Я тоже не горел желанием начинать разговор. В воздухе медленно расползался неощутимый запашок тьмы. И от него мир вокруг будто бы выцвел, превратился в старую черно-белую фотографию. И, что примечательно, не только я это чувствовал. Даже далекие от нынешних реалий люди тоже что-то ощущают. Вон, какая-то весьма упитанная тетенька прошла к прилавку, огибая наш столик по широкой дуге. Уверен, если спросить ее, почему она это сделала, внятного ответа не будет.
Просто глубоко запрятанные инстинкты подсказали ей, что так будет лучше.
А еще лучше будет, если и вовсе из кафе убраться. Вон, как та троица. Или как Ирина-спасенная, которая, оставив недоеденную булочку, медленно отступает в сторону двери.
Неужели чувствует? Нет, если бы чувствовала, знала бы, откуда исходит эта неуловимо-мрачная аура. А она смотрит прямо на меня… Будто это именно я во всем виноват.
Чуть слышно скрипнула закрывающаяся дверь. Синяя джинсовая курточка мелькнула за окном, торопливо удаляясь вниз по улице. И тотчас же, будто этого и дожидаясь, незваный гость заговорил:
— Ну что ж, позвольте представиться. Леонид Иванович Еременко. А вы, я так полагаю, Алексей Суханов из Управления внешней разведки и зачистки. Правильно?
Надеюсь, на лице мои чувства не отразились… Вроде бы нет. Во всяком случае, я старался…
— Что тебе надо?
Тон мой был настолько далек от дружелюбного, что даже последний идиот понял бы, что он здесь персона нежелательная и лучшее, что может предпринять, — сей же момент удалиться. Господин Еременко же всего лишь улыбнулся, шутливо вскидывая руки. Хотя глаз его улыбка так и не коснулась — во взгляде продавшего душу все так же царил колючий черный лед.
— Поговорить. Всего лишь поговорить, и ничего более. — По-видимому, при этих словах на моем лице все же что-то промелькнуло, потому что он тут же торопливо добавил: — Поверьте, Алексей, я вам зла не желаю. Более того, я целиком в вашей власти. Если вы сейчас схватите меня за шиворот и приметесь звать инквизицию… — Продавший душу зябко повел плечами, скосив глаза на видневшиеся за окном купола ближайшей церквушки, будто бы уже представлял себе, как святые отцы волокут его в свои подвалы.
Я промолчал. Но вовсе не потому, что был с ним целиком и полностью согласен. Скорее уж наоборот…
То, что физически я был сильнее его, сомнений вроде бы не вызывало. Но ведь, кроме силы физической, есть еще и сила другая.
Представляю, хватаю я этого типа за шкирку, зову инквизиторов. А потом — бабах. И косточек не соберешь… Хотя, нет. Косточки, скорее всего, никуда не денутся. Но вот душу из тела вышибить — это вполне возможно, несмотря на всю мою трижды хваленую сопротивляемость…
В итоге продавший душу смывается, а я остаюсь здесь в виде бездыханного тела. Позднее, конечно, опросив свидетелей и изучив мои скорбные останки, святые отцы уяснят картину событий, поднимут страшный вой, начнут планомерно прочесывать город и, вполне возможно, поймают-таки убийцу. Но мне-то ведь от этого легче не станет.
И все-таки мой собеседник тоже рискует. Возможно, даже больше меня. Ведь мне необязательно хватать его живым. И оружие мне тоже необязательно иметь. Кулаком в висок. Пальцами в горло. Ногой в подбородок… Да мало ли существует способов убить человека одним ударом? И не факт, что он успеет хотя бы встать.
Другое дело, что подраться мы всегда успеем. А вот поговорить…
Ладно. Выслушаю я его.
Нет, все-таки этот тип читал меня, как раскрытую книгу. Я еще сам не осознавал, что принял решение, а он уже кивнул и, расслабившись, откинулся на спинку стула. И сразу же приступил к делу.
— Алексей, похоже, что у нас с вами появилась общая проблема.
Серые глаза спокойно смотрели в мою душу.
— Я, конечно, понимаю, что ты можешь мне не верить. В конце концов, мы служим разным силам и стоим у разных полюсов. Я сражаюсь за Тьму. Ты, хотя и не хочешь в этом признаваться даже самому себе, борешься на стороне божественного Света… Никак не могу понять, почему ваш Бог так любит идеи крестоносцев. — Продавший душу насмешливо тряхнул головой. — Служить делу добра с мечом в руке и по пояс в крови — это так иронично. Это почти по-нашему… Ты, Алексей, никогда не задумывался, в чем именно различие между нашими силами?
Усилием воли я заставил себя разжать челюсти.
