тебя прощу. Я спрошу, что все это значит для нас, а ты ответишь, что не знаешь. Мы попытаемся восполнить урон, поведаем о последних шести неделях, и нам станет легко, мы будем шутить, дразниться и смеяться. Но в конце ты скажешь, что любишь меня, и голос прозвучит так, будто все у тебя в груди разбивается, и я пойму, что любовь опять стала проблемой, отклонением от всего, чего от тебя ожидают, элементом хаоса в тупой симметрии твоих дней. У нас была сотня таких разговоров – не вижу смысла устраивать сто первый. Но поскольку я не могу тебя отпустить, поскольку ты не можешь отпустить меня, ответ необходим. И потому через неделю я приеду в Калифорнию. В какой-то момент я окажусь у тебя под дверью, постучу и тогда узнаю ответы на свои вопросы, и мы вместе решим, есть ли что-то общее у смога и тумана, сможем ли мы жить без сожалений в стране Лос-Анджелес или природные катаклизмы – наша единственная надежда.
А пока посылаю эту валентинку. Сложная конструкция, в бумажном сердце ее – новые воспоминания, и болезненная история, и свои простые вопросы: куда мы движемся? На что нам надеяться? Чего нам хотеть? Будешь ли ты моей?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов