Буш упрямо кивнул. Они стояли у кондитерской на Кальвер-стрит, кондитерская была открыта, и Буш зашел туда позвонить. Карелла остался снаружи, спиной к прилавку у входа.
В городе было очень тихо. Высотные дома втыкали чумазые пальцы в небесную гладь. Иногда загорался свет в ванной, как зрячий глаз на слепом лице здания. Мимо кондитерской прошли две девушки-ирландки, их высокие каблуки громко стучали по асфальту. Карелла бросил беглый взгляд на их ноги и тонкие летние платья. Одна из девушке бесстыдно подмигнула ему, потом обе захихикали, и он без всякой причины вспомнил что-то о задранных юбках ирландской девушки, потом его мысль определилась, и он понял, что это воспоминание о чем-то прочитанном. Ирландские девушки... «Улисс»?Боже, до чего трудно было одолеть эту книгу со всеми ее ирландскими девушками и так далее. Интересно, что читает Буш? Буш слишком занят, чтобы читать. Слишком занят тем, что беспокоится насчет своей жены. Господи, до чего беспокойный человек!
Он посмотрел через плечо. Буш все еще был в телефонной будке и быстро говорил в трубку. Человек за прилавком наклонился над программой скачек, изо рта у него торчала зубочистка. У края прилавка мальчик пил яичный коктейль. Карелла вдохнул застоявшийся воздух кондитерской. Дверь телефонной будки открылась, и Буш вылез, вытирая лоб. Он кивнул продавцу и вышел на улицу к Карелле.
– Ну и жарища в этой будке, – сказал он.
– Все в порядке? – спросил Карелла.
– Конечно, – сказал Буш. Он подозрительно посмотрел на Кареллу. – А почему что-то должно быть не в порядке?
– Я просто так спросил. С чего начать, как ты думаешь?
– Это будет не так-то легко, – сказал Буш. – Это мог сделать любой недовольный дурак.
– Или любой преступник.
– Лучше бы мы оставили это дело Отделу расследования убийств. У нас дел выше головы.
– Мы даже еще не начали, а ты уже говоришь, что у нас дел выше головы. Что с тобой делается, Хэнк?
– Ничего, – сказал Буш, – просто я думаю, что полицейские не очень-то умны, вот и все.
– Приятное высказывание для полицейского.
– Это правда. Слушай, это звание детектива – куча дерьма, и ты это сам знаешь. Все, что нужно детективу, – пара крепких ног и упрямство. Ноги таскают тебя по всем помойкам, какие тебе нужны, а упрямство не дает наплевать на это дело. Механически идешь по каждому следу, и, если повезет, где-нибудь улыбнется удача. Потом начинай сначала.
– А мозги во всем этом не участвуют?
– Очень мало. Полицейскому не нужно много мозгов.
– Ладно.
– Что – ладно?
– Ладно, я не хочу спорить. Если Риардон погиб, пытаясь задержать кого-нибудь...
– Вот это тоже раздражает меня в полицейских, – вставил Буш.
– Ты прямо ненавидишь полицейских, верно? – спросил Карелла.
– В этом проклятом городе все ненавидят полицейских. Думаешь, кто-нибудь уважает копа? Символ закона и порядка, как же! Каждый, кто заплатил штраф за то, что не там поставил машину, автоматически начинает ненавидеть полицейских. Это именно так.
– Но так не должно быть, – сердито сказал Карелла. Буш пожал плечами.
– Меня раздражает в полицейских то, что они не говорят по-английски.
– Что?!
– "На месте преступления"! – передразнил Буш. – Полицейский язык. Ты когда-нибудь слышал, чтобы полицейский сказал: «Мы поймали его»? Нет. Он говорит: «Мы задержали его на месте преступления».
– Никогда не слышал, чтобы полицейский говорил: «Мы задержали его на месте преступления», – сказал Карелла.
– Я говорю насчет официальных источников, – сказал Буш.
– Это другое дело. Все стараются говорить красиво, если это будет опубликовано.
– Особенно полицейские.
– Почему бы тебе не сдать свой значок? Стал бы таксистом или что-нибудь вроде этого?
– Я об этом подумываю. – Буш неожиданно улыбнулся. Он все время говорил своим обычным тихим голосом, и теперь, когда он улыбался, трудно было представить себе, что он только что сердился.
– Я думаю, надо начать с баров, – сказал Карелла. – Если это действительно месть, это мог быть кто-нибудь по соседству. В барах мы могли бы что-нибудь узнать, кто знает?
– Хоть пива выпью, – сказал Буш. – Хочу пива с начала дежурства.
* * *
Бар, как тысячи ему подобных, назывался «Трилистник». Он находился на Кальвер-авеню, между ломбардом и китайской прачечной. Бар работал всю ночь, и это нравилось ирландцам, живущим в районе Кальвер-авеню. Иногда в «Трилистник» случайно заходил какой-нибудь пуэрториканец, но подобные экскурсии не встречали одобрения у завсегдатаев бара, имевших горячие головы и сильные кулаки. Полицейские часто заглядывали сюда: не ради удовольствия, так как пить во время несения службы строго воспрещалось, а чтобы убедиться, что вспыльчивость клиентов и виски не привели к драке. Теперь стычки в этом ярко раскрашенном баре происходили гораздо реже, чем в добрые старые времена, когда район впервые испытал наплыв пуэрториканцев. В то время пуэрториканцы, плохо говоря по-английски и слабо разбираясь в вывесках, по неведению своему часто забредали в «Трилистник». Стойкие защитники «Америки для американцев», будучи не в курсе того факта, что пуэрториканцы – тоже американцы, провели много вечеров, кулаками защищая свою точку зрения. Бар часто орошался кровью. Но это было в добрые старые времена.
В плохие новые времена вы могли ходить в «Трилистник» целую неделю и увидеть не более одной-двух разбитых голов.
На окне была вывеска: «Добро пожаловать, леди», но немногие леди принимали приглашение. Завсегдатаями были мужчины, живущие по соседству, уставшие от своих мрачных квартир, стремящиеся к беззаботной дружбе с приятелями, которым дома так же надоело. Их жены по вторникам играли в бинго, по средам ходили в кино, а по четвергам – в швейный клуб через улицу («мы делаем и то, и се, и пятое, и десятое»), и так оно и шло. Что дурного в дружеской выпивке в соседнем кабачке? Ничего.
Если только нет полицейских.
Полицейские, а особенно сыщики, очень раздражали. Конечно, можно было сделать жест и сказать: "Как поживаете, офицер Дуган? ", и так далее, и даже, может быть, найти в своем сердце место для новичка, но нельзя отрицать, что такое соседство с полицейским было неестественным и могло принести неприятности. Не то чтобы кто-то имел что-нибудь против копов. Просто копы не должны рыскать по барам и мешать человеку спокойно выпить кружечку. И ни к чему им слоняться у букмекерских контор и мешать человеку играть. И нечего болтаться у публичных домов и портить развлечение. Копы не должны шляться поблизости, вот и все.
А «быки» – это переодетые полицейские, только еще хуже.
Так чего надо этим двум длинным дуракам?
– Пива, Гарри, – сказал Буш.
– Сейчас, – ответил буфетчик Гарри. Он налил пива и подал его сидящим Бушу и Карелле. – Хорошая ночь для пива, верно? – сказал Гарри.
– Ни один буфетчик не обходится без рекламы, когда заказываешь пиво в теплую ночь, – тихо заметил Буш.
Гарри рассмеялся, но только потому, что его клиентом был полицейский. Двое мужчин у карточного стола спорили насчет свободного ирландского государства. По телевизору шел фильм о русской императрице.
– Вы здесь по делу, ребята? – спросил Гарри.
– А что, – сказал Буш, – у вас есть для нас дело?
– Нет, это я так. Я хотел сказать, что «быки»... детективы редко к нам заходят, – сказал Гарри.
– Это потому, что у вас такое чистое заведение, – сказал Буш.
– Самое чистое на Кальвер-авеню.
– Особенно когда убрали вашу телефонную будку, – добавил Буш.
– Ну да, верно, нам слишком часто звонили.
– Вы принимали слишком много ставок, – сказал Буш ровным голосом.
Он взял стакан и начал пить пиво.
– Нет, правда, – сказал Гарри. Ему неприятно было думать, как он с этой проклятой телефонной будкой чуть не попался Комиссии государственной прокуратуры. – Вы кого-нибудь ищете?
– Сегодня у вас затишье, – сказал Карелла.
Гарри улыбнулся, и у него во рту блеснул золотой зуб.
– Здесь всегда тихо, ребята, вы же знаете.
– Это точно, – кивнул Карелла. – Дэнни Гимп не заходил?
– Сегодня ночью я его не видел. А в чем дело? Что происходит?
– Хорошее пиво, – сказал Буш.
– Еще стаканчик?
– Нет, спасибо.
– Послушайте, что-то не в порядке? – спросил Гарри.
– Что с вами, Гарри? Здесь кто-нибудь делает что-то плохое? – спросил Карелла.
– Что? Нет, конечно нет, надеюсь, я не навел вас на такие мысли. Просто вроде как странно, что вы зашли. То есть я хочу сказать, у нас ничего такого не случилось.
– Вот и хорошо, – сказал Карелла. – В последнее время никого не видели с револьвером?
– С револьвером?
– Да.
– С каким револьвером?
– А какой вы видели?
– Никаких не видел. – Гарри вспотел. Он налил себе пива и поспешно выпил.
– Не было никаких юнцов с малокалиберными револьверами или другим оружием? – спокойно спросил Буш.
– Ну, малокалиберные револьверы... – сказал Гарри, вытирая пену с губ. – Я хочу сказать, их все время видишь.
– Ничего покрупнее?
– Чего – покрупнее? Вы про 32-й или 38-й калибр?
– Мы про сорок пятый, – сказал Карелла.
– Последний раз я видел здесь пистолет 45-го калибра, – задумчиво сказал Гарри, – тому назад... – Он покачал головой. – Нет, это вам не поможет. Что произошло? Кого-нибудь убили?
– Сколько времени тому назад? – спросил Буш.
– В пятидесятом году или в пятьдесят первом. Парень пришел из армии. Пришел сюда и размахивал пистолетом. Нарывался на неприятности. Дули его успокоил. Помните Дули? Он сюда всегда приходил, пока не переехал в другой район. Хороший парень. Всегда заходил и...
– Он по-прежнему здесь живет? – спросил Буш.
– Кто?
– Парень, который размахивал пистолетом 45-го калибра.
– Ах, он. – Гарри нахмурил брови. – А почему вы спрашиваете?
– Я задал вопрос, – сказал Буш. – Живет он здесь или не живет?
– Да. Вроде живет. А почему?..
– Где?
– Слушайте, – сказал Гарри, – я не хочу никого подводить.
– Вы никого не подведете, – сказал Буш. – У этого парня по-прежнему есть пистолет?
– Не знаю.
– Что было той ночью, когда Дули его успокоил?
– Ничего. Парень просто нализался. Только что из армии, так что...
– Как?
– Просто он размахивал пистолетом. Я даже думаю, пистолет был не заряжен. Я думаю, ствол был залит свинцом.
– Вы в этом уверены?
– Не совсем.
– Дули отобрал у него пистолет?
– Да нет... – Гарри замолчал и вытер пот со лба. – Нет, я думаю, Дули даже не видел пистолета.
– Но если он его успокоил...
– Ну, – сказал Гарри, – один из ребят увидел, что Дули идет по улице, и они вроде как привели парня в чувство и вывели его отсюда.
– До того, как Дули вошел?
– Ну да. Да.
– И парень забрал с собой пистолет?
– Да, – сказал Гарри. – Послушайте, я не хочу здесь никаких неприятностей, понимаете?
– Понимаю, – сказал Буш. – Где он живет?
Гарри моргнул и опустил глаза.
– Где? – повторил Буш.
– На Кальвер.
– Где на Кальвер?
– В доме на углу Кальвер-авеню и Мэйсон-стрит. Слушайте, ребята...
– Этот парень не говорил, что не любит полицейских? – спросил Карелла.
– Нет, нет, – сказал Гарри. – Он хороший парень. Он тогда просто перепил, вот и все.
– Вы знаете Майка Риардона?
– Конечно, – сказал Гарри.
– Этот парень знает Майка?
– Не знаю точно. Слушайте, парень просто перебрал в ту ночь, вот и все.
– Как его зовут?
– Слушайте, он был просто пьян, и больше ничего. Черт возьми, это было в 1950 году!
– Его имя?
– Фрэнк. Фрэнк Кларк.
– Как ты думаешь, Стив? – спросил Буш у Кареллы.
Карелла пожал плечами.
– Слишком легко. Когда все слишком просто, никогда не получается.
– Давай все-таки проверим, – сказал Буш.
Глава четвертая
Многоквартирные дома имеют свой запах, и это не только запах капусты. Для многих людей запах капусты всегда был и будет хорошим, здоровым запахом, и они возмущаются при привычном сопоставлении капусты с бедностью.
Многоквартирный дом пахнет жизнью.
Это запах всех проявлений жизни: пахнет потом, кухней, уборной, детьми. Все эти запахи смешиваются в один сильнейший запах, который ударяет в нос, как только открывается входная дверь. Он стоит в доме десятилетиями. Он проникает сквозь пол и пропитывает стены. Он липнет к перилам и покрытой линолеумом лестнице. Он прячется по углам и висит возле голых электрических лампочек на площадке. Он всегда здесь, днем и ночью. Это запах быта, и он никогда не ассоциируется с солнечным светом или холодным сверканием звезд.
В три часа ночи 24 июля запах был на месте. Он был сильным, как никогда, потому что дневная жара загнала его в стены. Запах ударил в лицо Карелле, когда они с Бушем вошли в дом. Карелла потянул носом, зажег спичку и поднес ее к почтовым ящикам.
– Здесь, – сказал Буш. – Кларк, квартира 36.
Карелла погасил спичку, и они пошли к лестнице. На ночь баки для мусора внесли в дом и поставили на первом этаже за лестницей. Их «аромат» смешивался с другими запахами, создавая симфонию зловония. На втором этаже громко храпел какой-то мужчина, а может быть, женщина. На каждой двери у самого пола пустая подставка для молочной бутылки уныло дожидалась прихода молочника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21