— Разве ты пришел сюда, чтобы поговорить со мной о силах, целях и методах? Или чтобы обозвать кровавым убийцей?.. Скажи-ка лучше, сколько душ ты самолично уже сгубил?
Темно-серые глаза на мгновение закрылись. Незримый напор темной, источающей ощутимое зловоние силы ослаб. И на мгновение — всего лишь на мгновение, не больше — мне показалось, что рядом на стуле, чуть сгорбившись, сидит самый обычный не имеющий никакого отношения к иномировым силам человек.
— Извини, Алексей, занесло. — Еременко медленно поднял руки. Помассировал виски. Потом скосил пустые, ничего не выражающие глаза куда-то в сторону и коротко, будто бы даже извиняюще пояснил: — Давит.
Искоса взглянув на маячившие за окном золоченые купола, я неопределенно мотнул головой. И, не сумев удержать любопытства, спросил:
— Ты в саму-то церковь зайти сможешь? Продавший душу неопределенно повел плечами.
— Ненадолго. Извини, Алексей. Правда, больше не повторится… Ничего, что я на «ты»?
— Ничего.
Так вот тихо и незаметно такие, как он, и втираются в доверие. А потом сам не замечаешь, как оказываешься на поводке.
— Вот и хорошо.
Продавший душу поднял на меня взгляд. Обычный взгляд обычного человека. Ничего сверхъестественного. Никакого льда. Правда, зловоние тьмы вокруг него никуда не делось, потихоньку выметая народ из кафе. Люди просто вставали и уходили. Новые посетители, потоптавшись пару минут на пороге, тоже предпочитали убраться восвояси. И даже буфетчица за прилавком явно испытывала неосознанное желание сбежать куда-нибудь подальше. Впрочем, надо отдать ей должное, дамочка держалась на удивление стойко. Наверное, тоже обладала некоторой сопротивляемостью. Или просто боялась за свое рабочее место.
Нет, это же какую силу надо иметь, чтобы вот так фонить? У него же аура почти столь же сильная, как у Матери Ефросиний. Только с другим знаком. Откуда только такие люди взялись в нашем тихом и спокойном городе?
И почему я тут сижу развесив уши вместо того, чтобы немедленно бить тревогу, звонить по трем девяткам, звать инквизицию?..
— Вот и хорошо, — негромко повторил продавший душу. — Тогда, Алексей, перейдем непосредственно к делу. Я так полагаю, ты уже знаешь о том, какие беды нас ждут в ближайшем будущем?
— Не понимаю, о чем ты. — Всеми силами я постарался не выказывать своих чувств.
Губы Еременко тронула чуть заметная улыбка.
— Хорошо, тогда я поясню. Приближается очередной катаклизм, по масштабам сравнимый разве что только с Днем Гнева. Или с пришествием Христа. Всевышний снова готовит нам всем большой сюрприз. Уже второй за последние тридцать лет… И мне это не нравится.
— Как человеку не нравится? Или как представителю нижнего мира? — Язвительность в моем голосе можно было черпать ведрами. Только вот пропала она зря. Еременко ее попросту проигнорировал.
— Я никогда не мог понять вашего Бога, — вполголоса сознался он. — Почему Всевышний действует столь… топорно? Почему Он не бережет детей своих, созданных по образу и подобию? Испокон веков люди обвиняли нас в жестокости и презрении к общечеловеческим ценностям. И может быть, даже по праву. Да, мы убиваем. Да, мы ввергаем в искушение и крадем души. Но почему никто и никогда не обращает внимания на то, что и Господь тоже не слишком-то жалует установленные им же самим заповеди? Вспомни Писание, если не веришь. Там ты найдешь все что угодно, начиная с разрываемых медведями детей и заканчивая массовой торговлей своими женами. И все это по воле Божьей. Великий потоп. Долина Сиддим. День Гнева… Все правильно. Гораздо легче стереть свои ошибки с лика земли, нежели вникнуть в корень проблемы и попытаться как-то исправить ситуацию.
— Ты еще скажи, что к этим «ситуациям» ваша адская братия не приложила свою загребущую лапу, — прошипел я сквозь зубы.
— Приложила, — неожиданно спокойно согласился продавший душу. — Конечно, приложила. Но, можешь мне поверить, это было совсем маленькое вмешательство. Крохотное. Незначительное по сравнению с масштабами катастроф, обрушенных рукой вашего Бога на своих заблудших детей.
— Незначительной искры достаточно, чтобы поджечь стог сена.
— Чтобы сено вспыхнуло от искры, его сначала нужно хорошенько просушить, — спокойно парировал Еременко. — Подготовить. И ты знаешь, кто готовил его. Прекрасно знаешь…
Я промолчал.
— Считается, что именно мы несем людям зло. Это не так. Тьма изначально присутствует в каждом живом существе. В каждом! Наша задача — пробудить ее. Заставить активно действовать.
— И потом забрать душу?
— Да. И потом забрать душу. Но ведь никто не может заставить человека действовать так или иначе. Никто не может склонить его на путь зла или, если на то пошло, добра. Мы можем только подталкивать и намекать. Но дорогу каждый человек выбирает сам. И в мир он выплескивает свое зло, а не наше. А ведь между тем из любой ситуации можно выйти, не нарушая пресловутых десяти заповедей. Из любой! А то, что законы Божьи у вас не в чести, — это уже не наше упущение. Мы им только пользуемся.
И снова я промолчал. Еременко тоже сделал небольшую паузу, спокойно поглядывая на меня из-под наполовину прикрытых век. В глазах его вновь медленно набирал силу черный колючий лед.
— Ты никогда не задумывался, откуда вообще пришло в мир зло? — вдруг спросил он. — Хочешь, я изложу тебе свою версию?..
Я молчал, беззвучно скрипя зубами.
— Этот мир, — бездушный повел рукой, — создан Господом от начала своего до конца. Здесь нет ничего, что так или иначе не несло бы в себе Его отпечаток. Согласно Писанию, именно Всевышний создал небо и землю, день и ночь, воду и сушу… а также растения, животных и человека. А между тем то же Писание говорит, что созидаемое не может быть шире Творца. Так что относительно природы зла можно ска…
— Хватит! — Я с силой хватил кулаком по столу. Глухой звук удара прокатился по пустому кафе, отражаясь от стен. Стойко торчавшая за прилавком буфетчица вздрогнула и попятилась. — Говори конкретно, что ты хочешь, или убирайся! Немедленно!
На мгновение мне показалось, что Еременко удивлен моей неожиданной вспышкой. Но только на мгновение.
— Предотвратить кризис, конечно.
— Ну а я тут при чем?!
— При том, — огрызнулся бездушный, — что в событиях ближайшего будущего тебе, друг мой, предопределена далеко не последняя роль.
Я молчал, прожигая Еременко яростным взглядом. Только где уж мне было тягаться с колючим льдом в его глазах. Все, что я мог, — это бессильно расплескать свою ненависть среди черного льда спокойствия, не причинив продавшему душу ни малейшего неудобства.
Еременко подвинул ближе лежащую на столе салфетку. Спокойно достал из кармана ручку. И резкими уверенными движениями начал чертить что-то вроде схемы.
— Угловой дом по улице Мира, на пересечении с Липецкой. Знаешь, где это?
— Допустим. И что дальше?
— Если придешь — узнаешь.
— Чего это я там забыл?
— Придешь — узнаешь, — холодно повторил бездушный, пододвигая мне испещренную ровными, как по линейке, линиями салфетку. — Поднимешься на третий этаж. Вторая дверь направо.
— Там-то меня и прикончат. Спасибо, — я презрительно фыркнул. — Вы что, меня совсем за дурачка считаете?
— Если бы мы действительно хотели тебя устранить, ты был бы уже мертв, — резонно возразил Еременко. — И нам не понадобилось бы для этого выманивать тебя за периметр.
А ведь в чем-то он прав. Прав!.. Только я не могу… не хочу в это верить.
— А почему я должен этому верить? Ты, продавшийся Отцу Лжи в обмен на жалкую крупицу его силы, почему я должен тебе верить?
Лед в глазах бездушного полыхнул неземной чернотой. Незримые иглы ощутимо кольнули в грудь, царапая окутывающий душу панцирь, заставляя содрогнуться всем телом. Аура зла на мгновение сделалась непереносимой. Глаза затянуло серым зловонным туманом…
А через мгновение все исчезло.
В абсолютной тишине посреди таинственным образом умолкших звуков большого города негромко скрипнула дверь. Едва слышно вздохнула бледная как мел буфетчица. И почти сразу же в кафе весело ворвался гудок одного из проезжающих мимо автомобилей, а в двери толкнулся первый за последние полчаса посетитель.
Даже не взглянув на рисунок, я смял салфетку в кулаке. Превратил ее в маленький аккуратный комочек, который точным движением пальца отправил прямиком в урну. Потом встал и, не оглядываясь по сторонам, вышел из кафе.
Свет и тьма.
Почему этот мир столь странно устроен? Почему Господь делает это с нами?.. Почему последователи Сатаны попрекают нас Святым Писанием?.. Почему я никак не могу успокоиться?
Глубоко вздохнув, я прислонился к теплой стене дома, подставил лицо лучам нависшего над самым горизонтом солнца и на мгновение прикрыл глаза, пытаясь, как иногда удавалось, поймать отблески далекого света в моей душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49