А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

в грязи отпечатались следы конских копыт. Смекнув, что хозяин уехал, девушка с облегчением вздохнула: стало быть, они с тетей Пейшнс смогут хоть немного побыть вдвоем.
Поспешно раскрыв свой сундучок, она вытащила из него плотную юбку, цветастый передник и грубые башмаки, которые обычно носила у себя на ферме, и через десять минут уже умывалась в кухне над лоханью.
Тетя Пейшнс вернулась из курятника, неся в переднике свежие яйца.
Заговорщицки улыбаясь, она сказала:
– Я подумала, ты не откажешься от свеженького яичка. Вчера вечером ты была больно усталой, так ничего толком и не поела. А еще я припасла тебе немного свежевзбитого маслица – хлебушек помазать.
Сегодня она держалась гораздо спокойнее и, несмотря на покрасневшие веки – следы беспокойной ночи, – старалась выглядеть веселой. Из этого Мэри заключила, что только в присутствии мужа тетушка была такой нервной и вела себя, как напуганный ребенок. Когда же его не было, она так же по-детски, забыв обо всем, радовалась каждому пустяку – вроде того, что может сварить яйцо для Мэри.
Обе избегали упоминать события прошлой ночи. Имя Джосса не произносилось. Мэри не заботило, куда он уехал и зачем, она просто радовалась его отсутствию. Тетушка с удовольствием болтала о чем угодно, только не о теперешней своей жизни. Она явно страшилась расспросов, и девушка начала пространно рассказывать о последних годах жизни в Хелфорде, о постигших их бедах, болезни и смерти матери.
Доходили ли ее слова до тети, Мэри трудно было судить. Та то кивала головой, то закусывала губу, то сочувственно охала, но девушке казалось, что долгие годы жизни в постоянном страхе и тревоге лишили ее способности слушать и внимать. Все заслонил какой-то прочно поселившийся в ее душе неведомый ужас.
Утро прошло в обычных хлопотах по хозяйству, и у Мэри была возможность обследовать трактир.
Это было мрачное нелепое строение с длинными коридорами и чудно расположенными комнатами. Отдельный ход в боковом крыле вел в бар, который был пуст, но стоявший в нем дух явно указывал на недавно закончившуюся гулянку. Затхлый воздух был насквозь пропитан запахами табака, прокисшего вина, немытого тела; скамьи запачканы.
Несмотря на столь гадостное впечатление, это было единственное обжитое помещение в доме. Другие комнаты казались совсем заброшенными. Даже гостиная рядом с парадным входом выглядела неприютно, как будто месяцами ее порога не переступал порядочный путник. Да и камин давно не разжигался. Гостевые комнаты наверху имели и вовсе запущенный вид. Одна была заполнена всяким хламом, какие-то доски и ящики громоздились у стены, на полу были свалены в кучу старые, изъеденные мышами и крысами лошадиные попоны. В комнате напротив на сломанной кровати разложена картошка и репа. Мэри подумала, что и та комната, которую отвели ей, прежде имела вид не лучше, и лишь к ее приезду стараниями тети была хоть как-то прибрана и обставлена. В комнату хозяев, расположенную в другом крыле, она зайти не посмела. Прямо под ней в конце такого же длинного коридора на первом этаже, который вел в противоположную от кухни сторону, находилась еще одна комната. Дверь ее оказалась заперта. Мэри вышла во двор и попыталась заглянуть туда через окошко, но оно было заколочено досками и увидеть ничего не удалось.
Дом с пристройками образовывал три стороны небольшого квадрата, внутри которого находился двор. В центре двора была земляная насыпь, по ней проходил желоб с питьевой водой. Сразу за двором узкой белой лентой вилась дорога; по обе стороны ее, насколько хватало взгляда, простиралась коричневая, раскисшая от дождя заболоченная земля. Мэри вышла на дорогу и огляделась. Вокруг виднелись лишь холмы и болота. Сизое каменное здание трактира, каким бы мрачным и нежилым оно ни казалось, было здесь единственным обиталищем.
К западу от "Ямайки" высились холмы. Одни – пологие, пригодные под пастбища, поросшие травой, казавшейся желтоватой в лучах зимнего солнца.
Другие – голые, со скалистыми гранитными вершинами. Солнце то скрывалось, то выглядывало из-за туч, бросая длинные тени на болота. Благодаря игре света и тени, переходу тонов картина беспрестанно менялась. Холмы становились то багровыми, то фиолетовыми, то переливались всеми цветами радуги. Но вот слабый луч солнца пробился сквозь облака, и ближайший холм высветился, залился охрой, а соседний оставался в тени.
На востоке над пустошью палило солнце, как в разгар летнего дня. А на западе свирепствовал холодный, прямо-таки арктический ветер, нагонявший тучи. Вот одна громадная, похожая на плащ разбойника, окутала гранитные вершины холмов и разразилась дождем вперемешку со снегом. Воздух был чист и ароматен, как в горах. Мэри испытывала новое, удивительное ощущение. Она привыкла к мягкому, теплому климату. В Хелфорде было всегда тихо. Могучие деревья и густой высокий кустарник укрывали его от ветров. Даже восточный ветер особенно не досаждал – крутой берег реки служил надежным заслоном, и ветер лишь вспенивал ее воды. И каким бы чужим и неприветливым ни казался ей этот пустынный край голой, невозделанной земли, где единственным приютом служила стоявшая высоко на холме, со всех сторон продуваемая ветрами "Ямайка", в холодном воздухе было что-то будоражащее девушку. Мэри почувствовала, как в ней зреет какая-то новая, дерзкая решимость. Колючий ветер обжигал лицо, трепал волосы, на щеках девушки играл румянец, в глазах появились искорки. Она жадно вдыхала этот воздух, который был свежее и слаще сидра. Мэри подошла к желобу и подставила ладони под струйку. Ледяная вода была чиста и прозрачна. Она сделала глоток. Такой воды ей еще не приходилось пробовать. Горьковатая, она имела тот же привкус, что и дым печи, топившейся торфом. Мэри тотчас же испытала ее живительное действие. Жажда больше не мучала ее. В нее словно влились новые силы, проснулся аппетит, и она пошла к дому, где ее ждал обед. Она отдала должное бараньему рагу с тушеной репой и, впервые за сутки вволю наевшись, решилась расспросить тетю Пейшнс.
– Тетушка, – начала она. – Почему дядя держит здесь трактир?
Тетя явно растерялась, не ожидая столь прямого вопроса. Некоторое время она молчала, глядя на племянницу широко раскрытыми глазами. Потом лицо ее залилось краской, губы задрожали.
– Ну как же, – с трудом выговорила она наконец. – Это же такое бойкое место, прямо у дороги. Разве ты сама не видишь? Два раза на неделю здесь проходит почтовая карета из Труро через Бодмин до самого Лонстона. Да ты ведь сама приехала по этой дороге. Много всякого люда проезжает здесь: и торговцы, и джентльмены, путешествующие по своим делам. Случается, и матросы из Фалмута заглядывают.
– Да, тетушка, но почему же они не останавливаются в "Ямайке"?
– Как это не останавливаются? Частенько останавливаются, и в бар заходят освежиться. У нас большая клиентура.
– Да что вы такое говорите? В гостиной давным-давно не прибирали, ну а в комнатах что творится! Вот мышам да крысам раздолье! Да я же своими глазами видела. Мне приходилось бывать в трактирах, конечно не таких больших. У нас в деревне тоже был трактир. Хозяин был с нами в дружбе. Мы не раз к нему заглядывали и чай пили в гостиной. Правда, он сдавал только две комнаты, но зато уж они были и обставлены как подобает, и прибраны как следует.
Пейшнс долго не отвечала, потом губы ее снова задергались, и, вцепившись руками в колени, она произнесла:
– Дядя Джосс не хочет, чтобы у нас останавливались. Мало ли кто завалится? В таком уединенном месте и прирежут ночью за милую душу. Страшно пускать кого попало.
– Но, тетушка, это же бессмыслица! Зачем же держать трактир, коль приличному человеку у вас и переночевать нельзя? И на что же вы живете, ежели у вас совсем нет постояльцев?
– Я же тебе сказала – клиенты у нас бывают, – нехотя ответила та. – – Разные люди заходят: те, что живут неподалеку на фермах, да еще многие из округи. Тут на болотах много и ферм, и коттеджей. В иные вечера бар просто битком набит.
– А кучер говорил вчера, что приличные люди в "Ямайку" больше не заходят. Сказал, боятся.
Пейшнс переменилась в лице и страшно побледнела. Глаза ее забегали. Она проглотила комок в горле и провела языком по пересохшим губам.
– У дядюшки Джосса – крутой нрав, – выдавила она из себя наконец. – – Он вспыльчив и перечить себе не позволит.
– Тетушка, ну кто же станет перечить хозяину постоялого двора, который всего лишь занимается своим делом? Вряд ли его дурной нрав может напрочь отвадить посетителей…
Тетушка умолкла, не находя слов, и сидела съежившись, всем видом показывая, что больше из нее ничего не вытянешь. Мэри попробовала зайти с другой стороны.
– А как вы здесь вообще очутились? Моя матушка ничего об этом не знала. Мы думали, вы живете в Бодмине, ведь вы нам оттуда написали, когда вышли замуж.
– Мы с твоим дядей познакомились в Бодмине, но жить там никогда не жили. Какое-то время провели под Пэдстоу, ну а потом сюда перебрались. Джосс купил трактир у мистера Бассета. Говорили, что долгие годы дом пустовал, ну а Джоссу он приглянулся. Ему хотелось наконец осесть. Он долго мотался по свету; где только не бывал, даже в Америку ездил. Уж всего сейчас и не припомню.
– Странно, что он решил обосноваться в таком вот месте, – сказала Мэри. – Хуже, пожалуй, не придумаешь.
– Он родился в этих краях. Их дом стоял здесь неподалеку, на болоте Дюжины Молодцов. Брат его, Джем, и теперь там живет, когда не шатается по округе. У него там небольшой домишко. Время от времени он наведывается к нам, но дядюшка Джосс не особенно его жалует.
– А мистер Бассет к вам заходит?
– Нет.
– Отчего же, раз это он продал дяде трактир?
Тетя Пейшнс нервно сцепила пальцы и закусила губу.
– Они что-то не поладили. Твой дядя купил трактир через знакомого.
Мистер Бассет об этом не знал, пока мы не вселились сюда, и не очень обрадовался.
– Чем же он был недоволен?
– Они не виделись с тех пор, как дядя еще молоденьким парнишкой уехал из Треварты. В молодости он был большим буяном, и о нем ходила дурная слава.
Но это не вина его, а беда. Все они, Мерлины, такие. А его младший брат, Джем, еще того хуже, это уж я точно говорю. Ну, мистер Бассет наслушался всяких россказней о Джоссе и поднял целую бучу из-за покупки дома. Вот тебе и все.
В изнеможении Пейшнс откинулась на спинку стула, глаза ее молили о пощаде, лицо вытянулось и еще больше побледнело. Мэри видела, как она страдает, но с жестокостью молодости все же посмела задать еще один вопрос:
– Последний вопрос, и больше я вас тревожить не стану. Тетушка, посмотрите мне в глаза и отвечайте прямо: что это за комната там, в конце коридора, окна которой наглухо заколочены, и что привозят по ночам в "Ямайку"?
Как часто бывает в таких случаях, Мэри, едва договорив, тотчас раскаялась в том, что эти слова сорвались с ее губ. Чего бы она ни отдала, чтобы взять их обратно! Но поздно – лицо бедной женщины перекосилось, на нее было страшно и больно смотреть. В глазах застыл ужас, губы дрожали, рука судорожно схватила воротник платья.
Мэри вскочила и бросилась к ней. Опустившись подле тетушки на колени, она обняла ее, прижала к себе и стала целовать пряди ее волос.
– Простите, простите меня, не сердитесь, пожалуйста! Я дерзка и груба.
И не смею совать нос в ваши дела и донимать вас расспросами. Мне, право же, очень стыдно. Пожалуйста, пожалуйста, простите меня! Забудьте все, что я говорила.
Тетя не отвечала. Закрыв лицо руками, она сидела как каменная. Мэри тихонечко гладила ее плечи, целовала руки. Наконец тетя отняла ладони от лица. В ее глазах больше не было страха. Она как будто успокоилась. Взяла Мэри за руки, заглянула ей в лицо.
– Мэри, – произнесла она еле слышно, сдавленным голосом, – Мэри, я не могу ответить на твои вопросы потому, что многое мне самой неизвестно. Но как племянницу, как дочь моей родной сестры, хочу тебя предостеречь. – Она бросила взгляд через плечо, словно опасаясь, что Джосс, подкравшись, подслушивает у дверей. – В "Ямайке" творятся такие дела, о которых я и обмолвиться не смею. Скверные дела, страшный грех. Себе самой страшно в этом признаться, не то что тебе рассказывать. Кое-что, живя здесь, ты все равно когда-нибудь узнаешь. Твой дядя связался с дурными людьми, которые занимаются темными делами. Порой они приезжают сюда по ночам. Тогда я слышу шаги, голоса, стук в дверь. Джосс впускает их, ведет по коридору в комнату, что заперта на замок. Из своей спальни я слышу их приглушенный разговор, а на рассвете они исчезают, будто и не бывало. Так вот, когда они появятся, оставайся у себя в комнате и лежи, заткнув уши, и ни меня, ни Джосса ни о чем не спрашивай. Ибо, знай ты хоть половину того, о чем я догадываюсь, ты бы поседела от ужаса, стала заикаться и рыдать по ночам в подушку, пришел бы конец твоей юной беспечности. Ничего от тебя не останется, станешь развалиной вроде меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов