И каждое его качание отзывается аккордом наших душ. Это нечто величественно-грозное, мощное и звучащее так низко, как, наверное, звучал голос, услышанный Моисеем на Синае.
Мне недостает нужных технических терминов, но я легко представляю, что произойдет, когда дитЙосил вступит на раскачивающуюся платформу. Эти мощные раскаты, издаваемые нашими волнами души, подхватят его, его душевную эссенцию. Я всего лишь носитель, мое дело поднять Махарала над землей, над реальным миром. Швырнуть его, как дорогущий зонд, в темную бездну космоса. Только мой груз — душа безумца, устремляющаяся к высотам богоподобия.
Во всем этом есть смысл, пусть и извращенный. Смущает лишь одна мелочь.
Разве к этому моменту я не должен был уже утратить способность идентифицировать себя с Альбертом Моррисом? Разве экстаз усиления моей Постоянной Волны не должен был смыть все личностные признаки, оставив лишь талант к дубликации? Разве я не обязан был превратиться только в ракету-носитель?
Да, я чувствую, что машина старается подавить мое эго. Но у нее не получается. С памятью Альберта ничего не происходит. Она цела и невредима!
К тому же, как быть с этим эхо? Оно звучит так, словно приходит издалека… Йосил не упоминал ни о чем подобном, а я не собираюсь поднимать эту тему.
Во-первых, потому что он низвел меня до роли вьючной скотины, недостойной уважения.
А во-вторых… есть еще одна причина.
Я… мы… нам это начинает нравиться…
Глава 48
СМЕРТЕЛЬНЫЕ ВРАГИ
…или как Франки начинает превращаться в обожженную глину…
Говорят, что в Японии голем-технологии встретили гораздо спокойнее, чем на Западе, как будто ждали чего-то подобного. Идея копирования души не создала для японцев каких-то особых проблем, как Интернет не создал проблем для американцев. Жители островов увидели в копировании души фундаментальное выражение их национального желания общаться. Согласно легенде, для этого нужно было лишь дать всему глаза — лодке, дому, роботу, даже герою рекламных роликов Анпан Ману, расхваливающему пирожные с экрана телевизора.
При наделении объекта душой глаза имеют первостепенное значение.
Я думал об этом, цепляясь за днище скайцикла, пряча лицо от ужасного ветра, то обдававшего меня жаром, то заставлявшего дрожать от холода. Береги глаза, сказал я себе, отчаянно хватаясь за тонкие ручки и прижимая ноги к посадочным лыжам. Береги глаза и мозг. И никогда не жалей о том, что выбрал именно этот способ умереть.
Пока полет проходил ровно, мне досаждал главным образом холод. Но когда «харлей» начал маневрировать, прежние неудобства показались мелочью. Сопла трастовых двигателей поворачивались без предупреждений, и струи огня били совсем рядом, норовя превратить меня в обугленную головешку. Оставалось только крутить головой, вжиматься в узкий фюзеляж и снова и снова повторять себе, почему я оказался в таком положении. А кстати, почему? Ну… тогда мне показалось, что это отличная идея.
Альтернативный вариант — остаться у разбитого «вольво» и попытаться подать сигнал — имел бы какой-то смысл, будь я реальным. Если бы во мне не тикали часики, отмерявшие последний срок. Мной руководила логика дитто. Увидев, что Бета улетает, я подчинился императиву, более требовательному, чем императиву жить.
Не потерять след.
Теперь я понимал, что Бета — ключ ко всем загадочным событиям этой невероятной недели. Все началось с моего проникновения в подвал Теллер-билдинг, где находился цех по производству пиратских копий и где я нашел похищенную матрицу Уэммейкер. К тому времени это подпольное предприятие уже подверглось разорению. По заявлениям Беты, за нападением стоял Эней Каолин. Сам же магнат предлагал иную версию, изображая и себя жертвой заговора. Потом была встреча с Йосилом Махаралом, состоявшаяся уже после его смерти. О чем это он тогда говорил…
Итак, кому верить? Наверняка я знал только то, что три чертовски умных и беспринципных человека — каждый из которых куда хитрее и прозорливее бедняги Альберта Морриса — вовлечены в некую отчаянную, тайную, бескомпромиссную схватку. И, конечно, меня тянуло именно к тому, что составляло тайную сторону.
В наше время требуется немало денег, власти и ума, чтобы укрыть нечто от глаз публики. Эти глаза настолько внимательны, зорки, вездесущи, что, казалось бы, мрачные клише XX века — сумасшедшие ученые, хитроумные магнаты, преступные авторитеты — остались в прошлом. Но вот вам три архетипа, которые сражаются друг с другом и при этом ухитряются скрывать свой конфликт от медиа, правительства и общественности. Неудивительно, что бедный Альберт оказался вне игры!
А посему не было ничего удивительного и в том, что мне оставалось лишь идти по следу, чем бы это ни закончилось. Летя на высоте примерно сорока метров над пустыней, я знал, что заплачу за приключение своим телом, поджариваемым через каждые пару минут при смене курса. Особенно доставалось выступающей части. Моей несчастной глиняной заднице. Я чувствовал, как реагируют на огонь псевдоорганические составляющие. Слышал шипение и хлопки, иногда достаточно громкие, и понимал, что все больше превращаюсь в обычную керамику, в которой столько же жизни, сколько и в столовой посуде.
Кроме всего прочего, было еще и дьявольски больно! Вот вам и преимущества правдоподобия! Я пытался отвлечься, представляя конечный пункт нашего путешествия, то место, куда направлялись реальный Альберт и Риту Махарал, когда «вольво» попал в засаду. Загадочное убежище в пустыне, где скрывался ее отец все недели своего отсутствия.
Бета, очевидно, знал, куда лететь. И это наводило на интересные мысли.
Он следит за Риту. Но зачем, если ему известно местонахождение убежища Махарала? Для чего ему нужна Риту?
Я старался сосредоточиться. Но это нелегко, когда вам поджаривают задницу. Мне снова и снова вспоминался бедный маленький Пэллоид, мой верный спутник, погибший прежде, чем Пэл успел получить от него память о нашем долгом и нелегком дне. То был мой единственный шанс остаться в памяти, мрачно подумал я. Теперь же от меня останется только груда осколков.
Чтобы утешиться, я вызвал образ Клары, но от этого боль лишь стала сильнее. Ее война сейчас, должно быть, близится к кульминации. Полигон Джесса Хелмса где-то неподалеку, но Бета, конечно, до него не долетит. И все-таки странное совпадение…
Ладно, будем надеяться, что Кларе не слишком достанется за самоволку. В конце концов, она наследница Альберта, и, возможно, армия ее поймет. Если Альберт все же жив, то, может быть, они еще будут счастливы вместе…
«Харлей» мчался сквозь ночь, а со мной происходило что-то еще. Моя Постоянная Волна словно колебалась, то уходя вверх, то устремляясь в совершенно неизвестном направлении. Эти колебания духа Львов и другие отметили еще тогда, когда поколение назад приступили к исследованию новой terra incognita.
Поначалу я почти не обращал внимания на странные сбои, но они нарастали, повторяясь с некоей, пока еще трудно определяемой периодичностью. Я то чувствовал себя едва ли не богом, то испытывал жуткое презрение к собственной малозначимости. Затем, в какой-то момент, меня охватил благоговейный трепет.
Когда все прошло, я задумался.
Что же дальше? Полнейшая отстраненность?
Ощущение единства со вселенной?
Или я услышу громоподобный голос Всевышнего?
В каждой культуре есть то, что Уильям Джеймс назвал «вариациями религиозного переживания». Они достигают пика. Расцветают, когда Постоянная Волна задевает определенные струны в теменном узле, области Брока. Конечно, душа есть душа, и испытать подобные ощущения можно и в глиняном теле, но они не сравнимы с тем, что переживаешь в реальной плоти.
Или получаешь дополнительный день жизни, пройдя процесс омоложения? Может быть, именно поэтому Эней Каолин хотел уничтожить исследовательский отдел? Что, если при этом в искусственном человеке вспыхивает священная искра? Что, если дитто перестанут приходить домой для разгрузки дневных впечатлений, покинут своих архи и пустятся на поиски собственных путей к искуплению?
Что за невероятные мысли? Возможно, их спровоцировали мои визиты в церковь Преходящих. Или все дело в какой-то яркой агонии, вызванной поджариванием?
И все же я не могу отделаться от впечатления, что кто-то или что-то сопровождает меня в этом мучительном полете под звездным небом, держась то ли рядом, то ли внутри меня между опаленной огнем задней частью и обмороженным лицом. То и дело какое-то полуслышное эхо будто звало меня, требуя остановиться, повиснуть…
Колючий ветер немного стих, позволив мне взглянуть на проплывающие внизу плато и глубокие овраги, затаившиеся в тени освещенных опускающейся за горизонт луной возвышенностей. «Харлей» начал терять высоту, его прожекторы придавали вырванным из темноты лоскутам ландшафта некую суровую красоту. Черные впадины надвинулись на меня, словно зияющие утробы ненасытных чудищ, готовых поглотить меня целиком.
Взвыли маневровые двигатели, и столбы пламени, направленные вертикально вниз, заключили меня в огненную клетку. Мне пришлось укрыть глаза рукой, и держаться стало труднее. Пальцы постепенно отвердевали, поджариваясь и превращаясь в безжизненные отростки.
Что касается шума, то его выносить было легче. Наверное, потому что слышать я просто не мог. Держись, твердил внутренний голос, принадлежавший, вероятно, той части Альберта Морриса, которая так и не научилась сдаваться. Надо отдать должное старине Альберту. Упрямый мерзавец.
Продержись еще немного, пока…
Сильнейшая реверберация встряхнула меня, как глиняную куклу. Что-то отваливалось. Пальцы разжались, и я упал.
Не пора ли воссоединиться с Землей?
…падение оказалось совсем недолгим. Похоже, я пролетел не более полутора метров и почти не почувствовал удара, когда моя закаленная огнем часть встретилась со скальной породой.
Двигатели стихли. Жар исчез. Я смутно понял — мы приземлились.
И все же только после нескольких попыток мне удалось поднять руку, восстановить последние функционирующие органы чувств и наконец увидеть облако поднятой пыли и смутные очертания посадочной лыжи. Повернуть голову оказалось совсем не легким делом. Шею словно покрыла гипсовая корка, поддававшаяся моим усилиям неохотно, с хрустом.
А вот и он…
Пара ног повернулась в сторону от скайцикла. Ошибки быть не могло — я узнал знакомый полосатый узор. Переступив через камень, Бета уверенно зашагал по едва заметной тропинке.
Когда-то и я ходил вот так же. Когда был молодым. Вчера.
Теперь, поджаренный, изувеченный, чувствующий близость конца, я посчитал себя счастливчиком только потому, что сумел приподняться, опираясь на одну здоровую руку и обрубок другой и выползти из-под фюзеляжа.
Потом я попытался сесть и оценить ущерб.
Попытался.
Из всех моих псевдомускулов на команду мозга откликнулись лишь некоторые, но и они не смогли помочь мне сделать то, что я хотел. Мне удалось дотянуться и постучать себя по спине. Спина звякнула.
Ну-ну. Какой по-донкихотски отчаянный жест — прыгнуть сквозь огонь и уцепиться за улетающий скайцикл. И тем не менее вот он я — не то чтобы готов к очередному сальто, но все же двигаюсь. Все же в игре. Как бы.
Бета уже скрылся из виду, растворившись во тьме. Но теперь я по крайней мере вижу, куда он направился — у подножия внушительной горной гряды виднеются очертания невысокого, компактного строения.
Лежа у медленно остывающего «харлея», я снова ощутил наплыв странной волны, пришедшей словно из другого мира. Только теперь проникшее в меня присутствие не убеждало держаться и не изводило намеками на бесконечность. Нет, оно словно спрашивало — разумеется, не выражая это словами, — что я здесь делаю?
Уйди, подумал я, отвечая этому загадочному чувству. Когда выясню, ты узнаешь первым.
Глава 49
ДИТТО-ВОИНЫ У ВОРОТ
…или как реальный Альберт оказывается в трудной ситуации…
Мы с Риту оказались в довольно щекотливом положении, зажатые между двумя батальонами боевых големов, шествующих в одном направлении. Первый отряд, двигавшийся впереди, прокладывал дорогу, с боем преодолевая упорное сопротивление, тогда как второй двигался сзади, ожидая, когда придет его время заменить авангард. Нам приходилось проявлять крайнюю осторожность, пробираясь по ужасному сырому туннелю.
— Что ж, во всем этом есть и кое-что приятное, — прошептал я, пытаясь поднять настроение спутницы. — Конечная цель уже близка.
