Катя Михайлова подозревала, что Мила потому не занимается спортом, что боится запутаться в собственных волосах.
Все сразу забыли о божьих коровках, окружили Юльку.
– А это что за номер? – спросил Борис Мессерер, глядя на Алису. – Вы, девушка, из Швеции по культурному обмену?
– Это Алиса Селезнева, – сказала Юлька. – Моя подруга и даже родственница. Она пока что будет у нас учиться.
– Ребята! – воскликнул Борис. – Вы слышали? Алиса будет у нас в гостях!
Фима Королев уже собрал своих божьих коровок в спичечный коробок, выпрямился, узнал Алису и сказал самым спокойным голосом:
– Привет, Алиса. Я без тебя немного соскучился.
– Здравствуй, Фима, – сказала Алиса.
– Вы знакомы? – у Юльки чуть глаза на лоб не вылезли.
Остальные тоже удивились.
– Я до некоторой степени ее спаситель, – сказал Фима.
Алиса нахмурилась, чтобы он промолчал, но Фима не понял знака.
– Я ей помог бежать в одной пижаме из сумасшедшего дома. Через забор. За нами гнались восемь санитаров со смирительной рубашкой и один профессор.
– Эх ты! – сказала Алиса и отвернулась от него.
– Трепло! – сказала Юлька.
– Я не шучу, – возмутился Фимка. – Колька Сулима может подтвердить. Там еще англичане были... А вот и Сулима. Сулима, ты Алису узнаешь?
Сулима стоял в дверях.
– Привет! – он подошел к своему столу, положил портфель, потом сказал: – Здравствуй, Алиса. Здравствуй, Юлька. Я еще позавчера додумал, что ты к Грибковым идешь.
– Сулима, – вмешался Фима Королев, – подтверди, что Алиса из сумасшедшего дома сбежала.
– И не подумаю, – сказал Сулима.
– Спасибо, – сказала Алиса.
– Не за что. Зачем же меня благодарить, если я сказал, что считал нужным. Хорошо, что ты будешь у нас учиться.
Фима был так расстроен предательством друга, что его красные щеки стали малиновыми. Благородная Катя Михайлова сказала ему:
– Ты низкий человек, Ефим, я давно это за тобой замечала.
Юлька наклонилась к Алисе и прошептала на ухо:
– Значит, ты с одним Колей уже знакома?
– Я и сама не знала, – сказала Алиса.
Она села рядом с Катей Михайловой на свободное место.
– Тебя, наверно, спрашивать не будут, – сказала Катя. – У тебя и учебника нет.
Ребята со всех сторон смотрели на Алису. Всегда интересно, если в классе новый человек, а тут еще странное заявление Фимы Королева, вообще-то трепача и выдумщика, но не до такой же степени, чтобы просто так сказать про новенькую, что она сбежала из сумасшедшего дома.
Зазвенел звонок, и сразу вошла Алла Сергеевна, англичанка, которая была и классной руководительницей. Она положила журнал на стол и сказала:
– С сегодняшнего дня в классе будет заниматься Алиса Селезнева. Где Алиса?
Алиса встала.
– Я надеюсь, что вы уже познакомились?
– Фима Королев с ней еще позавчера познакомился, – сказал Боря Мессерер. – При драматических обстоятельствах.
– Выяснение этих проблем мы оставим на свободное время, а сейчас перейдем к уроку.
На дом задавали длинный текст о Лондоне с массой новых слов, и Алла Сергеевна сразу вызвала Фиму Королева. А у Фимы голова была занята совсем другим, он начал читать, на второй фразе завяз, засох и завертел головой, надеясь услышать чью-нибудь подсказку. Но подсказывать было некому. Мила Руткевич не подсказывала принципиально. Юлька была на Фиму зла, а другие, которые могли бы подсказать, еще не включились в урок – смотрели в окно, где летали скворцы, раскрывали книжки, глазели на Алису, думали о своих делах...
– Ну что же, Королев? – спросила Алла Сергеевна ангельским голосом. – География Лондона вам мало знакома?
Сказала она это, разумеется, по-английски, и Королев, который все внимание ухлопал на то, чтобы услышать подсказку, ничего не понял и сказал «да». Он вообще считал, что с учителями лучше всего сразу соглашаться.
– Кто поможет Королеву? – спросила Алла Сергеевна.
Мила Руткевич, разумеется, подняла руку, потому что она всегда и все знала. Она была из таких отличниц, про которых говорят, что они с первого класса нацелены на золотую медаль. И учителям даже неудобно было ей ставить четверки. Ее вызывали реже всех в классе – что вызывать, если она и так все знает. Иногда учителя приберегали Милу на закуску: вот, например, попадется трудная задача или формула, никто не знает, тогда можно сказать: «Руткевич» – и Руткевич тут как тут. А если уж Руткевич не ответила, значит, можно никого и не спрашивать. Вот и сейчас – Руткевич подняла руку, но Алла ее вызывать не стала, а спросила:
– Ну, а еще кто-нибудь?
Алиса в это время сидела и читала текст без словаря, будто для собственного удовольствия, хотя, как известно, тексты в учебнике ни один человек не читает для собственного удовольствия.
– Садовский, – сказала Алла, – ты сегодня задумчивый. Может, расскажешь нам о Лондоне?
– Нет, – сказал, поднимаясь, высокий темно-рыжий парень с белым веснушчатым лицом.
Был он не то чтобы толстый, но и не тонкий, скорее мягкий. Его голубые глаза были окружены рыжими густыми ресницами. И говорил он серьезно и медленно – казалось, что он всегда секретничает, даже когда отвечает домашнее задание.
– Нет, – повторил он печально. – Я не смогу ответить. Это совершенно исключено.
– Постарайся выразить свою мысль по-английски, – попросила Алла, которая давно уже знала все штучки Садовского.
– Это он? – спросила Юлька, которая сидела за Катей Михайловой.
Алиса, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой. Такого рыжего человека вряд ли нужно искать. Если бы он забирался в будущее, и пираты и Алиса отыскали бы его в два счета.
– Я по-английски не смогу, – сказал еще более печально Садовский. – Я не выспался.
– Почему?
– Я провел ночь в милиции, – сказал Садовский. – Я был арестован, и за дело.
– Что же ты натворил?
– Как всегда, – сказал Садовский, – я заботился о людях. Этого не поняли.
– Конкретнее, – сказала Алла. И нахмурилась.
– Я пожалел тек, кто гуляет парочками по лесу в Сокольниках. Им не на чем посидеть. Все скамейки стоят на нашем бульваре.
– Очень похвально, – сказала Алла. – Садись.
– Сейчас, только доскажу, а то вы меня неправильно поймете. Как и милиция. Я решил посвятить ночь заботе о людях. Я носил скамейки с Гоголевского бульвара в ближайшие леса. Я успел перенести девяносто три скамейки. И когда я, чтобы ускорить дело, взял сразу две скамейки, меня остановил на Смоленской площади милиционер и отвел в милицию. Остаток ночи я переносил скамейки обратно. Это очень трудно. Каждая скамейка весит около ста двадцати килограммов.
Алла покорно выслушала все и сказала:
– Вот что, Садовский. Если ты мне эту трогательную историю сможешь пересказать, хотя бы вкратце, по-английски, ты спасен. Если нет – получаешь двойку. Подумай.
Садовский думал целую минуту. Потом вздохнул и сел.
– Отказываешься? – спросила Алла, отыскивая в журнале его фамилию.
– Я забыл, как по-английски скамейка... И еще несколько слов.
Люди, которые не знали Колю Садовского, могли бы подумать при встрече с ним, что он лгун. Ничего подобного. Просто у Садовского было странное воображение. Оно его уносило в фантастические дали, и он сам не знал, где правда, а где ложь. Воображение часто ставило его в дурацкое положение, а порой приводило к неприятностям. И учился он так себе, хотя мог учиться неплохо. Иногда ему казалось, что он все уроки уже сделал на неделю вперед, хотя в самом деле такого с ним ни разу не случилось.
Нет, подумала Алиса, он в будущем не был. И не только потому, что он был рыжим. Он бы, наверно, решил, что будущее ему только приснилось, и всем бы рассказал о нем.
Следующей своей жертвой Алла Сергеевна выбрала Катю Михайлову. Катя хорошо учится, но на этот раз ее мысли были заняты кубком Дэвиса по теннису, и она отвечала вяло, кое-как, а когда Алла перебила ее и спросила, что же представляет лондонский Тауэр, Катя сказала:
– Тауэр – это башня.
– Какая башня? – спросила Алла.
Катя пожала плечами. Не все ли равно, какая там башня!
– Кто дополнит? – спросила Алла.
– Тауэр – это замок, – сказала Алиса, не поднимаясь с места.
Она сказала это по-английски, и все удивились, потому что никто не ожидал, что новенькая станет отвечать.
– Встань, когда отвечаешь, – сказала Алла.
– Что? – Алиса не поняла.
– А разве у вас в школе не встают, когда отвечают урок? – спросила Алла.
– Нет, – сказала Алиса, – у нас не встают.
В классе засмеялись, но Алла сделала вид, что ее это не касается, и сказала:
– Тем не менее встань.
Алиса встала и стала рассказывать по-английски про замок Тауэр, в котором раньше жили английские короли, и про реку Темзу, которая течет у этого замка.
– Ой, – прошептала Юлька своей соседке Кате Михайловой, – она по-английски лучше говорит, чем Алла!
– Очень хорошо, – сказала Алла, когда Алиса кончила говорить. – Селезнева может служить вам примером. Ты, Алиса, изучала английский язык вне школы?
– Да, – сказала Алиса. – Языки я изучала до школы.
– Ты знаешь и другие языки?
– Я не очень способная, – сказала Алиса. – Я знаю только восемь языков.
– Какие? – спросила Алла.
В классе стояла гробовая тишина. Смысл разговора был ясен всем, даже самым отстающим.
– Немецкий, финский, чешский, французский, хинди, китайский... японский и... и еще один.
– Ух ты! – сказал Фима Королев. – Скажи нам что-нибудь по-японски.
Все зашумели, стали просить Алису... только одна Мила Руткевич была недовольна, потому что в этот момент она перестала быть первой ученицей в классе, а это неприятно.
– Садись, Селезнева, – сказала Алла, будто ничего не произошло.
– Проверьте ее, проверьте! – сказал Коля Садовский.
– Садовский, тебя мы сегодня уже слышали, – сказала Алла. – Теперь дай выступить другим.
Она вызвала Милу Руткевич, а к Алисе пришли две записки.
Первая была от Бори Мессерера.
В ней было написано: «Вы бывали в Англии, мадам?»
Вторую написала Лариса Троепольская, которая к языкам была неспособная, зато у нее были большие голубые глаза. Учителя и родители утешали себя тем, что с такими красивыми глазами Лариса и без образования как-нибудь не пропадет.
«Алиса, – было написано в записке. – Я очень хотела бы с вами познакомиться и дружить. Мы могли бы вместе заниматься по разным предметам. Ответьте мне на перемене. Лариса».
На перемене Боря Мессерер первым подошел к Алисе и сказал:
– Про Лондон это я писал.
Боря Мессерер был маленький, курчавый, напористый. Он хотел стать художником и на всех рисовал карикатуры, правда не очень похожие.
– Ну и что? – спросила Алиса. Ей было некогда.
– Ты бывала в Лондоне или нет?
– Конечно, бывала.
– Я так и думал, – сказал Боря. – Вот тебе мой рисунок.
На карикатуре была нарисована Алиса с крылышками, над башнями. Совсем не похоже.
– Это ты в Лондоне, – сказал Боря.
– Спасибо, – сказала Алиса.
Подошла Лариса, взмахнула ресницами по полметра длиной и сказала:
– Вы не против со мной дружить?
Но Ларису оттеснил Фима Королев.
– Алиса, – сказал он на правах старого друга, – ты после школы что делаешь? Мы в кино собрались...
– Мне не хочется с тобой в кино идти.
– Слушай, не обижайся, я же пошутил.
Тут Алиса увидела Юльку.
– Ты куда задевалась? – спросила она.
– Я тобой недовольна, – сказала Юлька, отводя ее в сторону.
– Почему?
– Ты себя выдаешь. Зачем с языками вылезла? Теперь вся школа будет говорить.
– Нет, Юлька, – сказала Алиса, – я не согласна. Я считаю, если можно не врать, то лучше не врать. Я уже так завралась, на три года вперед норму перевыполнила.
– Как знаешь. Ну, что скажешь?
– Я только двоих пока знаю. Сулиму и Садовского.
– И как твое мнение?
– Я не думаю, что это Сулима, – сказала Алиса. – Он очень скромный и вообще вряд ли стал бы бегать за пиратами.
– Я тоже на него не думаю, – сказала Юлька. – А вот Садовский – это фрукт. Он что хочешь может натворить.
– Но он рыжий. Покажи мне Наумова.
– Ага, вот он идет. Позвать?
– Позови. Он все равно меня уже видел.
– Наумов! – позвала Юля. – Подойди сюда.
Наумов был самый обыкновенный парень, немного курносый, среднего роста, худой, но довольно крепкий. Алиса посмотрела на него в упор.
– Чего вам? – спросил он.
– Я хотела тебя познакомить с моей подругой. Ты раньше с ней не встречался?
Коля Наумов пожал плечами:
– Где я мог встречаться? Больше вопросов нет?
– Вопросов нет, – сказала Юлька.
– Тогда у меня вопрос, – сказал он. – Катя Михайлова говорила, что сегодня волейбол. Не забудьте, ясно?
Когда он отошел, Юлька спросила:
– Ну, он? Как ты думаешь?
– Может, и он, – сказала Алиса. – Но видишь, он не признается, что меня знает.
– На следующей перемене, – сказала Юля, – спросишь остальных. Зачем время терять?
Так Алиса и сделала.
Между вторым и третьим уроком она подошла к Коле Сулиме и спросила его:
– Коля, а мы раньше нигде не встречались? Мне твое лицо знакомо.
Коля заложил пальцем страницу учебника шахматных дебютов, посмотрел внимательно на Алису и ответил:
– Ты ошибаешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33