А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

..
Дмитрий Степанович, не любивший фамильярность со стороны официантов и метрдотелей, удивлялся, как Антипов, гордившийся своей честностью, не понимает, что от столь мизерных обеденных счетов сильно отдает «борзыми щенками», а у ресторанной обслуги есть основания полагать, что сыскной агент у них прикормлен. Однако сегодня, волей-неволей, но пришлось воспользоваться плодами ресторанной популярности Павла, чего обычно Колычев стремился избегать.
После перемены блюд, когда со стола убрали тарелки из-под закусок и подали горячее и очередной тост за здоровье именинника был провозглашен сердечным Антиповым, Колычев как бы между делом заметил:
– Ох, зачастил я что-то по ресторанам. Тут мне на днях пришлось с адвокатом Бреве у Тестова обедать...
– У Тестова кухня хорошая, – отозвался Антипов, расправляясь с куском паровой осетрины.
– Да, недурная, – кивнул Дмитрий, не собираясь вдаваться в долгие рассуждения на кулинарную тему. – Мы с Бреве под рюмочку разговорились, он воспоминаниям предался и припомнил дело купчихи Покотиловой.
– О, я это дело тоже хорошо помню, – встрепенулся Антипов. – Громкий процесс был. Но помяни мое слово – зря тогда бабенку в Сибирь упекли. Я говорил вашему следователю, как бишь его... ну тот мухомор, что на твое место заступил в Окружном суде?
– Господин Тырышкин?
– Вот-вот, Тырышкин Аристарх Герасимович, мухомор старый. Я ему говорил: проверяйте все тщательно, господин следователь, похоже, Покотилову кто-то умышленно подводит под обвинение. Но куда там, он же у вас самый умный, Тырышкин-то!
– И ты ничего не смог сделать?
– А что я поделаю? Мы, сыскари, только на этапе предварительного дознания к делу подключены, потом все в руках следователя, он же документы к суду готовит. А нас из Сыскного вообще тогда на убийство, почитай, к шапочному разбору вызвали – труп-то частный пристав обнаружил. Ну не совсем труп, купец Покотилов уже при нем Богу душу отдал, но пристав этот чертов пожелал сам в деле участие принимать, а мы, сыскные агенты, вроде как с боку припека оказались. Ты же знаешь, Сыскное с общей полицией в вечных контрах состоят, все они славу с нами делят, щучьи дети...
– Послушай, Павел, а почему ты решил, что Покотилову тогда подвели под обвинение? – поинтересовался Колычев.
– Да теперь так уж и не вспомню... Но что-то меня насторожило. Что-то фальшивое было в той истории, словно бы пьесу на театре представляли... А вот сама Покотилова не играла, нисколько не играла. Знаешь, сидит над телом мужа, вся помертвевшая, а в глазах такая боль... У меня, братец, опыт какой-никакой по части убийств есть, может быть, я и без всяких научных штучек, по-простому разбираюсь, но убийцу сразу отличу...
– Так значит, твои заключения основаны только на интуиции? – разочарованно протянул Дмитрий.
– Ну почему только на интуиции? Непременно тебе надо поддеть! Там было много несообразного. Например, подруга Покотиловой, не помню уж как ее зовут, при первом опросе сама мне подтвердила, что Анастасия была у нее в гостях и ее вызвали домой, протелефонировав, что дома несчастье. А потом память у этой подруги отшибло, и она уже не заикалась, что был телефон... Дескать, сидела-сидела у нее Ася Покотилова, а потом вдруг ни с того ни с сего сорвалась и побежала домой мужа убивать. А брат убитого? Примчался и давай невестку поносить – такая-сякая разэтакая, мужа убила, с полюбовником сойтись ладится... Вы, говорит, господа полицейские, любовные письма от хахаля у нее поищите, знаю, прячет где-нибудь в тайном ящичке. Ну пристав там землю носом рыл, кинулся искать и нашел, конечно. Но как он эту пачечку писем из хозяйкина секретера вытащил, так ты бы посмотрел, что с бедной Покотиловой сделалось! Ей-богу, она про них и ведать не ведала. Деверь знал, что такие письма припрятаны, а она – нет. Небось, этот деверь сам и припрятал, если еще не сам написал. Я тогда одно письмецо под шумок из пачечки вытянул, думаю, среди улик одним письмом больше, одним меньше – не суть важно. А я посмотрю потом, чьей рукой эта цидулька писана. Да замотался с другими делами, забыл. Ну и дворник, что против хозяйки показания давал, тоже, по всему видать, скользкий мужичок...
– Прости, Павел, а это письмо у тебя?
– Да валяется где-то на квартире, – небрежно ответил Павел.
Насколько Колычев успел узнать своего приятеля, за его показной безалаберностью во всем, что касалось служебных дел, скрывался настоящий педантизм. И если уж Антипов позволил себе прихватить улику с места преступления, стало быть, она бережно хранится в каком-нибудь тайном ящичке.
– А что это ты, брат, так озабочен старой историей с мадам Покотиловой? – спросил вдруг Антипов.
– Так просто, после разговора с Бреве заинтересовало меня это дело...
– Крутишь, Дмитрий! Уж мне-то баки не втирай! Так-таки ни с того, ни с сего тебя дельце покотиловское заинтересовало.... Покотилова-то с каторги сбежала, числится в розыске. Сам понимаешь, что это значит, господин присяжный поверенный. Так что я тебя предупредил, а дальше смотри сам, как совесть подскажет. Не мне же с тобой нянчиться. Смотри, девка какая красивая, – указал он вдруг на ресторанную шансонетку, мгновенно забыв о купчихе Покотиловой.
Облокотившись на бархат барьера, отделявшего кабинет от общего зала, Павел послушал надрывный плач скрипки и низкий голос певицы и предложил: – Слышь-ка, Митя, давай певичку сюда к нам в кабинет на бокал шампанского пригласим! Уж будь другом, может, я к ней как-нибудь после подъеду... Главное, знакомство свести.
Дмитрий невозмутимо кивнул. Что ж, теперь можно и певичку пригласить, главное от Павла он уже узнал – во-первых, филер, который так откровенно ходит за ним по пятам, к Сыскной полиции не имеет отношения, иначе Антипов вел бы себя по-другому; а во-вторых, у Павла завалялась важная улика по делу Анастасии Покотиловой.
Вечером Ася долго ждала Дмитрия Степановича, но его все не было и не было. Вернулся он совсем поздно и был, как и накануне, слегка навеселе, источая запахи вина и дорогого табака.
«Что ж, у человека своя жизнь, – подумала Ася, – и глупо было бы надеяться, что он из-за моего появления забросит собственные дела, откажется от всех привычек и станет с утра до ночи заниматься расследованием. Тем более, вчера Дмитрий Степанович был именинник, почему бы ему не погулять? Надо сказать спасибо, что, рискуя репутацией, он приютил беглую каторжанку. Нельзя же требовать слишком многого...»
Но, как оказалось, адвокат по вечерам вовсе не развлекался.
– Анастасия Павловна, вы уделите мне полчаса времени? – спросил он, едва переступив порог гостиной. – Мне удалось переговорить с нужными людьми, собрать кое-какие сведения, и теперь я хотел бы задать вам пару вопросов.
Пригласив гостью в свой кабинет, Колычев прежде всего плотно задернул там шторы.
– Я обнаружил, что за мной следят. Пока не знаю, кто и с какими намерениями, но осторожность не помешает. Пусть то, что происходит в моем доме, останется тайной для стороннего наблюдателя. И вас, Анастасия Павловна, я покорнейше прошу на улицу не выходить и даже из окон не выглядывать. Это в целях вашей же безопасности.
– Что ж, эта тюрьма поуютнее Мальцевской каторжной, – грустно усмехнулась Анастасия.
– Давайте договоримся, что мой дом для вас не тюрьма, а укрытие, – не смог не заметить Колычев. – А теперь перейдем к нашему делу. Расскажите-ка мне поподробнее, какие отношения у вас были с вашим деверем Ксенофонтом Покотиловым.
Глава 14
Как оказалось, брат Никиты Ксенофонт был своим человеком в доме, что называется, дневал и ночевал – Никита чрезвычайно высоко ценил родственные связи и привечал у себя всю родню, а родного братца тем более. Когда-то матушка братьев Покотиловых взяла перед смертью слово с Никиты, что он не оставит младшенького своими заботами. И он это слово свято держал...
Братья были очень близки. Но женитьбу Никиты на Анастасии Ксенофонт не одобрил и даже не считал нужным особо скрывать свою неприязнь к невестке. Несмотря на большое приданое, взятое Никитой за женой, его брату Анастасия казалась совсем неподходящей парой для промышленника Покотилова – легкомысленная пустая бабенка, в разумный возраст еще не вошла, на уме одни наряды и гулянки, наплачется еще с ней Никита, ой наплачется...
Ксенофонт, бывая в доме брата, все время норовил к чему-нибудь придраться – то пыль на шкафу углядит, то пирог ему покажется похожим на подошву, то соленые огурцы не удадутся – соли много, а смородинового листа и хрена мало...