Шутка не удалась — Риту даже не улыбнулась. Путешествие, начавшееся во вторник вечером, слишком затянулось и оказалось куда более богатым на приключения, чем ожидалось. Я продолжал искать какую-нибудь нишу или расселину, чтобы укрыться хотя бы на время и пропустить подпирающую сзади колонну, но хотя туннель и поворачивал несколько раз — по-видимому, Махарал обходил участки твердой породы, — стены везде были ровные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Мне недостает нужных технических терминов, но я легко представляю, что произойдет, когда дитЙосил вступит на раскачивающуюся платформу. Эти мощные раскаты, издаваемые нашими волнами души, подхватят его, его душевную эссенцию. Я всего лишь носитель, мое дело поднять Махарала над землей, над реальным миром. Швырнуть его, как дорогущий зонд, в темную бездну космоса. Только мой груз — душа безумца, устремляющаяся к высотам богоподобия.
Во всем этом есть смысл, пусть и извращенный. Смущает лишь одна мелочь.
Разве к этому моменту я не должен был уже утратить способность идентифицировать себя с Альбертом Моррисом? Разве экстаз усиления моей Постоянной Волны не должен был смыть все личностные признаки, оставив лишь талант к дубликации? Разве я не обязан был превратиться только в ракету-носитель?
Да, я чувствую, что машина старается подавить мое эго. Но у нее не получается. С памятью Альберта ничего не происходит. Она цела и невредима!
К тому же, как быть с этим эхо? Оно звучит так, словно приходит издалека… Йосил не упоминал ни о чем подобном, а я не собираюсь поднимать эту тему.
Во-первых, потому что он низвел меня до роли вьючной скотины, недостойной уважения.
А во-вторых… есть еще одна причина.
Я… мы… нам это начинает нравиться…
Глава 48
СМЕРТЕЛЬНЫЕ ВРАГИ
…или как Франки начинает превращаться в обожженную глину…
Говорят, что в Японии голем-технологии встретили гораздо спокойнее, чем на Западе, как будто ждали чего-то подобного. Идея копирования души не создала для японцев каких-то особых проблем, как Интернет не создал проблем для американцев. Жители островов увидели в копировании души фундаментальное выражение их национального желания общаться. Согласно легенде, для этого нужно было лишь дать всему глаза — лодке, дому, роботу, даже герою рекламных роликов Анпан Ману, расхваливающему пирожные с экрана телевизора.
При наделении объекта душой глаза имеют первостепенное значение.
Я думал об этом, цепляясь за днище скайцикла, пряча лицо от ужасного ветра, то обдававшего меня жаром, то заставлявшего дрожать от холода. Береги глаза, сказал я себе, отчаянно хватаясь за тонкие ручки и прижимая ноги к посадочным лыжам. Береги глаза и мозг. И никогда не жалей о том, что выбрал именно этот способ умереть.
Пока полет проходил ровно, мне досаждал главным образом холод. Но когда «харлей» начал маневрировать, прежние неудобства показались мелочью. Сопла трастовых двигателей поворачивались без предупреждений, и струи огня били совсем рядом, норовя превратить меня в обугленную головешку. Оставалось только крутить головой, вжиматься в узкий фюзеляж и снова и снова повторять себе, почему я оказался в таком положении. А кстати, почему? Ну… тогда мне показалось, что это отличная идея.
Альтернативный вариант — остаться у разбитого «вольво» и попытаться подать сигнал — имел бы какой-то смысл, будь я реальным. Если бы во мне не тикали часики, отмерявшие последний срок. Мной руководила логика дитто. Увидев, что Бета улетает, я подчинился императиву, более требовательному, чем императиву жить.
Не потерять след.
Теперь я понимал, что Бета — ключ ко всем загадочным событиям этой невероятной недели. Все началось с моего проникновения в подвал Теллер-билдинг, где находился цех по производству пиратских копий и где я нашел похищенную матрицу Уэммейкер. К тому времени это подпольное предприятие уже подверглось разорению. По заявлениям Беты, за нападением стоял Эней Каолин. Сам же магнат предлагал иную версию, изображая и себя жертвой заговора. Потом была встреча с Йосилом Махаралом, состоявшаяся уже после его смерти. О чем это он тогда говорил…
Итак, кому верить? Наверняка я знал только то, что три чертовски умных и беспринципных человека — каждый из которых куда хитрее и прозорливее бедняги Альберта Морриса — вовлечены в некую отчаянную, тайную, бескомпромиссную схватку. И, конечно, меня тянуло именно к тому, что составляло тайную сторону.
В наше время требуется немало денег, власти и ума, чтобы укрыть нечто от глаз публики. Эти глаза настолько внимательны, зорки, вездесущи, что, казалось бы, мрачные клише XX века — сумасшедшие ученые, хитроумные магнаты, преступные авторитеты — остались в прошлом. Но вот вам три архетипа, которые сражаются друг с другом и при этом ухитряются скрывать свой конфликт от медиа, правительства и общественности. Неудивительно, что бедный Альберт оказался вне игры!
А посему не было ничего удивительного и в том, что мне оставалось лишь идти по следу, чем бы это ни закончилось. Летя на высоте примерно сорока метров над пустыней, я знал, что заплачу за приключение своим телом, поджариваемым через каждые пару минут при смене курса. Особенно доставалось выступающей части. Моей несчастной глиняной заднице. Я чувствовал, как реагируют на огонь псевдоорганические составляющие. Слышал шипение и хлопки, иногда достаточно громкие, и понимал, что все больше превращаюсь в обычную керамику, в которой столько же жизни, сколько и в столовой посуде.
Кроме всего прочего, было еще и дьявольски больно! Вот вам и преимущества правдоподобия! Я пытался отвлечься, представляя конечный пункт нашего путешествия, то место, куда направлялись реальный Альберт и Риту Махарал, когда «вольво» попал в засаду. Загадочное убежище в пустыне, где скрывался ее отец все недели своего отсутствия.
Бета, очевидно, знал, куда лететь. И это наводило на интересные мысли.
Он следит за Риту. Но зачем, если ему известно местонахождение убежища Махарала? Для чего ему нужна Риту?
Я старался сосредоточиться. Но это нелегко, когда вам поджаривают задницу. Мне снова и снова вспоминался бедный маленький Пэллоид, мой верный спутник, погибший прежде, чем Пэл успел получить от него память о нашем долгом и нелегком дне. То был мой единственный шанс остаться в памяти, мрачно подумал я. Теперь же от меня останется только груда осколков.
Чтобы утешиться, я вызвал образ Клары, но от этого боль лишь стала сильнее. Ее война сейчас, должно быть, близится к кульминации. Полигон Джесса Хелмса где-то неподалеку, но Бета, конечно, до него не долетит. И все-таки странное совпадение…
Ладно, будем надеяться, что Кларе не слишком достанется за самоволку. В конце концов, она наследница Альберта, и, возможно, армия ее поймет. Если Альберт все же жив, то, может быть, они еще будут счастливы вместе…
«Харлей» мчался сквозь ночь, а со мной происходило что-то еще. Моя Постоянная Волна словно колебалась, то уходя вверх, то устремляясь в совершенно неизвестном направлении. Эти колебания духа Львов и другие отметили еще тогда, когда поколение назад приступили к исследованию новой terra incognita.
Поначалу я почти не обращал внимания на странные сбои, но они нарастали, повторяясь с некоей, пока еще трудно определяемой периодичностью. Я то чувствовал себя едва ли не богом, то испытывал жуткое презрение к собственной малозначимости. Затем, в какой-то момент, меня охватил благоговейный трепет.
Когда все прошло, я задумался.
Что же дальше? Полнейшая отстраненность?
Ощущение единства со вселенной?
Или я услышу громоподобный голос Всевышнего?
В каждой культуре есть то, что Уильям Джеймс назвал «вариациями религиозного переживания». Они достигают пика. Расцветают, когда Постоянная Волна задевает определенные струны в теменном узле, области Брока. Конечно, душа есть душа, и испытать подобные ощущения можно и в глиняном теле, но они не сравнимы с тем, что переживаешь в реальной плоти.
Или получаешь дополнительный день жизни, пройдя процесс омоложения? Может быть, именно поэтому Эней Каолин хотел уничтожить исследовательский отдел? Что, если при этом в искусственном человеке вспыхивает священная искра? Что, если дитто перестанут приходить домой для разгрузки дневных впечатлений, покинут своих архи и пустятся на поиски собственных путей к искуплению?
Что за невероятные мысли? Возможно, их спровоцировали мои визиты в церковь Преходящих. Или все дело в какой-то яркой агонии, вызванной поджариванием?
И все же я не могу отделаться от впечатления, что кто-то или что-то сопровождает меня в этом мучительном полете под звездным небом, держась то ли рядом, то ли внутри меня между опаленной огнем задней частью и обмороженным лицом. То и дело какое-то полуслышное эхо будто звало меня, требуя остановиться, повиснуть…
Колючий ветер немного стих, позволив мне взглянуть на проплывающие внизу плато и глубокие овраги, затаившиеся в тени освещенных опускающейся за горизонт луной возвышенностей. «Харлей» начал терять высоту, его прожекторы придавали вырванным из темноты лоскутам ландшафта некую суровую красоту. Черные впадины надвинулись на меня, словно зияющие утробы ненасытных чудищ, готовых поглотить меня целиком.
Взвыли маневровые двигатели, и столбы пламени, направленные вертикально вниз, заключили меня в огненную клетку. Мне пришлось укрыть глаза рукой, и держаться стало труднее. Пальцы постепенно отвердевали, поджариваясь и превращаясь в безжизненные отростки.
Что касается шума, то его выносить было легче. Наверное, потому что слышать я просто не мог. Держись, твердил внутренний голос, принадлежавший, вероятно, той части Альберта Морриса, которая так и не научилась сдаваться. Надо отдать должное старине Альберту. Упрямый мерзавец.
Продержись еще немного, пока…
Сильнейшая реверберация встряхнула меня, как глиняную куклу. Что-то отваливалось. Пальцы разжались, и я упал.
Не пора ли воссоединиться с Землей?
…падение оказалось совсем недолгим. Похоже, я пролетел не более полутора метров и почти не почувствовал удара, когда моя закаленная огнем часть встретилась со скальной породой.
Двигатели стихли. Жар исчез. Я смутно понял — мы приземлились.
И все же только после нескольких попыток мне удалось поднять руку, восстановить последние функционирующие органы чувств и наконец увидеть облако поднятой пыли и смутные очертания посадочной лыжи. Повернуть голову оказалось совсем не легким делом. Шею словно покрыла гипсовая корка, поддававшаяся моим усилиям неохотно, с хрустом.
А вот и он…
Пара ног повернулась в сторону от скайцикла. Ошибки быть не могло — я узнал знакомый полосатый узор. Переступив через камень, Бета уверенно зашагал по едва заметной тропинке.
Когда-то и я ходил вот так же. Когда был молодым. Вчера.
Теперь, поджаренный, изувеченный, чувствующий близость конца, я посчитал себя счастливчиком только потому, что сумел приподняться, опираясь на одну здоровую руку и обрубок другой и выползти из-под фюзеляжа.
Потом я попытался сесть и оценить ущерб.
Попытался.
Из всех моих псевдомускулов на команду мозга откликнулись лишь некоторые, но и они не смогли помочь мне сделать то, что я хотел. Мне удалось дотянуться и постучать себя по спине. Спина звякнула.
Ну-ну. Какой по-донкихотски отчаянный жест — прыгнуть сквозь огонь и уцепиться за улетающий скайцикл. И тем не менее вот он я — не то чтобы готов к очередному сальто, но все же двигаюсь. Все же в игре. Как бы.
Бета уже скрылся из виду, растворившись во тьме. Но теперь я по крайней мере вижу, куда он направился — у подножия внушительной горной гряды виднеются очертания невысокого, компактного строения.
Лежа у медленно остывающего «харлея», я снова ощутил наплыв странной волны, пришедшей словно из другого мира. Только теперь проникшее в меня присутствие не убеждало держаться и не изводило намеками на бесконечность. Нет, оно словно спрашивало — разумеется, не выражая это словами, — что я здесь делаю?
Уйди, подумал я, отвечая этому загадочному чувству. Когда выясню, ты узнаешь первым.
Глава 49
ДИТТО-ВОИНЫ У ВОРОТ
…или как реальный Альберт оказывается в трудной ситуации…
Мы с Риту оказались в довольно щекотливом положении, зажатые между двумя батальонами боевых големов, шествующих в одном направлении. Первый отряд, двигавшийся впереди, прокладывал дорогу, с боем преодолевая упорное сопротивление, тогда как второй двигался сзади, ожидая, когда придет его время заменить авангард. Нам приходилось проявлять крайнюю осторожность, пробираясь по ужасному сырому туннелю.
— Что ж, во всем этом есть и кое-что приятное, — прошептал я, пытаясь поднять настроение спутницы. — Конечная цель уже близка.
Шутка не удалась — Риту даже не улыбнулась. Путешествие, начавшееся во вторник вечером, слишком затянулось и оказалось куда более богатым на приключения, чем ожидалось. Я продолжал искать какую-нибудь нишу или расселину, чтобы укрыться хотя бы на время и пропустить подпирающую сзади колонну, но хотя туннель и поворачивал несколько раз — по-видимому, Махарал обходил участки твердой породы, — стены везде были ровные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74