— И нельзя сказать, что о Штайнере совсем уж ничего не известно, — добавил Легонтов. — Во-первых, он говорит с сильным немецким акцентом и прибыл из Германии, во-вторых, мадемуазель Лидия может дать нам его словесный портрет. Ведь в отличие от вас, Елена Сергеевна, барышня видела его без бинтов на лице…
— Словесный портрет — это замечательно, но, увы, все они весьма условны, если только у человека нет достаточно характерных особых примет. А господа, прибывшие из Германии и говорящие с сильным немецким акцентом, — отнюдь не редкость, в Москве они исчисляются тысячами, если не десятками тысяч, — не смогла не внести своего веского слова Ада Вишнякова.
— Но заметьте, господа, далеко не каждый из этих господ работает на немецкую разведку и даже не считает нужным особенно это скрывать…
— Ну, судя по последним событиям, нельзя исключать, что на немецкую разведку работают многие, — мое настроение, против воли, отдавало пессимизмом, и это так и сквозило в меланхоличных замечаниях, которые срывались с языка.
— И все же, господа, — вернул себе слово Легонтов. — Прибывший из Германии агент крутился среди немецких предпринимателей в Москве, интересуясь патентами на военные изобретения. Возможно, с этим делом он обращался не к одному только Крюднеру. Немецкое землячество у нас большое, но все равно, это довольно замкнутый мирок, где все друг друга знают, как в какой-нибудь деревне. Наверняка деятельность этого Штайнера уже обратила на себя внимание. Немцы — народ педантичный и склонный к анализу, они просто так ни от чего не отмахнутся. Если побеседовать с теми представителями немецкого землячества, которым не чужды интересы России, что-нибудь про этого Штайнера мы узнаем!
Вскоре мой дом по одному покинули наблюдательные агенты господина Легонтова, потом — их хозяин.
Минут пятнадцать спустя горничная Шура спустилась на улицу и взяла извозчика для Варвары Филипповны.
Еще через час Ада увезла Лидочку, одетую в мое пальто и большую шляпу с глухой вуалью. Издали могло показаться, что это я сама вместе с приятельницей отправилась куда-то по делам.
Вряд ли за нашим домом уже велось наблюдение, но лишняя конспирация никогда не вредила.
— Господи, — вздохнул Михаил, — еще вчера вечером ничто не предвещало подобной суеты. Кто бы мог подумать, что мое открытие по поводу фальшивого Крюднера приведет к такой активизации деловой энергии? Если бы иностранные агенты знали, что ты уже вступила на тропу войны и плетешь против них нити заговора, они трепетали бы от ужаса. Кстати, попроси Шуру уложить мой саквояж, ничего не поделаешь, вечерним поездом придется ехать в Петербург. Вот только не знаю, на кого мне оставить стройку, тебе самой сложно иметь дело с подрядчиками…
— Мишенька, давай законсервируем строительство до весны. Все равно уже осень и на этот сезон нам пора заканчивать строительную деятельность. Ты слишком устал от нее, пора отдохнуть.
— Ты всерьез полагаешь, что поездка в Петербург с целью склонить офицеров Генерального штаба провести контрразведывательную операцию может считаться полноценным отдыхом?
— Ну недаром же говорят, что отдых — это перемена занятий! В этом смысле ты все же отдохнешь… И потом, как оказалось, шпионаж иностранных агентов в России — действительно очень серьезная проблема, от которой не отмахнешься. Если она тебя интересует, поговори с Легонтовым, он рассказывает такие ужасные веши…
— Прости, но меня не интересуют никакие проблемы и ужасные вещи в изложении Александра Матвеевича. Меня интересуешь ты. И раз уж ты занялась борьбой со шпионажем, то и мне волей-неволей не приходится оставаться в стороне. Может быть, ты составишь мне компанию в поездке? Я не чувствую себя комфортно, когда тебя нет рядом.
— Нет, дорогой, мне очень жаль, но мы не можем уехать из Москвы одновременно — ведь кто-то же должен возглавить штаб операции и координировать деятельность участников нашего заговора.
— И как я понимаю, эту миссию ты решила возложить на себя? Как ты все-таки любишь что-нибудь возглавлять и координировать…
— Что делать, всегда приходится брать на себя самое сложное. Зато в такие моменты понимаешь, что жить еще стоит. Знаешь, если я когда-нибудь объявлю, что устала от мирской суеты и намереваюсь уединиться в каком-нибудь монастыре, ты напомни мне, как нам пришлось защищать интересы отечества, оказавшись практически один на один с профессиональными агентами иностранной разведки. И я наверняка решу несколько повременить с уединенной жизнью монахини…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Вечерний поезд на Петербург. — Ранимый и впечатлительный адвокат Штюрмер. — Тактика пассивного ожидания. — Хороша я буду в качестве налетчицы! — Агенты германской разведки — люди ответственные. — В России все и всегда держалось на дилетантах. — «ПОПЫТАЮСЬ ПРОБИТЬ СТЕНУ ЗПТ…»
Вечером я проводила Михаила на Николаевский вокзал, и поезд увез его в Петербург. Миша обещал регулярно присылать телеграммы или телефонировать, отчитываясь о том, как идут дела.
Я не была уверена, что о делах с контрразведкой можно сообщать в телеграммах прямым текстом, и мы условились, что составлять фразы Миша станет как-нибудь этак, округло, а мы уж тут в Москве постараемся его понять.
Я долго стояла под нудным осенним дождем на перроне и смотрела на тающий в сырой темноте дымок паровоза, увозившего Мишу в столицу. В сентябре в Петербурге случилось очередное наводнение, и на душе у меня было тревожно. Сейчас вода уже сошла, но ведь осень в столице чревата неожиданностями. Вдруг наводнение повторится? И вдруг окажется гораздо более сильным? И Мише придется бороться с ледяными волнами разлившейся Невы…
Мне сразу вспомнился трагический «Медный всадник» Пушкина, что не добавило оптимизма. Поздней осенью гораздо благоразумнее сидеть в Москве, под надежной крышей собственного дома, и пить горячий чай с вареньем, любуясь на непогоду за окнами. И почему только все проблемы и неприятности случаются у людей в самое неподходящее время?
Конечно, обратиться за помощью к людям, занятым контрразведкой по долгу службы, необходимо, и Михаил, без сомнения, сумеет пробиться в нужные инстанции. Он — человек настойчивый, но кто знает, какие приключения ожидают его там, а нас — здесь?
Мне почему-то захотелось, чтобы рядом всегда было сильное мужское плечо, такое родное и надежное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту, хотя признаюсь, подобные желания недостойны современной эмансипированной дамы, да и в Петербург, навстречу возможному разгулу стихии, отправилась ведь не я, а Миша…
К этому времени стало известно, что адвокат Штюрмер отбыл из Москвы в неизвестном направлении, а оставленная им в конторе белокурая секретарша Лизхен Эрсберг объясняет всем интересующимся, что трагедия с господином Крюднером произвела на ее шефа слишком сильное впечатление и, будучи не в силах бороться с обуревавшим его отчаянием, он удалился в деревню, в одно из своих имений (в какое именно, ей, как простой служащей, сообщено не было).
Единственное, что Лизхен знает наверняка — господин Штюрмер пребывает в ипохондрии и избегает общества.
(Интересно, кто знает столь ранимых и впечатлительных адвокатов, чтобы поверить в правдоподобность такой истории?)
Во всяком случае, на этот раз таинственное исчезновение адвоката заинтересовало-таки полицию всерьез и уже приняты надлежащие меры к его розыску.
Наутро я завтракала в одиночестве, представляя себе, как Михаил выходит сейчас из вагона поезда на перрон, вдыхает сырой воздух петербургской осени и отправляется в гостиницу, чтобы привести себя в порядок с дороги и нанести первый визит военным чиновникам…
А мне придется ждать хоть каких-то вестей, вот только не знаю, насколько у меня хватит терпения придерживаться тактики пассивного ожидания. Не моя это тактика, ой, не моя…
— Елена Сергеевна, господин Легонтов спрашивает, проснулись ли вы и, если проснулись, то не сможете ли его принять, — доложила горничная Шура.
Неужели Господь внял моим молитвам и вести стучатся в мою дверь вместе с энергичным Александром Матвеевичем?
— Проси, Шура, проси скорее!
Легонтов стремительно ворвался в комнату. Я встала навстречу. Александр Матвеевич был небрит, лицо его, то ли из-за посеревшей кожи, то ли из-за проступившей черной щетины, то ли из-за покрасневших глаз, казалось усталым… Я подумала, что он, вероятно, снова не спал и нормально не ел.
— Александр Матвеевич, дорогой, я вижу, что у вас есть новости! Садитесь скорее к столу, за завтраком мне все расскажете.
Я нарочно отказалась от церемонных фраз вроде «Не угодно ли вам присоединиться к моей утренней трапезе?», допускающих, что человек может и отказаться. А так приглашение к столу прозвучало между делом, но достаточно безапелляционно, чтобы не дать Легонтову возможности увильнуть от еды, в которой он нуждался.
— Благодарю, Елена Сергеевна, если можно, чашку крепкого кофе, а то я с ног валюсь от усталости. Простите за мой вид, но мне снова не удалось забежать домой, чтобы привести себя в порядок. Сейчас на бегу заскочу в какую-нибудь цирюльню, чтобы меня хотя бы побрили.
— А почему на бегу? У вас какое-то срочное дело?
— Архисрочное! — Легонтов с наслаждением проглотил кусок сыра и продолжил: — Нам удалось разыскать этого Штайнера, в руках которого патенты на военные изобретения Крюднера.
— Невероятно! Ведь прошли всего сутки с тех пор, как вы отправились на поиски!
— Сутки — это очень много. Так вот, этот господин пока в Москве и все еще пребывает под именем Штайнера. Но паспорт с иной фамилией может появиться у него в любой момент, это дело не хитрое, тем более, похоже, что он собрался на родину в Германию. Видимо, намерен заодно переправить многострадальные патенты Крюднера в свой фатерлянд.
— Значит, нам необходимо предпринять шаги к тому, чтобы немедленно лишить его незаконно полученных патентов!
— Идея феноменальная, — на усталом лице Легонтова появилась улыбка. — Но как на практике вы собираетесь лишить Штайнера патентов? Устроить налет на его жилище?
— Что делать, я не вижу другого выхода, кроме криминального, чтобы исполнить свой святой долг. Хотя, как представишь эту акцию, так сказать, в практическом ключе, — весь мой пафос тут же улетучился, и я не смогла не рассмеяться. — Хороша я буду в качестве налетчицы! Опыта-то у меня никакого…
Легонтов тоже от души расхохотался (видимо, вообразил меня в качестве главаря шайки налетчиков) и заметил, что когда-нибудь я его сведу-таки в могилу.
— Елена Сергеевна, дух здорового авантюризма вас, без сомнения, весьма украшает, но будем оценивать ситуацию трезво. Штайнер завтра выезжает в Берлин. Сведения достоверные, я сам стоял у него за спиной в билетной кассе. Не думаю, что до отъезда он оставит документы без присмотра, чтобы предоставить нам возможность их украсть…
— Это он украл документы, а мы их всего лишь возвращаем!
— Согласен. Но как вы понимаете, налет на его квартиру — это из области фантазий, разве что форточная кража, хотя и это дело весьма скользкое. Во всех смыслах — и в прямом и в переносном. К тому же, нет никаких гарантий, что документы находятся у него дома и лежат на видном месте. А вот путешествуя на поезде, он непременно вынужден будет упаковать их в свой багаж. Если, конечно, с бумагами не поедет специальный курьер. Но велика вероятность того, что Штайнер везет их сам — мне показалось, что он пока не чует особой опасности…
— Он ведь даже не знает, что Лидия уже у нас и все рассказала!
— Об этом он, возможно, и догадывается, но полагает, что сутки-другие у него в запасе еще есть, даже если полиция уже ищет некоего господина, желавшего приобрести у покойного Крюднера патенты на изобретения и, кроме того, позволившего себе неизвестно зачем при встрече с госпожой Хорватовой изображать Франца Крюднера. Нерасторопность нашей полиции всем хорошо известна — энергичный человек успеет совершить не одно преступление и скрыться, прежде чем в кабинете высокого полицейского начальника подпишут ордер на его арест.
— А кстати, как вам удалось так быстро найти этого Штайнера?
— Прежде всего, через клуб.
— Через клуб?
— Через московский Немецкий клуб. Или Бюргерклуб, как именуют его в немецком землячестве.
— Неужели в Москве существует и такое заведение?
— А почему бы и нет? Нужно же московским немцам где-то встречаться за кружкой пива или за шахматной доской — кому что по вкусу. Клуб основан еще в 1819 году и существует без малого чуть не сотню лет. Замечательное заведение. Ничем не хуже Английского клуба, а в чем-то даже и превосходнее, хотя и не столь престижно. Что особенно ценно — клуб заботится о своих, помогает немцам, попавшим в беду, выплачивает пенсии вдовам…
— Чьим вдовам?
— Вдовам членов клуба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43