..
– Врешь, гад! – не поверил я.
– "Гад", – тоже хорошо, – поморщился Худосоков. – Но, знаете, звучит как-то неизобретательно и, я бы сказал – пошло...
И даванул кнопку на своем карманном пульте.
Примерно через минуту Шварцнеггер впихнул в столовую моих девочек.
5. Худосоков гарантирует историю. – Болтун – находка для шпиона. – Наоми, Наоми, где ты?
Ни я, ни Ольга, ни, тем более, наши друзья не узнали моих дочек. Да, это были мои с Ольгой дети, но глаза у них стали другими: они стали взрослыми, они говорили: Мы можем постоять за себя! Неделю назад девочки были чужими. Полина хоть и понимала, что Лена моя дочь, но между ними стояло все, что случилось между мной и матерью Полины Верой. Она, естественно, ревновала меня и к сводной сестре, и к Ольге и ей приходилось эту ревность сдерживать... А теперь они стали сестрами, с полуслова друг друга понимающими. «С полуслова? – взорвалось у меня в голове, когда я бежал к ним навстречу. – С полуслова? Значит Худосоков...»
И, пораженный догадкой, я вместо того, чтобы вскинуть Полину на руки, обернулся к Худосокову. Он, поняв мой немой вопрос, снисходительно закивал головой.
– Да... – сказал он с мерзкой для меня жалостью в голосе. – Мои люди сразу же после «побега» обнаружили детей. Я пораскинул мозгами и решил оставить их на пленэре с недельку. «Побегают под небом природы, сроднятся... Чужие мне в компьютере не нужны...» – подумал я и отдал своим людям приказ не выпускать их из ущелья. Кстати, они спасли их от сбесившегося волкодава.
– Это в первую ночь? – деловито поинтересовалась Полина. – Визг мы ночью слышали?
– Да, девочка, да, – ласково ответил Худосоков. – Дядя Дьявол спас тебя, для себя спас!
Полина скептически на него посмотрела и, показав язык, подошла ко мне и полезла на руки.
– На шею хочешь? – спросил я, зная, что дочь с малолетства любит ездить у меня на плечах.
– Хочу! – честно ответила дочь. – Но сестренка заревнует. Посади лучше ее.
И я, взяв Лену из рук матери, посадил на шею и заходил взад-вперед.
– Красных флажков вам не принести? – исподлобья спросил «гражданин Дьявол». – С надписями золотой краской «Слава КПСС» и «Миру – мир»? Давай, принесу, парад устроите?
– А кто-то говорил, что ты не шутишь! – ответил я, изобразив улыбку. – Нет, дядя Худосоков, все-таки мы тебя сделаем по всем статьям... Ой, сделаем!
– Валяйте! – просто усмехнулся Худосоков. – Но имейте в виду, что на это у вас, – он посмотрел на часы, – пятнадцать часов. Завтра с утра буду из вас компьютер делать. В историю войдете, гарантирую.
– А ты не боишься, что мы в этом твоем компьютере взбунтуемся и... – я оглянулся на детей, – и в порошок тебя сотрем, предварительно руками Шварцнеггера кое-что оторвав?
Худосоков внимательно на меня посмотрел, насмотревшись, заходил взад-вперед по комнате.
– А ведь ты прав... – сказал он, пройдя около ста метров. – Я об этом как-то не подумал... О бунте... Надо будет с БК-2 посоветоваться... Он непременно что-нибудь до завтра придумает... Получше обесточивания или, наоборот, электротерапии высоким напряжением... Спасибо тебе, Чернов Евгений Евгеньевич...
– Болтуном ты был, болтуном и остался... – раздался от стола голос Баламута, талантливо оркестрованный звоном бокала и сердитым шипением шампанского.
– Не ссорьтесь! – попросил Худосоков. – Это вредно. Пейте лучше шампанское, сейчас еще принесут.
– А если и оно кончится? – поинтересовался Баламут.
– Не кончится... – заверил Худосоков и направился в двери.
– Послушайте, господин Дьявол! – остановила его София, пригубив шампанского. – А на кой вам этот компьютер? Это же железка, как ни крути... Как он вам Империю Зла сотворит?
– Хороший вопрос! – улыбнулся Ленчик, явно довольный «господином Дьяволом». – Я хотел как-то вам об этом рассказать, но меня бесцеремонно перебили.
– Рассказывай, давай! – зевнул Бельмондо. – Тебя разве только ломом перебьешь...
– Чернов вам, наверное, рассказывал об этом месте, о Чимтаргинском горном узле... Об аномалиях геофизических, ртутных испарениях, о кольце, которое из космоса видно...
– Рассказывал... – хмыкнул Баламут, целуя Софию в шею. – Он еще его Сердцем Дьявола назвал... Не знали мы тогда, что пальцем своим он в самую твою ж... попал...
– Да, Сердце Дьявола – это в самую точку... – скривился Худосоков, явно огорченный тем, что его опять перебивают. – Так вот, мои ученые геологи и геофизики посредством точных инструментальных исследований установили, что в районе озера Искандеркуль, а точнее близ устья нашей пещеры существует сверхглубинная зона проницаемости. Сквозь эту зону из земного ядра выбрасывается не только атомарная ртуть, но и разнообразные элементарные частицы, некоторые из которых, извините, еще не «открыты» либо предполагаются только теоретически. Диаметр зоны выброса составляет всего около пятидесяти метров, так что элементарные частицы уходят в околоземное пространство очень тонким шнуром. В околоземном пространстве они рассеиваются, образуя довольно мощный слой, который включает большую часть пространства, используемого орбитальными космическими аппаратами... И совершенно случайно – из-за элементарной технической оплошности лаборанта третьей категории – мы выяснили, что через этот шнур и связанный с ним слой элементарных частиц, мы можем внедряться, – не падайте, – в структуру космического вакуума...
– Вакуума!!? – воскликнула Ольга, вспомнив лекцию Судьи.
– Да вакуума! То есть в Вечность... Македонский не зря здесь торчал столько времени, он чувствовал, что истинное Величие, а, следовательно, Вечность, вовсе не в Индии или где-нибудь еще, а здесь, у этого горного озера... Но мы отвлеклись. Так вот, через этот шнур и связанный с ним слой элементарных частиц, мы можем внедряться в компьютеры спутников (связи, телевизионных, метеорологических, навигационных и, естественно, военных), а через эти компьютеры во все мировые компьютеры. Вернее, сможем внедряться, когда в нашем распоряжении будет БК-3... И тогда... Что будет тогда, определите вы сами, став неотъемлемой и самой драгоценной частью этого компьютера... Так что все остальное за вами, милостивые господа! Прощайте, мы с вами больше не увидимся...
И, не дожидаясь реакции на свои откровения, скрылся за дверью. Но тут же вернулся. «Вспомнил какую-то гадость», – подумал я, увидев его довольную рожу. И Худосоков действительно выдал гадость, да еще какую! В душу, можно сказать, плюнул...
– Да, кстати, о так называемой реинкарнации... – начал он, стараясь выглядеть простецким человеком, вернее, простецким дьяволом. – Крючья, козлы, подкладки, Гретхен Продай Яйцо и Морская роса... Забудьте. Это все вам привиделось – Волосы Медеи просто-напросто вызывают галлюцинации, в том числе и групповые... Я думаю, вам пора знать, что я с «двушкой» над вами опыты проводил... Опыты, необходимые для скрупулезного исследования так называемой души...
– Врешь! – воскликнул я, не желая для Наоми участи приведения. – Крючья я сам делал!
– Их местные кузнецы выковали в ближайшем кишлаке. И подкладку Наомину тоже я подложил... Изготовил ее при помощи одной своей чрезвычайно потливой работницы и подложил. А веревка трухлявая – из тайной сокровищницы Македонского. И козлов я сам к вам сбрасывал – их Шварцнеггер руками ловил... И Ваньку Савцилло, и Оторвилапко тоже я. Первый любопытством излишним провинился, а второй забыл, кто в хате хозяин... А со вторым, вернее третьим туром ваших путешествий просто хохма была! Ну вот, ты, Баламут, как мог поверить в то, что на самом деле был Аладдином? А ты, Черный? Неужели ты меня не знаешь? Ну, разве мог я позволить вам сначала сбежать из КПЗ? А потом как заяц бегать от тебя по горам? Нет, ребята, простые вы, как валенки! В следующий раз, если, конечно, он будет, одного из вас непременно сделаю Дедом Морозом, другого – осликом Иа-Иа, а третьего – Змеем Горынычем...
Воспоминания привели Худосокова в прекрасное расположение духа. Он расцвел, расправил плечи и, с превосходством оглянув нас, вальяжно продолжил:
– Но самым трудным было сделать так, чтобы вы, там под Кырк-Шайтаном, пилюли в дырявом кармане моего бушлата нашли... Пришлось страху на вас нагнать... Но получилось, даже очень получилось. Я чуть не рассмеялся, когда Бельмондо, меня, спящего, обыскивать начал... Вообще, все так занятно получилось... – продолжил Худосоков, вдруг лукаво заулыбавшись. – Знаете, я уже сам путаться начал, что было на самом деле, а что в галлюцинациях. Вот, к примеру, я твердо знаю, что наяву была либо раздача бумажек, ну, помните, с надписями «Пуля», «Четвертование» и так далее, либо ваши тренировки с Шварцнеггером... Хотя, если прикинуть по календарю, то две недели тренировок вряд ли бы в первую декаду июля вместились... А с другой стороны Полина с Леной никогда до Канчоча не добирались...
– А откуда вообще ты знаешь о наших «галлюцинациях»? – спросила Ольга, сверля Худосокова глазами. – Я имею в виду детали типа крючьев и подкладки и тому подобное?
– Сюжеты некоторых глюков я с «двушкой» вам внушал. А в других вы говорили... – усмехнулся Ленчик. – Комментировали, так сказать, каждое свое действие. А я слушал. Там, в вашем краале у меня везде были жучки, динамики, дистанционные микрофоны...
– А тебя самого кто в крааль столкнул? Когда мы в футбол играли? А тайник? – начал я спрашивать, цепляясь за соломинку. – Камень, его прикрывавший, так в землю врос...
– Чепуха! – поморщился господин Дьявол. – Ловкость рук и никакого мошенничества. Сам я землицей швы тайника обмазал, мхом прикрыл. Я все всегда делаю обстоятельно и со вкусом. А в крааль никто меня не сталкивал... Вот еще... Сам не удержался... Увлекся, понимаешь, вашей неподражаемой игрой, варежку разинул...
– А сокровища, которые я... которые Македонский... – волнуясь, начал конструировать вопрос Баламут.
– Которые Македонский, – недослушав, съехидничал Худосоков. – А ты, дорогой бывший совслужащий, глючил по моему сценарию. И вообще, забудь о переселениях душ, умоляю... Двадцатый век заканчивается, а он – реинкарнация, реинкарнация...
Воцарившаяся пауза была невыносимой. Каждый из моих друзей пытался найти слабое место в объяснениях Худосокова (я видел это по их глазам), но ничего у них не получалось.
– Ты все у нас отнял... – сказал я, вконец потерявшись. – Даже надежду.
– Наоми он у тебя отнял! – мстительно выдавила Ольга. – Из-за нее убиваешься, да?
– Ну ладно, вы тут разбирайтесь в своем кругу, а мне к БК-2 пора, консультироваться насчет вашего возможного в будущем компьютерного бунта. До завтра...
Он уже повернулся, чтобы уйти, но задержался и, гнусно улыбаясь, сказал:
– У меня идея. Вы, я вижу, не верите, что никакой реинкарнации наоборот не было... А я не люблю, когда мне не верят, и потому предлагаю вашему вниманию любопытный аттракцион. Ольга Игоревна, подойдите, пожалуйста, ко мне.
Ольга вопросительно посмотрела на меня. Я недоуменно пожал плечами, и она пошла к Худосокову, уже стоявшему в дальнем углу столовой у большого плюшевого кресла. Когда девушка приблизилась, он глазами попросил ее сесть. Ольга села, устроилась удобнее. Ленчик же, ехидно глядя мне в глаза, вынул из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар, а из него – шарик в серебряной облатке размером с горошину. И, протянув его Ольге, сказал:
– Разверни и съешь!
– Не делай этого! – вскричал я, бросаясь к ним.
– Перестань, Чернов! – поморщился Худосоков. – Ты все портишь! – Если бы я хотел сделать какую-нибудь гадость, я не стал бы мудрить.
– Да, гадости он делает с открытым забралом... – проговорила Ольга, проглотила шарик и мгновенно заснула.
6. Сон Ольги. – И на него нашелся Венцепилов. – Пуля выбивает память.
Как только Ольга мерно задышала, Худосоков надел ей на голову круглый прозрачный шлем (его принес Шварцнеггер), вынул из кармана пульт, нажал на нем несколько кнопок и сел на ближайший стул. Не успел он устроиться, как с потолка послышались звуки тихой завораживающей музыки. Через несколько минут она сменилась спокойным голосом Ольги:
– Кирилл, сын Лиды Сидневой и Житника пять лет воспитывался в детском доме; когда ему стукнуло одиннадцать, он сбежал и зажил самостоятельно. На этот поступок его подвигли инструкции матери и кое-что еще. Кирилл часто вспоминал, как она, укладывая его спать, становилась Ольгой и подолгу рассказывала о своих приключениях в Приморской тайге, в глубоких Шилинских шахтах и Средней Азии. Рассказывала об отчаянном прыжке без парашюта в памирские снега, об абордаже в Красном море, о госпоже Си-Плюс-Плюс и сгоревшей в огне мисс Ассемблер. Еще мама рассказывала о верных друзьях, всегда готовых прийти на помощь, и о врагах, которые восстают из могил... И о жизни... Мама рассказывала ему, как Господь, создав людей, разделил землю на рай – Эдемский сад, и все остальное – Ад. Как, поместив первых людей в рай, он пытался объяснить им, что для счастья надо научиться делать и не делать, думать и не думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Врешь, гад! – не поверил я.
– "Гад", – тоже хорошо, – поморщился Худосоков. – Но, знаете, звучит как-то неизобретательно и, я бы сказал – пошло...
И даванул кнопку на своем карманном пульте.
Примерно через минуту Шварцнеггер впихнул в столовую моих девочек.
5. Худосоков гарантирует историю. – Болтун – находка для шпиона. – Наоми, Наоми, где ты?
Ни я, ни Ольга, ни, тем более, наши друзья не узнали моих дочек. Да, это были мои с Ольгой дети, но глаза у них стали другими: они стали взрослыми, они говорили: Мы можем постоять за себя! Неделю назад девочки были чужими. Полина хоть и понимала, что Лена моя дочь, но между ними стояло все, что случилось между мной и матерью Полины Верой. Она, естественно, ревновала меня и к сводной сестре, и к Ольге и ей приходилось эту ревность сдерживать... А теперь они стали сестрами, с полуслова друг друга понимающими. «С полуслова? – взорвалось у меня в голове, когда я бежал к ним навстречу. – С полуслова? Значит Худосоков...»
И, пораженный догадкой, я вместо того, чтобы вскинуть Полину на руки, обернулся к Худосокову. Он, поняв мой немой вопрос, снисходительно закивал головой.
– Да... – сказал он с мерзкой для меня жалостью в голосе. – Мои люди сразу же после «побега» обнаружили детей. Я пораскинул мозгами и решил оставить их на пленэре с недельку. «Побегают под небом природы, сроднятся... Чужие мне в компьютере не нужны...» – подумал я и отдал своим людям приказ не выпускать их из ущелья. Кстати, они спасли их от сбесившегося волкодава.
– Это в первую ночь? – деловито поинтересовалась Полина. – Визг мы ночью слышали?
– Да, девочка, да, – ласково ответил Худосоков. – Дядя Дьявол спас тебя, для себя спас!
Полина скептически на него посмотрела и, показав язык, подошла ко мне и полезла на руки.
– На шею хочешь? – спросил я, зная, что дочь с малолетства любит ездить у меня на плечах.
– Хочу! – честно ответила дочь. – Но сестренка заревнует. Посади лучше ее.
И я, взяв Лену из рук матери, посадил на шею и заходил взад-вперед.
– Красных флажков вам не принести? – исподлобья спросил «гражданин Дьявол». – С надписями золотой краской «Слава КПСС» и «Миру – мир»? Давай, принесу, парад устроите?
– А кто-то говорил, что ты не шутишь! – ответил я, изобразив улыбку. – Нет, дядя Худосоков, все-таки мы тебя сделаем по всем статьям... Ой, сделаем!
– Валяйте! – просто усмехнулся Худосоков. – Но имейте в виду, что на это у вас, – он посмотрел на часы, – пятнадцать часов. Завтра с утра буду из вас компьютер делать. В историю войдете, гарантирую.
– А ты не боишься, что мы в этом твоем компьютере взбунтуемся и... – я оглянулся на детей, – и в порошок тебя сотрем, предварительно руками Шварцнеггера кое-что оторвав?
Худосоков внимательно на меня посмотрел, насмотревшись, заходил взад-вперед по комнате.
– А ведь ты прав... – сказал он, пройдя около ста метров. – Я об этом как-то не подумал... О бунте... Надо будет с БК-2 посоветоваться... Он непременно что-нибудь до завтра придумает... Получше обесточивания или, наоборот, электротерапии высоким напряжением... Спасибо тебе, Чернов Евгений Евгеньевич...
– Болтуном ты был, болтуном и остался... – раздался от стола голос Баламута, талантливо оркестрованный звоном бокала и сердитым шипением шампанского.
– Не ссорьтесь! – попросил Худосоков. – Это вредно. Пейте лучше шампанское, сейчас еще принесут.
– А если и оно кончится? – поинтересовался Баламут.
– Не кончится... – заверил Худосоков и направился в двери.
– Послушайте, господин Дьявол! – остановила его София, пригубив шампанского. – А на кой вам этот компьютер? Это же железка, как ни крути... Как он вам Империю Зла сотворит?
– Хороший вопрос! – улыбнулся Ленчик, явно довольный «господином Дьяволом». – Я хотел как-то вам об этом рассказать, но меня бесцеремонно перебили.
– Рассказывай, давай! – зевнул Бельмондо. – Тебя разве только ломом перебьешь...
– Чернов вам, наверное, рассказывал об этом месте, о Чимтаргинском горном узле... Об аномалиях геофизических, ртутных испарениях, о кольце, которое из космоса видно...
– Рассказывал... – хмыкнул Баламут, целуя Софию в шею. – Он еще его Сердцем Дьявола назвал... Не знали мы тогда, что пальцем своим он в самую твою ж... попал...
– Да, Сердце Дьявола – это в самую точку... – скривился Худосоков, явно огорченный тем, что его опять перебивают. – Так вот, мои ученые геологи и геофизики посредством точных инструментальных исследований установили, что в районе озера Искандеркуль, а точнее близ устья нашей пещеры существует сверхглубинная зона проницаемости. Сквозь эту зону из земного ядра выбрасывается не только атомарная ртуть, но и разнообразные элементарные частицы, некоторые из которых, извините, еще не «открыты» либо предполагаются только теоретически. Диаметр зоны выброса составляет всего около пятидесяти метров, так что элементарные частицы уходят в околоземное пространство очень тонким шнуром. В околоземном пространстве они рассеиваются, образуя довольно мощный слой, который включает большую часть пространства, используемого орбитальными космическими аппаратами... И совершенно случайно – из-за элементарной технической оплошности лаборанта третьей категории – мы выяснили, что через этот шнур и связанный с ним слой элементарных частиц, мы можем внедряться, – не падайте, – в структуру космического вакуума...
– Вакуума!!? – воскликнула Ольга, вспомнив лекцию Судьи.
– Да вакуума! То есть в Вечность... Македонский не зря здесь торчал столько времени, он чувствовал, что истинное Величие, а, следовательно, Вечность, вовсе не в Индии или где-нибудь еще, а здесь, у этого горного озера... Но мы отвлеклись. Так вот, через этот шнур и связанный с ним слой элементарных частиц, мы можем внедряться в компьютеры спутников (связи, телевизионных, метеорологических, навигационных и, естественно, военных), а через эти компьютеры во все мировые компьютеры. Вернее, сможем внедряться, когда в нашем распоряжении будет БК-3... И тогда... Что будет тогда, определите вы сами, став неотъемлемой и самой драгоценной частью этого компьютера... Так что все остальное за вами, милостивые господа! Прощайте, мы с вами больше не увидимся...
И, не дожидаясь реакции на свои откровения, скрылся за дверью. Но тут же вернулся. «Вспомнил какую-то гадость», – подумал я, увидев его довольную рожу. И Худосоков действительно выдал гадость, да еще какую! В душу, можно сказать, плюнул...
– Да, кстати, о так называемой реинкарнации... – начал он, стараясь выглядеть простецким человеком, вернее, простецким дьяволом. – Крючья, козлы, подкладки, Гретхен Продай Яйцо и Морская роса... Забудьте. Это все вам привиделось – Волосы Медеи просто-напросто вызывают галлюцинации, в том числе и групповые... Я думаю, вам пора знать, что я с «двушкой» над вами опыты проводил... Опыты, необходимые для скрупулезного исследования так называемой души...
– Врешь! – воскликнул я, не желая для Наоми участи приведения. – Крючья я сам делал!
– Их местные кузнецы выковали в ближайшем кишлаке. И подкладку Наомину тоже я подложил... Изготовил ее при помощи одной своей чрезвычайно потливой работницы и подложил. А веревка трухлявая – из тайной сокровищницы Македонского. И козлов я сам к вам сбрасывал – их Шварцнеггер руками ловил... И Ваньку Савцилло, и Оторвилапко тоже я. Первый любопытством излишним провинился, а второй забыл, кто в хате хозяин... А со вторым, вернее третьим туром ваших путешествий просто хохма была! Ну вот, ты, Баламут, как мог поверить в то, что на самом деле был Аладдином? А ты, Черный? Неужели ты меня не знаешь? Ну, разве мог я позволить вам сначала сбежать из КПЗ? А потом как заяц бегать от тебя по горам? Нет, ребята, простые вы, как валенки! В следующий раз, если, конечно, он будет, одного из вас непременно сделаю Дедом Морозом, другого – осликом Иа-Иа, а третьего – Змеем Горынычем...
Воспоминания привели Худосокова в прекрасное расположение духа. Он расцвел, расправил плечи и, с превосходством оглянув нас, вальяжно продолжил:
– Но самым трудным было сделать так, чтобы вы, там под Кырк-Шайтаном, пилюли в дырявом кармане моего бушлата нашли... Пришлось страху на вас нагнать... Но получилось, даже очень получилось. Я чуть не рассмеялся, когда Бельмондо, меня, спящего, обыскивать начал... Вообще, все так занятно получилось... – продолжил Худосоков, вдруг лукаво заулыбавшись. – Знаете, я уже сам путаться начал, что было на самом деле, а что в галлюцинациях. Вот, к примеру, я твердо знаю, что наяву была либо раздача бумажек, ну, помните, с надписями «Пуля», «Четвертование» и так далее, либо ваши тренировки с Шварцнеггером... Хотя, если прикинуть по календарю, то две недели тренировок вряд ли бы в первую декаду июля вместились... А с другой стороны Полина с Леной никогда до Канчоча не добирались...
– А откуда вообще ты знаешь о наших «галлюцинациях»? – спросила Ольга, сверля Худосокова глазами. – Я имею в виду детали типа крючьев и подкладки и тому подобное?
– Сюжеты некоторых глюков я с «двушкой» вам внушал. А в других вы говорили... – усмехнулся Ленчик. – Комментировали, так сказать, каждое свое действие. А я слушал. Там, в вашем краале у меня везде были жучки, динамики, дистанционные микрофоны...
– А тебя самого кто в крааль столкнул? Когда мы в футбол играли? А тайник? – начал я спрашивать, цепляясь за соломинку. – Камень, его прикрывавший, так в землю врос...
– Чепуха! – поморщился господин Дьявол. – Ловкость рук и никакого мошенничества. Сам я землицей швы тайника обмазал, мхом прикрыл. Я все всегда делаю обстоятельно и со вкусом. А в крааль никто меня не сталкивал... Вот еще... Сам не удержался... Увлекся, понимаешь, вашей неподражаемой игрой, варежку разинул...
– А сокровища, которые я... которые Македонский... – волнуясь, начал конструировать вопрос Баламут.
– Которые Македонский, – недослушав, съехидничал Худосоков. – А ты, дорогой бывший совслужащий, глючил по моему сценарию. И вообще, забудь о переселениях душ, умоляю... Двадцатый век заканчивается, а он – реинкарнация, реинкарнация...
Воцарившаяся пауза была невыносимой. Каждый из моих друзей пытался найти слабое место в объяснениях Худосокова (я видел это по их глазам), но ничего у них не получалось.
– Ты все у нас отнял... – сказал я, вконец потерявшись. – Даже надежду.
– Наоми он у тебя отнял! – мстительно выдавила Ольга. – Из-за нее убиваешься, да?
– Ну ладно, вы тут разбирайтесь в своем кругу, а мне к БК-2 пора, консультироваться насчет вашего возможного в будущем компьютерного бунта. До завтра...
Он уже повернулся, чтобы уйти, но задержался и, гнусно улыбаясь, сказал:
– У меня идея. Вы, я вижу, не верите, что никакой реинкарнации наоборот не было... А я не люблю, когда мне не верят, и потому предлагаю вашему вниманию любопытный аттракцион. Ольга Игоревна, подойдите, пожалуйста, ко мне.
Ольга вопросительно посмотрела на меня. Я недоуменно пожал плечами, и она пошла к Худосокову, уже стоявшему в дальнем углу столовой у большого плюшевого кресла. Когда девушка приблизилась, он глазами попросил ее сесть. Ольга села, устроилась удобнее. Ленчик же, ехидно глядя мне в глаза, вынул из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар, а из него – шарик в серебряной облатке размером с горошину. И, протянув его Ольге, сказал:
– Разверни и съешь!
– Не делай этого! – вскричал я, бросаясь к ним.
– Перестань, Чернов! – поморщился Худосоков. – Ты все портишь! – Если бы я хотел сделать какую-нибудь гадость, я не стал бы мудрить.
– Да, гадости он делает с открытым забралом... – проговорила Ольга, проглотила шарик и мгновенно заснула.
6. Сон Ольги. – И на него нашелся Венцепилов. – Пуля выбивает память.
Как только Ольга мерно задышала, Худосоков надел ей на голову круглый прозрачный шлем (его принес Шварцнеггер), вынул из кармана пульт, нажал на нем несколько кнопок и сел на ближайший стул. Не успел он устроиться, как с потолка послышались звуки тихой завораживающей музыки. Через несколько минут она сменилась спокойным голосом Ольги:
– Кирилл, сын Лиды Сидневой и Житника пять лет воспитывался в детском доме; когда ему стукнуло одиннадцать, он сбежал и зажил самостоятельно. На этот поступок его подвигли инструкции матери и кое-что еще. Кирилл часто вспоминал, как она, укладывая его спать, становилась Ольгой и подолгу рассказывала о своих приключениях в Приморской тайге, в глубоких Шилинских шахтах и Средней Азии. Рассказывала об отчаянном прыжке без парашюта в памирские снега, об абордаже в Красном море, о госпоже Си-Плюс-Плюс и сгоревшей в огне мисс Ассемблер. Еще мама рассказывала о верных друзьях, всегда готовых прийти на помощь, и о врагах, которые восстают из могил... И о жизни... Мама рассказывала ему, как Господь, создав людей, разделил землю на рай – Эдемский сад, и все остальное – Ад. Как, поместив первых людей в рай, он пытался объяснить им, что для счастья надо научиться делать и не делать, думать и не думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48