..
Наконец 7 января мы достигли (по мнению Дирка Петерса, единственным ориентиром для которого могло служить время, истекшее со времени ухода с острова Тсалал) места, где дикарь Ну-Ну испустил дух. В тот же день, а именно 22 марта (то есть двумя с половиной месяцами позже в сравнении с нашим графиком), оборвался дневник, в котором фиксировались события этого необыкновенного путешествия, тьма сгустилась настолько, что друзья различали друг друга только благодаря отражаемому водой свечению белой пелены, вздымавшейся перед ними… Что ж, команде «Халбрейн» не посчастливилось наблюдать ни одного из этих чудес: кругом простиралось спокойное море, а солнце, все так же перемещаясь по бесконечной спирали, неустанно освещало горизонт. Да и то сказать: как бы мы смогли снимать показания приборов, погрузись все вокруг в кромешную тьму?..
Девятого января тщательные наблюдения позволили точно определить наше местоположение: 86°33' южной широты и все та же долгота — между 42° и 43°. Именно тут, если верить памяти метиса, беглецам пришлось разлучиться, когда их каноэ столкнулось с льдиной.
Теперь позволительно задать следующий вопрос: раз льдина, на которой оказался Дирк Петерс, поплыла на север, то не значило ли это, что ее увлекло течением, направленным в противоположную сторону?
По всей вероятности, так оно и было. Вот уже два дня, как наша шхуна не ощущала более воздействия течения, которое сперва столь властно уносило ее прочь от острова Тсалал. Удивляться было нечему, южные моря славятся своим непостоянством. На наше счастье, северо-восточный бриз дул, не стихая, и «Халбрейн», распустив все паруса, продолжала свой путь на юг. Теперь она забралась на целых тринадцать градусов выше, чем Уэдделл, и на два градуса выше, чем «Джейн». Вот только суша — будь то острова или целый континент, — которую капитан Лен Гай высматривал на просторах неоглядного океана, никак не появлялась. Я чувствовал, что уверенность, и так уже подорванная после стольких надежд, оказавшихся тщетными, убывает с каждым часом.
Я был одержим желанием найти Артура Пима не в меньшей степени, чем прийти на помощь остаткам экипажа «Джейн». Как я мог надеяться, что он выжил?.. Но то была не надежда — уверенность! Видимо, мне передалось обуревавшее метиса стремление найти Артура Пима живым. Я боялся подумать, что сделает Дирк Петерс, когда капитан отдаст команду поворачивать назад… Не предпочтет ли он возвращению на север прыжок в море? Слушая, как матросы возмущаются безумным метанием шхуны в океане и требуют повернуть назад, я опасался, что он прибегнет к насилию, особенно против Хирна, который втайне подстрекал своих товарищей с Фолклендов к неповиновению.
Неповиновения и отчаяния на борту шхуны следовало избежать любыми способами. Вот почему 9 января капитан Лен Гай решил поднять настроение экипажа. Он собрал матросов под грот-мачтой и обратился к ним с такой речью:
— Моряки «Халбрейн»! Отплыв с острова Тсалал, шхуна продвинулась к югу на два градуса, поэтому объявляю, что в соответствии с обязательством, подписанным мистером Джорлингом, вы уже заработали четыре тысячи долларов — по две тысячи за каждый градус, — которые будут выплачены вам после завершения плавания!
Его слова были встречены ропотом одобрения, но отнюдь не громовым «ура», если не считать возгласов, которые испустили, тщетно надеясь, что они будут подхвачены остальными, боцман Харлигерли и корабельный кок Эндикотт.
Глава V. ДЕЛО ПЛОХО!..
Хотя все старые члены команды были готовы поддержать боцмана с коком и, конечно, капитана, старшего помощника и меня, выступающих за продолжение путешествия, мы не смогли бы ничего предпринять, если бы новички приняли решение возвращаться назад. Нас было четырнадцать человек против девятнадцати, так что о равенстве сил не могло быть речи, хотя у нас был такой союзник, как Дирк Петерс. Да и могли ли мы рассчитывать на всех «старичков» без исключения?.. Разве не мог и в их души закрасться ужас от безумного плавания вдали от берегов? Смогут ли они противостоять подстрекательствам Хирна и его подручных? Не присоединятся ли к большинству, требующему возвращения к паковым льдам?
Скажу начистоту: я не был уверен даже в том, что сам капитан Лен Гай решится продолжить экспедицию. Ведь нам грозили полярная зима, нестерпимый холод, снежные бури, не отдаст ли он команду лечь на обратный курс? Что толку будет от моих доводов, заклинаний, уговоров, когда я останусь один?.. Меня, конечно, поддержит Дирк Петерс! Только станет ли кто-нибудь слушать его и меня?..
Пока капитан, не в силах смириться с необходимостью бросить брата и соотечественников на произвол судьбы, еще крепился, но я чувствовал, что он уже на пределе. Шхуна тем временем не отклонялась от прямой линии, проведенной от острова Тсалал точно к югу. Казалось, укрытый в толще вод магнит не дает ей сойти с меридиана, являющегося продолжением маршрута «Джейн», и оставалось уповать на небо, чтобы ни ветры, ни течения не заставили ее отклониться. Сопротивляться силам природы было бы бесполезно, тогда как с беспокойством, порожденным испугом, еще можно было как-то бороться…
Еще одно обстоятельство благоприятствовало нашему продвижению на юг. На протяжении нескольких дней течения почти не ощущалось, однако потом оно снова появилось, и скорость его составляла теперь три-четыре мили в час. Несомненно, как заметил Лен Гай, оно и раньше никуда не пропадало, просто время от времени его гасят потоки, движущиеся в противоположном направлении, которые было бы крайне трудно пометить на карте. Оставалось сожалеть, что мы не сможем определить, каким именно течением несло в сторону от острова Тсалал шлюпку с Уильямом Гаем и его товарищами, а ведь именно течения играли основную роль в перемещении шлюпки, лишенной парусов, и каноэ, маневрирующих при помощи весел.
Наша шхуна тем временем уносилась все дальше на юг, увлекаемая обеими стихиями.
Десятого, одиннадцатого и двенадцатого января все оставалось по-прежнему, если не считать некоторого похолодания воздуха (до 48°F, то есть 8,89°С) и воды (до 33°F, то есть до 0,56°С). Разница по сравнению с температурой воды, о которой Артур Пим сообщал, что в нее нельзя опустить руку, была, как видите, существенной.
Шла вторая неделя января. До того момента, когда зима приведет в движение айсберги и начнет заковывать в ледяную броню прибрежные воды Антарктиды, оставалось целых два месяца. Теперь мы совершенно точно знали, что в летний сезон здесь существует свободное ото льда море, занимающее пространство между семьдесят второй и восемьдесят седьмой параллелями. В это море проникали корабли Уэдделла, а затем «Джейн» и «Халбрейн», причем всякий раз все дальше. Да и по какой причине южные моря следует меньше баловать визитами по сравнению с северными?
Тринадцатого января у нас с боцманом состоялся разговор, подтвердивший мои опасения относительно состояния духа нашего экипажа.
Команда завтракала в кубрике, за исключением Драпа и Стерна, несших вахту на баке. Шхуна резво бежала по воде с наполненными свежим ветерком парусами. Франсис, стоявший у штурвала, держал курс на зюйд-зюйд-ост. Я прогуливался между грот-мачтой и фок-мачтой, наблюдая за птицами, испускающими оглушительные крики; качурки время от времени присаживались на кончики рей. Матросы и не думали целиться в них из ружей: их жесткое мясо совершенно непригодно в пищу.
Харлигерли, тоже поглядывавший на птиц, подошел ко мне и сказал:
— Я обратил внимание на одну вещь, мистер Джорлинг…
— На какую же, боцман?
— Птицы не летят больше к югу, как то было до недавних пор. Они, наоборот, предпочитают северное направление…
— Я тоже заметил это, Харлигерли.
— И еще, мистер Джорлинг: те, что улетели к югу, скоро вернутся.
— Каков же вывод?
— А такой, что они чувствуют приближение зимы…
— Зимы?
— Без сомнения!
— Тут вы ошибаетесь, боцман! Солнце еще достаточно высоко, температура тоже не низкая, так что птицы вряд ли помышляют о том, чтобы загодя улетать в менее холодные края.
— Загодя, мистер Джорлинг?..
— Ну как же, боцман, нам ли с вами не знать, что мореходы всегда оставались в антарктических морях до марта?
— Но не на этой широте, — отвечал Харлигерли. — Между прочим, зима, как и лето, может оказаться слишком ранней. В этом году теплый сезон наступил на целых два месяца раньше срока; есть опасность, что и холодный даст о себе знать раньше обычного.
— Что ж, вполне возможно, — согласился я. — Однако так ли это важно, коль скоро наше путешествие завершится уже недели через три?..
— Если до той поры не возникнет какого-нибудь затруднения, мистер Джорлинг…
— Какого же?
— Вдруг наш путь перегородит континент, простирающийся в южном направлении?
— Целый континент, Харлигерли?..
— Если хотите знать, меня это не очень удивит!
— В этом и не будет ничего особенно удивительного, — сказал я в ответ.
— Что до той земли, которую якобы видел Дирк Петерс и на которой могли бы найти пристанище люди с «Джейн», — продолжал Харлигерли, — то я больше не верю в ее существование.
— Почему же?
— А потому, что Уильям Гай, у которого могла быть всего одна шлюпка, да и та скромных размеров, не смог бы заплыть в такую даль…
— Я не стал бы утверждать это с такой определенностью, боцман.
— И все же, мистер Джорлинг…
— А если Уильяма Гая принесло к земле сильным течением? — воскликнул я.
— Не думаю, чтобы он оставался в шлюпке восемь месяцев. Он и его спутники наверняка высадились или на маленьком островке, или на континенте, — вот вам и довод в пользу продолжения поисков!
— Без сомнения! Только не все члены экипажа разделяют это мнение…— отвечал Харлигерли, качая головой.
— Знаю, боцман, это-то меня и беспокоит более всего. Неужели дурное настроение усиливается?
— Боюсь, что да, мистер Джорлинг. Удовлетворение от заработка в размере нескольких сотен долларов уже прошло, а перспектива заработать еще несколько сотен не мешает людям высказывать упреки… А ведь премия очень даже приличная! От острова Тсалал до полюса — если предположить, что мы до него доберемся, — целых шесть градусов, а шесть раз по две тысячи долларов — это уже двенадцать тысяч на тридцать человек, или четыре сотни на нос! Неплохие денежки заведутся в карманах моряков с «Халбрейн», когда они спустятся на берег! Но даже несмотря на это, проклятый Хирн так умело обрабатывает своих дружков, что я только и жду бунта.
— Согласен, что новички способны на это, боцман, но старая команда…
— Гм, даже среди них найдутся трое, а то и четверо, у которых завелись сомнения. А плавание продолжается, и это только увеличивает их тревогу…
— Думаю, что капитан и его помощник сумеют привести команду к повиновению!
— Как сказать, мистер Джорлинг… А вдруг у самого капитана опустятся руки, чувство ответственности возьмет верх над всеми прочими и он откажется продолжать экспедицию?
Именно этого я и опасался, сознавая, что тогда уже ничего нельзя будет поделать.
— К примеру, за своего друга Эндикотта я отвечаю так же, как за самого себя. Мы с ним дойдем до края света — если допустить, что он существует, этот край, — лишь бы того же хотел наш капитан. Однако мы двое да Дирк Петерс с вами на пару — этого маловато, чтобы диктовать нашу волю остальным!
— А что думают люди о метисе? — поинтересовался я.
— Честное слово, мне кажется, что именно его люди и готовы обвинить в продолжении экспедиции! Прошу вас, мистер Джорлинг, если тут замешаны вы, то позвольте мне сказать об этом матросам! Вы-то хоть платите, и неплохо, а этот упрямец Дирк Петерс знай себе твердит, что его бедняга Пим все еще жив, хотя тот наверняка либо замерз, либо утонул, либо его раздавило льдиной — в общем, он уже одиннадцать лет как мертв!..
Я был здесь полностью согласен с боцманом, поэтому в разговорах с метисом избегал этой болезненной темы.
— Понимаете, мистер Джорлинг, в начале экспедиции Дирк Петерс еще вызывал кое-какое любопытство. Потом у людей возник интерес — это когда он спас Мартина Холта. Конечно, он не стал к ним ближе и язык у него не развязался больше, чем раньше. Да и то сказать— медведь не любит вылезать из берлоги… Однако теперь, когда всем известно, кто он такой, это не прибавило к нему симпатии, даю слово! Ведь это он заговорил о земле, якобы лежащей к югу от острова Тсалал, убедив капитана пойти в этом направлении, и если теперь мы пересекли восемьдесят шестую параллель, то благодарить за это приходится одного его…
— Согласен, боцман.
— Вот я и боюсь, мистер Джорлинг, чтобы с ним не поступили дурно.
— Дирк Петерс сумеет за себя постоять. Мне жаль того, кто осмелится прикоснуться к нему пальцем!
— Согласен, мистер Джорлинг, согласен! Не хотелось бы мне попасть ему в лапы, которыми он с легкостью согнет железный прут! Однако если на него навалится вся команда, то, боюсь, он ничего не сможет поделать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Наконец 7 января мы достигли (по мнению Дирка Петерса, единственным ориентиром для которого могло служить время, истекшее со времени ухода с острова Тсалал) места, где дикарь Ну-Ну испустил дух. В тот же день, а именно 22 марта (то есть двумя с половиной месяцами позже в сравнении с нашим графиком), оборвался дневник, в котором фиксировались события этого необыкновенного путешествия, тьма сгустилась настолько, что друзья различали друг друга только благодаря отражаемому водой свечению белой пелены, вздымавшейся перед ними… Что ж, команде «Халбрейн» не посчастливилось наблюдать ни одного из этих чудес: кругом простиралось спокойное море, а солнце, все так же перемещаясь по бесконечной спирали, неустанно освещало горизонт. Да и то сказать: как бы мы смогли снимать показания приборов, погрузись все вокруг в кромешную тьму?..
Девятого января тщательные наблюдения позволили точно определить наше местоположение: 86°33' южной широты и все та же долгота — между 42° и 43°. Именно тут, если верить памяти метиса, беглецам пришлось разлучиться, когда их каноэ столкнулось с льдиной.
Теперь позволительно задать следующий вопрос: раз льдина, на которой оказался Дирк Петерс, поплыла на север, то не значило ли это, что ее увлекло течением, направленным в противоположную сторону?
По всей вероятности, так оно и было. Вот уже два дня, как наша шхуна не ощущала более воздействия течения, которое сперва столь властно уносило ее прочь от острова Тсалал. Удивляться было нечему, южные моря славятся своим непостоянством. На наше счастье, северо-восточный бриз дул, не стихая, и «Халбрейн», распустив все паруса, продолжала свой путь на юг. Теперь она забралась на целых тринадцать градусов выше, чем Уэдделл, и на два градуса выше, чем «Джейн». Вот только суша — будь то острова или целый континент, — которую капитан Лен Гай высматривал на просторах неоглядного океана, никак не появлялась. Я чувствовал, что уверенность, и так уже подорванная после стольких надежд, оказавшихся тщетными, убывает с каждым часом.
Я был одержим желанием найти Артура Пима не в меньшей степени, чем прийти на помощь остаткам экипажа «Джейн». Как я мог надеяться, что он выжил?.. Но то была не надежда — уверенность! Видимо, мне передалось обуревавшее метиса стремление найти Артура Пима живым. Я боялся подумать, что сделает Дирк Петерс, когда капитан отдаст команду поворачивать назад… Не предпочтет ли он возвращению на север прыжок в море? Слушая, как матросы возмущаются безумным метанием шхуны в океане и требуют повернуть назад, я опасался, что он прибегнет к насилию, особенно против Хирна, который втайне подстрекал своих товарищей с Фолклендов к неповиновению.
Неповиновения и отчаяния на борту шхуны следовало избежать любыми способами. Вот почему 9 января капитан Лен Гай решил поднять настроение экипажа. Он собрал матросов под грот-мачтой и обратился к ним с такой речью:
— Моряки «Халбрейн»! Отплыв с острова Тсалал, шхуна продвинулась к югу на два градуса, поэтому объявляю, что в соответствии с обязательством, подписанным мистером Джорлингом, вы уже заработали четыре тысячи долларов — по две тысячи за каждый градус, — которые будут выплачены вам после завершения плавания!
Его слова были встречены ропотом одобрения, но отнюдь не громовым «ура», если не считать возгласов, которые испустили, тщетно надеясь, что они будут подхвачены остальными, боцман Харлигерли и корабельный кок Эндикотт.
Глава V. ДЕЛО ПЛОХО!..
Хотя все старые члены команды были готовы поддержать боцмана с коком и, конечно, капитана, старшего помощника и меня, выступающих за продолжение путешествия, мы не смогли бы ничего предпринять, если бы новички приняли решение возвращаться назад. Нас было четырнадцать человек против девятнадцати, так что о равенстве сил не могло быть речи, хотя у нас был такой союзник, как Дирк Петерс. Да и могли ли мы рассчитывать на всех «старичков» без исключения?.. Разве не мог и в их души закрасться ужас от безумного плавания вдали от берегов? Смогут ли они противостоять подстрекательствам Хирна и его подручных? Не присоединятся ли к большинству, требующему возвращения к паковым льдам?
Скажу начистоту: я не был уверен даже в том, что сам капитан Лен Гай решится продолжить экспедицию. Ведь нам грозили полярная зима, нестерпимый холод, снежные бури, не отдаст ли он команду лечь на обратный курс? Что толку будет от моих доводов, заклинаний, уговоров, когда я останусь один?.. Меня, конечно, поддержит Дирк Петерс! Только станет ли кто-нибудь слушать его и меня?..
Пока капитан, не в силах смириться с необходимостью бросить брата и соотечественников на произвол судьбы, еще крепился, но я чувствовал, что он уже на пределе. Шхуна тем временем не отклонялась от прямой линии, проведенной от острова Тсалал точно к югу. Казалось, укрытый в толще вод магнит не дает ей сойти с меридиана, являющегося продолжением маршрута «Джейн», и оставалось уповать на небо, чтобы ни ветры, ни течения не заставили ее отклониться. Сопротивляться силам природы было бы бесполезно, тогда как с беспокойством, порожденным испугом, еще можно было как-то бороться…
Еще одно обстоятельство благоприятствовало нашему продвижению на юг. На протяжении нескольких дней течения почти не ощущалось, однако потом оно снова появилось, и скорость его составляла теперь три-четыре мили в час. Несомненно, как заметил Лен Гай, оно и раньше никуда не пропадало, просто время от времени его гасят потоки, движущиеся в противоположном направлении, которые было бы крайне трудно пометить на карте. Оставалось сожалеть, что мы не сможем определить, каким именно течением несло в сторону от острова Тсалал шлюпку с Уильямом Гаем и его товарищами, а ведь именно течения играли основную роль в перемещении шлюпки, лишенной парусов, и каноэ, маневрирующих при помощи весел.
Наша шхуна тем временем уносилась все дальше на юг, увлекаемая обеими стихиями.
Десятого, одиннадцатого и двенадцатого января все оставалось по-прежнему, если не считать некоторого похолодания воздуха (до 48°F, то есть 8,89°С) и воды (до 33°F, то есть до 0,56°С). Разница по сравнению с температурой воды, о которой Артур Пим сообщал, что в нее нельзя опустить руку, была, как видите, существенной.
Шла вторая неделя января. До того момента, когда зима приведет в движение айсберги и начнет заковывать в ледяную броню прибрежные воды Антарктиды, оставалось целых два месяца. Теперь мы совершенно точно знали, что в летний сезон здесь существует свободное ото льда море, занимающее пространство между семьдесят второй и восемьдесят седьмой параллелями. В это море проникали корабли Уэдделла, а затем «Джейн» и «Халбрейн», причем всякий раз все дальше. Да и по какой причине южные моря следует меньше баловать визитами по сравнению с северными?
Тринадцатого января у нас с боцманом состоялся разговор, подтвердивший мои опасения относительно состояния духа нашего экипажа.
Команда завтракала в кубрике, за исключением Драпа и Стерна, несших вахту на баке. Шхуна резво бежала по воде с наполненными свежим ветерком парусами. Франсис, стоявший у штурвала, держал курс на зюйд-зюйд-ост. Я прогуливался между грот-мачтой и фок-мачтой, наблюдая за птицами, испускающими оглушительные крики; качурки время от времени присаживались на кончики рей. Матросы и не думали целиться в них из ружей: их жесткое мясо совершенно непригодно в пищу.
Харлигерли, тоже поглядывавший на птиц, подошел ко мне и сказал:
— Я обратил внимание на одну вещь, мистер Джорлинг…
— На какую же, боцман?
— Птицы не летят больше к югу, как то было до недавних пор. Они, наоборот, предпочитают северное направление…
— Я тоже заметил это, Харлигерли.
— И еще, мистер Джорлинг: те, что улетели к югу, скоро вернутся.
— Каков же вывод?
— А такой, что они чувствуют приближение зимы…
— Зимы?
— Без сомнения!
— Тут вы ошибаетесь, боцман! Солнце еще достаточно высоко, температура тоже не низкая, так что птицы вряд ли помышляют о том, чтобы загодя улетать в менее холодные края.
— Загодя, мистер Джорлинг?..
— Ну как же, боцман, нам ли с вами не знать, что мореходы всегда оставались в антарктических морях до марта?
— Но не на этой широте, — отвечал Харлигерли. — Между прочим, зима, как и лето, может оказаться слишком ранней. В этом году теплый сезон наступил на целых два месяца раньше срока; есть опасность, что и холодный даст о себе знать раньше обычного.
— Что ж, вполне возможно, — согласился я. — Однако так ли это важно, коль скоро наше путешествие завершится уже недели через три?..
— Если до той поры не возникнет какого-нибудь затруднения, мистер Джорлинг…
— Какого же?
— Вдруг наш путь перегородит континент, простирающийся в южном направлении?
— Целый континент, Харлигерли?..
— Если хотите знать, меня это не очень удивит!
— В этом и не будет ничего особенно удивительного, — сказал я в ответ.
— Что до той земли, которую якобы видел Дирк Петерс и на которой могли бы найти пристанище люди с «Джейн», — продолжал Харлигерли, — то я больше не верю в ее существование.
— Почему же?
— А потому, что Уильям Гай, у которого могла быть всего одна шлюпка, да и та скромных размеров, не смог бы заплыть в такую даль…
— Я не стал бы утверждать это с такой определенностью, боцман.
— И все же, мистер Джорлинг…
— А если Уильяма Гая принесло к земле сильным течением? — воскликнул я.
— Не думаю, чтобы он оставался в шлюпке восемь месяцев. Он и его спутники наверняка высадились или на маленьком островке, или на континенте, — вот вам и довод в пользу продолжения поисков!
— Без сомнения! Только не все члены экипажа разделяют это мнение…— отвечал Харлигерли, качая головой.
— Знаю, боцман, это-то меня и беспокоит более всего. Неужели дурное настроение усиливается?
— Боюсь, что да, мистер Джорлинг. Удовлетворение от заработка в размере нескольких сотен долларов уже прошло, а перспектива заработать еще несколько сотен не мешает людям высказывать упреки… А ведь премия очень даже приличная! От острова Тсалал до полюса — если предположить, что мы до него доберемся, — целых шесть градусов, а шесть раз по две тысячи долларов — это уже двенадцать тысяч на тридцать человек, или четыре сотни на нос! Неплохие денежки заведутся в карманах моряков с «Халбрейн», когда они спустятся на берег! Но даже несмотря на это, проклятый Хирн так умело обрабатывает своих дружков, что я только и жду бунта.
— Согласен, что новички способны на это, боцман, но старая команда…
— Гм, даже среди них найдутся трое, а то и четверо, у которых завелись сомнения. А плавание продолжается, и это только увеличивает их тревогу…
— Думаю, что капитан и его помощник сумеют привести команду к повиновению!
— Как сказать, мистер Джорлинг… А вдруг у самого капитана опустятся руки, чувство ответственности возьмет верх над всеми прочими и он откажется продолжать экспедицию?
Именно этого я и опасался, сознавая, что тогда уже ничего нельзя будет поделать.
— К примеру, за своего друга Эндикотта я отвечаю так же, как за самого себя. Мы с ним дойдем до края света — если допустить, что он существует, этот край, — лишь бы того же хотел наш капитан. Однако мы двое да Дирк Петерс с вами на пару — этого маловато, чтобы диктовать нашу волю остальным!
— А что думают люди о метисе? — поинтересовался я.
— Честное слово, мне кажется, что именно его люди и готовы обвинить в продолжении экспедиции! Прошу вас, мистер Джорлинг, если тут замешаны вы, то позвольте мне сказать об этом матросам! Вы-то хоть платите, и неплохо, а этот упрямец Дирк Петерс знай себе твердит, что его бедняга Пим все еще жив, хотя тот наверняка либо замерз, либо утонул, либо его раздавило льдиной — в общем, он уже одиннадцать лет как мертв!..
Я был здесь полностью согласен с боцманом, поэтому в разговорах с метисом избегал этой болезненной темы.
— Понимаете, мистер Джорлинг, в начале экспедиции Дирк Петерс еще вызывал кое-какое любопытство. Потом у людей возник интерес — это когда он спас Мартина Холта. Конечно, он не стал к ним ближе и язык у него не развязался больше, чем раньше. Да и то сказать— медведь не любит вылезать из берлоги… Однако теперь, когда всем известно, кто он такой, это не прибавило к нему симпатии, даю слово! Ведь это он заговорил о земле, якобы лежащей к югу от острова Тсалал, убедив капитана пойти в этом направлении, и если теперь мы пересекли восемьдесят шестую параллель, то благодарить за это приходится одного его…
— Согласен, боцман.
— Вот я и боюсь, мистер Джорлинг, чтобы с ним не поступили дурно.
— Дирк Петерс сумеет за себя постоять. Мне жаль того, кто осмелится прикоснуться к нему пальцем!
— Согласен, мистер Джорлинг, согласен! Не хотелось бы мне попасть ему в лапы, которыми он с легкостью согнет железный прут! Однако если на него навалится вся команда, то, боюсь, он ничего не сможет поделать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47