— Ладно. Жди меня, и я вернусь.
Несчастные узники сидели по камерам тихо, и, так как даже здесь был слышен грохот и вопли с поверхности, на свободу никто не спешил. А я, как дурак, из-за врожденного своего человеколюбия потерял несколько драгоценных минут, предлагая им порушить замки и оковы. Из всех здешних надзирателей только один разгуливал по коридору, помахивая деревянной дубинкой, остальные заняли пустующие камеры и обосновались надолго, желая переждать грозу. Этот отщепенец с дубинкой попытался было меня задержать с применением силовых методов, но единственный мощный пинок моментально успокоил буяна.
Сложнее оказалось найти лазейку, чтобы просочиться наверх. Подвал был плотно завален, и я довольно долго долбился в потолочные плиты и замурованные снаружи двери, пока шальная бомба не разорвалась прямо надо мной и не пробила изрядную ямину, через которую хлынул в душный подвал пропахший гарью и порохом воздух.
Когда я выкарабкался, со всех сторон меня окружали обломки вторично обрушившегося рейхстага, корявые арматурины, переломанные плиты. Если б я имел целью отсидеться, то остался бы здесь — отсидеться здесь можно было прекрасно, не хуже, чем в подвале. И только я успел так подумать, как из-за ближайшего нагромождения колотых кирпичей выбралась кучка помятых и совершенно обалдевших гитлеровцев. Не рассуждая, кто я и зачем здесь, они единодушно решили, что разорванным на куски я буду выглядеть гораздо лучше. И — с места в карьер — принялись воплощать решение в жизнь. Никакими уговорами тут не поможешь, и заблуждение относительно немедленного расчленения меня мне пришлось выбивать из немецких голов рукояткой синдамота.
Управившись, я взобрался на кирпичный взгорок и, пригибаясь под ураганным огнем, шпарившим справа, слева, сзади и спереди, стал осматриваться. Надо было быстренько сообразить, откуда начинать поиски Степана Федоровича.
Вокруг бушевала битва. Дым, пламя, взрывы, выстрелы… стоны умирающих и победные крики, сцепленные воедино грубыми швами пулеметных очередей. Обгорелые и простреленные полотнища флагов.
Огненные вихри преисподней! Как тут сообразишь про поиски Степана Федоровича, если вокруг идет безоговорочная, яростная и полномасштабная бойня? Группы оборванных пехотинцев бегают взад-вперед с хриплыми воплями: «Ур-ра! За родину! Зигхайль! Камман, гайз! Банза-а-а-ай!!! ». Разномастные танки с хрустом бороздят изувеченные мостовые и руины домов, артиллерийские залпы расцвечивают небо, изрезанное бомбардировщиками и истребителями, огненными всполохами и дымными тучами. Такое светопреставление, что, кажется, сами сражающиеся не до конца понимают, с кем и за что они сражаются.
Вот прямо сейчас, то ли слева, то ли справа — в общем, откуда-то из-за густой дымовой завесы — слышатся крики:
— Ур-ра! Коли штыком фашистскую гадину!
— Я тебе покажу гадину! На своих прешь, сволочь!
— Извиняй, товарищ старшина, не разглядел. Фрицев не видели?
— Да вон они, прохиндеи, в яме засели!
— Ур-ра! Коли…
— Мы есть английский десант!
— Союзники, что ли?
— Йес, оф кос!
— Ни хрена не видно… А чего тогда пуляете, ежели союзники?
— Мы есть не в вас, а вон в те виндоус.
— Зиг хайль!
— Кто сказал?.. Попался! Ур-ра! Коли штыком фашистскую гадину! Получай!
— Ай! Больно же, задрыга!
— Извиняй еще раз, товарищ старшина, не разглядел.
— Где они, вражины, затаились? Куда пулять, скажите, люди добрые?
— Банза-а-а-а-ай!!!
— Не бейте меня прикладом по голове, у меня гипертония, плоскостопие, язва и железный штырь в ноге!
— Степан Федорович! — заорал я, прыгнув на голос к окопчику, откуда доносился рассказ про язву и железный штырь в ноге.
Мне показалось, расстояние до окопчика составляло всего шагов десять. Но чтобы преодолеть эти десять шагов, мне понадобились недюжинная выдержка и совершенно отчаянная решимость.
Для начала сверху на меня рухнул подбитый «мессер». Кого другого — расплющило бы в лепешку, но беса сложно истребить даже самым настоящим истребителем. Честное слово! Правда, это вовсе не означает, что схлопотать, пусть даже и вскользь, крылом самолета по башке — очень приятно и для беса.
Не успел я выругаться, отходя от мгновенного испуга, сплошная стена близстоящего здания рухнула, и по ней проехал точнехонько в мою сторону английский тяжелый танк с четырехугольной башней. Пришлось в срочном порядке практиковаться в стрельбе из синдамота. Было бы у меня времени побольше, я бы, возможно, и выжал что-нибудь из басурманской техники, но беззастенчивое использование могущественного оружия в качестве молотка для гитлеровских черепушек не прошло даром. Синдамот заклинило, и единственное, что мне оставалось — это плюнуть в смотровую щель. Маневр удался. Танк повело по замысловатой траектории, неожиданно завершившейся в недалекой воронке. Как танкист вываливался из башни и, грозя кулаком, обзывал меня «мазефакой», я не видел, потому что в этот момент был очень занят приведением в чувство безумного самурая с автоматическим пистолетом в одной руке и катаной — в другой.
И это только половина пути! Примерно пять шагов! Никогда бы не подумал, что такое возможно! Поразительные организаторские способности у этого Штирлица. В несколько минут по сигналу стянуть сюда все армии мира!
Мой самурай, лишившись катаны, пистолета и сознания, полетел в гущу темнокожих ребят с трофейными автоматами наперевес — кажется, нигерийцев. Нигерийцы обиделись, а что я мог поделать? Самурая надо же было куда-нибудь отфутболить, а со свободным пространством сейчас было трудновато. Еще хорошо, что сына Страны восходящего солнца я не запустил метра на три левее — там пятеро бодрых американцев крутили дулом ракетной установки в рассуждении — куда бы пальнуть? Или метра на два правее, где окопался мрачный мексиканец с огнеметом, с упорством маньяка поджаривавший до состояния шашлыка всех, кто имел неосторожность к нему приблизиться.
Впрочем, и вооруженные нигерийцы оказались парнями серьезными, а что хуже всего — цивилизованными до такой степени, что явно не пришли в замешательство по поводу того, как правильно использовать автоматы. Они вскинули оружие, пали на колени, демонстрируя готовность нафаршировать меня свинцом именно из этой удобной позиции.
Наверное, зарстранец Штирлиц и придумал бы что-нибудь за те три секунды, пока с леденящим душу лязгом передергивались затворы, но мне пришло в голову только пискнуть: «Побойтесь бога, садисты! » — и поднять указующий перст к небу.
Вот фиг его знает, почему это я так крикнул. Наверное, длительное общение с людьми сказалось — со мной такое обычно бывает в длительных командировках… Невинное это высказывание произвело эффект просто неимоверный. Нигерийцы, коротко глянув наверх, с визгом бросились врассыпную, янки-ракетчики, на секунду задрав головы, испустили дружный вопль ужаса и рванули за ними следом, а мрачный мексиканец, пораженный до глубины души, даже попытался застрелиться из своего огнемета.
Я ошарашенно почесал в затылке и подумал о том, что, если и удастся вернуться невредимым в контору, в рапорте я этот вопиющий случай отражать не буду. И еще я подумал, что, если начальству про мой финт станет известно, выговора за вредоносную антибесовскую агитацию мне не избежать.
Больше ни о чем я подумать не успел. Авиабомба, расшугавшая интернациональную банду, шарахнула в нескольких шагах от меня. Взрывная волна перевернула меня и довольно грубо швырнула вперед — в приветливо распахнувший объятия окопчик.
— Не прекращаю славить тот мой период везения, когда мне вместо кости в ногу вставили стальной штырь, — откашлявшись и отплевавшись, проговорил Степан Федорович. — Никакие удары судьбы не страшны! Рад вас видеть, Адольф. Я с вами уже давно знаком и почему-то сразу понял, что если кто-то и летит на меня, страшно крича и размахивая всеми конечностями сразу и хвостом вдобавок, то это может быть только один человек!.. То есть бес, конечно… Я вам очень благодарен за то, что вы, рухнув сюда, распугали команду майора Джонса, который хотел прибить меня прикладом винтовки, но все-таки… Можно вас кое о чем попросить?
— О чем? — прохрипел я, вытряхивая из ушей комья земли.
— Слезьте с меня, пожалуйста!
Я не то чтобы слез. Я скатился. Степан Федорович, не поднимаясь на ноги, наскоро отряхнулся.
— Какие все-таки грубые эти американцы, — проворчал мой клиент. — Представляете, они меня хотели казнить за то, что я будто бы заманил их в западню, где половина их бойцов была уничтожена! Это я-то?! Я просто вел команду в бой! Я же не виноват в том, что здесь на каждом шагу стреляют, взрывают, режут, кромсают… Солдаты словно взбесились! Все сражаются с гитлеровцами, но так как гитлеровцев уже осталось… раз-два, и обчелся, потихоньку переключаются друг на друга.
— Неплохо вы устроились! Отрядами командуете. Я-то думал, вы лежите, истекая кровью, где-нибудь в канаве…
— Я? — возмутился Степан Федорович. — В канаве? Только не я! Лично Штирлиц дал мне ответственное задание и универсальный мандат! Вот он! — Мой клиент предъявил мне ярко-оранжевую пластиковую карточку. — Это означает — неограниченные полномочия, понятно? Не мог же я с таким мандатом оставаться в стороне от всего происходящего?! Я усиленно командовал войсками! Бразильцами, американцами, англичанами, шведами, китайцами, японцами…
Осторожными движениями я ощупал голову. Вроде бы трещин нет, ничего из черепушки не вываливается. Руки-ноги функционируют. Глаза видят, уши слышат. Даже хвост на месте. Мозг воспринимает окружающий мир. Только неправильно, кажется, воспринимает…
— Чем вы занимались, простите? — переспросил я..
— Командовал войсками! — гордо заявил Степан Федорович. — Да, сначала я немного боялся… Но Штирлиц меня воодушевил! Он сказал, что именно на меня возложена великая ответственность, именно я должен прославить нашу с ним единую родину!
— 3арстрану?
— Что? А… Вроде бы этим словом он зашифровал Советский Союз. Да, точно — Зарстрана!
— Степан Федорович!. — взревел я. — Какой Советский Союз? Какой Штирлиц?! Он — инопланетянин! Понятно? Инопланетянин! Неужели вам это ни о чем не говорит?!
— Инопланетянин? Разве он очень похож на маленького зеленого человечка? Вы что, с ума сошли?
— Режиссер Михалыч! — разорялся я. — Сценарий пьесы «Будни рейхстага»! Неужели не помните сюжет этой замечательной постановки? Вы же сами мне про нее рассказывали!
— Я? Возможно… рассказывал. Только при чем здесь это?
Я посмотрел в чистые голубенькие глазки своего клиента. Степан Федорович был спокоен. Дышал он ровно, как будто возлежал на теплом песчаном пляже, а не сутулился в окопчике, над которым дымный воздух рвали на куски пули и осколки снарядов. И это мой Степан Федорович, с которым при виде безобидной белой крысы-матерщинницы истерика случилась! Что с ним такое происходит?
Бывший театральный уборщик вдруг засуетился. Поползав немного на четвереньках, он выкопал из грязи синдамот, уверенно передернул то, что могло быть затвором, деловито заглянул в ствол. Проделывая все эти манипуляции, он бормотал:
— Ничего, что я плохой командир… Еще есть время всему научиться. Было бы желание, а умение приложится… Надо воевать! Надо оправдать доверие Штирлица!
— Опомнитесь! — закричал я. — Какое доверие?! Нам с вами сваливать надо поскорее! Мир близится к хаосу! Мы появились здесь слишком поздно, и ничего изменить уже не получится! Остается только рвать когти! Скорее! Здесь поблизости есть ход вниз — в подземелье. Там остался циклоп, он, наверное, уже закончил ремонт времеатрона! Скорее!
Я дернул Степана Федоровича за рукав скафандра. Он высвободил руку. Только тогда я заметил, что материал, из которого сделано инопланетное одеяние, покрыт свинцовыми бляшками будто клепками. Сотни пуль сплющились о скафандр, словно о бронежилет. Кое-где декоративными звездочками застряли осколки снарядов. Ничего себе! Если бы не эта кольчужка, мой клиент давно бы уже был мертв! Но он, как видите, живехонек. Везение? Черная полоса закончилась? Или наоборот — невезение продолжается со страшной силой, клиент притягивает к себе свинец, и только скафандр как неожиданный, непредусмотренный фактор держит удар Космической Кары?
— Вперед к победе! — выкрикнул Степан Федорович, оттолкнул меня и, зажав в зубах синдамот, словно дворняга кость, энергично вскарабкался на кирпичную насыпь. Наличие невезучести (или везучести?) на этот раз сыграло ему на пользу (или, елки-палки, во вред?) — он поскользнулся и слетел обратно. Но нисколько не разбился и даже боевого пыла не утратил.
— Все на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и их прихвостнями! — орал он.
— Вы эти патриотические замашки бросьте! — сурово предупредил я, схватив развоевавшегося театрального уборщика за шиворот. — Тоже мне — защитник отечества Зигфрид — Железная Культяпка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Несчастные узники сидели по камерам тихо, и, так как даже здесь был слышен грохот и вопли с поверхности, на свободу никто не спешил. А я, как дурак, из-за врожденного своего человеколюбия потерял несколько драгоценных минут, предлагая им порушить замки и оковы. Из всех здешних надзирателей только один разгуливал по коридору, помахивая деревянной дубинкой, остальные заняли пустующие камеры и обосновались надолго, желая переждать грозу. Этот отщепенец с дубинкой попытался было меня задержать с применением силовых методов, но единственный мощный пинок моментально успокоил буяна.
Сложнее оказалось найти лазейку, чтобы просочиться наверх. Подвал был плотно завален, и я довольно долго долбился в потолочные плиты и замурованные снаружи двери, пока шальная бомба не разорвалась прямо надо мной и не пробила изрядную ямину, через которую хлынул в душный подвал пропахший гарью и порохом воздух.
Когда я выкарабкался, со всех сторон меня окружали обломки вторично обрушившегося рейхстага, корявые арматурины, переломанные плиты. Если б я имел целью отсидеться, то остался бы здесь — отсидеться здесь можно было прекрасно, не хуже, чем в подвале. И только я успел так подумать, как из-за ближайшего нагромождения колотых кирпичей выбралась кучка помятых и совершенно обалдевших гитлеровцев. Не рассуждая, кто я и зачем здесь, они единодушно решили, что разорванным на куски я буду выглядеть гораздо лучше. И — с места в карьер — принялись воплощать решение в жизнь. Никакими уговорами тут не поможешь, и заблуждение относительно немедленного расчленения меня мне пришлось выбивать из немецких голов рукояткой синдамота.
Управившись, я взобрался на кирпичный взгорок и, пригибаясь под ураганным огнем, шпарившим справа, слева, сзади и спереди, стал осматриваться. Надо было быстренько сообразить, откуда начинать поиски Степана Федоровича.
Вокруг бушевала битва. Дым, пламя, взрывы, выстрелы… стоны умирающих и победные крики, сцепленные воедино грубыми швами пулеметных очередей. Обгорелые и простреленные полотнища флагов.
Огненные вихри преисподней! Как тут сообразишь про поиски Степана Федоровича, если вокруг идет безоговорочная, яростная и полномасштабная бойня? Группы оборванных пехотинцев бегают взад-вперед с хриплыми воплями: «Ур-ра! За родину! Зигхайль! Камман, гайз! Банза-а-а-ай!!! ». Разномастные танки с хрустом бороздят изувеченные мостовые и руины домов, артиллерийские залпы расцвечивают небо, изрезанное бомбардировщиками и истребителями, огненными всполохами и дымными тучами. Такое светопреставление, что, кажется, сами сражающиеся не до конца понимают, с кем и за что они сражаются.
Вот прямо сейчас, то ли слева, то ли справа — в общем, откуда-то из-за густой дымовой завесы — слышатся крики:
— Ур-ра! Коли штыком фашистскую гадину!
— Я тебе покажу гадину! На своих прешь, сволочь!
— Извиняй, товарищ старшина, не разглядел. Фрицев не видели?
— Да вон они, прохиндеи, в яме засели!
— Ур-ра! Коли…
— Мы есть английский десант!
— Союзники, что ли?
— Йес, оф кос!
— Ни хрена не видно… А чего тогда пуляете, ежели союзники?
— Мы есть не в вас, а вон в те виндоус.
— Зиг хайль!
— Кто сказал?.. Попался! Ур-ра! Коли штыком фашистскую гадину! Получай!
— Ай! Больно же, задрыга!
— Извиняй еще раз, товарищ старшина, не разглядел.
— Где они, вражины, затаились? Куда пулять, скажите, люди добрые?
— Банза-а-а-а-ай!!!
— Не бейте меня прикладом по голове, у меня гипертония, плоскостопие, язва и железный штырь в ноге!
— Степан Федорович! — заорал я, прыгнув на голос к окопчику, откуда доносился рассказ про язву и железный штырь в ноге.
Мне показалось, расстояние до окопчика составляло всего шагов десять. Но чтобы преодолеть эти десять шагов, мне понадобились недюжинная выдержка и совершенно отчаянная решимость.
Для начала сверху на меня рухнул подбитый «мессер». Кого другого — расплющило бы в лепешку, но беса сложно истребить даже самым настоящим истребителем. Честное слово! Правда, это вовсе не означает, что схлопотать, пусть даже и вскользь, крылом самолета по башке — очень приятно и для беса.
Не успел я выругаться, отходя от мгновенного испуга, сплошная стена близстоящего здания рухнула, и по ней проехал точнехонько в мою сторону английский тяжелый танк с четырехугольной башней. Пришлось в срочном порядке практиковаться в стрельбе из синдамота. Было бы у меня времени побольше, я бы, возможно, и выжал что-нибудь из басурманской техники, но беззастенчивое использование могущественного оружия в качестве молотка для гитлеровских черепушек не прошло даром. Синдамот заклинило, и единственное, что мне оставалось — это плюнуть в смотровую щель. Маневр удался. Танк повело по замысловатой траектории, неожиданно завершившейся в недалекой воронке. Как танкист вываливался из башни и, грозя кулаком, обзывал меня «мазефакой», я не видел, потому что в этот момент был очень занят приведением в чувство безумного самурая с автоматическим пистолетом в одной руке и катаной — в другой.
И это только половина пути! Примерно пять шагов! Никогда бы не подумал, что такое возможно! Поразительные организаторские способности у этого Штирлица. В несколько минут по сигналу стянуть сюда все армии мира!
Мой самурай, лишившись катаны, пистолета и сознания, полетел в гущу темнокожих ребят с трофейными автоматами наперевес — кажется, нигерийцев. Нигерийцы обиделись, а что я мог поделать? Самурая надо же было куда-нибудь отфутболить, а со свободным пространством сейчас было трудновато. Еще хорошо, что сына Страны восходящего солнца я не запустил метра на три левее — там пятеро бодрых американцев крутили дулом ракетной установки в рассуждении — куда бы пальнуть? Или метра на два правее, где окопался мрачный мексиканец с огнеметом, с упорством маньяка поджаривавший до состояния шашлыка всех, кто имел неосторожность к нему приблизиться.
Впрочем, и вооруженные нигерийцы оказались парнями серьезными, а что хуже всего — цивилизованными до такой степени, что явно не пришли в замешательство по поводу того, как правильно использовать автоматы. Они вскинули оружие, пали на колени, демонстрируя готовность нафаршировать меня свинцом именно из этой удобной позиции.
Наверное, зарстранец Штирлиц и придумал бы что-нибудь за те три секунды, пока с леденящим душу лязгом передергивались затворы, но мне пришло в голову только пискнуть: «Побойтесь бога, садисты! » — и поднять указующий перст к небу.
Вот фиг его знает, почему это я так крикнул. Наверное, длительное общение с людьми сказалось — со мной такое обычно бывает в длительных командировках… Невинное это высказывание произвело эффект просто неимоверный. Нигерийцы, коротко глянув наверх, с визгом бросились врассыпную, янки-ракетчики, на секунду задрав головы, испустили дружный вопль ужаса и рванули за ними следом, а мрачный мексиканец, пораженный до глубины души, даже попытался застрелиться из своего огнемета.
Я ошарашенно почесал в затылке и подумал о том, что, если и удастся вернуться невредимым в контору, в рапорте я этот вопиющий случай отражать не буду. И еще я подумал, что, если начальству про мой финт станет известно, выговора за вредоносную антибесовскую агитацию мне не избежать.
Больше ни о чем я подумать не успел. Авиабомба, расшугавшая интернациональную банду, шарахнула в нескольких шагах от меня. Взрывная волна перевернула меня и довольно грубо швырнула вперед — в приветливо распахнувший объятия окопчик.
— Не прекращаю славить тот мой период везения, когда мне вместо кости в ногу вставили стальной штырь, — откашлявшись и отплевавшись, проговорил Степан Федорович. — Никакие удары судьбы не страшны! Рад вас видеть, Адольф. Я с вами уже давно знаком и почему-то сразу понял, что если кто-то и летит на меня, страшно крича и размахивая всеми конечностями сразу и хвостом вдобавок, то это может быть только один человек!.. То есть бес, конечно… Я вам очень благодарен за то, что вы, рухнув сюда, распугали команду майора Джонса, который хотел прибить меня прикладом винтовки, но все-таки… Можно вас кое о чем попросить?
— О чем? — прохрипел я, вытряхивая из ушей комья земли.
— Слезьте с меня, пожалуйста!
Я не то чтобы слез. Я скатился. Степан Федорович, не поднимаясь на ноги, наскоро отряхнулся.
— Какие все-таки грубые эти американцы, — проворчал мой клиент. — Представляете, они меня хотели казнить за то, что я будто бы заманил их в западню, где половина их бойцов была уничтожена! Это я-то?! Я просто вел команду в бой! Я же не виноват в том, что здесь на каждом шагу стреляют, взрывают, режут, кромсают… Солдаты словно взбесились! Все сражаются с гитлеровцами, но так как гитлеровцев уже осталось… раз-два, и обчелся, потихоньку переключаются друг на друга.
— Неплохо вы устроились! Отрядами командуете. Я-то думал, вы лежите, истекая кровью, где-нибудь в канаве…
— Я? — возмутился Степан Федорович. — В канаве? Только не я! Лично Штирлиц дал мне ответственное задание и универсальный мандат! Вот он! — Мой клиент предъявил мне ярко-оранжевую пластиковую карточку. — Это означает — неограниченные полномочия, понятно? Не мог же я с таким мандатом оставаться в стороне от всего происходящего?! Я усиленно командовал войсками! Бразильцами, американцами, англичанами, шведами, китайцами, японцами…
Осторожными движениями я ощупал голову. Вроде бы трещин нет, ничего из черепушки не вываливается. Руки-ноги функционируют. Глаза видят, уши слышат. Даже хвост на месте. Мозг воспринимает окружающий мир. Только неправильно, кажется, воспринимает…
— Чем вы занимались, простите? — переспросил я..
— Командовал войсками! — гордо заявил Степан Федорович. — Да, сначала я немного боялся… Но Штирлиц меня воодушевил! Он сказал, что именно на меня возложена великая ответственность, именно я должен прославить нашу с ним единую родину!
— 3арстрану?
— Что? А… Вроде бы этим словом он зашифровал Советский Союз. Да, точно — Зарстрана!
— Степан Федорович!. — взревел я. — Какой Советский Союз? Какой Штирлиц?! Он — инопланетянин! Понятно? Инопланетянин! Неужели вам это ни о чем не говорит?!
— Инопланетянин? Разве он очень похож на маленького зеленого человечка? Вы что, с ума сошли?
— Режиссер Михалыч! — разорялся я. — Сценарий пьесы «Будни рейхстага»! Неужели не помните сюжет этой замечательной постановки? Вы же сами мне про нее рассказывали!
— Я? Возможно… рассказывал. Только при чем здесь это?
Я посмотрел в чистые голубенькие глазки своего клиента. Степан Федорович был спокоен. Дышал он ровно, как будто возлежал на теплом песчаном пляже, а не сутулился в окопчике, над которым дымный воздух рвали на куски пули и осколки снарядов. И это мой Степан Федорович, с которым при виде безобидной белой крысы-матерщинницы истерика случилась! Что с ним такое происходит?
Бывший театральный уборщик вдруг засуетился. Поползав немного на четвереньках, он выкопал из грязи синдамот, уверенно передернул то, что могло быть затвором, деловито заглянул в ствол. Проделывая все эти манипуляции, он бормотал:
— Ничего, что я плохой командир… Еще есть время всему научиться. Было бы желание, а умение приложится… Надо воевать! Надо оправдать доверие Штирлица!
— Опомнитесь! — закричал я. — Какое доверие?! Нам с вами сваливать надо поскорее! Мир близится к хаосу! Мы появились здесь слишком поздно, и ничего изменить уже не получится! Остается только рвать когти! Скорее! Здесь поблизости есть ход вниз — в подземелье. Там остался циклоп, он, наверное, уже закончил ремонт времеатрона! Скорее!
Я дернул Степана Федоровича за рукав скафандра. Он высвободил руку. Только тогда я заметил, что материал, из которого сделано инопланетное одеяние, покрыт свинцовыми бляшками будто клепками. Сотни пуль сплющились о скафандр, словно о бронежилет. Кое-где декоративными звездочками застряли осколки снарядов. Ничего себе! Если бы не эта кольчужка, мой клиент давно бы уже был мертв! Но он, как видите, живехонек. Везение? Черная полоса закончилась? Или наоборот — невезение продолжается со страшной силой, клиент притягивает к себе свинец, и только скафандр как неожиданный, непредусмотренный фактор держит удар Космической Кары?
— Вперед к победе! — выкрикнул Степан Федорович, оттолкнул меня и, зажав в зубах синдамот, словно дворняга кость, энергично вскарабкался на кирпичную насыпь. Наличие невезучести (или везучести?) на этот раз сыграло ему на пользу (или, елки-палки, во вред?) — он поскользнулся и слетел обратно. Но нисколько не разбился и даже боевого пыла не утратил.
— Все на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и их прихвостнями! — орал он.
— Вы эти патриотические замашки бросьте! — сурово предупредил я, схватив развоевавшегося театрального уборщика за шиворот. — Тоже мне — защитник отечества Зигфрид — Железная Культяпка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41