– Н-да, какая хозяйка, такое и хозяйство! – говорил он, злобно косясь на Анастасию. – За прислугой приглядеть некому, вот все и идет в вашем доме валиком.
– Ты, Ксеня, мою хозяйку не обижай, – урезонивал его Никита. – Молодая еще, пообвыкнется.
– Да когда ей на хозяйстве обвыкаться? Только наряжаться да по городу подолом мести. А дома хоть трава не расти. Вот матушка наша, помнишь, братец, та хозяйкой была первостатейной! Огурцы самолично солила, бочками... Бывало, крышку с бочки собьешь, так запах пойдет – аж слюнки текут. А это что?
И Ксенофонт с раздражением бросал на стол надкусанный огурец.
Асе было так обидно, что она частенько тайком плакала после визитов деверя в ее дом из-за придирок и непонятной ненависти Ксенофонта...
Когда Ксенофонт появился в доме родственников после смерти Никиты, он сразу набросился на Асю с самыми жестокими упреками, обвинял ее в убийстве и вообще возводил какую-то дикую напраслину – будто бы у нее имелся любовник, ради которого она и погубила мужа.
– Вы письма от хахаля ее поищите, – требовал он у полицейских. – Знаю, где-то здесь, в доме, она письма те прячет, змея подколодная. Ищите, ищите, господа полицейские! На то вам и власть дадена.
Самое странное, что невесть откуда взявшиеся письма действительно нашлись...
– Анастасия Павловна, подскажите, каким бы образом нам достать бумагу, написанную рукой Ксенофонта Покотилова? – спросил Колычев. – Любую бумагу, письмо, счет, денежную расписку – лишь бы был образец его почерка.
– А ничего доставать не надо, у меня такая бумага есть, – тихо ответила Ася и достала какой-то помятый и потрепанный листок. – Я получила это письмо от него на каторге и специально забрала с собой при побеге, чтобы когда-нибудь швырнуть Ксенофонту в лицо.
Ксенофонт писал, что передает невестке горячий привет на каторгу, где ей самое место, так как она есть убийца и злыдня, и жаль что так мало ей дали за загубленную душеньку Никиты – всего шесть лет. Но Бог все равно правду видит и, придет срок, накажет ее еще сильнее. А Ксенофонт, как христианин, готов подать каторжанке милостыньку в честь Христова праздника и прилагает к своему письму три рубля...
Колычев бережно разгладил смятый листок и вложил его в папку.
– А для чего вам это нужно, Дмитрий Степанович? – поинтересовалась Анастасия.
– У сыскного агента, который был тогда на месте убийства, случайно сохранилось одно из писем, написанных якобы вашим возлюбленным. Хорошо бы узнать, кто их настоящий автор.
– Неужели Ксенофонт их сам и написал? – поразилась Ася.
– Это было бы весьма неосмотрительно с его стороны, – хмыкнул Колычев, – но чего только не бывает. Ксенофонт теперь проживает в вашем особняке на Пречистенке, получив его вместе с другой семейной недвижимостью после смерти брата и суда над вами. Что и говорить, трагедия, случившаяся в вашем доме, была для него весьма небезвыгодна. А алчность порой толкает людей на совершенно необъяснимые поступки.
– Господи, Господи! – Анастасия схватилась за виски. – Неужели он убил Никиту, чтобы теперь сидеть за его письменным столом, пить из его чашки и спать на нашей постели?
– В этом нет ничего невозможного. Но пока мы можем говорить лишь о том, кто написал и подбросил в вашу комнату компрометирующие письма. Однако я распоряжусь, чтобы мои помощники собрали сведения о состоянии финансовых дел Ксенофонта Покотилова накануне убийства Никиты и о том, как он распорядился полученным наследством. Такие сведения могут представлять интерес.
Наутро в дом Колычева был доставлен пакет, содержавший отчет его агента Володи о слежке за таинственным фабричным.
Володя своим круглым ученическим почерком подробно описывал, как, переодевшись старушкой, появился у ограды Зачатьевского монастыря и взял под наблюдение означенного субъекта, откровенно не сводившего глаз с дома господина Колычева и даже не заметившего, что и у него самого появился «хвост». Для удобства Володя присвоил объекту наблюдений кличку «Картуз».
«Увидев , как господин Колычев покинул свой дом и на извозчике отправился в адвокатскую контору , «Картуз» тоже взял извозчика и поехал следом. Так как третьего извозчика для меня не было , мне пришлось бегом бежать на Пречистенский бульвар , коротким путем , через переулки и проходные дворы. Успели на бульвар мы все почти одновременно , ведь у Пречистенских ворот извозчику быстро не развернуться , там всегда толкучка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов