огромное строение, занимающее глубокую нишу в почти отвесной скале. Над зубчатой ее крышей поднимались столбы дыма от более чем двухсот очагов. Уступчатые стены крепости темнели от толп кричащих и угрожающе размахивающих копьями людей.
Выступ плато нависал над защитниками крепости, словно широкий козырек, защищая их от возможного нападения сверху. Но тлапаллики превратили сие укрытие в угрозу для противника – ибо сейчас под козырьком скапливался густой удушливый дым от сжигаемых внизу зеленых веток и влажных листьев. Ветер гнал этот дым прямо в углубление в скале.
Из черного облака дыма со стен и башен крепости летели вниз огромные булыжники, и карабкающимся вверх тлапалликам приходилось худо. Осажденные подняли переброшенные через расселины в тропе лестницы, после чего на скале не осталось практически ни одного выступа и упора. Кроме того, некоторые участки тропы были предварительно отполированы до зеркальной гладкости постоянными обитателями крепости: инвалидами, стариками, женщинами и детьми.
Вдобавок ко всему воины стойко защищали подступы к крепости, осыпая врагов копьями и дротиками, а женщины лили на головы тлапалликов кипящую воду, сыпали песок, золу и горячие угли.
И все же, далеко в стороне от крепости, нетронутые и спрятанные от глаз осажденных завесой дыма, наверх ползли цепочкой тлапаллики: они передвигались от расселины к расселине, перебрасывая через них лестницы. Сверкающая доспехами из полированной меди и украшениями из слюды длинная вереница воинов показалась нам в конце концов символической Змеей Тлапаллана, ожившей и ползущей по скале, дабы пожрать злополучных обитателей крепости. И мы ясно понимали: если не вмешаться в ход событий, то, как бы смело ни сражались жители скал, конец их ожидает один – рабство и смерть.
Сокрытые в ту минуту от глаз врага, мы собрали совет и решили вступить в бой. Мерлин заявил:
– Мы не можем существовать сами по себе вечно, но должны обрести друзей в сей негостеприимной стране – и кому можно верить больше, нежели заклятым противникам наших собственных врагов?
Все согласились с этим, и я вскричал:
– Давайте же докажем сначала, что мы расположены дружески!
Мы встали из-за валунов, среди которых до сих пор лежали, словно цыплята в гнезде, и наши длинные луки зазвенели.
В тот момент, словно по некоему сигналу, ветер переменился и понес клубы дыма вниз, в сторону нападавших, и, пронзенные нашими стрелами, воины в рогатых шлемах посыпались с самой верхней лестницы, сбивая в падении остальные лестницы и увлекая в бездну своих товарищей.
Громкий крик удивления вырвался у защитников крепости, ослепленных сверканием наших доспехов и впервые узревших молниеносное истребление врага, творимое стрелами. Но долго пользоваться луками нам не пришлось. Тлапаллики в лагере мгновенно поменяли позицию и бросились на нас.
Трижды выпустили мы стрелы в их тесные ряды, но, бесстрашно переступая через тела убитых, они продолжали наступать. Дальше стрелять не представлялось возможным. Мы бросили вперед наши тяжелые копья. Метнув в ответ топорики, враги вытащили длинные ножи – и оба отряда сошлись вплотную.
К счастью для нас, все мы были в доспехах! И как же пригодилось нам мастерство, достигнутое в тяжелых тренировках!
Спина к спине мы, двадцать римлян, встретили четырнадцать десятков врагов, и даже Мерлин мужественно наносил мечом удары направо и налево. Единственной защитой тлапалликам служили мягкие медные нагрудники и многочисленные медные браслеты на руках, от плеча до кисти. Возможно, такие доспехи и обеспечивали защиту от дротика атлатла или каменного ножа, но наши клинки разрезали их, словно сыр.
На меня бросился офицер. Ударив нападающего мечом между шеей и плечом, я разрубил его офицерское ожерелье. Он упал. Новые и новые воины окружали меня. Пальцы мои были липки от крови. Я размахивал мечом из последних сил и не видел, как идут дела у товарищей.
Передо мной появлялись лица с разверстыми в крике ртами. И исчезали. Но вслед за ними появлялись новые искаженные от ярости лица – и надвигались на меня. Меч со свистом рассекал воздух, и я уже не понимал, бью я плашмя или лезвием.
Мышцы правой руки сводило судорогой, и все же я продолжал драться. Казалось, весь Тлапаллан устремился на нас.
Внезапно в глазах у меня потемнело. Я зажмурился. Кто-то сильным ударом сбил с меня шлем, по лбу что-то потекло, и в голове зазвенело от боли. Я смахнул влагу со лба. Рука окрасилась в красный цвет. Половина моего правого уха была отрублена.
Затем изуродованные гримасами лица вновь выплыли из темноты. И вновь я поднял оружие, как две капли воды похожий на тех воинов, которые некогда создали Рим и – если будет на то воля богов! – еще создадут здесь новую Империю.
Меч выскользнул из моих мокрых пальцев. Я услышал легионерский клич: «Друзья, Варрон! Друзья!»
В глазах у меня прояснилось, и я увидел тлапалликов, убегающих прочь быстрей оленей; они скакали и прыгали по камням, а люди скал встречали их топорами и дубинками. Я увидел, как женщины-воительницы добивали раненых, которые даже перед лицом смерти были слишком горды, чтобы молить о пощаде, и без страха смотрели в глаза врага, заносящего над ними нож. И я сказал себе: «Британия должна быть возрождена храбростью, подобной этой!»
И Мерлин выступил вперед в своих белых одеяниях, сплошь усеянных красными крестами – и от нашего имени предложил дружбу Старейшинам Ацтлана.
И они назвали старца Кетцалькоатлем – Пернатым Змеем – за прекрасный головной убор, украшенный перьями, а также за его мудрость, благодаря которой он сумел вызвать перемену ветра, душившего до тех пор защитников крепости дымом. И наш отряд вступил в их воздушный замок, встречаемый с торжественностью и почтением, достойными богов.
Теперь нам пришлось овладевать новым языком. На сей раз он дался нам без особого труда, ибо люди скал страстно желали учить нас, дабы получше и поближе узнать своих новых друзей. Хотя слова нового наречия отличались от уже известных нам, грамматика его имела много общего с языком майя, каково обстоятельство значительно помогло нам. Кроме того, в результате проникновения в страну тлапалланской культуры в обиход многих племен вошли некоторые знакомые нам слова.
Вдобавок ко всему здешние женщины, имеющие в обществе равные с мужчинами права, взяли на себя заботу о римлянах, разместили в своих домах, и обращались с нами, как с королями. У них мы узнали больше, чем просто несколько слов.
Первым человеком, обучавшим меня наречию ацтеков, была весьма милая и привлекательная девушка, которая облегчила мою боль и кормила меня, пока я быстро оправлялся от ранения в сухом чистом воздухе этой страны.
Золотой Цветок Дня называли ее родители – или Аврора, как сказали бы мы, – и имя это и вполовину не передает очарования сей восхитительной девушки.
Очень скоро я выздоровел. К этому времени все мы значительно преуспели в изучении языка, что относили за счет своих способностей.
Мы жили в городе Ацтлан. Менее чем в пяти милях от него находился другой город, Ацатлан. Но между ними простиралась ужасная местность: громоздились скалы, изрезанные глубокими ущельями – так что один город мало чем мог бы помочь другому в случае беды.
– Мы должны изменить подобное положение вещей, – сказал я однажды вечером своим товарищам.
– Зачем? – спросил Мерлин. – Ведь мы не собираемся задерживаться здесь долго, не так ли? Разве мы не двинемся дальше в поисках Страны Мертвых?
Я обернулся к остальным.
– Что мы будем делать дальше, друзья? Тратить время на бессмысленные поиски мифической страны – или создадим здесь единый народ?
– Останемся здесь! – хором воскликнули они.
– Мерлин, – обратился я к старцу. – Колдовством и хитростью ты создал единый народ на севере. Уничтожение Тлапаллана – единственная цель моей жизни. Пусть слышат меня боги! Я торжественно клянусь не знать ни покоя, ни отдыха до тех пор, пока не создадим в сих южных пустошах единую нацию, которая, действуя в согласии с твоим народом, раздавит Тлапаллан, словно орех между молотом и камнем, И вот вся магия, которая мне понадобится!
Я вскочил на ноги, выхватил свой меч и поцеловал клинок.
– Клянусь на мече! Кто поклянется вместе со мной?
– Я! Я! И я! – Все воины тесно столпились вокруг меня.
Мерлин улыбнулся – наполовину весело, наполовину печально.
– Полагаю, я должен подчиниться воле большинства. Что ж, наверно, это самое разумное решение.
Итак, поиски Страны Мертвых закончились с нашим прибытием к обитателям скал, хотя, как узнал Мерлин, среди этого народа тоже бытовали легенды о таинственной стране Миктлампа, «куда уходит спать солнце», и откуда (из Страны Семи Темных Пещер), согласно местным верованиям, вышли все люди «из недр земли наверх», на свежий воздух и солнечный свет, но куда после смерти должны вернуться души равно добрых и злых.
Почти у каждого племени и клана – по меньшей мере в этой части Алата – есть своя особая легенда. Но все предания сходятся в одном утверждении: люди вышли «из недр земли наверх». Мы тоже пришли к заключению, что где-то – возможно, в ближайших окрестностях – находится вход в некий подземный мир, лежащий глубоко под нашими ногами. Вероятно, древние были правы, размещая Аид в сердце Земли.
Но искать загадочную страну мы не стали и не намеревались делать этого в будущем.
Вместо того мы построили среди скал новый Рим – в миниатюре. И возвели сей город не из мрамора и золота, но из духа и мечты. Остальное придет со временем. Разве подлинный Рим не был когда-то простым скоплением хижин?
Оправившись после болезни и осмотревшись вокруг, я увидел следующее.
Общество из нескольких тысяч дикарей с едва заметными зачатками культуры и практически без религии. Люди скал поклонялись душам убитых животных и считали себя родственниками последних! Кроме того, их сельскохозяйственные орудия были малочисленны и примитивны, а оружие практически бесполезно по сравнению с нашим.
Рост этого народа остановил Тлапаллан. Он уничтожил его культуру, препятствовал развитию природных способностей людей и загнал их в горы, грозя полным истреблением. Но, подобно орленку в гнезде, чей пылающий взгляд свидетельствует о прирожденной гордости, смелое свободное поведение ацтеков свидетельствовало о несгибаемой отваге, которая смеялась над судьбой и над любой попыткой притеснения.
Ненависть Тлапаллана к свободным сообществам воспитала в сем маленьком народе решимость сражаться за свободу до смерти. Эти люди нуждались лишь в достойных вождях – и тут появились мы!
Наблюдая за сим племенем во время болезни, я мечтал и строил разные планы. А овладев их языком и заручившись согласием Старейшин, я начал заниматься с молодыми людьми обоих городов: отбирал лучших, водил строем, муштровал, обучал владеть луком и мечом.
До нашего прибытия в Алата ничего не слышали о мече. Вместо него пользовались блинным ножом, коротким дротиком и тяжелой дубинкой. Впрочем, не оставляли без внимания и метательный дротик.
Но теперь появилось новое устрашающее оружие. Оно называлось «меч» – но что это был за меч! Деревянный он был, короткий и тяжелый, усеянный с двух сторон зубцами с острыми осколками вулканического стекла – безжалостное оружие! Я усмехался про себя, представляя чувства врага, впервые увидевшего вооруженных мечами людей, воодушевленных страстной мечтой об Империи и рвущихся сойтись вплотную на поле боя.
Каждому из своих товарищей я дал под командование отряд, и в один прекрасный день увидел новое войско, проходящее торжественным маршем перед ацтекскими женщинами, семьями и Старейшинами: десять центурий молодых воинов в полном снаряжении.
На следующий день жены и возлюбленные без слез, со стоическим спокойствием простились со своими мужчинами, и те отправились в долгий путь по диким землям, дабы покорять, объединять покоренных и в конце концов создать Империю.
Орленок проклюнулся из Яйца!
Одновременно в содействии с простыми людьми и назначенными мной священниками (еще не сведущими в жреческом искусстве) была создана новая религия, достойная воинственного народа, сих Детей Судьбы.
Я дал им Цереру, Люцину, Вулкана, Флору, Венеру, Марса – всех богов старого воинственного Рима, которых мог вспомнить, и постарался умолчать о позднейшем упадке веры.
Мерлин проповедовал в народе любовь, милосердие, жертвоприношение из цветов и фруктов – то есть все те слабые стороны религии, которые и привели Рим к потере Британии.
Он ввел служение обедни со всей возможной точностью, используя смесь из муки и молока, как лучшую замену гостии. Но для такого народа, в какой превратились ацтеки, проповедуемые старцем мысли казались слишком мягким, и во время жертвоприношения в честь нашего благополучного возвращения из похода с пленными, новообращенными и трофеями, я увидел на алтарях муку, смешанную не с молоком, а с кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Выступ плато нависал над защитниками крепости, словно широкий козырек, защищая их от возможного нападения сверху. Но тлапаллики превратили сие укрытие в угрозу для противника – ибо сейчас под козырьком скапливался густой удушливый дым от сжигаемых внизу зеленых веток и влажных листьев. Ветер гнал этот дым прямо в углубление в скале.
Из черного облака дыма со стен и башен крепости летели вниз огромные булыжники, и карабкающимся вверх тлапалликам приходилось худо. Осажденные подняли переброшенные через расселины в тропе лестницы, после чего на скале не осталось практически ни одного выступа и упора. Кроме того, некоторые участки тропы были предварительно отполированы до зеркальной гладкости постоянными обитателями крепости: инвалидами, стариками, женщинами и детьми.
Вдобавок ко всему воины стойко защищали подступы к крепости, осыпая врагов копьями и дротиками, а женщины лили на головы тлапалликов кипящую воду, сыпали песок, золу и горячие угли.
И все же, далеко в стороне от крепости, нетронутые и спрятанные от глаз осажденных завесой дыма, наверх ползли цепочкой тлапаллики: они передвигались от расселины к расселине, перебрасывая через них лестницы. Сверкающая доспехами из полированной меди и украшениями из слюды длинная вереница воинов показалась нам в конце концов символической Змеей Тлапаллана, ожившей и ползущей по скале, дабы пожрать злополучных обитателей крепости. И мы ясно понимали: если не вмешаться в ход событий, то, как бы смело ни сражались жители скал, конец их ожидает один – рабство и смерть.
Сокрытые в ту минуту от глаз врага, мы собрали совет и решили вступить в бой. Мерлин заявил:
– Мы не можем существовать сами по себе вечно, но должны обрести друзей в сей негостеприимной стране – и кому можно верить больше, нежели заклятым противникам наших собственных врагов?
Все согласились с этим, и я вскричал:
– Давайте же докажем сначала, что мы расположены дружески!
Мы встали из-за валунов, среди которых до сих пор лежали, словно цыплята в гнезде, и наши длинные луки зазвенели.
В тот момент, словно по некоему сигналу, ветер переменился и понес клубы дыма вниз, в сторону нападавших, и, пронзенные нашими стрелами, воины в рогатых шлемах посыпались с самой верхней лестницы, сбивая в падении остальные лестницы и увлекая в бездну своих товарищей.
Громкий крик удивления вырвался у защитников крепости, ослепленных сверканием наших доспехов и впервые узревших молниеносное истребление врага, творимое стрелами. Но долго пользоваться луками нам не пришлось. Тлапаллики в лагере мгновенно поменяли позицию и бросились на нас.
Трижды выпустили мы стрелы в их тесные ряды, но, бесстрашно переступая через тела убитых, они продолжали наступать. Дальше стрелять не представлялось возможным. Мы бросили вперед наши тяжелые копья. Метнув в ответ топорики, враги вытащили длинные ножи – и оба отряда сошлись вплотную.
К счастью для нас, все мы были в доспехах! И как же пригодилось нам мастерство, достигнутое в тяжелых тренировках!
Спина к спине мы, двадцать римлян, встретили четырнадцать десятков врагов, и даже Мерлин мужественно наносил мечом удары направо и налево. Единственной защитой тлапалликам служили мягкие медные нагрудники и многочисленные медные браслеты на руках, от плеча до кисти. Возможно, такие доспехи и обеспечивали защиту от дротика атлатла или каменного ножа, но наши клинки разрезали их, словно сыр.
На меня бросился офицер. Ударив нападающего мечом между шеей и плечом, я разрубил его офицерское ожерелье. Он упал. Новые и новые воины окружали меня. Пальцы мои были липки от крови. Я размахивал мечом из последних сил и не видел, как идут дела у товарищей.
Передо мной появлялись лица с разверстыми в крике ртами. И исчезали. Но вслед за ними появлялись новые искаженные от ярости лица – и надвигались на меня. Меч со свистом рассекал воздух, и я уже не понимал, бью я плашмя или лезвием.
Мышцы правой руки сводило судорогой, и все же я продолжал драться. Казалось, весь Тлапаллан устремился на нас.
Внезапно в глазах у меня потемнело. Я зажмурился. Кто-то сильным ударом сбил с меня шлем, по лбу что-то потекло, и в голове зазвенело от боли. Я смахнул влагу со лба. Рука окрасилась в красный цвет. Половина моего правого уха была отрублена.
Затем изуродованные гримасами лица вновь выплыли из темноты. И вновь я поднял оружие, как две капли воды похожий на тех воинов, которые некогда создали Рим и – если будет на то воля богов! – еще создадут здесь новую Империю.
Меч выскользнул из моих мокрых пальцев. Я услышал легионерский клич: «Друзья, Варрон! Друзья!»
В глазах у меня прояснилось, и я увидел тлапалликов, убегающих прочь быстрей оленей; они скакали и прыгали по камням, а люди скал встречали их топорами и дубинками. Я увидел, как женщины-воительницы добивали раненых, которые даже перед лицом смерти были слишком горды, чтобы молить о пощаде, и без страха смотрели в глаза врага, заносящего над ними нож. И я сказал себе: «Британия должна быть возрождена храбростью, подобной этой!»
И Мерлин выступил вперед в своих белых одеяниях, сплошь усеянных красными крестами – и от нашего имени предложил дружбу Старейшинам Ацтлана.
И они назвали старца Кетцалькоатлем – Пернатым Змеем – за прекрасный головной убор, украшенный перьями, а также за его мудрость, благодаря которой он сумел вызвать перемену ветра, душившего до тех пор защитников крепости дымом. И наш отряд вступил в их воздушный замок, встречаемый с торжественностью и почтением, достойными богов.
Теперь нам пришлось овладевать новым языком. На сей раз он дался нам без особого труда, ибо люди скал страстно желали учить нас, дабы получше и поближе узнать своих новых друзей. Хотя слова нового наречия отличались от уже известных нам, грамматика его имела много общего с языком майя, каково обстоятельство значительно помогло нам. Кроме того, в результате проникновения в страну тлапалланской культуры в обиход многих племен вошли некоторые знакомые нам слова.
Вдобавок ко всему здешние женщины, имеющие в обществе равные с мужчинами права, взяли на себя заботу о римлянах, разместили в своих домах, и обращались с нами, как с королями. У них мы узнали больше, чем просто несколько слов.
Первым человеком, обучавшим меня наречию ацтеков, была весьма милая и привлекательная девушка, которая облегчила мою боль и кормила меня, пока я быстро оправлялся от ранения в сухом чистом воздухе этой страны.
Золотой Цветок Дня называли ее родители – или Аврора, как сказали бы мы, – и имя это и вполовину не передает очарования сей восхитительной девушки.
Очень скоро я выздоровел. К этому времени все мы значительно преуспели в изучении языка, что относили за счет своих способностей.
Мы жили в городе Ацтлан. Менее чем в пяти милях от него находился другой город, Ацатлан. Но между ними простиралась ужасная местность: громоздились скалы, изрезанные глубокими ущельями – так что один город мало чем мог бы помочь другому в случае беды.
– Мы должны изменить подобное положение вещей, – сказал я однажды вечером своим товарищам.
– Зачем? – спросил Мерлин. – Ведь мы не собираемся задерживаться здесь долго, не так ли? Разве мы не двинемся дальше в поисках Страны Мертвых?
Я обернулся к остальным.
– Что мы будем делать дальше, друзья? Тратить время на бессмысленные поиски мифической страны – или создадим здесь единый народ?
– Останемся здесь! – хором воскликнули они.
– Мерлин, – обратился я к старцу. – Колдовством и хитростью ты создал единый народ на севере. Уничтожение Тлапаллана – единственная цель моей жизни. Пусть слышат меня боги! Я торжественно клянусь не знать ни покоя, ни отдыха до тех пор, пока не создадим в сих южных пустошах единую нацию, которая, действуя в согласии с твоим народом, раздавит Тлапаллан, словно орех между молотом и камнем, И вот вся магия, которая мне понадобится!
Я вскочил на ноги, выхватил свой меч и поцеловал клинок.
– Клянусь на мече! Кто поклянется вместе со мной?
– Я! Я! И я! – Все воины тесно столпились вокруг меня.
Мерлин улыбнулся – наполовину весело, наполовину печально.
– Полагаю, я должен подчиниться воле большинства. Что ж, наверно, это самое разумное решение.
Итак, поиски Страны Мертвых закончились с нашим прибытием к обитателям скал, хотя, как узнал Мерлин, среди этого народа тоже бытовали легенды о таинственной стране Миктлампа, «куда уходит спать солнце», и откуда (из Страны Семи Темных Пещер), согласно местным верованиям, вышли все люди «из недр земли наверх», на свежий воздух и солнечный свет, но куда после смерти должны вернуться души равно добрых и злых.
Почти у каждого племени и клана – по меньшей мере в этой части Алата – есть своя особая легенда. Но все предания сходятся в одном утверждении: люди вышли «из недр земли наверх». Мы тоже пришли к заключению, что где-то – возможно, в ближайших окрестностях – находится вход в некий подземный мир, лежащий глубоко под нашими ногами. Вероятно, древние были правы, размещая Аид в сердце Земли.
Но искать загадочную страну мы не стали и не намеревались делать этого в будущем.
Вместо того мы построили среди скал новый Рим – в миниатюре. И возвели сей город не из мрамора и золота, но из духа и мечты. Остальное придет со временем. Разве подлинный Рим не был когда-то простым скоплением хижин?
Оправившись после болезни и осмотревшись вокруг, я увидел следующее.
Общество из нескольких тысяч дикарей с едва заметными зачатками культуры и практически без религии. Люди скал поклонялись душам убитых животных и считали себя родственниками последних! Кроме того, их сельскохозяйственные орудия были малочисленны и примитивны, а оружие практически бесполезно по сравнению с нашим.
Рост этого народа остановил Тлапаллан. Он уничтожил его культуру, препятствовал развитию природных способностей людей и загнал их в горы, грозя полным истреблением. Но, подобно орленку в гнезде, чей пылающий взгляд свидетельствует о прирожденной гордости, смелое свободное поведение ацтеков свидетельствовало о несгибаемой отваге, которая смеялась над судьбой и над любой попыткой притеснения.
Ненависть Тлапаллана к свободным сообществам воспитала в сем маленьком народе решимость сражаться за свободу до смерти. Эти люди нуждались лишь в достойных вождях – и тут появились мы!
Наблюдая за сим племенем во время болезни, я мечтал и строил разные планы. А овладев их языком и заручившись согласием Старейшин, я начал заниматься с молодыми людьми обоих городов: отбирал лучших, водил строем, муштровал, обучал владеть луком и мечом.
До нашего прибытия в Алата ничего не слышали о мече. Вместо него пользовались блинным ножом, коротким дротиком и тяжелой дубинкой. Впрочем, не оставляли без внимания и метательный дротик.
Но теперь появилось новое устрашающее оружие. Оно называлось «меч» – но что это был за меч! Деревянный он был, короткий и тяжелый, усеянный с двух сторон зубцами с острыми осколками вулканического стекла – безжалостное оружие! Я усмехался про себя, представляя чувства врага, впервые увидевшего вооруженных мечами людей, воодушевленных страстной мечтой об Империи и рвущихся сойтись вплотную на поле боя.
Каждому из своих товарищей я дал под командование отряд, и в один прекрасный день увидел новое войско, проходящее торжественным маршем перед ацтекскими женщинами, семьями и Старейшинами: десять центурий молодых воинов в полном снаряжении.
На следующий день жены и возлюбленные без слез, со стоическим спокойствием простились со своими мужчинами, и те отправились в долгий путь по диким землям, дабы покорять, объединять покоренных и в конце концов создать Империю.
Орленок проклюнулся из Яйца!
Одновременно в содействии с простыми людьми и назначенными мной священниками (еще не сведущими в жреческом искусстве) была создана новая религия, достойная воинственного народа, сих Детей Судьбы.
Я дал им Цереру, Люцину, Вулкана, Флору, Венеру, Марса – всех богов старого воинственного Рима, которых мог вспомнить, и постарался умолчать о позднейшем упадке веры.
Мерлин проповедовал в народе любовь, милосердие, жертвоприношение из цветов и фруктов – то есть все те слабые стороны религии, которые и привели Рим к потере Британии.
Он ввел служение обедни со всей возможной точностью, используя смесь из муки и молока, как лучшую замену гостии. Но для такого народа, в какой превратились ацтеки, проповедуемые старцем мысли казались слишком мягким, и во время жертвоприношения в честь нашего благополучного возвращения из похода с пленными, новообращенными и трофеями, я увидел на алтарях муку, смешанную не с молоком, а с кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31