– Оставь ее в покое, колдун! – прохрипел он, скосив глаз на свой тесак, по-прежнему лежавший посреди обломков алхимической лаборатории. Слишком далеко. – На ней нет никакой вины, кроме той, что она любит меня и ненавидит тебя! Ты можешь убить и ее, и меня, но не заставишь ее полюбить тебя!
– Так, еще один, – сказал Кейн неожиданно спокойно и горько. – Ты дурак. Знал бы ты, скольких я уже убил – таких же дураков, как и ты, спасавших Десайлин от коварного чародея. Это ее любимое развлечение. С самого первого дурака… Просто игра. Ее забавляет то многообразие способов, которыми я могу вернуть ее назад. И я потакал ей, раз ей так хотелось. Но она не любит тебя.
– Тогда почему она воткнула кинжал тебе в спину? – Отчаяние придало Маурселу мужества. – Она ненавидит тебя, колдун, – и любит меня! Ты не в силах даже разглядеть чувства женщины, не то что направить их! Ну так убей меня и будь проклят – но ее любви ты все равно не получишь!
Лицо Кейна превратилось в маску нечеловеческой муки, голос стал странен и страшен.
– В таком случае – убирайтесь! – прошипел он. – Убирайтесь отсюда – вы оба! Я отдаю тебе твою свободу, Десайлин. Капитан, я отдаю тебе ее любовь! Забирай свое сокровище и выметайся из города! Не стоит благодарности!
Переступив порог потайного хода, Маурсел сорвал кожаный ошейник с Десайлин и швырнул его Кейну под ноги.
– Забирай свой рабский ошейник! – крикнул он. – Довольно того, что на ее шее остались следы от твоих поганых лап!
– Ты дурак, – повторил Кейн тихо.
– Как далеко мы теперь от Керсальтиаля? – прошептала Десайлин.
– В нескольких лигах, если по прямой, – ответил Маурсел сжавшемуся у него под боком дрожащему комочку.
– Я боюсь.
– Не дури. Мы разделались с Кейном. Скоро рассвет, мы уплываем все дальше и от Керсальтиаля, и от всего, что в нем осталось.
– Тогда прижми меня к себе крепче, любимый. Мне так холодно.
– Морской ветер холоден, зато чист, – улыбнулся капитан. – Он уносит нас на всех парусах к новому берегу.
– Я боюсь.
– Тогда прижмись ко мне крепче.
– Кажется, теперь я вспоминаю…
Но морской волк уже спал. Крепким, безмятежным сном – последним безмятежным сном в своей жизни.
На рассвете он проснулся в объятиях трупа – безобразного, полуразложившегося трупа девушки, которая двадцать или двести лет назад повесилась в городском парке от несчастной любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36