А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


«Этот вид… обмена… представляет собой… условно… живую эклектику… (а также достаточно большие отрывки)… эрудитом…
Конспект… является веселым и непритязательным, словно простенькая бутоньерка… букетик полевых цветов.
Давайте сделаем это следующим образом: …вы можете и дальше заниматься этой буффонадой… или… навлечь… изощренное… ужасное несчастье… сдержать стремление к насилию… достаточное количество денег… испытывать нехватку… с… доставкой…
Что нам требуется немедленно, так это… хотя меня и приводит в содрогание необходимость даже упоминать об этом… выгодная… капитализация…
Или… буду… считать себя вправе терроризировать, лишать права выкупа или даже убить…»
Нэнни направилась к дому. Подняв трубку, она набрала номер Бенни.
— У меня в руках еще одно письмо от него, — сказала она.
— Да? И что там? — воскликнул Бенни.
— Понятия не имею, — растерянно ответила Нэнни.
* * *
Тем же самым вечером, часов в семь, один из детективов Боццариса задержал неизвестного человека. Этот тип показался подозрительным по нескольким причинам сразу. В первую очередь потому, что лицо его было совершенно незнакомым, а стало быть, парень вообще был не из их района. Вторая же причина состояла в том, что он, широко расставив ноги, стоял над распростертым на земле человеком и, больше того, обрабатывал его кулаками, занимаясь этим на самом виду — прямо на дорожке, ведущей к кафе, не более чем в двух кварталах от полицейского участка. Драчун, не переставая, твердил детективу, который его арестовал, что он, дескать, лишь защищался, но тот за свою жизнь успел повидать слишком много убийц, чтобы сейчас ошибаться. Он приволок его в участок, и только тут, при обыске, вдруг обнаружилось, что у незнакомца при себе огромная сумма — 10 000 долларов, причем наличными.
Незнакомец назвался Вильямом Шекспиром.
— И что, ты рассчитываешь, что я в это поверю? — хмыкнул Боццарис.
— Это мое имя, — на правильном английском, что уже само по себе выглядело достаточно подозрительно, подтвердил незнакомец.
— Вот как? И где же ты живешь, Вилли?
— В Даунтауне. На Мотт-стрит.
— Это с какой же стати?
— Мне нравятся китаяночки.
— Ладно, пусть так, — не стал спорить Боццарис. — Тогда объясни, что ты делал на территории моего участка? Если, конечно, не считать того, что чуть ли не насмерть забил этого несчастного. Кстати, беднягу пришлось отправить в больницу.
— Этот бедняга, как вы его называете, чуть было не прикончил меня, — заявил Вилли, — а я лишь пытался спасти свою жизнь и свои сбережения.
— В моем районе среди бела дня еще никогда не убивали и не грабили, — усмехнулся Боццарис.
— Значит, сегодня был бы первый случай, — возразил Вилли, — если бы мне не удалось этому помешать.
— В соответствии с одной теорией криминальных расследований, — сказал Боццарис, — тот, кто своими действиями подтолкнул другого к нарушению закона, является преступником в той же мере, как и тот, кто нарушил этот закон. Так считали в древней Иудее. Ты, наверное, знаешь об этом, если, конечно, читаешь на древнееврейском.
— Нет, — покачал головой Вилли.
— Жаль. Что ж, тогда поверь мне на слово. И если человек повсюду таскает с собой десять тысяч долларов, то он, можно сказать, напрашивается, чтобы его ограбили. Ты не согласен?
— Мне были нужны деньги, — ответил Вилли. — Именно для этого я и пришел сюда — чтобы снять сбережения со своего счета.
— Для какой цели тебе понадобились деньги? — полюбопытствовал Боццарис.
— Для личной.
— Это какой же?
В эту минуту кто-то осторожно постучал в дверь кабинета лейтенанта.
— Войдите, — крикнул Боццарис. На пороге появился детектив. Кивнув, он подошел к столу и положил какую-то бумагу. — Спасибо, Сэм, — сказал Боццарис и поднес ее к глазам. — Чем ты зарабатываешь на жизнь, Вилли? — спросил он.
— Выпускаю косточки для игры в маджонг. Эта игра и китайские девочки мне полюбились, еще когда я много лет назад был резидентом в Гонконге.
— Вилли, — сказал Боццарис, подняв на него глаза, — если верить вот этой бумаге, которую я держу в руках, ты самый известный игрок как в пятом, так и в девятом полицейском участке. Ну, так как? Можешь что-нибудь сказать по этому поводу?
— Ну что… — Тот пожал плечами. — Отпираться не стану.
Действительно, люблю иногда перекинуться в картишки. А что тут такого?
— Ничего. Да только вот тебя не раз уж арестовывали за букмекерство, за содержание карточного притона, за то, что ты принимал ставки на игру, а еще за жульничество с денежными ставками. Что скажешь?
— Да, иной раз бывало, — скромно признался Вилли.
— Много раз. Во всяком случае, так говорится в этой бумаге, и каждый раз за одно и то же. Одни обвинения, которые тебе предъявлялись, составляют весьма внушительный список.
Боюсь, у тебя могут быть неприятности, — Боццарис покачал головой, — а если учитывать, что все это происходило в последнее время, то ты вполне можешь загреметь за решетку.
— Этот человек собирался меня ограбить, — высокопарно заявил Вилли. — Скорее всего, этот проходимец успел заметить пачку денег, когда я расплачивался по счету в кафетерии, и решил пойти за мной. В конце концов, разве это преступление — защищаться, когда на тебя нападают?
— Может быть, и так, — не стал спорить Боццарис, — но, думаю, в офисе окружного прокурора вряд ли кто-то сочтет преступлением сунуть в кутузку известного картежника и шулера, за которым тянется хвост длиной в целую милю! Особенно если патрульный доложит, что застукал его в тот момент, когда он зверски избивал беспомощного человека, который почти без сознания, избитый и окровавленный, лежал на дорожке возле кафе!
Попытка преднамеренного убийства, да еще второй степени — это тебе не шутка! А именно так, возможно, и будет звучать выдвинутое против тебя обвинение! Знаешь, сколько тебе светит?
Пять лет! И это если не учитывать предыдущих нарушений закона, которых у тебя хватает! Ведь у тебя уже три привода, Вилли, правильно? Так что на четвертый раз, парень, отвертеться не удастся. Быть тебе за решеткой, Вилли!
— Это просто смешно! — фыркнул тот. — Этот человек и в самом деле пытался украсть мои деньги!
— Ладно, пусть так. Тогда объясни, для чего тебе понадобилось иметь при себе такую сумму денег?
— Они были нужны моей сестре.
— Для чего?
— Моя сестра, которую зовут Мэри Шекспир и которая проживает в…
— Нас тут совершенно не интересует твое генеалогическое древо, — буркнул Боццарис.
— Моя сестра собиралась отправиться в Сан-Франциско, чтобы подать там протест.
— Против чего?
— Условий, — объяснил Вилли, — которые, и вы сами это знаете, никуда не годятся. Подать протест стоит очень дорого.
Она обратилась ко мне за помощью, и я согласился отдать ей собственные сбережения.
— Это самое чистейшее собачье дерьмо, о котором я когда-либо слышал!
— Богом клянусь, это чистейшая правда!
— Ладно, пусть так. А теперь выкинь это из головы и объясни еще раз, для чего тебе понадобилось иметь при себе такую сумму. Для чего ты снял деньги со счета?
— Это не имеет никакой связи с карточной игрой, — заявил Вилли.
— С какой такой карточной игрой? — насторожился Боццарис.
— А вы обещаете мне забыть обо всех вздорных обвинениях, выдвинутых против меня в этой вашей бумажке, если я все расскажу? Не говоря уже о том досадном недоразумении, что случилось сегодня, тем более что на этот раз я сам стал жертвой бандитского нападения?
— Я не имею права брать на себя подобные серьезные обязательства, — пожал плечами Боццарис.
— В таком случае и я не имею права брать на себя определенные обязательства и сообщить вам сведения о карточной игре.
— Какой карточной игре? — вскинулся Боццарис.
— Какой карточной игре? — передразнил его Вилли.
— О той самой, — буркнул Боццарис. — Сам небось знаешь о какой. Если информация, которую ты мне сообщишь, будет иметь какое-то значение, хотя лично я в этом сомневаюсь, может, мне и придет охота забыть о длинном хвосте преступлений, которые тянутся за тобой, словно шлейф кометы. А также о том, как сегодня ты избивал этого парня. Конечно, если бедняга не отдаст в больнице концы. Сам понимаешь, в этом случае, как ни печально, но тебе, Вилли, придется ответить за убийство.
— Ну а теперь мне можно идти? — спросил Вилли.
— Только если расскажешь мне о карточной игре, — сказал Боццарис.
— Что вы хотите знать?
— Когда?
— Сегодня вечером. Ровно в восемь часов.
— Где?
— У Селии Месколаты.
— Блэк-джек?.
— Нет. Покер.
— Какие ставки?
— Очень высокие.
— Сколько игроков?
— Шестеро.
— М-м-м… — задумчиво протянул Боццарис.
* * *
Откуда-то слышалась музыка.
Как обычно, они после обеда прогуливались по Виа Квисисана, потом остановились выпить по стаканчику на Пьязетта.
И теперь, распахнув настежь окна спальни, чтобы впустить свежий ночной ветерок, Стелла напрасно пыталась уснуть. Кто-то неподалеку терзал струны гитары, явно корчась в муках неразделенной любви. К тому же делу отнюдь не помогал оглушительный храп Кармине.
— Кармине? — шепотом позвала она.
— М-м-м?..
— Ты спишь?
— Да.
— Кармине!
— М-м-м?..
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Говорю же тебе, я сплю!
— Кармине, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, что-то случилось с Льюисом.
— Спи. Что с ним могло случиться?
— Откуда нам знать, что с ним ничего не произошло?
— Нэнни прекрасно известно, где мы и как нас найти. Если бы что-то случилось, она бы позвонила. Но ведь она не звонила, верно? Поэтому я уверен, что с ним все в порядке.
— И все же…
— Спи, Стелла!
— Ладно, Кармине. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Стелла.
Стелла лежала и слушала, как в темноте рыдала гитара. Жаль, что она не знает ни слова по-итальянски. Тридцать лет назад, когда Кармине предложил ей выйти за него замуж, Стелла простодушно возразила:
— Но, Кармине, ведь я не знаю ни слова по-итальянски!
— Но какое это имеет значение? — удивился он. — Ведь мы же любим друг друга!
— Представь, что к тебе придут твои друзья. Они начнут говорить между собой по-итальянски, а что тогда делать мне?
— Я попрошу их говорить по-английски, — ответил Кармине.
— Да, конечно… но захотят ли они?
— Непременно захотят, — твердо сказал он, выразительно подмигнув ей, и это окончательно убедило Стеллу. Кармине, который был старше ее на целых двадцать лет, уже тогда вызывал ее восхищение тем, что всегда твердо держал свое слово.
Так было и на этот раз. Когда бы его приятели, забывшись, ни переходили в ее присутствии на итальянский, он тут же останавливал их: «Говорите по-английски!» И вот вам результат — за все эти годы Стелла так и не выучила ни слова по-итальянски. И не то чтобы она так уж жалела об этом… разве что в такую ночь, как эта, когда она отчаянно тосковала по дому, а в темноте звенела и плакала гитара и чей-то голос пел о том, чего она не могла понять.
— Кармине! — окликнула она.
— М-м-м…
— Кармине, я так хочу домой…
— Спи. Вернемся домой в конце месяца.
— Кармине, а ты разве не тоскуешь по дому?
— Нет.
— А по Льюису ты скучаешь?
— Да. Но не до такой степени.
— А тебе не хотелось бы оказаться дома?
— Разве что в темной комнате, — ворчливо ответил он.
Слушай, спи давай!
* * *
Марио Аззекка жил на Саттон-Плейс в меблированной квартире. В его доме было двое швейцаров — специально для того, чтобы никто не осмелился потревожить покой жильцов и чтобы ни один из этих жильцов не застрял случайно в лифте. Кроме швейцаров, в доме был еще и лифтер, а это означало, что все бастионы были под охраной в любой час дня и ночи.
Поли Секундо, имевший при себе пятьдесят тысяч (все хрустящими стодолларовыми бумажкам) и авиабилет в Неаполь с пересадкой в Риме, появился в квартире Аззекки двадцать минут девятого. Его приветствовал швейцар, предложивший подняться наверх… да, да, сэр, лифт налево… седьмой этаж, сэр, квартира 7Ж, как Жорж.
Марио Аззекка, сидя в гостиной, поджидал, когда заработает фонтан Делакорте. Обычно его включали каждый вечер, в половине девятого, и тогда из него вдруг на добрую сотню метров вырывалась вверх мощная струя воды, и так каждые несколько минут часов до десяти. Из гостиной Аззекки открывался великолепный вид через Ист-Ривер на южную оконечность острова Вест-Фэйр, где когда-то Делакорте воздвиг свой знаменитый фонтан, стоивший ему не меньше чем триста тысяч долларов. Ходили упорные слухи, что фонтан этот обходится еще в добрые двадцать пять тысяч каждый год. Но какое это имело значение, когда фонтан призван был радовать взоры и поражать воображение делегатов ООН. Впрочем, Марио Аззекка никогда бы с этим не согласился. Он искренне и непоколебимо верил, что фонтан был построен исключительно ради его удовольствия. И день за днем он с неослабевающим интересом мог сидеть у окна, наблюдая за феерическим зрелищем, никогда ему не надоедавшим. Это было даже интереснее, чем следить за непрерывным потоком машин, двигавшимся по мосту Куинсборо, что, впрочем, всегда ему нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов