Роман, впрочем, быстро заглох, когда Том выбрал специализацию по полинезийской культуре, а она занялась прачеловеком и их разделили не только различие профессиональных интересов, но и расстояние в пол земных шара. В течение четырех лет после этого она встретила Тома Сандквиста, вышла за него замуж и родила Майкла.
Когда Майклу было шесть лет, Том Сандквист погиб.
В Африке, чудесным летним утром, десять лет назад. Да, прошло уже десять лет, но это зрелище стоит у нее перед глазами так ясно, словно было вчера. Том улетал в Найроби, чтобы оттуда отправиться в Амстердам, где должен был прочесть доклад о раскопках, которыми они оба занимались пять последних лет. Катарине в отсутствие Тома предстояло руководить работами, а Майклу – беззаботно играть с друзьями, местными ребятишками. Они с Майклом стояли, держась за руки, а одномоторная «Сессна» Тома разбежалась по укатанной взлетной полосе и поднялась в утреннее небо. Обычно пилот делал над их головами прощальный круг, но сегодня ему вздумалось покрасоваться.
Катарина и Майкл смотрели – она с нарастающим предчувствием, он все с большим возбуждением – как пилот заставил самолетик проделать целую серию петель и зигзагов, затем послал его резко вверх, пока тот не встал вертикально, потом задрал хвост и, убыстряясь, ринулся носом вниз.
Это был один из его пунктиков, он устраивал такие представления и раньше, чем неизменно приводил Катарину в ужас. В самый последний момент выходил из пике, прощально покачивал крыльями и исчезал в направлении Найроби, летя так низко, что стада диких животных в панике разбегались.
Но в это утро на их глазах самолет врезался носом в землю и мгновенно взорвался, превратившись в огненный шар.
В тот же день они с Майклом уехали с раскопок и больше никогда туда не вернулись.
Через год у Майкла началась астма, спровоцированная, по мнению Катарины, тем, что он видел гибель отца. После смерти Тома Катарина полностью посвятила себя здоровью сына и работе. Но в последнее время, особенно сейчас, когда Майкл, кажется, успешно освобождался от мучительных приступов болезни, она стала задумываться, не превратилась ли сама в одно из тех ископаемых, на изучение которых потратила столько времени.
И тут на прошлой неделе пришло это письмо Силвера с фотографиями. Раскопки, писал он, ведутся на склоне вулкана Халеакала, на острове Мауи. Последние пять лет он работает на Гавайях, изучая эволюцию полинезийской архитектуры в процессе ее перемещения с юга Тихоокеанского региона на Гавайские острова. Но место, изображенное на фотографии, писал он, даже отдаленно не напоминает ничего виденного им на Гавайях. В его бюджете предусмотрены деньги для консультанта – может быть, Катарина заинтересуется?
И вот теперь она то и дело возвращается к этим фотографиям, рассматривая древние, обнаруженные в непроходимых зарослях, руины.
Она перерыла всю музейную библиотеку, сравнивая присланные фотографии с имеющимися изображениями древних гавайских сооружений.
Никакого сходства.
Однако единственный способ достоверно ознакомиться с объектом – увидеть его воочию.
И сейчас, отложив в сторону грязно-серую ископаемую кость и фотографии столь же унылого раскопа, откуда ее достали, Катарина снова взялась за снимки с Мауи.
Хотя сами руины представляли собой не более как разбросанные там и сям, грубо обработанные камни, антураж вокруг был самый роскошный – гигантские деревья, обильно цветущие кусты и ползучие лианы, и на нескольких фотографиях сквозь заросли сияли бирюзовые воды Тихого океана, тогда как на других ниспадали в хрустальные озерца водопады и все это было неземной красоты – воплощенный образчик голливудской декорации для съемок Эдема.
Уж не нарочно ли Роб прислал ей эти соблазнительные картинки?
Но что это она размечталась о тропических цветах и пассатах? Раскопки – они и только они имеют какое-либо значение!
Впрочем, оглядев свою лишенную окон, тесную рабочую комнатенку, вспомнив, какая мерзкая стоит погода на улице, она поняла, почему восхитительное местоположение раскопа Роба Силвера привлекает ее ничуть не меньше, чем сделанная им находка.
Она снова взялась за письмо.
Тридцать тысяч долларов.
Роб Силвер предлагал ей тридцать тысяч долларов за то, чтобы в течение трех месяцев она работала с ним на Мауи.
Плюс подъемные.
Кстати вспомнился вызов к директору музея на прошлой неделе. Бюджет на ее исследования, сообщил он, предполагалось урезать на тридцать процентов.
Грант Национального научного фонда – деньги, на которые она рассчитывала, чтобы провести летние полевые работы – оказался «утвержден, но не профинансирован».
Итак, если отбросить в сторону предложение Роба, вот что ей предстояло: никаких полевых работ и мизерный, все равно что несуществующий бюджет.
Сложность заключалась в том, что Роб ждал ее к первому числу – дольше откладывать работу он не мог. Из чего следовало, что Майкла придется сорвать и из школы, и из легкоатлетической команды, к которой в последнее время он так прикипел сердцем, а это, опасалась она, сыну вряд ли понравится. Что ж, может быть, когда он узнает, куда они направляются, возражения испарятся.
Она сняла телефонную трубку и позвонила директору.
– Я хочу взять отпуск, – сказала она. – На три месяца. – Помедлила и добавила: – Без содержания, разумеется.
А через пять минут, положив трубку, покачала головой, спросив себя, удастся ли ей с той же легкостью уговорить Майкла.
Придя же с работы домой и увидев на руке сына порез, а под левым его глазом – уродливый багровый синяк, Катарина отбросила последние сомнения. Три месяца вдали от Нью-Йорка – это как раз то, что им обоим нужно.
Глава 2
Педро Сантьяго раскрыл глаза, едва только 747-й сбавил высоту, начиная снижение к Гонолулу. Он не собирался спать в полете; с того момента, как тот тип в Майями передал ему запертый кейс для косметики от Луи Виттона, он намеревался бодрствовать весь полет на Гавайи. Да нет, он, в сущности, и не спал, успокаивал он себя. В самом деле. Глаза, возможно, были закрыты, и сознание соскользнуло в то самое состояние релаксации, что освежает так же, как сон, но он полностью владел ситуацией.
Он слышал, как женщина через проход заказывала себе третий, потом четвертый, и несколько минут назад – пятый бокал «майтай».
Он слышал, как храпел мужчина в переднем ряду.
Его ноги лежали на кейсе, поставленном под кресло храпящего. Тот и не знал, что стережет кейс спереди, как сам Педро охранял его с тыла.
Он купил два билета первого класса. Во-первых, он не выносил пустых бесед с незнакомцами во время полета, но что еще важней – пустое кресло рядом действовало как дополнительный буфер в тщательно продуманной, неприметной системе безопасности.
Сосед (или соседка – напомнил себе Педро), – конечно, при том условии, что окажется выдающегося ума, – сумел бы заболтать его до такой потери бдительности, что...
Что?
Его смогли бы убить?
А почему нет? Вполне возможно. Не раз случалось. Двое членов того братства, к которому он принадлежит, за последние три года погибли во время посадки «от сердечной недостаточности», тихо скончались в своих креслах, и ни одна душа, кроме убийц, этого не заметила. Способов отравления сколько угодно.
Например, можно подсыпать яд в свежеприготовленное стюардессой питье, в то время как кто-нибудь из пассажиров занимает ее неумеренно дружеской беседой.
Или можно всадить в шею жертвы тончайшую иглу, случайно потеряв равновесие по пути в туалет.
Педро Сантьяго всегда занимал место у окна и пил только из банок, которые открывал сам.
И все-таки профессиональное чутье подсказывало ему, что эта поездка не будет сложной. Если опасность и подстерегает его, то на обратном пути, после того, как он доставит посылку и с ним расплатятся.
Он поднял шторку и посмотрел на сияющее утро в иллюминатор. Далеко внизу плотная пелена облачности закрыла море; виднелись лишь верхушки трех самых больших вулканов. Педро пожал плечами; гавайские прелести были ему не по нутру. Когда из динамиков донеслось объявление, что вот-вот состоится посадка, он поднял кейс с пола и бережно положил себе на колени.
– Мелкий багаж должен находиться под креслами или на верхней полке, мистер Сантьяго, – напомнила ему стюардесса, шествуя по проходу с последним подносом пустых коктейльных бокалов.
Он улыбнулся и вернул кейс под переднее кресло.
Самолет коснулся земли, снизил ход и подкатил к посадочному терминалу.
Педро Сантьяго вышел в зону прибытия, пренебрегая направляющим на таможню указателем.
За всю свою профессиональную карьеру он ни разу не проходил с грузом через таможню. Такого рода делишки для мулов – глупых студентов, которые рискуют годами тюрьмы за меньшую сумму, чем стоит ему один вечер в амстердамском борделе.
В то время как поток пассажиров направлялся к таможне, Сантьяго приблизился к человеку в синей форме, стоявшему поодаль у выхода из терминала.
– Сдается мне, вы ждете меня, – сказал он по-английски столь же чисто, как изъяснялся по-испански, по-португальски и по-турецки.
– Сдается мне, вы правы, мистер... – Фраза повисла в воздухе.
– Дженнингс, – окончил ее Сантьяго, тем самым договаривая пароль, установленный, когда он согласился доставить на место назначения баул от Виттона.
– Пожалуйста, следуйте за мной.
Человек в форме привел Сантьяго к запертой двери, нажал несколько цифр на кодовом замке, открыл дверь и придержал ее, пропуская курьера вперед.
Там у подножия невысокой лестницы обнаружился электрокар. Человек в форме сел за руль, и они направились к вертолету, поджидавшему их на расстоянии в четверть мили. Следуя за провожатым, Сантьяго взобрался в кабину, задвинул дверь и пристегнулся ремнем безопасности. Секунду-другую машина не заводилась, потом с ревом проснулась. Над кабиной завертелся огромный винт.
Пилот поддал газу, скорость ротора увеличилась, и вертолет вздрогнул, клюнул носом, поднялся и, держась на небольшой высоте, пересек летное поле. Оказавшись над морем, он некоторое время следовал берегом по направлению к Гонолулу, а потом взял курс на юго-восток, к Молокаи и Мауи.
Через сорок минут Педро Сантьяго сквозь плексиглас увидел, как под брюхом вертолета оказался извилистый юго-западный берег Мауи и синяя ширь моря сменилась густой зеленью джунглей. Вертолет снижался, пока Сантьяго не показалось, что он вот-вот зацепит верхушки лесных гигантов. Но тут деревья расступились и показалась поляна с разбросанными по ней строениями, зеленые черепичные крыши которых делали их совершенно неразличимыми с высоты чуть больше той, на которой сейчас летела машина.
Быстрой и опытной рукой пилота вертолет был посажен посреди поляны. Пока Сантьяго отстегивался и открывал заднюю дверь, на крыльце одного из зданий показался человек, который, однако, навстречу гостю не двинулся.
Нюхом почуяв заказчика, хотя никогда его раньше не видел, Сантьяго двумя руками прижал к груди кейс от Виттона и, проскакивая зону тяги винта, на всякий случай пригнул голову.
– Мистер... Дженнингс? – произнес встречающий, ровно столько промедлив перед фамилией, чтобы Сантьяго понял, что, по его, встречающего, мнению, все эти игры с использованием подставных имен – блажь на грани идиотизма. Ну, Сантьяго на его мнение было глубоко наплевать – ведь именно благодаря кличкам он и выходил сухим из воды, при этом так пополняя свой счет в швейцарском банке, как и не снилось большинству других выходцев из трущоб Сан-Паулу. Коротко кивнув, он проследовал за встречающим в дом, и они коридором прошли в маленькую глухую комнатку, где только и было мебели, что стол и на нем точно такой же кейс, как тот, что находился в объятиях Сантьяго.
Человек кивком указал на стол, и Сантьяго, положив свои кейс, взялся за замок его двойника. Язычок отскочил, он поднял крышку. Чутье подсказывало, что все как в аптеке, но он все-таки дал себе труд пересчитать деньги.
Как он и просил, они были в пятидесятидолларовых купюрах.
Его не особенно волновало, последовательны ли номера серий, но, считая, он убедился, что они вразбив.
Тот, с кем он имел сейчас дело, явно соображал, что к чему.
Закончив считать, он поднял голову:
– Двести тысяч долларов.
– Как договорились, – ответил заказчик. Педро Сантьяго сам уложил деньги в кейс, сменил комбинацию цифр в замке, щелкнул язычком и сказал:
– Ну, тогда все.
Заказчик кивнул и протянул ему руку. Сантьяго, повернувшись к единственной двери в комнату, руку проигнорировал. Против того, что все, собственно, сказано, возразить было нечего, и заказчик проводил его до крыльца, где и остался, глядя, как курьер забирается в вертолет, задвигает за собой дверь, пристегивается. Даже когда машина поднялась в воздух и повернула назад к морю, он все еще стоял у двери, провожая ее глазами.
Как только он скрылся из глаз, Сантьяго принялся обдумывать свое следующее задание, заказ из Южной Африки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Когда Майклу было шесть лет, Том Сандквист погиб.
В Африке, чудесным летним утром, десять лет назад. Да, прошло уже десять лет, но это зрелище стоит у нее перед глазами так ясно, словно было вчера. Том улетал в Найроби, чтобы оттуда отправиться в Амстердам, где должен был прочесть доклад о раскопках, которыми они оба занимались пять последних лет. Катарине в отсутствие Тома предстояло руководить работами, а Майклу – беззаботно играть с друзьями, местными ребятишками. Они с Майклом стояли, держась за руки, а одномоторная «Сессна» Тома разбежалась по укатанной взлетной полосе и поднялась в утреннее небо. Обычно пилот делал над их головами прощальный круг, но сегодня ему вздумалось покрасоваться.
Катарина и Майкл смотрели – она с нарастающим предчувствием, он все с большим возбуждением – как пилот заставил самолетик проделать целую серию петель и зигзагов, затем послал его резко вверх, пока тот не встал вертикально, потом задрал хвост и, убыстряясь, ринулся носом вниз.
Это был один из его пунктиков, он устраивал такие представления и раньше, чем неизменно приводил Катарину в ужас. В самый последний момент выходил из пике, прощально покачивал крыльями и исчезал в направлении Найроби, летя так низко, что стада диких животных в панике разбегались.
Но в это утро на их глазах самолет врезался носом в землю и мгновенно взорвался, превратившись в огненный шар.
В тот же день они с Майклом уехали с раскопок и больше никогда туда не вернулись.
Через год у Майкла началась астма, спровоцированная, по мнению Катарины, тем, что он видел гибель отца. После смерти Тома Катарина полностью посвятила себя здоровью сына и работе. Но в последнее время, особенно сейчас, когда Майкл, кажется, успешно освобождался от мучительных приступов болезни, она стала задумываться, не превратилась ли сама в одно из тех ископаемых, на изучение которых потратила столько времени.
И тут на прошлой неделе пришло это письмо Силвера с фотографиями. Раскопки, писал он, ведутся на склоне вулкана Халеакала, на острове Мауи. Последние пять лет он работает на Гавайях, изучая эволюцию полинезийской архитектуры в процессе ее перемещения с юга Тихоокеанского региона на Гавайские острова. Но место, изображенное на фотографии, писал он, даже отдаленно не напоминает ничего виденного им на Гавайях. В его бюджете предусмотрены деньги для консультанта – может быть, Катарина заинтересуется?
И вот теперь она то и дело возвращается к этим фотографиям, рассматривая древние, обнаруженные в непроходимых зарослях, руины.
Она перерыла всю музейную библиотеку, сравнивая присланные фотографии с имеющимися изображениями древних гавайских сооружений.
Никакого сходства.
Однако единственный способ достоверно ознакомиться с объектом – увидеть его воочию.
И сейчас, отложив в сторону грязно-серую ископаемую кость и фотографии столь же унылого раскопа, откуда ее достали, Катарина снова взялась за снимки с Мауи.
Хотя сами руины представляли собой не более как разбросанные там и сям, грубо обработанные камни, антураж вокруг был самый роскошный – гигантские деревья, обильно цветущие кусты и ползучие лианы, и на нескольких фотографиях сквозь заросли сияли бирюзовые воды Тихого океана, тогда как на других ниспадали в хрустальные озерца водопады и все это было неземной красоты – воплощенный образчик голливудской декорации для съемок Эдема.
Уж не нарочно ли Роб прислал ей эти соблазнительные картинки?
Но что это она размечталась о тропических цветах и пассатах? Раскопки – они и только они имеют какое-либо значение!
Впрочем, оглядев свою лишенную окон, тесную рабочую комнатенку, вспомнив, какая мерзкая стоит погода на улице, она поняла, почему восхитительное местоположение раскопа Роба Силвера привлекает ее ничуть не меньше, чем сделанная им находка.
Она снова взялась за письмо.
Тридцать тысяч долларов.
Роб Силвер предлагал ей тридцать тысяч долларов за то, чтобы в течение трех месяцев она работала с ним на Мауи.
Плюс подъемные.
Кстати вспомнился вызов к директору музея на прошлой неделе. Бюджет на ее исследования, сообщил он, предполагалось урезать на тридцать процентов.
Грант Национального научного фонда – деньги, на которые она рассчитывала, чтобы провести летние полевые работы – оказался «утвержден, но не профинансирован».
Итак, если отбросить в сторону предложение Роба, вот что ей предстояло: никаких полевых работ и мизерный, все равно что несуществующий бюджет.
Сложность заключалась в том, что Роб ждал ее к первому числу – дольше откладывать работу он не мог. Из чего следовало, что Майкла придется сорвать и из школы, и из легкоатлетической команды, к которой в последнее время он так прикипел сердцем, а это, опасалась она, сыну вряд ли понравится. Что ж, может быть, когда он узнает, куда они направляются, возражения испарятся.
Она сняла телефонную трубку и позвонила директору.
– Я хочу взять отпуск, – сказала она. – На три месяца. – Помедлила и добавила: – Без содержания, разумеется.
А через пять минут, положив трубку, покачала головой, спросив себя, удастся ли ей с той же легкостью уговорить Майкла.
Придя же с работы домой и увидев на руке сына порез, а под левым его глазом – уродливый багровый синяк, Катарина отбросила последние сомнения. Три месяца вдали от Нью-Йорка – это как раз то, что им обоим нужно.
Глава 2
Педро Сантьяго раскрыл глаза, едва только 747-й сбавил высоту, начиная снижение к Гонолулу. Он не собирался спать в полете; с того момента, как тот тип в Майями передал ему запертый кейс для косметики от Луи Виттона, он намеревался бодрствовать весь полет на Гавайи. Да нет, он, в сущности, и не спал, успокаивал он себя. В самом деле. Глаза, возможно, были закрыты, и сознание соскользнуло в то самое состояние релаксации, что освежает так же, как сон, но он полностью владел ситуацией.
Он слышал, как женщина через проход заказывала себе третий, потом четвертый, и несколько минут назад – пятый бокал «майтай».
Он слышал, как храпел мужчина в переднем ряду.
Его ноги лежали на кейсе, поставленном под кресло храпящего. Тот и не знал, что стережет кейс спереди, как сам Педро охранял его с тыла.
Он купил два билета первого класса. Во-первых, он не выносил пустых бесед с незнакомцами во время полета, но что еще важней – пустое кресло рядом действовало как дополнительный буфер в тщательно продуманной, неприметной системе безопасности.
Сосед (или соседка – напомнил себе Педро), – конечно, при том условии, что окажется выдающегося ума, – сумел бы заболтать его до такой потери бдительности, что...
Что?
Его смогли бы убить?
А почему нет? Вполне возможно. Не раз случалось. Двое членов того братства, к которому он принадлежит, за последние три года погибли во время посадки «от сердечной недостаточности», тихо скончались в своих креслах, и ни одна душа, кроме убийц, этого не заметила. Способов отравления сколько угодно.
Например, можно подсыпать яд в свежеприготовленное стюардессой питье, в то время как кто-нибудь из пассажиров занимает ее неумеренно дружеской беседой.
Или можно всадить в шею жертвы тончайшую иглу, случайно потеряв равновесие по пути в туалет.
Педро Сантьяго всегда занимал место у окна и пил только из банок, которые открывал сам.
И все-таки профессиональное чутье подсказывало ему, что эта поездка не будет сложной. Если опасность и подстерегает его, то на обратном пути, после того, как он доставит посылку и с ним расплатятся.
Он поднял шторку и посмотрел на сияющее утро в иллюминатор. Далеко внизу плотная пелена облачности закрыла море; виднелись лишь верхушки трех самых больших вулканов. Педро пожал плечами; гавайские прелести были ему не по нутру. Когда из динамиков донеслось объявление, что вот-вот состоится посадка, он поднял кейс с пола и бережно положил себе на колени.
– Мелкий багаж должен находиться под креслами или на верхней полке, мистер Сантьяго, – напомнила ему стюардесса, шествуя по проходу с последним подносом пустых коктейльных бокалов.
Он улыбнулся и вернул кейс под переднее кресло.
Самолет коснулся земли, снизил ход и подкатил к посадочному терминалу.
Педро Сантьяго вышел в зону прибытия, пренебрегая направляющим на таможню указателем.
За всю свою профессиональную карьеру он ни разу не проходил с грузом через таможню. Такого рода делишки для мулов – глупых студентов, которые рискуют годами тюрьмы за меньшую сумму, чем стоит ему один вечер в амстердамском борделе.
В то время как поток пассажиров направлялся к таможне, Сантьяго приблизился к человеку в синей форме, стоявшему поодаль у выхода из терминала.
– Сдается мне, вы ждете меня, – сказал он по-английски столь же чисто, как изъяснялся по-испански, по-португальски и по-турецки.
– Сдается мне, вы правы, мистер... – Фраза повисла в воздухе.
– Дженнингс, – окончил ее Сантьяго, тем самым договаривая пароль, установленный, когда он согласился доставить на место назначения баул от Виттона.
– Пожалуйста, следуйте за мной.
Человек в форме привел Сантьяго к запертой двери, нажал несколько цифр на кодовом замке, открыл дверь и придержал ее, пропуская курьера вперед.
Там у подножия невысокой лестницы обнаружился электрокар. Человек в форме сел за руль, и они направились к вертолету, поджидавшему их на расстоянии в четверть мили. Следуя за провожатым, Сантьяго взобрался в кабину, задвинул дверь и пристегнулся ремнем безопасности. Секунду-другую машина не заводилась, потом с ревом проснулась. Над кабиной завертелся огромный винт.
Пилот поддал газу, скорость ротора увеличилась, и вертолет вздрогнул, клюнул носом, поднялся и, держась на небольшой высоте, пересек летное поле. Оказавшись над морем, он некоторое время следовал берегом по направлению к Гонолулу, а потом взял курс на юго-восток, к Молокаи и Мауи.
Через сорок минут Педро Сантьяго сквозь плексиглас увидел, как под брюхом вертолета оказался извилистый юго-западный берег Мауи и синяя ширь моря сменилась густой зеленью джунглей. Вертолет снижался, пока Сантьяго не показалось, что он вот-вот зацепит верхушки лесных гигантов. Но тут деревья расступились и показалась поляна с разбросанными по ней строениями, зеленые черепичные крыши которых делали их совершенно неразличимыми с высоты чуть больше той, на которой сейчас летела машина.
Быстрой и опытной рукой пилота вертолет был посажен посреди поляны. Пока Сантьяго отстегивался и открывал заднюю дверь, на крыльце одного из зданий показался человек, который, однако, навстречу гостю не двинулся.
Нюхом почуяв заказчика, хотя никогда его раньше не видел, Сантьяго двумя руками прижал к груди кейс от Виттона и, проскакивая зону тяги винта, на всякий случай пригнул голову.
– Мистер... Дженнингс? – произнес встречающий, ровно столько промедлив перед фамилией, чтобы Сантьяго понял, что, по его, встречающего, мнению, все эти игры с использованием подставных имен – блажь на грани идиотизма. Ну, Сантьяго на его мнение было глубоко наплевать – ведь именно благодаря кличкам он и выходил сухим из воды, при этом так пополняя свой счет в швейцарском банке, как и не снилось большинству других выходцев из трущоб Сан-Паулу. Коротко кивнув, он проследовал за встречающим в дом, и они коридором прошли в маленькую глухую комнатку, где только и было мебели, что стол и на нем точно такой же кейс, как тот, что находился в объятиях Сантьяго.
Человек кивком указал на стол, и Сантьяго, положив свои кейс, взялся за замок его двойника. Язычок отскочил, он поднял крышку. Чутье подсказывало, что все как в аптеке, но он все-таки дал себе труд пересчитать деньги.
Как он и просил, они были в пятидесятидолларовых купюрах.
Его не особенно волновало, последовательны ли номера серий, но, считая, он убедился, что они вразбив.
Тот, с кем он имел сейчас дело, явно соображал, что к чему.
Закончив считать, он поднял голову:
– Двести тысяч долларов.
– Как договорились, – ответил заказчик. Педро Сантьяго сам уложил деньги в кейс, сменил комбинацию цифр в замке, щелкнул язычком и сказал:
– Ну, тогда все.
Заказчик кивнул и протянул ему руку. Сантьяго, повернувшись к единственной двери в комнату, руку проигнорировал. Против того, что все, собственно, сказано, возразить было нечего, и заказчик проводил его до крыльца, где и остался, глядя, как курьер забирается в вертолет, задвигает за собой дверь, пристегивается. Даже когда машина поднялась в воздух и повернула назад к морю, он все еще стоял у двери, провожая ее глазами.
Как только он скрылся из глаз, Сантьяго принялся обдумывать свое следующее задание, заказ из Южной Африки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41