Нарушаются геомагнитные свойства Земли, ослабевает гравитация, и начинается разжижение мозга… Нельзя перемещать металлы, особенно редкие. Нельзя скапливать их там, где не было никогда либо было очень мало. Где больше всего металла, там меньше притяжение Земли и мозг становится, как асфальт в жаркую погоду. Он теряет форму и свойства… Страсть к насилию – признак хаоса. Железные столбы в Индии! Знак! Символ естественного состояния металлов в природе. Древние это прекрасно знали… Нет, погоди, Аристарх Павлович! Я не о том хотела… Золото! Я думала о золоте… Почему так рассеянно по Земле? Почему сверхпроводник? Почему вечная тяга к нему и такой удельный вес?.. Золото обеспечивает не бумажные деньги, а состояние нашего разума. Если собрать его в одном месте – человечество погибнет. Легенда о скупом рыцаре? Гибель сознания, потеря образа и подобия Божьего… Где больше золота – там больше крови, сумасшествия, самоубийства. Земля мстит? Нарушена гармония металлов в природе… У человечества есть возможность возрождения и подвига. Рассыпать золото по земле! Бросить деньги в пыль… Это будет, Аристарх Павлович. Жалко, мы не увидим. Потому что миром сейчас управляют рыбы. Состояние хаоса – естественное состояние для них. А в мутной воде легко пожирать других… – Она вдруг спохватилась: – Аристарх Павлович! Почему ты один? Где Валя, Олег? Почему ты их отпустил?
– Скоро придут, – ласково сказал он. – Пойдем, я уложу тебя, дам настойки пустырника…
– Мне еще нужно накормить детей…
– Я сам! – решительно сказал Аристарх Павлович. – Пойдем. У тебя опять начинается лихорадка.
– Мне холодно, – слабо пожаловалась она. – Я давно уже зябну, не могу согреться… Возле свечей только тепло…
Аристарх Павлович уложил Аннушку, напоил пустырником и дал снотворного. В глазах ее накопились слезы, потекли по вискам.
– Иди, Аристарх Павлович, – проговорила она. – А я поплачу… Так плакать хочется!.. Поплачу и усну.
Колька с Мишкой, непривычно подавленные, сидели в своей комнате в разных углах – скорее всего, подрались, косились друг на друга.
– В чем дело? – спросил Аристарх Павлович.
– Жвачку вместе покупали, а Колька себе больше захапал! – всхлипывая, сообщил Мишка.
– Ничего и не больше! – запротестовал старший. – Ты две штуки в грязь выплюнул, когда пузыри учился надувать. А одну к стеклу прилепил в электричке.
– Я одну выплюнул!
– Нет, две!
– А зачем пузыри надувать? – сдерживая гнев, спросил Аристарх Павлович.
– Интересно же, – замялся Мишка. – Все умеют, а я не могу…
– Не можешь, так нечего жвачку переводить! – отрезал Колька.
– Я научусь!
– Давайте-ка мне вашу жвачку, – Аристарх Павлович протянул руку. – Сейчас я разделю, по справедливости.
Мальчишки вытащили по горсти тонких пластинок в яркой обертке, доверительно высыпали в руку. От тепла в карманах резинка размягчела, сжалась в комок, словно глина. Дети вытаращили глаза.
– За мной! – приказал Аристарх Павлович и пошел. Мальчишки боязливо двинулись следом. Аристарх Павлович бросил ком жвачки на угли в камин. Пластмасса затрещала, растекаясь, и начала пузыриться – серое, бесформенное вещество…
– Отец вас порол? – спросил он.
– Нет, – почти в голос отозвались присмиревшие братья.
– Правильно делал, – согласился Аристарх Павлович. – Вас нельзя пороть, потому что вы – столбовые дворяне, краса и гордость России.
– Папа говорил, – заметил Колька, – мы старого боярского рода.
– Вот, боярского, – подтвердил Аристарх Павлович. – А знаете, кто такие бояре были? Лучшие мужи, самые первые. Раньше так говорили: Николай – бо ярый муж. И Михаил – бо ярый муж. Значит, яркий, яростный. Все яркие мужи и стали бояре.
– А ты тоже боярин? – спросил Мишка.
– Боярин.
– И столбовой дворянин? – с какой-то ревностью поинтересовался Колька.
– Столбовые дворяне, они по всему государству как столбы электрические стоят, – объяснил Аристарх Павлович. – И всюду свет несут. А я – опорный дворянин. Видали высоковольтные опоры? Железные? С толстыми проводами? Ну вот, я и есть опорный.
– Это как царь? – не поверил Мишка.
– Нет, не царь. Царь – это электростанция, которая ток вырабатывает. На мне только провода висят.
– А кто у нас тогда будет царь? – не отставал Мишка. – Президент, что ли?
– Президент – не царь, – заметил Аристарх Павлович. – Он – динамо-машина: когда ее крутят – она ток вырабатывает. А если не крутят – кусок железа. А царь должен сам крутиться и ток по проводам пускать. Он один как целая электростанция.
– Кто же будет у нас царь? – спросил Колька.
– Ты и будешь!
– Я?
– Ты! Ты будешь Николай III, государь российский.
– А я? – потянулся Мишка к брату. – Кто тогда буду я?
– А ты – великий князь, – объяснил Аристарх Павлович. – Я вам одну тайну открою. Только молчать! Государственная тайна!
Мальчишки огляделись. Аристарх Павлович склонил их головы к себе, сказал полушепотом:
– Мне доверено воспитать из вас царевичей. Жребий пал на вас! Будет новая династия Ерашовых. Были Романовы, теперь Ерашовы.
– Ну да! – неуверенно засмеялся Колька. – Почему на нас? Придумал!..
– Потому что вы – боярского рода! – строго сказал Аристарх Павлович. – Мужи бо ярые! Придет время – сядешь на престол и станешь править.
– Как президент?
– Как государь!
– А кто меня посадит? Всем же хочется царями…
– Всем хочется, но выбор-то на вас упал! Соберется Земский собор в Москве, а я вас приведу и покажу, каких воспитал царевичей. Народ и посадит. Может, Николая по старшинству, а если не подойдет – Михаила.
– Почему не тебя? – спросил Колька. – Ты же сказал, тоже боярин
– А меня, брат, в детстве сильно пороли, – признался Аристарх Павлович. – Кого пороли – тому уж царем не быть.
– Как ты нас будешь воспитывать? – поинтересовался Мишка – Если мы – царевичи, то ведь все нас должны слушаться!
– Вот уж, Михаила Алексеевич, хрен тебе с редькой! – отрезал Аристарх Павлович. – Покуда вас не признают за царственных особ на Земском соборе – мне велено держать вас в полной своей власти.
– Значит, жвачки не будет, – тоскливо проронил Мишка.
– Какая там жвачка! – отмахнулся Аристарх Павлович. – Только особо приближенные могут видеть, как царевич кушает. А государь – так подавно. Представь себе, сидишь на престоле, а во рту у тебя – резина! Мочалка!
– А Клинтон жует, – заметил Колька. – По телевизору видел…
– Клинтон ведь всего-навсего президент, даже не боярин. Пока он добрался до своего кресла, его сто раз выпороли. Президенты, они все поротые, потому их часто и меняют.
– Кто их порол? – не поверил Мишка.
– Кто? – задумался Аристарх Павлович. – А сначала родители, потом начальники. Потому они и жуют резину. Жевать – дело не царское.
– У нас же демократия! – вспомнил Колька. – При демократии никого не бьют. А при царе били.
– Нет, брат Николай Алексеевич, не прав ты оказался, – Аристарх Павлович потрепал его по затылку. – Демократия – это когда поротый президент управляет поротым поголовно народом и все делают вид, будто никто их сроду пальцем не трогал. А если царь сам с рождения битым не был, то вокруг себя битых держать не станет и других бить ему не с руки. Не поротому стыдно людей унижать. Это же все одно, что себя выпороть.
Мишка вдруг смутился, погрыз ноготь и спросил с надеждой:
– Это же неправда, что Кирилл папу убил в Белом доме? Неправда же?
– Конечно неправда! – заявил Аристарх Павлович. – Кто тебе сказал?
– Колька слыхал…
– И слыхал! – подтвердил Колька. – Аннушка маме рассказывала про Кирилла, а мама Аннушке – про папу. Кирилл приехал на танке и расстрелял папу из пушки.
– Ну вот что, царевичи, – прервал Аристарх Павлович. – Ваш дядька в самом деле приезжал на танке и стрелял. Его обманули. Ему дали много-много жвачки и сказали – стреляй. Вы же подрались из-за нее? Подрались! Из-за жвачки все дерутся. Вот и Кирилл тоже купился и пошел против брата. Потому что не царевич.
– Почему не царевич? – засомневался Мишка. – Он тоже боярского рода.
– Потому что дядя ваш жил в детдоме, – объяснил Аристарх Павлович. – И его пороли. После этого всякий боярин становится не яркий муж, а просто яростный человек. Надо его помиловать. Казнить-то просто, раз – и голова с плеч. А миловать приятно. Долго помнишь, кого миловал. А казненных приходится поскорее забыть.
– Мне что-то не верится, – вдруг сказал Колька. – Какой из меня царь?
– Сейчас-то никакой, – согласился Аристарх Павлович. – Просто балбес пока. Но вот я вас вскормлю, и будете вы царские особы.
– А мы есть не хотим, – заявил Мишка.
– Я вас пищей кормить не буду. Пусть мать кормит.
– Почему говоришь – вскормлю?
– Потому что царей всегда вскармливают, – объяснил Аристарх Павлович. – У лодки есть нос, а есть корма, и человек, который правит, называется кормчий. Я и буду вскармливать вас, править вами, чтобы куда попало не занесло. Для начала, например, я вам советую помиловать дядьку своего.
В дверь позвонили. Аристарх Павлович бросился открывать – пришла Валентина Ильинишна.
– Есть не хотите – живо в постель! – приказал он детям.
– Мы подумаем, – сообщил Колька. – Может, и помилуем.
– К утру чтоб проект указа был готов! – Он закрыл за ребятами дверь. – Ну, как там у них? Где Олег-то?
– Олег остался с ними, – сказала Валентина Ильинишна. – Говорит, раненого буду выхаживать.
– Занятие себе ищет… Пусть, как раз для него, – он помог раздеться жене, усадил поближе к огню. – Сейчас чай поставлю…
– Не уходи, – попросила она. – Знаешь, шла по лесу… Темно, тихо, дорога знакомая, деревья. Все как было раньше… Но ото всюду веет страхом, полное ощущение войны. Могут выстрелить из-за дерева…
– Не бойся. – Аристарх Павлович обнял ее. – Это ты на офицеров посмотрела, на раненого…
– Катя приехала?
– Катя в Москве осталась. Аннушка детей привезла.
– Не нашли Алексея?
– Звонка нет, значит, не нашли. Теперь с Кириллом беда, Валя…
– Что?!
– Да жив он, – опередил вопрос Аристарх Павлович. – Но мертвому Алеше лучше, чем ему…
– Все ясно, – вдруг расслабла она. – Не хотела тебе рассказывать… Шестого числа прихожу на работу, женщины говорят – Кирилла вашего по телевизору видели. Стоит у танка, воду пьет, Белый дом горит. Я их еще давай уверять, что ошиблись… А где Аннушка?
– Заболела опять, как в прошлый раз, – проронил Аристарх Павлович. – Поди сегодня к ней, побудь рядом…
– Надо за детьми посмотреть, – вздохнула Валентина Ильинишна. – Без матери они там на головах ходят…
– Они сейчас указ сочиняют, – сообщил Аристарх Павлович. – О помиловании дядьки… Валя, ты их теперь по имени-отчеству называй, теперь они царевичи. Пусть привыкают.
– Такую игру придумал?
– Как сказать… Пока игру.
Валентина Ильинишна подняла голову, посмотрела с затаенным восторгом, но вдруг прислонилась лбом к его молодой, начавшей курчавиться бороде.
– У нас с тобой скоро… наследник будет, – призналась она. – Потому я сейчас всего и боюсь… Даже вот темных окон боюсь.
* * *
Кирилл с Екатериной маялись в вестибюле морга, заставленном пустыми гробами, – ни присесть, ни облокотиться, а ноги уже гудели от московских улиц. Им велели чего-то ждать и словно забыли о них. Раза четыре подъезжала «скорая», привозили покойников.
Кирилл отворачивался, когда их вносили, но видел оббитые красной тряпкой гробы. Находиться здесь можно было лишь с закрытыми глазами…
Он каждое мгновение ожидал приступа – все тут было насыщено знаками смерти, однако память словно затвердела, спеклась на огнях свечей у Белого дома, и вместо мучительного кошмара сознание постепенно наливалось незнакомой и какой-то неуместной яростью. Он будто протрезвел и сейчас похмельный, с головной болью не мог вспомнить, что было вчера, на бесшабашном пиру, но твердо знал одно – сотворил великий грех, и все то горе, что горит свечами вокруг, лежит на его совести. И не было того навязчивого желания забыть все, откреститься, спрятаться где-нибудь и переждать этот вселенский потоп скорби. Он словно долго убегал от наказания, блудил по каким-то закоулкам, таился, хитрил с преследователями, пока сам не очутился на лобном месте, перед палачом. И бежать уже было некуда, и уворачиваться не имело смысла, как равно и оправдываться. Все равно не носить головы…
Наконец их позвали, но не в ледник, где хранились тела неопознанных, а в кабинет с медицинскими шкафами. За письменным столом сидел седой и от этого заметно румяный мужчина в белом халате. И по тому, как он стремительно и цепко осмотрел их, Кирилл сразу понял, кто он и зачем тут сидит. Однако Екатерина приняла его за администратора и с порога заявила:
– Я ищу мужа. Он погиб возле Белого дома.
– Соболезную, – холодно проронил седой. – Кто ваш муж?
– Ерашов Алексей Владимирович, бывший военный летчик.
– Почему вы решили, что он погиб возле Белого дома? – Голос седого странным образом обезоруживал.
– Мне сказали…
– Кто сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Скоро придут, – ласково сказал он. – Пойдем, я уложу тебя, дам настойки пустырника…
– Мне еще нужно накормить детей…
– Я сам! – решительно сказал Аристарх Павлович. – Пойдем. У тебя опять начинается лихорадка.
– Мне холодно, – слабо пожаловалась она. – Я давно уже зябну, не могу согреться… Возле свечей только тепло…
Аристарх Павлович уложил Аннушку, напоил пустырником и дал снотворного. В глазах ее накопились слезы, потекли по вискам.
– Иди, Аристарх Павлович, – проговорила она. – А я поплачу… Так плакать хочется!.. Поплачу и усну.
Колька с Мишкой, непривычно подавленные, сидели в своей комнате в разных углах – скорее всего, подрались, косились друг на друга.
– В чем дело? – спросил Аристарх Павлович.
– Жвачку вместе покупали, а Колька себе больше захапал! – всхлипывая, сообщил Мишка.
– Ничего и не больше! – запротестовал старший. – Ты две штуки в грязь выплюнул, когда пузыри учился надувать. А одну к стеклу прилепил в электричке.
– Я одну выплюнул!
– Нет, две!
– А зачем пузыри надувать? – сдерживая гнев, спросил Аристарх Павлович.
– Интересно же, – замялся Мишка. – Все умеют, а я не могу…
– Не можешь, так нечего жвачку переводить! – отрезал Колька.
– Я научусь!
– Давайте-ка мне вашу жвачку, – Аристарх Павлович протянул руку. – Сейчас я разделю, по справедливости.
Мальчишки вытащили по горсти тонких пластинок в яркой обертке, доверительно высыпали в руку. От тепла в карманах резинка размягчела, сжалась в комок, словно глина. Дети вытаращили глаза.
– За мной! – приказал Аристарх Павлович и пошел. Мальчишки боязливо двинулись следом. Аристарх Павлович бросил ком жвачки на угли в камин. Пластмасса затрещала, растекаясь, и начала пузыриться – серое, бесформенное вещество…
– Отец вас порол? – спросил он.
– Нет, – почти в голос отозвались присмиревшие братья.
– Правильно делал, – согласился Аристарх Павлович. – Вас нельзя пороть, потому что вы – столбовые дворяне, краса и гордость России.
– Папа говорил, – заметил Колька, – мы старого боярского рода.
– Вот, боярского, – подтвердил Аристарх Павлович. – А знаете, кто такие бояре были? Лучшие мужи, самые первые. Раньше так говорили: Николай – бо ярый муж. И Михаил – бо ярый муж. Значит, яркий, яростный. Все яркие мужи и стали бояре.
– А ты тоже боярин? – спросил Мишка.
– Боярин.
– И столбовой дворянин? – с какой-то ревностью поинтересовался Колька.
– Столбовые дворяне, они по всему государству как столбы электрические стоят, – объяснил Аристарх Павлович. – И всюду свет несут. А я – опорный дворянин. Видали высоковольтные опоры? Железные? С толстыми проводами? Ну вот, я и есть опорный.
– Это как царь? – не поверил Мишка.
– Нет, не царь. Царь – это электростанция, которая ток вырабатывает. На мне только провода висят.
– А кто у нас тогда будет царь? – не отставал Мишка. – Президент, что ли?
– Президент – не царь, – заметил Аристарх Павлович. – Он – динамо-машина: когда ее крутят – она ток вырабатывает. А если не крутят – кусок железа. А царь должен сам крутиться и ток по проводам пускать. Он один как целая электростанция.
– Кто же будет у нас царь? – спросил Колька.
– Ты и будешь!
– Я?
– Ты! Ты будешь Николай III, государь российский.
– А я? – потянулся Мишка к брату. – Кто тогда буду я?
– А ты – великий князь, – объяснил Аристарх Павлович. – Я вам одну тайну открою. Только молчать! Государственная тайна!
Мальчишки огляделись. Аристарх Павлович склонил их головы к себе, сказал полушепотом:
– Мне доверено воспитать из вас царевичей. Жребий пал на вас! Будет новая династия Ерашовых. Были Романовы, теперь Ерашовы.
– Ну да! – неуверенно засмеялся Колька. – Почему на нас? Придумал!..
– Потому что вы – боярского рода! – строго сказал Аристарх Павлович. – Мужи бо ярые! Придет время – сядешь на престол и станешь править.
– Как президент?
– Как государь!
– А кто меня посадит? Всем же хочется царями…
– Всем хочется, но выбор-то на вас упал! Соберется Земский собор в Москве, а я вас приведу и покажу, каких воспитал царевичей. Народ и посадит. Может, Николая по старшинству, а если не подойдет – Михаила.
– Почему не тебя? – спросил Колька. – Ты же сказал, тоже боярин
– А меня, брат, в детстве сильно пороли, – признался Аристарх Павлович. – Кого пороли – тому уж царем не быть.
– Как ты нас будешь воспитывать? – поинтересовался Мишка – Если мы – царевичи, то ведь все нас должны слушаться!
– Вот уж, Михаила Алексеевич, хрен тебе с редькой! – отрезал Аристарх Павлович. – Покуда вас не признают за царственных особ на Земском соборе – мне велено держать вас в полной своей власти.
– Значит, жвачки не будет, – тоскливо проронил Мишка.
– Какая там жвачка! – отмахнулся Аристарх Павлович. – Только особо приближенные могут видеть, как царевич кушает. А государь – так подавно. Представь себе, сидишь на престоле, а во рту у тебя – резина! Мочалка!
– А Клинтон жует, – заметил Колька. – По телевизору видел…
– Клинтон ведь всего-навсего президент, даже не боярин. Пока он добрался до своего кресла, его сто раз выпороли. Президенты, они все поротые, потому их часто и меняют.
– Кто их порол? – не поверил Мишка.
– Кто? – задумался Аристарх Павлович. – А сначала родители, потом начальники. Потому они и жуют резину. Жевать – дело не царское.
– У нас же демократия! – вспомнил Колька. – При демократии никого не бьют. А при царе били.
– Нет, брат Николай Алексеевич, не прав ты оказался, – Аристарх Павлович потрепал его по затылку. – Демократия – это когда поротый президент управляет поротым поголовно народом и все делают вид, будто никто их сроду пальцем не трогал. А если царь сам с рождения битым не был, то вокруг себя битых держать не станет и других бить ему не с руки. Не поротому стыдно людей унижать. Это же все одно, что себя выпороть.
Мишка вдруг смутился, погрыз ноготь и спросил с надеждой:
– Это же неправда, что Кирилл папу убил в Белом доме? Неправда же?
– Конечно неправда! – заявил Аристарх Павлович. – Кто тебе сказал?
– Колька слыхал…
– И слыхал! – подтвердил Колька. – Аннушка маме рассказывала про Кирилла, а мама Аннушке – про папу. Кирилл приехал на танке и расстрелял папу из пушки.
– Ну вот что, царевичи, – прервал Аристарх Павлович. – Ваш дядька в самом деле приезжал на танке и стрелял. Его обманули. Ему дали много-много жвачки и сказали – стреляй. Вы же подрались из-за нее? Подрались! Из-за жвачки все дерутся. Вот и Кирилл тоже купился и пошел против брата. Потому что не царевич.
– Почему не царевич? – засомневался Мишка. – Он тоже боярского рода.
– Потому что дядя ваш жил в детдоме, – объяснил Аристарх Павлович. – И его пороли. После этого всякий боярин становится не яркий муж, а просто яростный человек. Надо его помиловать. Казнить-то просто, раз – и голова с плеч. А миловать приятно. Долго помнишь, кого миловал. А казненных приходится поскорее забыть.
– Мне что-то не верится, – вдруг сказал Колька. – Какой из меня царь?
– Сейчас-то никакой, – согласился Аристарх Павлович. – Просто балбес пока. Но вот я вас вскормлю, и будете вы царские особы.
– А мы есть не хотим, – заявил Мишка.
– Я вас пищей кормить не буду. Пусть мать кормит.
– Почему говоришь – вскормлю?
– Потому что царей всегда вскармливают, – объяснил Аристарх Павлович. – У лодки есть нос, а есть корма, и человек, который правит, называется кормчий. Я и буду вскармливать вас, править вами, чтобы куда попало не занесло. Для начала, например, я вам советую помиловать дядьку своего.
В дверь позвонили. Аристарх Павлович бросился открывать – пришла Валентина Ильинишна.
– Есть не хотите – живо в постель! – приказал он детям.
– Мы подумаем, – сообщил Колька. – Может, и помилуем.
– К утру чтоб проект указа был готов! – Он закрыл за ребятами дверь. – Ну, как там у них? Где Олег-то?
– Олег остался с ними, – сказала Валентина Ильинишна. – Говорит, раненого буду выхаживать.
– Занятие себе ищет… Пусть, как раз для него, – он помог раздеться жене, усадил поближе к огню. – Сейчас чай поставлю…
– Не уходи, – попросила она. – Знаешь, шла по лесу… Темно, тихо, дорога знакомая, деревья. Все как было раньше… Но ото всюду веет страхом, полное ощущение войны. Могут выстрелить из-за дерева…
– Не бойся. – Аристарх Павлович обнял ее. – Это ты на офицеров посмотрела, на раненого…
– Катя приехала?
– Катя в Москве осталась. Аннушка детей привезла.
– Не нашли Алексея?
– Звонка нет, значит, не нашли. Теперь с Кириллом беда, Валя…
– Что?!
– Да жив он, – опередил вопрос Аристарх Павлович. – Но мертвому Алеше лучше, чем ему…
– Все ясно, – вдруг расслабла она. – Не хотела тебе рассказывать… Шестого числа прихожу на работу, женщины говорят – Кирилла вашего по телевизору видели. Стоит у танка, воду пьет, Белый дом горит. Я их еще давай уверять, что ошиблись… А где Аннушка?
– Заболела опять, как в прошлый раз, – проронил Аристарх Павлович. – Поди сегодня к ней, побудь рядом…
– Надо за детьми посмотреть, – вздохнула Валентина Ильинишна. – Без матери они там на головах ходят…
– Они сейчас указ сочиняют, – сообщил Аристарх Павлович. – О помиловании дядьки… Валя, ты их теперь по имени-отчеству называй, теперь они царевичи. Пусть привыкают.
– Такую игру придумал?
– Как сказать… Пока игру.
Валентина Ильинишна подняла голову, посмотрела с затаенным восторгом, но вдруг прислонилась лбом к его молодой, начавшей курчавиться бороде.
– У нас с тобой скоро… наследник будет, – призналась она. – Потому я сейчас всего и боюсь… Даже вот темных окон боюсь.
* * *
Кирилл с Екатериной маялись в вестибюле морга, заставленном пустыми гробами, – ни присесть, ни облокотиться, а ноги уже гудели от московских улиц. Им велели чего-то ждать и словно забыли о них. Раза четыре подъезжала «скорая», привозили покойников.
Кирилл отворачивался, когда их вносили, но видел оббитые красной тряпкой гробы. Находиться здесь можно было лишь с закрытыми глазами…
Он каждое мгновение ожидал приступа – все тут было насыщено знаками смерти, однако память словно затвердела, спеклась на огнях свечей у Белого дома, и вместо мучительного кошмара сознание постепенно наливалось незнакомой и какой-то неуместной яростью. Он будто протрезвел и сейчас похмельный, с головной болью не мог вспомнить, что было вчера, на бесшабашном пиру, но твердо знал одно – сотворил великий грех, и все то горе, что горит свечами вокруг, лежит на его совести. И не было того навязчивого желания забыть все, откреститься, спрятаться где-нибудь и переждать этот вселенский потоп скорби. Он словно долго убегал от наказания, блудил по каким-то закоулкам, таился, хитрил с преследователями, пока сам не очутился на лобном месте, перед палачом. И бежать уже было некуда, и уворачиваться не имело смысла, как равно и оправдываться. Все равно не носить головы…
Наконец их позвали, но не в ледник, где хранились тела неопознанных, а в кабинет с медицинскими шкафами. За письменным столом сидел седой и от этого заметно румяный мужчина в белом халате. И по тому, как он стремительно и цепко осмотрел их, Кирилл сразу понял, кто он и зачем тут сидит. Однако Екатерина приняла его за администратора и с порога заявила:
– Я ищу мужа. Он погиб возле Белого дома.
– Соболезную, – холодно проронил седой. – Кто ваш муж?
– Ерашов Алексей Владимирович, бывший военный летчик.
– Почему вы решили, что он погиб возле Белого дома? – Голос седого странным образом обезоруживал.
– Мне сказали…
– Кто сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63