А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Как говорит Домбоно, мы здесь гости, но что-то я с таким видом гостеприимства еще не сталкивался. Хотя я сам виноват. Нечего было вчера куда не следует нос совать…
Вчера Алик Шелученко с ходу бросился на кровать, скинув на пол ветровку, да так и лежал. Ваня без аппетита жевал яйцеобразной формы фрукт, даже не чувствуя никакого вкуса. Вероника статуей застыла у окна. «Слепое» окно, размалеванные створки которого были плотно закрыты. Сквозь щели пробивались нескромные лучики света. Ника потерла глаза.
– Там внутренний дворик. Совершенно пустой. Только каменные стены, – Розова села на кровать. – Что будет с Лешей, а, Паш?
– Ты же сама все слышала от Домбоно. Послезавтра он оперирует мальчика. Лешка… он – молоток, Ника! Лихо начинает. Благодаря остеоме он еще во всей Мерое воцарится. Только не спрашивай, как долго все это будут терпеть жрецы! И даже если они надают ему по заднице, этот упрямый осел не перестанет делать все по-своему, – Паша сам не заметил, как завелся. – А Домбоно тоже тот еще осел! После операции они тут с Холодовым такой мордобой устроят… А вы как считаете, а, Филиппс?
Высоченный, тощий англичанин только пожал плечами в ответ. Его спокойствие поколебать каким-то «мордобоем» было невозможно.
– Да прикончат они где-нибудь в углу мальчишку. Эти ваши жрецы… – наконец отозвался он. – А смерть его наоперацию спишут.
– Вот этого-то я и боюсь больше всего! Я уже говорил об этом Холодову. Мне только неясно, что он собирается делать, чтобы избежать этого.
И ответ на савельевский вопрос последовал совершенно неожиданно. В комнату вошел одетый во все черное солдат и махнул рукой Веронике. Та даже не шелохнулась. Она сидела на кровати, намертво вцепившись в шкуру какого-то зверя. Алик вздрогнул всем телом, как червяк, на которого только что ненароком наступили сапогом. Ларин и Савельев встали рядом с Вероникой. И только Филиппс не растерялся. Он подошел к солдату и сурово выкрикнул:
– Нет! Или все, или никто!
Солдат с силой оттолкнул Филиппса в сторону. А потом вновь кивнул Веронике, вскидывая руки в примиряющем жесте.
– Он хочет сказать, что он нам не враг, – прошептал догадавшийся Савельев. – Кто знает, что им от тебя надо, Ника. Я бы пошел.
– А я – нет! – возмутился Ларин. – Я этой братве вообще не верю! Ни на понюх.
– У нас все равно выбора никакого, – Савельев вопросительно взглянул на солдата в черном. Но разве ж у этого истукана что узнаешь. – Даже если тебе очень страшно, Никусь… Иди с ним. Поверь, Домбоно не решится ни на какие крайние меры, пока Леха занимается с мальчиком. Зуб даю.
Вероника молча кивнула. Затем медленно поднялась и пошла вслед за солдатом. Обернулась на пороге, потерянно махнула рукой на прощание. Дверь захлопнулась, скрипнул замок. Впервые она осталась один на один со своими похитителями. «Спокойствие, – приказала себе Ника. – Только спокойствие! В клетке ты с ума не сошла, вот и сейчас с тобой ничего не случится».
Они шли по бесконечно длинному коридору и, наконец, вступили в огромный зал с гигантскими каменными изваяниями. Стены были обтянуты дорогими материями, а полы были устланы красивейшей мозаикой. Наконец-то Вероника попала в комнату, где не было ослепительного блеска золота. Обстановка здесь была, конечно, помпезной, но все равно более человечной. Солдат молча исчез, словно в воздухе растворился.
Высокая постройка из сталактитов и обломков скал в глубине зала окружала глубокий грот. Из нее выглядывала гигантская голова какого-то неведомого чудовища, пасть которого была топкой печи. В ней трещали сухие, душистые дрова, и красноватый блеск рубиновых глаз дракона сливался с мягким светом белых и розовых ламп в виде цветов лотоса, прикрепленных к стенам и потолку зала.
– Посмотри на меня! – раздался холодный женский голос за спиной у Ники.
Розова спохватилась, обернулась резко и тут же крепко зажмурила глаза. В ярком блеске невесть откуда взявшегося сияния в зале стояла богиня Мерое, золотая статуя, а не человек.
– Ты понимаешь меня? – чуть удивленно спросила Сикиника.
– Да. Я немного говорю по-меройски, – Ника осторожно прикрыла глаза рукой. «А еще по-немецки, итальянски и английски!» – хотелось выкрикнуть ей. Постепенно она привыкала к пронзительному свету и уже могла разглядеть кое-какие детали, столь важные для каждой женщины в общении с представительницами того же пола: платье, усыпанные алмазами остроносые туфельки, стройную фигуру, сказочно прекрасное, совершенное лицо, запорошенное золотой пудрой. «Даже если она и в самом деле человек, – подумала пораженная Вероника, – она все равно самое чудесное творение природы! А она точно человек… боги по-меройски да и по-человечески вряд ли говорят. Хотя кто их знает, богов-то…»
– Ну-ка, подойди ближе! – властно приказала Сикиника. – Еще ближе! Еще!
Теперь они стояли друг напротив друга, так близко, что протяни одна из них руку, и без труда дотянется до лица другой. Они следили друг за другом, как изготовившиеся к атаке змеи, готовые жалить, жалить, жалить…
«У нее глаза зеленые! – ахнула изумленная Ника. – Надо же… Темно-зеленые глаза, словно изумруды. Да и не бывает у людей таких глаз!»
– Так вот ты какая, – ледяным тоном произнесла Сикиника. – Вот как должна выглядеть женщина, чтобы ее любил этот мужчина!
Этот мужчина!
Вероника замерла. Этот мужчина! Она говорит об Алексее! Взгляд золотой, сияющей, ослепительной женщины парализовал волю. Этот мужчина! И Ника с ужасом поняла: дело даже не в операции.
– Я… я люблю его, – прошептала Ника беззвучно.
Они молча разглядывали друг друга, глаза в глаза. Под золотой пудрой по лицу Сикиники пробежала легкая дрожь… от уголков губ к уголкам глаз. На веках сияли алмазные тени.
Молчание.
Тишина тоже может быть битвой, может быть противостоянием. Когда пронзают сердце взглядом, одним лишь взглядом. Две женщины боролись с немой, дикой, всепоглощающей ненавистью.
Глава 18
КОГДА ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ.
Продолжение
И не было в этой битве ни победителей, ни побежденных. Они были на равных в своей любви к одному мужчине, державшему в руках тонкие ниточки их судьбы! И какая разница, что одна из них наделена абсолютной властью, а у второй всего-то и богатства, что горячее сердце? Никакая власть мира не поможет в завоевании любимого мужчины, и это Сикиника прекрасно понимала, понимала, сгорая от ярко пылавшей ненависти, что не поможет ей вся ее божественность.
– Ты должна идти к нему, – приказала, наконец, царица. Ее лицо вновь превратилось в золотую маску, застывший гордый айсберг. – Он ждет тебя. Он хочет, чтобы ты жила рядом.
Вероника кивнула. Все, что говорила сейчас эта женщина, доходило до сознания с большим трудом. Он хочет. Это означало не что иное, как странные взаимоотношения Алексея и этой женщины, называвшей себя богиней. Иные, чем могут быть отношения врача с матерью пациента.
– Я так и знала, что он потребует моего присутствия рядом с ним, – ответила Ника. Ответила с мужеством отчаяния, доставляя Сикинике немыслимую боль. Каждое слово, как удар кулака. Удар за ударом.
– Я видела тебя, а теперь ступай! – и Сикиника оттолкнула ошарашенную Розову от себя. Удар был настолько сильным, что Ника не удержалась на ногах. Взмахнула руками и шлепнулась на мозаичный пол. Холодный, жестокий смех. Ника глянула на Сикинику, и ледяные мурашки побежали по ее телу. Соперница смеялась, даже не разжимая губ! Господи, она может смеяться, не разжимая губ, гримаса смеха не искажала прекрасного лица.
– Я красивее тебя! – зло выкрикнула Сикиника. – Ты потеряешь его! Потеряешь!
– Да ты всего лишь маска! – взвизгнула разъяренная Вероника. Она все еще сидела на полу, но весь ее страх за Алексея – ужас, а вдруг она и в самом деле потеряет его из-за этой ведьмы?! – вырвался сейчас на волю вместе с этими словами. – Холодная золотая маска! Ты – статуя! В тебе нет ничего настоящего! Ни-че-го! Ты – размалеванная, напудренная, безвкусная фарфоровая кукла! Сколько золотой пудры ты тратишь всякий раз, чтобы замазать свои морщины? Каждый день по полкило?
Ника знала, что не права, она прекрасно видела невероятную красоту этой женщины, но Розова потеряла контроль, она хотела задеть соперницу, хотела оскорбить ее, ударить наотмашь словами. «Ты не можешь убить меня, – с тихим злорадством думала Вероника при этом. – Хотя тебе сильно, очень сильно хочется этого. Тебе все придется выслушать, все! Я люблю Лешика! Я люблю его! Я люблю его!»
– А ведь ты боишься, – ледяным тоном произнесла Сикиника и усмехнулась. – Нет-нет, не за себя боишься, не за свою драгоценную жизнь… за него! И я отниму его у тебя! Я красивее тебя!
Почти теряя сознание, ослепленная непонятным светом, Вероника стала первым свидетелем того, как человек проходит сквозь золотые и не очень золотые стены и исчезает бесследно. Феномен, который оказались не в состоянии объяснить ни Алексей, ни Павел. В другую, до сих пор тоже невидимую дверь вошел солдат и приблизился к девушке. Она торопливо поднялась с пола. Ужас постепенно отступал, хотя все в ней мелко-мелко тряслось, молоточки ее сердца бились так громко, как будто барабанные палочки упрямо стучали по золотым стенам этого дворца.
«Она и в самом деле красивее меня, – невесело думала Ника, неуверенно следуя за молчаливым стражем. – Такой красоты я вообще никогда не видывала, такой даже на картинах художников не встретишь. Но может ли мужчина полюбить женщину, больше всего смахивающую на памятник? Женщину-холодильник? С голосом, напоминающим морозильную камеру? Да и способна ли позолоченная статуя на настоящую нежность? »
Наконец-то они добрались до больницы. Два жреца глянули на нее надменно-отсутствующе – взгляд, как у их разлюбезной царицы.
Коридор был заблокирован шестью солдатами. Врач в колпаке, расшитом серебряными нитями, молча подошел к Веронике и повел ее дальше. Туда, куда могли проходить только жрецы – к ожившему богу. Дверь распахнулась; небольшая палата с кроватью, столом, стулом и глиняным умывальником. Стены завешаны расшитыми покрывалами. Жрец сухо поклонился и оставил Веронику одну. Дверь так и осталась открытой… единственное, что отличало больничную палату от тюремной камеры.
Ника присела на кровать. «Меня обманули, – обдало ее волной ужаса. – Меня и не собирались отводить к Холодову. Это – гробница какая-то. Меня хотят свести с ума, довести до безумия. Они специально решили устроить мне пытку одиночеством! Если я начну кричать, топать ногами, они тут же позовут Лешика и скажут: смотри, смотри, какая у тебя невеста. Совсем чокнулась. И мы ничего не могли поделать. А потом придет она, она, самая прекрасная женщина на свете… Нет, со мной этот номер не пройдет, – зло скривила губы Вероника. – Со мной такие штучки-дрючки не получатся! Вы еще не знаете, какая я сильная! Любовь горы способна с места сдвинуть… даже ваши Лунные, елки-палки! Если надо, я вам тут всю Мерое переворошу… » – она вскочила с кровати, бросилась в коридор, сжимая кулачки в бессильной ярости.
– Лжецы! – кричала Ника, решившая ни за что не кричать. – Мерзкие циники! Вы…
Дверь соседней палаты распахнулась. И Ника смолкла. Коридор, стены, потолок начали вращаться перед глазами на бешеной скорости, сравнимой разве что со скоростью света. Она слепо шарила руками в поиске опоры, чувствуя, как ее подхватывают две сильные руки.
– Лешик… – прошептала Ника. – Лешик! Они и в самом деле привели меня к тебе. Они… – женщина почувствовала, как он целует ее, у нее еще достало сил обнять его… а потом навалилась душная, страшная темнота.
Очнулась Ника в кровати. Алексей положил ей на голову холодный компресс и теперь сидел рядом, крепко держа ее за руку. Никина улыбка была по-детски счастливой.
– Слишком уж много всего на меня навалилось, – жалобно призналась она. – Я уж думала, что они хотят похоронить меня заживо. В Древнем Египте такое богоугодное дело очень даже любили, – она легла на бок, прижимаясь щекой к его руке. – Возможно, они именно так и поступят с нами… как с Аидой и Радамесом.
– Но для этого им придется подождать исхода операции, – вот уже несколько часов подряд Алексей жил лишь мыслями об этой операции. На то, что хотела ему сказать Вероника, чего ждала она – может быть, объяснений его отношений с Сикиникой, – Холодов просто не реагировал. Дела сердечные его сейчас не волновали совершенно… Для него остеома стала важнее всего.
Он внимательно осмотрел мальчика. Сердце, давление, пульс – все было в полном порядке. Алексей еще раз прощупал ногу, сам себя уговаривая, что у мальчика всего лишь остеома. Принц Мин-Ра следил за ним во все глаза. Когда Алексей убрал со стола инструменты, мальчик спросил:
– Скажи, я должен умереть?
– Конечно! Когда-нибудь все мы умрем. И никто не знает наверняка, когда наступит это самое «когда-нибудь». Думаю, нет ничего ужаснее, чем знать точно, когда придет он, твой смертный час… Одно я тебе могу сказать наверняка, Мин-Ра:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов