С тобой все нормально?
Голос с мягким американским акцентом.
– Ты в порядке? Здорово отключилась, да?
Чарли ничего не ответила. Все ее тело горело от волнения, и пот струйками стекал по волосам.
Обрамленное копной рыжих волос, лицо американки было большим, как вся она, и покрыто густым слоем косметики. Из ее ушей свешивались гроздья серебристых шариков величиной с хорошую елочную игрушку. Она ободряюще улыбнулась:
– С кем ты была, Чарли? С кем ты была? Что ты делала?
– Я… – Во рту Чарли был какой-то мятный привкус. – Я резинку жевала.
Она лежала на кровати. В бумажном абажуре над ее головой горела красная лампочка. До Чарли доносились слабые звуки музыкального инструмента, напоминающего цитру. Язык американки извивался в ее напомаженных губах, словно тычинка розы. Флавия. Теперь Чарли вспомнила ее имя. Флавия Монтессоре. Она внимательно осмотрелась. Гобелены на стенах. Книжные полки. Скульптуры. Довольно большая, богато украшенная комната в восточном стиле.
– Ты занималась любовью, точно? – спросила Флавия Монтессоре.
Чарли поколебалась, а потом кивнула.
– Фантастика! – Лицо Флавии просияло. – Знаешь, у меня с тобой первый оргазм за всю жизнь!
Руки Чарли лежали под одеялом, накрывавшем ее. Она чувствовала, что на ней все еще надето нижнее белье.
– Да не смотри ты так озабоченно, – сказала Флавия Монтессоре. – Ты хорошо провела время. Путешествие в прошлую жизнь – штука забавная.
– Я… у меня раньше никогда не было эротических снов.
Флавия Монтессоре покачала головой, и ее серьги нестройно зазвенели.
– Это не сон, Чарли, все происходило на самом деле. – У нее были зеленые глаза, обведенные ярко-зелеными тенями, и зеленые ногти. – Ты ушла в прошлое. Ты была там, заново переживая его. Это было на самом деле.
– Это просто сон.
– Нет, ты была в глубоком трансе, Чарли. Ты не спала. Ты заново переживала что-то из прошлой жизни. Расскажи-ка мне, а заодно и сама вспомнишь. Где ты была?
– В какой-то машине.
– Что за машина, какого типа?
– Спортивная машина.
– В какое время? Двадцатые?
– Нет, попозже.
– Марку машины знаешь?
– Так я же была все это время внутри нее.
– А где ты была? В какой стране?
– В Англии, – неохотно ответила она. – Где-то в сельской местности.
– Ты можешь припомнить свое имя?
– Нет.
– А имя человека, с которым ты занималась любовью?
– Не знаю.
– Ты жевала жвачку. Какой аромат у нее был?
– Это была «Риглис Даблминт». До сих пор я ощущаю ее вкус. Я вытащила ее изо рта и прилепила под дверцу бардачка.
– И сколько же тебе было лет?
– Не много. Меньше двадцати.
– Когда-нибудь раньше уходила в прошлое?
– Нет.
– Да, ты хороший объект. Думаю, ты многое припомнишь, если мы как следует с тобой поработаем. Когда зимой я вернусь из Штатов, мне бы хотелось с тобой встретиться.
– А я считала, что прошлые жизни были сотни лет назад, уж никак не в этом веке, – заметила Чарли.
На сережках Флавии Монтессоре плясали яркие блестки.
– Здесь нет правил, Чарли. У некоторых людей разрывы между жизнями доходят до сотен лет, у других – до тысяч. А у некоторых в распоряжении всего несколько лет; есть и такие, которые возвращаются немедленно. Все зависит от твоей кармы.
Флавия снова улыбнулась. Чарли было трудно воспринимать слова американки всерьез, потому что она всегда относилась к идее перевоплощения с сомнением, несмотря на энтузиазм Лауры. Лицо этой женщины-гипнотизера с густым гримом напомнило ей о приморской предсказательнице судеб. Но Чарли не оставляло ощущение, что ее просто дурачат.
6
– Вот это подойдет.
Чарли развернула прямоугольный кусок шелковой материи, демонстрируя весь рисунок, а потом обернула его вокруг плеч женщины. Держа этот кусок за уголки, как грязный мешок, та внимательно разглядывала себя в зеркале. Лицо ее вытянулось, под стать длинным волосам. Чарли подмигнула Лауре, но та предостерегла хмурым взглядом.
– Корнелия Джеймс? – Женщина посмотрела на уголок бумаги, ища там подпись.
– Разумеется, мадам, – ответила Чарли.
– По-моему, цвет очень идет мне, вы-то как считаете?
– Исключительно. А с шарфом эффект двойной. – Чарли сняла шарф жестом фокусника. – Без него это обычное дневное платье. – Она снова обернула женщину шарфом, прилаживая его поэффектнее. – А с ним вы одеты изысканно. Превосходно для вечера с коктейлями или для театра. А в жару вам будет в нем прохладно.
– Вы считаете, что голубой в самом деле мой цвет?
Чарли сделала около нее ритуальный круг, словно индеец вокруг тотемного шеста.
– Он определенно вам идет. Вашему мужу понравится.
– Моему приятелю, – уточнила женщина.
– Ему тоже.
Расплатившись карточкой платинового цвета, такого же, как ее волосы, женщина выпорхнула на Уолтон-стрит, в мелкий дождичек. На ее дергающихся, как на веревочках, бедрах красовалась эмблема магазинчика Лауры, которая терлась о крокодиловую чешую сумочки от фирмы «Шанель». Лаура закрыла за ней дверь и по привычке отбросила с лица воображаемые волосы: все еще не привыкла к короткой прическе. Она была по-своему привлекательна, стройная, с мальчишескими чертами лица, и остриженные каштановые волосы еще более усиливали ее сходство с представителями сильного пола, дополняли ее образ. За ее спиной, на сквозняке, раскачивался стеллаж с холщовыми куртками. Выставленные в магазине летние модели выглядели яркими, но не внушающими энтузиазма на фоне неутихающего июньского дождя.
Чарли обрезала полоску с края карточки «Америкэн экспресс».
– Леди Антони Хьюэр-Уолш, дорогая моя, ни больше ни меньше, – сказала она. – Ну и коровища.
– Она хороший клиент, – почти холодно ответила Лаура.
Чарли заметила, что в последнее время чувство юмора практически оставило Лауру. Обычно она обращалась с покупателями, которые ей не нравились, куда грубее, чем Чарли, что было вполне понятно, ведь ей приходилось выносить их шесть дней в неделю, тогда как Чарли просто нравилось помогать подруге в магазинчике, это было для нее развлечением, чем-то вроде хобби.
Из шума на улице выделился гудок. Кто-то под красным зонтиком заглянул внутрь магазинчика через окно и поспешил дальше. Из радиоприемника лился страстный голос Эллы Фицджеральд, не гармонирующий с сегодняшним тусклым днем, по мнению Чарли.
– Твое возвращение в прошлое, Чарли, не было сном. Никоим образом. Это определенно была твоя неизвестная прошлая жизнь.
– Все было чертовски волнующе, вот что я тебе скажу. Хотя это всего лишь нечто эротическое. – Чарли открыла учетную книгу продаж и одним движением пролистнула ее на несколько страниц назад. – Э, да у тебя неплохая парочка недель. Возможно, ты и выкарабкалась из кризиса.
– Флавия Монтессоре – знаменитость, и, по слухам, она возвращала в прошлое Нэнси Рейган. Вообще она одна из ведущих гипнотизеров в мире и специалист по возвращению в прошлое.
– А как ты отличаешь прошлую жизнь ото сна? – Уличное движение уползло от их окон. Прошла смотрительница тюрьмы с сумкой. – Почему бы не сказать, что в одной из жизней ты была крестоносцем? Может, это история, которую ты читала в детстве, а потом забыла?
– Да потому, что это слишком реально. Некоторые детали я никак не могла извлечь из школьного учебника. – Лаура принялась выравнивать стопку одежды, перемерянную леди Антони Хьюэр-Уолш. – Я знаю людей, которые под гипнозом говорят на языках, которых никогда не изучали.
– И трахаются с людьми, которых никогда не знали?
Лаура повесила на сосновую вешалку очередную юбку.
– Я никогда прежде не подвергалась ретрогипнозу.
Она накинула на крючок еще какую-то одежду.
– Я вообще не была в прошлом, – сказала Чарли.
– Ты же говорила, что была в старом автомобиле.
– Не таком уж и старом, в послевоенном.
Лаура помолчала.
– Витрина не годится. Думаю, нам следует поменять ее. – Она повесила юбку на стеллаж. – Ты ведь не много знаешь о своем прошлом, не так ли? Тебе ничего не известно о настоящих родителях, об их предках, да?
– Моя настоящая мать умерла при родах, – сказала Чарли, вспоминая, что эта мысль всегда ее беспокоила.
– А как умер твой настоящий отец?
– Он умер от разбитого сердца.
– Что-что?
– Так мне всегда говорила моя приемная мать, – защищаясь, сказала Чарли.
– Разве мужчины умирают от разбитого сердца?
– Умирают. – В детстве такое объяснение выглядело вполне убедительно, однако насмешка на лице Лауры заставила ее вдруг засомневаться, и ей захотелось изменить тему разговора. – А знаешь, что я думаю о штучках с возвращением в прошлое? Это какой-то пошлый сон – только и всего. Мы с Томом и спали-то всего один раз за последние пару месяцев, после того как вернулись с первого осмотра дома. Подобные вещи ведь происходят во сне?
– А чего надеется достичь специалист по иглоукалыванию, налагая на тебя обет безбрачия?
– Она пытается отрегулировать равновесие в теле, чтобы я стала более восприимчивой. Не смейся, Лаура. Ты же сама предложила мне иглоукалывание.
– У них порой бывают странные идеи. Хочешь немного кофе?
– Мне вообще его нельзя. Это тоже штучка иглоукалывателя.
– А чай?
– Тоже ни-ни. У тебя есть сок?
– Может, «Аква либра»?
– С удовольствием. А ты когда-нибудь слыхала о модельерше по имени Нэнси Делвин?
– Нэнси Делвин? Вроде что-то знакомое, а в чем дело?
– Она жила в Элмвуд-Милле?
– В Элмвуд-Милле? О, в этом доме, ну да! Что-нибудь новенькое о нем есть?
– На этой неделе мы должны кое-что предпринять, и если все будет нормально, то потом обменяемся на Элмвуд.
– Волнуешься?
– Да уж.
– По тебе и не скажешь.
– Нет, волнуюсь. Ведь это… большая перемена.
– А я люблю сельскую жизнь. Если бы не это мое заведение, я бы переехала в деревню.
Она прошла в маленькую комнату в задней части магазина и спустя несколько минут появилась оттуда с кружкой кофе и со стаканом сока. Стакан она передала Чарли, а сама принялась размешивать кофе.
– Флавия Монтессоре беспокоится о тебе, – сказала Лаура. – Она звонила сегодня утром, перед тем как уехать в аэропорт. Вообще-то я не знаю, стоит говорить тебе или нет…
– Что ты хочешь сказать, почему она беспокоится?
– Сама не знаю. Она говорила что-то не очень определенное, сказала, что уловила какие-то плохие вибрации.
– В связи с чем? – спросила Чарли, внезапно встревожившись.
– Она считает, что после возвращения ей следует позаниматься с тобой ретрогипнозом.
– Все это выглядит как откровенное жульничество.
– Нет, она не из таких. Она возвращает в прошлое только тех людей, у которых, по ее мнению, были прошлые жизни.
Чарли улыбнулась:
– Единственный способ продать платье – это в самом деле поверить, что оно кому-либо идет, ведь так?
Улыбка скрывала ее беспокойство, как обои – трещину в стене. Она подошла к окну. Мимо нее, снаружи, проходили фигуры, размытые скользившим по стеклу дождем. Размытые, как ее прошлое.
Это ее беспокойство началось, когда она проснулась в постели у Флавии Монтессоре. Оно оставалось в ней в течение ночи и весь сегодняшний день, словно глубоко внутри нее взбаламутился какой-то осадок и никак не мог улечься.
7
Чарли поменяла цветы в вазе в комнате своей приемной матери, – единственное, что она могла для нее сейчас сделать и делала каждую неделю.
Стряхнув воду со стебельков гвоздик, она выбросила их в мусорное ведро. Из окна, в которое струился солнечный свет, делавший воздух комнаты жарким, удушливым, открывался вид на парк, вид, которого мать никогда не замечала и, похоже, не расположена была замечать вообще. Тем не менее Чарли платила за него частной лечебнице дополнительно.
Седовласая женщина молча лежала в постели, отказываясь покидать ее. Моргание ее глаз примерно каждые полминуты оставалось единственным признаком жизни.
– Твои любимые цветы, мама. Они выглядят очаровательно, ведь правда?
Приподняв розы, Чарли коснулась холодной щеки матери тыльной стороной ладони. Глазная мышца на лице пожилой женщины слабо дернулась. Несколько месяцев назад мать еще могла выговаривать наборы бессвязных слов, но теперь поражение центральной нервной системы отняло у нее даже такую возможность.
Некоторые вещи матери находились в этой небольшой комнате. Два кресла из квартиры, комод и никогда не включавшийся телевизор. На тумбочке у кровати стояли фотографии в рамках: на одной из них была Чарли, в первый раз принимавшая ванну, Чарли с обезьянкой на набережной Брайтона, Чарли в свадебном платье, улыбающаяся во весь рот, а еще подавленный Том в утреннем костюме. Сильные ароматы дезинфицирующего средства и свежего белья не могли заглушить слабый запах мочи.
Чарли поднесла розы прямо к носу матери. Их запах принес Чарли воспоминания о детстве, когда приемный отец подрезал розовые кусты в саду. Потом вспомнилась отцовская оранжерея: отец срывает спелый помидор и дает ей. Она впивается в него зубами, и сок бьет струей по отцовской рубашке, зерна падают на ее платье, и оба они хохочут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Голос с мягким американским акцентом.
– Ты в порядке? Здорово отключилась, да?
Чарли ничего не ответила. Все ее тело горело от волнения, и пот струйками стекал по волосам.
Обрамленное копной рыжих волос, лицо американки было большим, как вся она, и покрыто густым слоем косметики. Из ее ушей свешивались гроздья серебристых шариков величиной с хорошую елочную игрушку. Она ободряюще улыбнулась:
– С кем ты была, Чарли? С кем ты была? Что ты делала?
– Я… – Во рту Чарли был какой-то мятный привкус. – Я резинку жевала.
Она лежала на кровати. В бумажном абажуре над ее головой горела красная лампочка. До Чарли доносились слабые звуки музыкального инструмента, напоминающего цитру. Язык американки извивался в ее напомаженных губах, словно тычинка розы. Флавия. Теперь Чарли вспомнила ее имя. Флавия Монтессоре. Она внимательно осмотрелась. Гобелены на стенах. Книжные полки. Скульптуры. Довольно большая, богато украшенная комната в восточном стиле.
– Ты занималась любовью, точно? – спросила Флавия Монтессоре.
Чарли поколебалась, а потом кивнула.
– Фантастика! – Лицо Флавии просияло. – Знаешь, у меня с тобой первый оргазм за всю жизнь!
Руки Чарли лежали под одеялом, накрывавшем ее. Она чувствовала, что на ней все еще надето нижнее белье.
– Да не смотри ты так озабоченно, – сказала Флавия Монтессоре. – Ты хорошо провела время. Путешествие в прошлую жизнь – штука забавная.
– Я… у меня раньше никогда не было эротических снов.
Флавия Монтессоре покачала головой, и ее серьги нестройно зазвенели.
– Это не сон, Чарли, все происходило на самом деле. – У нее были зеленые глаза, обведенные ярко-зелеными тенями, и зеленые ногти. – Ты ушла в прошлое. Ты была там, заново переживая его. Это было на самом деле.
– Это просто сон.
– Нет, ты была в глубоком трансе, Чарли. Ты не спала. Ты заново переживала что-то из прошлой жизни. Расскажи-ка мне, а заодно и сама вспомнишь. Где ты была?
– В какой-то машине.
– Что за машина, какого типа?
– Спортивная машина.
– В какое время? Двадцатые?
– Нет, попозже.
– Марку машины знаешь?
– Так я же была все это время внутри нее.
– А где ты была? В какой стране?
– В Англии, – неохотно ответила она. – Где-то в сельской местности.
– Ты можешь припомнить свое имя?
– Нет.
– А имя человека, с которым ты занималась любовью?
– Не знаю.
– Ты жевала жвачку. Какой аромат у нее был?
– Это была «Риглис Даблминт». До сих пор я ощущаю ее вкус. Я вытащила ее изо рта и прилепила под дверцу бардачка.
– И сколько же тебе было лет?
– Не много. Меньше двадцати.
– Когда-нибудь раньше уходила в прошлое?
– Нет.
– Да, ты хороший объект. Думаю, ты многое припомнишь, если мы как следует с тобой поработаем. Когда зимой я вернусь из Штатов, мне бы хотелось с тобой встретиться.
– А я считала, что прошлые жизни были сотни лет назад, уж никак не в этом веке, – заметила Чарли.
На сережках Флавии Монтессоре плясали яркие блестки.
– Здесь нет правил, Чарли. У некоторых людей разрывы между жизнями доходят до сотен лет, у других – до тысяч. А у некоторых в распоряжении всего несколько лет; есть и такие, которые возвращаются немедленно. Все зависит от твоей кармы.
Флавия снова улыбнулась. Чарли было трудно воспринимать слова американки всерьез, потому что она всегда относилась к идее перевоплощения с сомнением, несмотря на энтузиазм Лауры. Лицо этой женщины-гипнотизера с густым гримом напомнило ей о приморской предсказательнице судеб. Но Чарли не оставляло ощущение, что ее просто дурачат.
6
– Вот это подойдет.
Чарли развернула прямоугольный кусок шелковой материи, демонстрируя весь рисунок, а потом обернула его вокруг плеч женщины. Держа этот кусок за уголки, как грязный мешок, та внимательно разглядывала себя в зеркале. Лицо ее вытянулось, под стать длинным волосам. Чарли подмигнула Лауре, но та предостерегла хмурым взглядом.
– Корнелия Джеймс? – Женщина посмотрела на уголок бумаги, ища там подпись.
– Разумеется, мадам, – ответила Чарли.
– По-моему, цвет очень идет мне, вы-то как считаете?
– Исключительно. А с шарфом эффект двойной. – Чарли сняла шарф жестом фокусника. – Без него это обычное дневное платье. – Она снова обернула женщину шарфом, прилаживая его поэффектнее. – А с ним вы одеты изысканно. Превосходно для вечера с коктейлями или для театра. А в жару вам будет в нем прохладно.
– Вы считаете, что голубой в самом деле мой цвет?
Чарли сделала около нее ритуальный круг, словно индеец вокруг тотемного шеста.
– Он определенно вам идет. Вашему мужу понравится.
– Моему приятелю, – уточнила женщина.
– Ему тоже.
Расплатившись карточкой платинового цвета, такого же, как ее волосы, женщина выпорхнула на Уолтон-стрит, в мелкий дождичек. На ее дергающихся, как на веревочках, бедрах красовалась эмблема магазинчика Лауры, которая терлась о крокодиловую чешую сумочки от фирмы «Шанель». Лаура закрыла за ней дверь и по привычке отбросила с лица воображаемые волосы: все еще не привыкла к короткой прическе. Она была по-своему привлекательна, стройная, с мальчишескими чертами лица, и остриженные каштановые волосы еще более усиливали ее сходство с представителями сильного пола, дополняли ее образ. За ее спиной, на сквозняке, раскачивался стеллаж с холщовыми куртками. Выставленные в магазине летние модели выглядели яркими, но не внушающими энтузиазма на фоне неутихающего июньского дождя.
Чарли обрезала полоску с края карточки «Америкэн экспресс».
– Леди Антони Хьюэр-Уолш, дорогая моя, ни больше ни меньше, – сказала она. – Ну и коровища.
– Она хороший клиент, – почти холодно ответила Лаура.
Чарли заметила, что в последнее время чувство юмора практически оставило Лауру. Обычно она обращалась с покупателями, которые ей не нравились, куда грубее, чем Чарли, что было вполне понятно, ведь ей приходилось выносить их шесть дней в неделю, тогда как Чарли просто нравилось помогать подруге в магазинчике, это было для нее развлечением, чем-то вроде хобби.
Из шума на улице выделился гудок. Кто-то под красным зонтиком заглянул внутрь магазинчика через окно и поспешил дальше. Из радиоприемника лился страстный голос Эллы Фицджеральд, не гармонирующий с сегодняшним тусклым днем, по мнению Чарли.
– Твое возвращение в прошлое, Чарли, не было сном. Никоим образом. Это определенно была твоя неизвестная прошлая жизнь.
– Все было чертовски волнующе, вот что я тебе скажу. Хотя это всего лишь нечто эротическое. – Чарли открыла учетную книгу продаж и одним движением пролистнула ее на несколько страниц назад. – Э, да у тебя неплохая парочка недель. Возможно, ты и выкарабкалась из кризиса.
– Флавия Монтессоре – знаменитость, и, по слухам, она возвращала в прошлое Нэнси Рейган. Вообще она одна из ведущих гипнотизеров в мире и специалист по возвращению в прошлое.
– А как ты отличаешь прошлую жизнь ото сна? – Уличное движение уползло от их окон. Прошла смотрительница тюрьмы с сумкой. – Почему бы не сказать, что в одной из жизней ты была крестоносцем? Может, это история, которую ты читала в детстве, а потом забыла?
– Да потому, что это слишком реально. Некоторые детали я никак не могла извлечь из школьного учебника. – Лаура принялась выравнивать стопку одежды, перемерянную леди Антони Хьюэр-Уолш. – Я знаю людей, которые под гипнозом говорят на языках, которых никогда не изучали.
– И трахаются с людьми, которых никогда не знали?
Лаура повесила на сосновую вешалку очередную юбку.
– Я никогда прежде не подвергалась ретрогипнозу.
Она накинула на крючок еще какую-то одежду.
– Я вообще не была в прошлом, – сказала Чарли.
– Ты же говорила, что была в старом автомобиле.
– Не таком уж и старом, в послевоенном.
Лаура помолчала.
– Витрина не годится. Думаю, нам следует поменять ее. – Она повесила юбку на стеллаж. – Ты ведь не много знаешь о своем прошлом, не так ли? Тебе ничего не известно о настоящих родителях, об их предках, да?
– Моя настоящая мать умерла при родах, – сказала Чарли, вспоминая, что эта мысль всегда ее беспокоила.
– А как умер твой настоящий отец?
– Он умер от разбитого сердца.
– Что-что?
– Так мне всегда говорила моя приемная мать, – защищаясь, сказала Чарли.
– Разве мужчины умирают от разбитого сердца?
– Умирают. – В детстве такое объяснение выглядело вполне убедительно, однако насмешка на лице Лауры заставила ее вдруг засомневаться, и ей захотелось изменить тему разговора. – А знаешь, что я думаю о штучках с возвращением в прошлое? Это какой-то пошлый сон – только и всего. Мы с Томом и спали-то всего один раз за последние пару месяцев, после того как вернулись с первого осмотра дома. Подобные вещи ведь происходят во сне?
– А чего надеется достичь специалист по иглоукалыванию, налагая на тебя обет безбрачия?
– Она пытается отрегулировать равновесие в теле, чтобы я стала более восприимчивой. Не смейся, Лаура. Ты же сама предложила мне иглоукалывание.
– У них порой бывают странные идеи. Хочешь немного кофе?
– Мне вообще его нельзя. Это тоже штучка иглоукалывателя.
– А чай?
– Тоже ни-ни. У тебя есть сок?
– Может, «Аква либра»?
– С удовольствием. А ты когда-нибудь слыхала о модельерше по имени Нэнси Делвин?
– Нэнси Делвин? Вроде что-то знакомое, а в чем дело?
– Она жила в Элмвуд-Милле?
– В Элмвуд-Милле? О, в этом доме, ну да! Что-нибудь новенькое о нем есть?
– На этой неделе мы должны кое-что предпринять, и если все будет нормально, то потом обменяемся на Элмвуд.
– Волнуешься?
– Да уж.
– По тебе и не скажешь.
– Нет, волнуюсь. Ведь это… большая перемена.
– А я люблю сельскую жизнь. Если бы не это мое заведение, я бы переехала в деревню.
Она прошла в маленькую комнату в задней части магазина и спустя несколько минут появилась оттуда с кружкой кофе и со стаканом сока. Стакан она передала Чарли, а сама принялась размешивать кофе.
– Флавия Монтессоре беспокоится о тебе, – сказала Лаура. – Она звонила сегодня утром, перед тем как уехать в аэропорт. Вообще-то я не знаю, стоит говорить тебе или нет…
– Что ты хочешь сказать, почему она беспокоится?
– Сама не знаю. Она говорила что-то не очень определенное, сказала, что уловила какие-то плохие вибрации.
– В связи с чем? – спросила Чарли, внезапно встревожившись.
– Она считает, что после возвращения ей следует позаниматься с тобой ретрогипнозом.
– Все это выглядит как откровенное жульничество.
– Нет, она не из таких. Она возвращает в прошлое только тех людей, у которых, по ее мнению, были прошлые жизни.
Чарли улыбнулась:
– Единственный способ продать платье – это в самом деле поверить, что оно кому-либо идет, ведь так?
Улыбка скрывала ее беспокойство, как обои – трещину в стене. Она подошла к окну. Мимо нее, снаружи, проходили фигуры, размытые скользившим по стеклу дождем. Размытые, как ее прошлое.
Это ее беспокойство началось, когда она проснулась в постели у Флавии Монтессоре. Оно оставалось в ней в течение ночи и весь сегодняшний день, словно глубоко внутри нее взбаламутился какой-то осадок и никак не мог улечься.
7
Чарли поменяла цветы в вазе в комнате своей приемной матери, – единственное, что она могла для нее сейчас сделать и делала каждую неделю.
Стряхнув воду со стебельков гвоздик, она выбросила их в мусорное ведро. Из окна, в которое струился солнечный свет, делавший воздух комнаты жарким, удушливым, открывался вид на парк, вид, которого мать никогда не замечала и, похоже, не расположена была замечать вообще. Тем не менее Чарли платила за него частной лечебнице дополнительно.
Седовласая женщина молча лежала в постели, отказываясь покидать ее. Моргание ее глаз примерно каждые полминуты оставалось единственным признаком жизни.
– Твои любимые цветы, мама. Они выглядят очаровательно, ведь правда?
Приподняв розы, Чарли коснулась холодной щеки матери тыльной стороной ладони. Глазная мышца на лице пожилой женщины слабо дернулась. Несколько месяцев назад мать еще могла выговаривать наборы бессвязных слов, но теперь поражение центральной нервной системы отняло у нее даже такую возможность.
Некоторые вещи матери находились в этой небольшой комнате. Два кресла из квартиры, комод и никогда не включавшийся телевизор. На тумбочке у кровати стояли фотографии в рамках: на одной из них была Чарли, в первый раз принимавшая ванну, Чарли с обезьянкой на набережной Брайтона, Чарли в свадебном платье, улыбающаяся во весь рот, а еще подавленный Том в утреннем костюме. Сильные ароматы дезинфицирующего средства и свежего белья не могли заглушить слабый запах мочи.
Чарли поднесла розы прямо к носу матери. Их запах принес Чарли воспоминания о детстве, когда приемный отец подрезал розовые кусты в саду. Потом вспомнилась отцовская оранжерея: отец срывает спелый помидор и дает ей. Она впивается в него зубами, и сок бьет струей по отцовской рубашке, зерна падают на ее платье, и оба они хохочут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42