– Может, пора положить конец этим вашим страстям? Что скажешь, Симеон?
– Попробовать можно, – негромко произнес Травник. – Много этих ночных обычно приходит?
– Я не знаю, – ответил хозяин. – Голоса у них у всех одинаковые.
– И довольно наглые, надо заметить, – сказал Збышек. – Они чувствуют тут свою безнаказанность.
– Значит, вполне уверены в своей силе, – подытожил Травник. – Посмотрим.
Обменявшись несколькими фразами относительно того, как они будут действовать на подворье, друиды решительно направились к дверям. Яну было поручено прикрывать тыл маленького отряда.
– Подождите, – выкрикнул хозяин.
Друиды оглянулись.
– Я с вами, – решительно сказал Мотеюнас и с топором на изготовку шагнул вперед. Друиды выстроились по обе стороны двери и замерли.
Несколько минут на улице было тихо. Наконец опять раздались глумливые крики, и в окно спальни снова застучали. Дверь с треском распахнулась, и лесные служители выскочили на двор, в мгновение ока выстроившись полукругом. В центре стоял хозяин, крепко сжимая топор, внутри Ян оборонял двери. Из окна на них со страхом смотрела хозяйка, а из-за ее плеча выглядывал мальчик, поминутно кусая губы.
Никого во дворе не было, и друиды медленно двинулись вперед, постепенно расширяя полукруг. Ян по-прежнему спиной прикрывал дверь дома, Збышек дал ему свой кинжал, оставшись с коротким и широким мечом. Небо между тем посветлело, черную непроглядь сменил серый сумрак, и в деревню опустился мутный туман.
Едва только Коростель привалился к дверной ручке, ему показалось, что кто-то пристально смотрит на него. Такое чувство и прежде частенько выручало Яна во время войны. Ни одна стрела не коснулась Дудку, ни один камень или пика не ранили. Но сейчас ощущение было странное, словно на нем остановился взгляд внезапно ожившего дерева или булыжника, взгляд мертвый и живой одновременно, леденящий сердце и кровь в жилах. К тому же Ян никак не мог определить, с какой стороны на него смотрят. Он призвал мысленно на помощь остатки самообладания и приготовился к нападению.
Все произошло внезапно. Когда друиды растянулись настолько, что Март сумел осторожно заглянуть за угол дома, кто-то неожиданно спрыгнул с крыши прямо над головой Яна в центр защитного полукруга. Мгновенно обернувшись, хозяин отразил лезвием топора мелькнувший черный клинок. Напавший был облачен в мешковатый просторный плащ мышиного цвета, на голову его по самые глаза был надвинут капюшон. Натиск был так силен, что Мотеюнас еле устоял на ногах. Его тут же заслонил собой Снегирь, и его резкий выпад мечом заставил неприятеля отклониться назад. В ту же секунду Ян, повинуясь внезапному порыву, скатился со ступеней лестницы и что было силы ударил существо в спину, чуть ниже лопатки. Ночной мешком свалился к его ногам, и в ту же секунду в лежащего вонзилась запоздалая стрела Молчуна. Ян ошеломленно смотрел на поверженного врага, а убитый навалился ему на носки сапог, и он чувствовал тяжесть тела. Внезапно все поплыло в глазах, и Ян увидел перед собой лицо незнакомого человека с короткими рыжими усами и большим, с горбинкой, носом, щеку рассекал длинный и неровный шрам. Лицо неожиданно улыбнулось Яну, из-за шрама улыбка показалась кривой, но в глазах светилось облегчение. Видение промелькнуло быстрее, чем Ян осознал его, а сбоку уже рубились плечом к плечу Март и Травник. На них наседали четверо ночных в одинаковых плащах и капюшонах. Со стороны сарая тоже рвались пришельцы, им преграждал путь Снегирь. Он опрокинул широкую сломанную телегу, а Молчун посылал в остервенело лезущие через край серые капюшоны стрелу за стрелой. Через мгновение Ян уже был рядом, отражая ночных. В руке у него был зажат черный меч убитого.
Друиды были опытными бойцами, закаленными в боях с самым разным противником. Снегирь и Лисовин когда-то знались с ведунами, а те всю жизнь отчаянно боролись с нечистью, зарабатывая этим себе на хлеб. Остальные также обладали немалым опытом в коротких ночных стычках. Спустя полчаса отчаянной рубки, когда Молчун израсходовал почти весь запас стрел, ночные убрались восвояси. На траве осталось лежать с десяток неподвижных фигур, пронзенных мечами, еще столько же валялось вокруг переломанной телеги с торчащими в телах стрелами – Молчун бил насмерть и ни разу не промахнулся. Жена хозяина, растрепанная, вся в слезах, повисла на муже, тот смущенно гладил вздрагивающую женщину по маленькой седеющей голове.
– Это и есть ваши ночные кошмары? – ткнул сапогом одного из мертвых Травник. Мотеюнас перевернул тело и откинул капюшон. Ян увидел белое безжизненное лицо с темными кругами вместо глаз, бешеный огонь в них уже угас. Жена Мотеюнаса издала тихое восклицание. Все сгрудились вокруг убитого, а с его телом начали происходить неожиданные трансформации. Белая призрачная маска лица потемнела изнутри, над ней заклубился тонкий и легкий дымок. Постепенно стали проступать человеческие черты молодого веснушчатого парня со слегка приподнятой верхней губой. Что-то заячье было в нем, робкое и беззащитное. Плащ был пробит в трех местах, но следов крови не было. Лицо еще плыло перед глазами, черты менялись. Мотеюнас крепче обычного обнял жену, стал тихо шептать ей что-то, а та уже рыдала навзрыд. Наконец мужик безнадежно махнул рукой, уселся на тележное колесо и достал трубку. Хозяйка закрыла лицо руками и с плачем, спотыкаясь, медленно и нетвердо поднялась по ступеням в дом.
– Что случилось? – тревожно спросил Збышек.
– Соседский племянник это, Кишк, – пояснил хозяин. Он был здорово расстроен, дрожащие пальцы машинально вертели прокуренную трубку.
Ян вспомнил, как бесстрашно этот немолодой, изрядно заматеревший мужик рубился топором, как защитил от черного клинка споткнувшегося в пылу боя Збышека, и ему стало не по себе.
– Один раз Кишк ушел охотиться на несколько дней, – стал вспоминать Мотеюнас. – Охотник он был неплохой, да и легконогий с детства, недаром ему и заячье имя* дали. Кое-кто его отговаривал, но год выдался очень неудачный, туговато было с едой, да еще ночные повадились, брать не брали, а только разоряли сараи да скотные дворы почем зря. Помню, он сказал перед уходом, что страшно только за дверями да окнами прятаться, а в лесу он никого не боится, пусть только эти ночные сунутся. Надо сказать по справедливости, ночные обходили его дом стороной. То ли везло, то ли правду говорили, что тетка его прежде с нечистой силой зналась, потому дом был защищен заклятиями не чета даже и вашим, почтенные господа друиды.
– Мы не ведуны, – ответил Снегирь. – С тьмой не якшаемся, но при случае спуску не даем.
– В этом я уже убедился, – пробормотал Мотеюнас.
– Так что же случилось с парнем? – спросил Март.
– Он не пришел домой в тот раз, – вздохнул хозяин. – Спустя месяц через хутор проходили лесовики, они здесь промышляют охотой и бортью, они и рассказали, что наткнулись на шалаш, где Кишкас ночевал. Лук, стрелы, силки, вся остальная снасть лежали в нем в сохранности.
– Может, он отлучался ловушки проверить или еще куда? – предположил Збышек и бросил быстрый взгляд на Травника. Хозяин покачал головой.
– Лесовики остались в шалаше переночевать. Он так и не появился. Уходя, они прихватили с собой одну безделушку, чтобы показать ее в деревне.
– Она не отдавала заклятиями? – быстро спросил Травник, до этого не проявлявший видимого интереса к рассказу, а молча слушавший и изредка оглядывавший подворье цепким, внимательным взором.
– Может быть, – задумчиво произнес Мотеюнас. Он посмотрел на незажженную трубку и спрятал ее в широкий карман грубых домотканых штанов. – Это было ожерелье, подаренное ему теткой. Оно приносило удачу в охоте, и Кишк никогда не снимал его, даже в бане.
– Ожерелье было разорвано… – полуутвердительно сказал Травник.
Мотеюнас с удивлением посмотрел на друида:
– Почтенный господин, ты не в воду ли глядишь?
– Да нет, – невесело усмехнулся Травник. – Просто мой учитель всегда советовал делать выводы из очевидных вещей.
– От тебя ничего, видно, не утаишь, – проговорил Мотеюнас, глядя на мертвое лицо Кишка. – Оно было разрублено, то ожерелье. На нитке всегда висел волчий коготь редкой крепости, он тоже был рассечен напополам и пропитался кровью. Нитка тоже.
– Та-а-ак! – присвистнул Снегирь. – Своего, выходит, не пожалели…
– У таких нет своих, Казимир, – сказал Травник. – Ни в каком мире.
Почувствовав, что разговор выдохся, Ян отошел от друидов и направился в дом. Мучительно хотелось пить, от кислого хлеба урчало в животе. Головой к лестнице лежал оборотень, убитый Яном в спину. Из плаща торчала оперенная белая стрела. Коростель подумал было заглянуть ему в лицо, но не решился.
– Март! – негромко окликнул он молодого друида, но голос сорвался, и получилось хриплое сипение. – Март! – крикнул Ян снова, и Збышек вразвалочку подошел к нему.
– Чего, Ян? – спросил юноша.
– Слушай, – бесцветным голосом проговорил Коростель, еле ворочая одеревеневшим языком, – поверни этому голову.
– Зачем? – спросил Март, не отличающийся особым расположением к мертвецам.
– Поверни, я тебя прошу, – упрямо пробормотал Ян и добавил: – Чтобы лицо было видно.
– Ладно, – согласился удивленный Збышек. Он брезгливо носком сапога повернул оскаленную голову и внимательно посмотрел на Яна. Тот с минуту молча смотрел в открытые зеленые водянистые глаза, на редкие рыжие усики и горбатый нос. Сизая полоска шрама была отчетливо заметна на грязной ввалившейся щеке.
– Понятно, – тускло сказал Ян и, не говоря ни слова, тяжело побрел к лестнице.
– Да что с тобой? – обеспокоенно окликнул его Март.
– Ничего, – не поворачивая головы, ответил Коростель. Он стал подниматься, но едва он ступил на крыльцо, его жестоко вывернуло наизнанку. Ян долго и мучительно стоял, перегнувшись пополам, в голове страшно шумело, и в глазах поминутно вспыхивали красные и белые круги. Когда спазмы отпустили, он тяжело вздохнул и, отплевываясь, вошел в дом и припал к большому глиняному кувшину с теплым квасом. Март, наблюдавший всю эту сцену, усмехнулся, покачал головой и побрел обратно на подворье. Нужно было что-то делать с убитыми.
ГЛАВА 18
ПОДЗЕМЕЛЬЕ. ЯН И ДРУИДЫ
Солнце взошло и все само решило за друидов. Едва первые лучи просочились из-за реки, тела ночных задымились и истаяли прямо на глазах. Неожиданно появившиеся складки на их бесформенных плащах проваливались все глубже, и наконец одежды опали, сдулись, как грязные серые пузыри.
– Наверно, это не самая лучшая тема для разговора, но тебе не кажется, что в них есть что-то сходное с той волчицей, в поле? – спросил Ян Травника, наблюдая, как Март поочередно прощупывает мечом каждый балахон. На его юношески чистом безусом лице застыло брезгливое и вместе с тем какое-то умиротворенное выражение. Несмотря на явную неприязнь, Збышек тщательно и добросовестно делал свою работу, лезвие его меча при этом покрылось крупными водяными каплями.
– Сходное по свойствам, но не по происхождению, – заметил друид, попивая хозяйский квас, который он уже успел расхвалить Мотеюнасу. – Того оборотня сработали зорзы, сомнения в том нет. А вот ночные повинуются кому-то другому, судя по их мечам.
– Мечам? – переспросил Ян.
– Да, и это отличает их от обычной нечисти. Даже оборотни, наиболее из всей нежити свободные в поступках, не выносят прикосновения холодного железа, которое когда-либо ковала рука живого существа.
– А у мертвых тоже, что ли, есть кузницы? – полюбопытствовал Коростель.
– Поздравляю, ты уже начал иронизировать, – мягко заметил Травник. – Промоешь желудок, и все будет хорошо.
– Да нет, Симеон, я серьезно, – горячо и искренне воскликнул Ян, и удивленный Збышек даже обернулся на голос. – За то время, что я с вами, я успел уже убедиться, что очень мало знаю об этом свете, даже очевидные вещи.
– Меня-то по большей части удивляют как раз эти, как ты говоришь, очевидные вещи. Самое большое и необратимое начинается именно тогда, когда самые, казалось бы, очевидные вещи вдруг начинают вести себя не так, как мы привыкли от них ожидать. Когда камень начинает петь, человек теряет дар речи. Поэтому я не боюсь тайн и загадок, Ян. Меня беспокоят очевидные вещи.
– Знаешь, – сказал друид, встряхнув на донышке осадок кваса, – иногда мне кажется, что большинство очевидных вещей только притворяется простыми, чтобы обмануть или ввести в заблуждение.
– А может, они просто смотрят от нас в другую сторону? – предположил Ян, и друид внимательно посмотрел на него.
– В другую сторону, говоришь? А что, это неплохая мысль, Ян. Только если так, мы вряд ли сумеем когда-нибудь их понять.
Травник спустился с крыльца и, бросив Марту на ходу короткое слово, стал сгребать вместе с ним в кучу плащи ночных. Затем они забросали их старой соломой и подожгли. Огонь не сразу принял подношение, материя была сырой и плотной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Попробовать можно, – негромко произнес Травник. – Много этих ночных обычно приходит?
– Я не знаю, – ответил хозяин. – Голоса у них у всех одинаковые.
– И довольно наглые, надо заметить, – сказал Збышек. – Они чувствуют тут свою безнаказанность.
– Значит, вполне уверены в своей силе, – подытожил Травник. – Посмотрим.
Обменявшись несколькими фразами относительно того, как они будут действовать на подворье, друиды решительно направились к дверям. Яну было поручено прикрывать тыл маленького отряда.
– Подождите, – выкрикнул хозяин.
Друиды оглянулись.
– Я с вами, – решительно сказал Мотеюнас и с топором на изготовку шагнул вперед. Друиды выстроились по обе стороны двери и замерли.
Несколько минут на улице было тихо. Наконец опять раздались глумливые крики, и в окно спальни снова застучали. Дверь с треском распахнулась, и лесные служители выскочили на двор, в мгновение ока выстроившись полукругом. В центре стоял хозяин, крепко сжимая топор, внутри Ян оборонял двери. Из окна на них со страхом смотрела хозяйка, а из-за ее плеча выглядывал мальчик, поминутно кусая губы.
Никого во дворе не было, и друиды медленно двинулись вперед, постепенно расширяя полукруг. Ян по-прежнему спиной прикрывал дверь дома, Збышек дал ему свой кинжал, оставшись с коротким и широким мечом. Небо между тем посветлело, черную непроглядь сменил серый сумрак, и в деревню опустился мутный туман.
Едва только Коростель привалился к дверной ручке, ему показалось, что кто-то пристально смотрит на него. Такое чувство и прежде частенько выручало Яна во время войны. Ни одна стрела не коснулась Дудку, ни один камень или пика не ранили. Но сейчас ощущение было странное, словно на нем остановился взгляд внезапно ожившего дерева или булыжника, взгляд мертвый и живой одновременно, леденящий сердце и кровь в жилах. К тому же Ян никак не мог определить, с какой стороны на него смотрят. Он призвал мысленно на помощь остатки самообладания и приготовился к нападению.
Все произошло внезапно. Когда друиды растянулись настолько, что Март сумел осторожно заглянуть за угол дома, кто-то неожиданно спрыгнул с крыши прямо над головой Яна в центр защитного полукруга. Мгновенно обернувшись, хозяин отразил лезвием топора мелькнувший черный клинок. Напавший был облачен в мешковатый просторный плащ мышиного цвета, на голову его по самые глаза был надвинут капюшон. Натиск был так силен, что Мотеюнас еле устоял на ногах. Его тут же заслонил собой Снегирь, и его резкий выпад мечом заставил неприятеля отклониться назад. В ту же секунду Ян, повинуясь внезапному порыву, скатился со ступеней лестницы и что было силы ударил существо в спину, чуть ниже лопатки. Ночной мешком свалился к его ногам, и в ту же секунду в лежащего вонзилась запоздалая стрела Молчуна. Ян ошеломленно смотрел на поверженного врага, а убитый навалился ему на носки сапог, и он чувствовал тяжесть тела. Внезапно все поплыло в глазах, и Ян увидел перед собой лицо незнакомого человека с короткими рыжими усами и большим, с горбинкой, носом, щеку рассекал длинный и неровный шрам. Лицо неожиданно улыбнулось Яну, из-за шрама улыбка показалась кривой, но в глазах светилось облегчение. Видение промелькнуло быстрее, чем Ян осознал его, а сбоку уже рубились плечом к плечу Март и Травник. На них наседали четверо ночных в одинаковых плащах и капюшонах. Со стороны сарая тоже рвались пришельцы, им преграждал путь Снегирь. Он опрокинул широкую сломанную телегу, а Молчун посылал в остервенело лезущие через край серые капюшоны стрелу за стрелой. Через мгновение Ян уже был рядом, отражая ночных. В руке у него был зажат черный меч убитого.
Друиды были опытными бойцами, закаленными в боях с самым разным противником. Снегирь и Лисовин когда-то знались с ведунами, а те всю жизнь отчаянно боролись с нечистью, зарабатывая этим себе на хлеб. Остальные также обладали немалым опытом в коротких ночных стычках. Спустя полчаса отчаянной рубки, когда Молчун израсходовал почти весь запас стрел, ночные убрались восвояси. На траве осталось лежать с десяток неподвижных фигур, пронзенных мечами, еще столько же валялось вокруг переломанной телеги с торчащими в телах стрелами – Молчун бил насмерть и ни разу не промахнулся. Жена хозяина, растрепанная, вся в слезах, повисла на муже, тот смущенно гладил вздрагивающую женщину по маленькой седеющей голове.
– Это и есть ваши ночные кошмары? – ткнул сапогом одного из мертвых Травник. Мотеюнас перевернул тело и откинул капюшон. Ян увидел белое безжизненное лицо с темными кругами вместо глаз, бешеный огонь в них уже угас. Жена Мотеюнаса издала тихое восклицание. Все сгрудились вокруг убитого, а с его телом начали происходить неожиданные трансформации. Белая призрачная маска лица потемнела изнутри, над ней заклубился тонкий и легкий дымок. Постепенно стали проступать человеческие черты молодого веснушчатого парня со слегка приподнятой верхней губой. Что-то заячье было в нем, робкое и беззащитное. Плащ был пробит в трех местах, но следов крови не было. Лицо еще плыло перед глазами, черты менялись. Мотеюнас крепче обычного обнял жену, стал тихо шептать ей что-то, а та уже рыдала навзрыд. Наконец мужик безнадежно махнул рукой, уселся на тележное колесо и достал трубку. Хозяйка закрыла лицо руками и с плачем, спотыкаясь, медленно и нетвердо поднялась по ступеням в дом.
– Что случилось? – тревожно спросил Збышек.
– Соседский племянник это, Кишк, – пояснил хозяин. Он был здорово расстроен, дрожащие пальцы машинально вертели прокуренную трубку.
Ян вспомнил, как бесстрашно этот немолодой, изрядно заматеревший мужик рубился топором, как защитил от черного клинка споткнувшегося в пылу боя Збышека, и ему стало не по себе.
– Один раз Кишк ушел охотиться на несколько дней, – стал вспоминать Мотеюнас. – Охотник он был неплохой, да и легконогий с детства, недаром ему и заячье имя* дали. Кое-кто его отговаривал, но год выдался очень неудачный, туговато было с едой, да еще ночные повадились, брать не брали, а только разоряли сараи да скотные дворы почем зря. Помню, он сказал перед уходом, что страшно только за дверями да окнами прятаться, а в лесу он никого не боится, пусть только эти ночные сунутся. Надо сказать по справедливости, ночные обходили его дом стороной. То ли везло, то ли правду говорили, что тетка его прежде с нечистой силой зналась, потому дом был защищен заклятиями не чета даже и вашим, почтенные господа друиды.
– Мы не ведуны, – ответил Снегирь. – С тьмой не якшаемся, но при случае спуску не даем.
– В этом я уже убедился, – пробормотал Мотеюнас.
– Так что же случилось с парнем? – спросил Март.
– Он не пришел домой в тот раз, – вздохнул хозяин. – Спустя месяц через хутор проходили лесовики, они здесь промышляют охотой и бортью, они и рассказали, что наткнулись на шалаш, где Кишкас ночевал. Лук, стрелы, силки, вся остальная снасть лежали в нем в сохранности.
– Может, он отлучался ловушки проверить или еще куда? – предположил Збышек и бросил быстрый взгляд на Травника. Хозяин покачал головой.
– Лесовики остались в шалаше переночевать. Он так и не появился. Уходя, они прихватили с собой одну безделушку, чтобы показать ее в деревне.
– Она не отдавала заклятиями? – быстро спросил Травник, до этого не проявлявший видимого интереса к рассказу, а молча слушавший и изредка оглядывавший подворье цепким, внимательным взором.
– Может быть, – задумчиво произнес Мотеюнас. Он посмотрел на незажженную трубку и спрятал ее в широкий карман грубых домотканых штанов. – Это было ожерелье, подаренное ему теткой. Оно приносило удачу в охоте, и Кишк никогда не снимал его, даже в бане.
– Ожерелье было разорвано… – полуутвердительно сказал Травник.
Мотеюнас с удивлением посмотрел на друида:
– Почтенный господин, ты не в воду ли глядишь?
– Да нет, – невесело усмехнулся Травник. – Просто мой учитель всегда советовал делать выводы из очевидных вещей.
– От тебя ничего, видно, не утаишь, – проговорил Мотеюнас, глядя на мертвое лицо Кишка. – Оно было разрублено, то ожерелье. На нитке всегда висел волчий коготь редкой крепости, он тоже был рассечен напополам и пропитался кровью. Нитка тоже.
– Та-а-ак! – присвистнул Снегирь. – Своего, выходит, не пожалели…
– У таких нет своих, Казимир, – сказал Травник. – Ни в каком мире.
Почувствовав, что разговор выдохся, Ян отошел от друидов и направился в дом. Мучительно хотелось пить, от кислого хлеба урчало в животе. Головой к лестнице лежал оборотень, убитый Яном в спину. Из плаща торчала оперенная белая стрела. Коростель подумал было заглянуть ему в лицо, но не решился.
– Март! – негромко окликнул он молодого друида, но голос сорвался, и получилось хриплое сипение. – Март! – крикнул Ян снова, и Збышек вразвалочку подошел к нему.
– Чего, Ян? – спросил юноша.
– Слушай, – бесцветным голосом проговорил Коростель, еле ворочая одеревеневшим языком, – поверни этому голову.
– Зачем? – спросил Март, не отличающийся особым расположением к мертвецам.
– Поверни, я тебя прошу, – упрямо пробормотал Ян и добавил: – Чтобы лицо было видно.
– Ладно, – согласился удивленный Збышек. Он брезгливо носком сапога повернул оскаленную голову и внимательно посмотрел на Яна. Тот с минуту молча смотрел в открытые зеленые водянистые глаза, на редкие рыжие усики и горбатый нос. Сизая полоска шрама была отчетливо заметна на грязной ввалившейся щеке.
– Понятно, – тускло сказал Ян и, не говоря ни слова, тяжело побрел к лестнице.
– Да что с тобой? – обеспокоенно окликнул его Март.
– Ничего, – не поворачивая головы, ответил Коростель. Он стал подниматься, но едва он ступил на крыльцо, его жестоко вывернуло наизнанку. Ян долго и мучительно стоял, перегнувшись пополам, в голове страшно шумело, и в глазах поминутно вспыхивали красные и белые круги. Когда спазмы отпустили, он тяжело вздохнул и, отплевываясь, вошел в дом и припал к большому глиняному кувшину с теплым квасом. Март, наблюдавший всю эту сцену, усмехнулся, покачал головой и побрел обратно на подворье. Нужно было что-то делать с убитыми.
ГЛАВА 18
ПОДЗЕМЕЛЬЕ. ЯН И ДРУИДЫ
Солнце взошло и все само решило за друидов. Едва первые лучи просочились из-за реки, тела ночных задымились и истаяли прямо на глазах. Неожиданно появившиеся складки на их бесформенных плащах проваливались все глубже, и наконец одежды опали, сдулись, как грязные серые пузыри.
– Наверно, это не самая лучшая тема для разговора, но тебе не кажется, что в них есть что-то сходное с той волчицей, в поле? – спросил Ян Травника, наблюдая, как Март поочередно прощупывает мечом каждый балахон. На его юношески чистом безусом лице застыло брезгливое и вместе с тем какое-то умиротворенное выражение. Несмотря на явную неприязнь, Збышек тщательно и добросовестно делал свою работу, лезвие его меча при этом покрылось крупными водяными каплями.
– Сходное по свойствам, но не по происхождению, – заметил друид, попивая хозяйский квас, который он уже успел расхвалить Мотеюнасу. – Того оборотня сработали зорзы, сомнения в том нет. А вот ночные повинуются кому-то другому, судя по их мечам.
– Мечам? – переспросил Ян.
– Да, и это отличает их от обычной нечисти. Даже оборотни, наиболее из всей нежити свободные в поступках, не выносят прикосновения холодного железа, которое когда-либо ковала рука живого существа.
– А у мертвых тоже, что ли, есть кузницы? – полюбопытствовал Коростель.
– Поздравляю, ты уже начал иронизировать, – мягко заметил Травник. – Промоешь желудок, и все будет хорошо.
– Да нет, Симеон, я серьезно, – горячо и искренне воскликнул Ян, и удивленный Збышек даже обернулся на голос. – За то время, что я с вами, я успел уже убедиться, что очень мало знаю об этом свете, даже очевидные вещи.
– Меня-то по большей части удивляют как раз эти, как ты говоришь, очевидные вещи. Самое большое и необратимое начинается именно тогда, когда самые, казалось бы, очевидные вещи вдруг начинают вести себя не так, как мы привыкли от них ожидать. Когда камень начинает петь, человек теряет дар речи. Поэтому я не боюсь тайн и загадок, Ян. Меня беспокоят очевидные вещи.
– Знаешь, – сказал друид, встряхнув на донышке осадок кваса, – иногда мне кажется, что большинство очевидных вещей только притворяется простыми, чтобы обмануть или ввести в заблуждение.
– А может, они просто смотрят от нас в другую сторону? – предположил Ян, и друид внимательно посмотрел на него.
– В другую сторону, говоришь? А что, это неплохая мысль, Ян. Только если так, мы вряд ли сумеем когда-нибудь их понять.
Травник спустился с крыльца и, бросив Марту на ходу короткое слово, стал сгребать вместе с ним в кучу плащи ночных. Затем они забросали их старой соломой и подожгли. Огонь не сразу принял подношение, материя была сырой и плотной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57