Это растение трудно найти на теплом Крите. Его любимое место обитания – холодные горы в северной части материка, где солнце – редкий гость, а не полноправный властитель.
– Пердикс поможет нам, – заявил Икар. – Змеи знают все корни. Они живут среди них. Он вытащил Пердикса из своего мешочка и ласково сказал ему: – Ты ведь поможешь, правда?
– А он понимает, что значит волчий яд?
– Это видно из названия – И, обратившись к змею, Икар отчетливо произнес: – ВОЛЧИЙ ЯД. КОРЕНЬ, УБИВАЮЩИЙ ВОЛКА
Змеиный язычок затрепетал, как мне показалось, подтверждая понимание, но одновременно выражая и недовольство, ведь с ним говорили так, будто его язычок не умел улавливать колебания человеческого голоса. Наклонившись, Икар выпустил Пердикса на землю, и едва тот коснулся ее, как тут же исчез. Мы поспешили за ним следом.
– Наверное, он ищет самку, – прошептал я, когда от быстрого бега пот градом полился у меня со лба.
– Нет, он старается ради Теи. Ведь она же его прапраплемянница. Хотя, – признался Икар, – мне кажется, меня он любит больше. Я никогда не наступал ему на хвост.
Также являясь обладателем хвоста (хоть и не настолько длинного, чтобы на него можно было наступать сандалиями), я прекрасно понимал, почему змей отдает предпочтение Икару. Примерно через час Пердикс привел нас к неприступной зубчатой скале, расположенной на восточной границе леса. В тени этой скалы под большим рожковым деревом мы обнаружили заросли волчьего яда. Подобно своим четвероногим тезкам, это растение предпочитает тень. Я знал, что в конце лета на нем появятся яркие, но довольно зловещие голубые, желтые, алые или белые цветы, по форме напоминающие шлем с опущенным забралом, но сейчас его листья тянулись кверху, как длинные, тонкие руки. Взявшись за стебли, мы выдернули несколько растений и отряхнули землю с их толстых клубней. Выглядели они не очень аппетитно, правда, морковь, сырая рыба или ощипанный цыпленок кажутся не более привлекательными.
Найти стаю голубых обезьян труда не представляло. Это были самые жизнерадостные животные и, наверное, самые разговорчивые. Их болтовня слышна была еще издали и звучала, как довольно приятная музыка, в которой тонули отдельные резкие выкрики. Веселые и доверчивые, они сразу узнали меня и Икара и стали высматривать, нет ли у нас в руках угощения. Одна из обезьян прыгнула ко мне на плечо и, уцепившись ногами за мою шею, потянулась к корешкам. Я тихо пробормотал что-то, как мне казалось, похожее на обезьянью речь, и показал рукой на город кентавров, будто говоря, что покормлю их там.
Взглянув на Икара, я заметил у него на глазах слезы.
– Мы убиваем их ради Теи, – напомнил я ему. – Чтобы спасти ее от этих негодяев.
– Я знаю, – сказал он, – но предательство все равно остается предательством. Если это не так, почему же ты плачешь?
– Я не плачу, – ответил я так резко, что обезьяна соскочила с моего плеча. – Я пытаюсь утешить тебя.
– Ты всегда пытаешься кого-нибудь утешить – Тею, Пандию, меня, и тебе это хорошо удается. Ты самый лучший утешитель. Но иногда нужно, чтобы кто-нибудь пожалел и тебя самого. Мне кажется, как только ты освободишь Тею, тебе надо сразу на ней жениться.
Он ни на минуту не сомневался, что у нас все получится, а также верил в то, что после своего спасения Тея тут же выйдет за меня замуж. Когда такой мальчик восхищается тобой, это вдохновляет и придает силы, а сердце становится огромным и, кажется, занимает все тело.
Толпа обезьян шумной рекой текла за нами следом, и оставалось только надеяться, что ни один ахеец не встанет сейчас на нашем пути. Из ветвей своего дома выглянула дриада. Ее лицо на фоне листвы казалось водяной лилией, покоящейся на зеленых водах пруда. Раньше она всегда насмехалась надо мной, но сейчас прошептала своим хрипловатым голосом:
– Эвностий, будь осторожен. От тебя зависит судьба леса.
На опушке среди деревьев мы накормили обезьян. Трогательно пытаясь не укусить и не оцарапать нас, правда, весьма безуспешно, они выхватывали из рук корни и так быстро поедали их, что даже не успевали ощутить горечь. А затем мы притворились разъяренными и, размахивая кинжалами, налетели на ничего не подозревавших животных. Сначала они приняли это за игру и попытались отнять у нас оружие.
Пришлось ударить некоторых обезьян кинжалами, конечно плашмя, чтобы заставить их поверить в нашу враждебность. Никогда не забуду их удивленные, полные недоумения крики. Они, по-прежнему гурьбой, поскакали через виноградник, и вид у них был скорее удрученный, чем напуганный.
Мы не могли при свете дня отправиться в поле следом за ними, но Икар залез на дерево и оттуда наблюдал за тем, как встретились обезьяны и ахейцы, которые, услышав шум, вышли из загона узнать, в чем дело. Яд, действующий безболезненно, сначала возбуждающий, а затем притупляющий все чувства, уже давал о себе знать, и обезьяны стали вялыми. Ахейцы закололи их своими мечами и ушли обратно в загон. Они не знали, что обычно обезьяны очень живые и подвижные, поэтому состояние животных не вызвало никаких подозрений. Товарищи поздравили их с хорошей добычей, и все вместе они стали думать, надо ли делиться своими трофеями с теми, кто находился в городе, или нет. Неизвестно, что сыграло решающую роль – природная щедрость или страх перед Аяксом, но, оставив себе самых жирных обезьян, они перевязали остальных веревками и, взяв их, отправились в город.
Когда отсутствие света, называемое ночью, скрыло нас, мы перешли через поле и, не встретив ни одного патрульного, добрались до своего наблюдательного пункта в ветвях деревьев, растущих у самого рва. Языки пламени двух костров извивались в темноте, подобно оранжевым кальмарам в мрачных глубинах моря: один был разожжен в театре, другой в загоне для скота. Мое внимание привлек тот, пламя которого многочисленными щупальцами колебалось на арене театра.
Сегодня ахейцы не испытывали недостатка в женщинах. Похоже, весь день они охотились в лесу, и три измученные дриады, чьи длинные волосы были спутаны, а местами и вырваны с корнем, представляли их добычу. Я порадовался, что среди них нет Зоэ. Четыре пчелиные королевы и несколько трутней также пришли на пиршество, но не как пленные, а как гости, работницы же, мало пригодные для праздничных оргий, отсутствовали. Королевы расхаживали по арене с важным видом, будто это они, благодаря своей отваге и доблести, покорили лес. Количество браслетов, звенящих на их руках, значительно увеличилось. Наверняка они были украдены из разоренных домов кентавров. Позже я узнал, что королевы своим предательским поведением действительно очень помогли ахейцам. Они неожиданно напали на кентавров и, захватив башню, опустили подъемный мост. У меня вдруг мелькнула надежда, что трии в порыве ликования забудутся и станут раздавать смертоносные поцелуи своим союзникам, но они предпочли сохранить королевское достоинство – улыбались, принимали поздравления, выслушивали комплименты, но не снисходили до любовных заигрываний. Трутни же, наоборот, подобно куртизанкам жеманно кокетничали с грубыми, неотесанными ахейцами, которые, как и критяне, отличаются склонностью к самым разнообразным любовным утехам, а брат Эмбер даже заработал себе небольшое состояние из подвесок и колец.
Ахейцы любят получать все удовольствия сразу. Они могут одновременно есть, пить и развлекаться с женщинами. И сегодня они, не откладывая, стали вместе с рыбой, олениной и последними домашними поросятами кентавров готовить голубых обезьян. Даже обнимая бурдюк с вином, трутня или дриаду, они продолжали подносить ко рту и с наслаждением рвать зубами отравленное жаркое. Окорока передавались из рук в руки, пока каждому не досталось хотя бы небольшая порция нежного мяса и, как я надеялся, достаточное количество яда, чтобы если не убить, то хотя бы одурманить. Один хитрый малый спрятался в тени на самом верхнем ряду и собирался полакомиться целой обезьяной, но трое его товарищей поднялись к нему с арены, разделили тушку, и ему в итоге досталась только голова, которую он безропотно съел. Вегетарианцы-трии не притронулись к мясу, как и дриады, а когда Аякс протянул Tee небольшой жареный окорочек, она швырнула его прямо ему в лицо. Он ударил ее, и Тея упала на каменные ступени. Аякс поднял окорочек и, впившись в него зубами, одним движением оторвал мясо от кости.
– Поганый варвар, – пробормотал я, – я проткну тебе глотку этой костью.
– Тсс… – предупредил Икар. – Ты слишком повышаешь голос. Можешь протыкать этой костью все, что тебе вздумается, но только после того, как мы освободим Тею.
Когда мужчины выпивают целое море вина, по которому могла бы проплыть галера, и съедают такое количество мяса, что, погрузи его на торговое судно, оно пошло бы ко дну, их начинает одолевать сон. Но тот неожиданный сон, который сморил ахейцев, был как дурман, поднимающийся из недр Сицилии вместе с ядовитыми испарениями и охватывающий путников, покинувших свои носилки, чтобы напиться из придорожного источника. Ахейцы попадали прямо на ступени, растянулись на арене, мечи зазвенели о камни, а чаши с вином выпали из ослабевших рук. Тот, кто съел меньше, дольше сопротивлялся сну и какое-то время с удивлением смотрел на своих товарищей, но затем, также обессилев, валился на них сверху.
Трии не могли донять причину странного сна своих хозяев. Отравлены? Одурманены? Измождены тяжелыми боями? Они засуетились над распростертыми телами, и в их певучих голосах стали появляться резкие нотки. Трии кричали, тыкали в ахейцев пальцами, унизанными драгоценностями, королевы требовали к себе внимания, а трутни – нежностей и ласк. Три дриады тихо подошли к Tee, собирающей кинжалы ахейцев, и стали ей помогать.
Эмбер, стоявшая на коленях рядом с одним из воинов и пытавшаяся растормошить его, подняла голову и увидела прямо перед собой полную решимости вооруженную Тею, которая схватила ее за прозрачное крыло и ударила со всей силы, отчего голова трии дернулась, будто по ней попало резко развернувшимся парусом. Трутни и остальные королевы поднялись в воздух, а самая старшая из них, та, у которой была морщинистая кожа и выпуклые глаза, стала швырять в Тею один за другим свои браслеты, пока девушка не выпустила из рук крыло Эмбер. Разъяренная Эмбер присоединилась к своим сестрам и оттуда злобно выкрикнула Tee:
– Дорогуша, надеюсь, стриг высосет всю твою кровь до капли, а зеленые мухи будут глодать твои кости!
Трии вились над ареной, срывая с себя браслеты и швыряя ими в противника. Хотя одна королева была старой, а все трутни – женоподобными трусами, тем не менее Tee и трем измученным дриадам вряд ли удалось бы отбить нападение.
– Трии, – заорал я во все горло, – мы идем на вас со своей армией.
Я заколотил по дереву, зашумев, как небольшой ураган, а моя армия, состоявшая из одного человека, издала рев, явно свидетельствующий о том, что в ее жилах течет кровь минотавра.
Трии стали отступать с такой поспешностью, что два трутня столкнулись друг с другом и чуть не упали на землю, пытаясь расцепить свои крылья, а затем, с сожалением взглянув на лежащие на земле мужественные тела своих друзей, последовали за королевами.
Говорят, королевы, трутни и работницы улетели в страну ахейцев, поселились на горе Парнас и стали прорицателями, правда весьма сомнительного качества, зато им достались почести, воздаваемые божествам. (Если бы это была не историческая правда, а вымысел, то, будьте уверены, у меня они не перелетели бы через море, а утонули подобно несчастному сыну Дедала, тезке нашего Икара.)
Тея и дриады закончили собирать оружие ахейцев. Некоторые из них были уже мертвы или умирали, некоторым вскоре предстояло проснуться безоружными, страдая от ужасных болей. Ошеломленный Аякс, стоявший на коленях рядом со своим другом Ксанфом, с трудом поднялся на ноги, сжимая в руках свой огромный меч и преграждая им путь девушке, которая стала причиной его крушения.
– Волчица, – прорычал он, – я убью тебя!
Как всякий дурной человек, он видел свои пороки, свою волчью сущность в тех, кто противостоял ему. Медленно, с трудом, будто вынимая его из толщи воды, он поднял над головой меч. Тея не стала дожидаться, пока он опустится на нее, и всадила Аяксу между ребер кинжал. Меч выпал у него из рук и со звоном упал на камни. Аякс продолжал стоять и смотреть на Тею со все возрастающим уважением.
– Богиня, – произнес он наконец и рухнул к ногам Теи, прижавшись своей русой бородой к ее сандалиям.
Тея смотрела на его тело, оцепенев от ужаса. Даже с большого расстояния я увидел, что руки у нее онемели, а глаза широко раскрылись. Тея не заплакала. Она убила человека, и это потрясло ее, но такова была воля богов. Она наклонилась и вынула кинжал.
Икар и я слезли с дерева. Первым делом мы вошли в загон и, разоружив одурманенных и убитых ахейцев, освободили пленных. Никто не произнес ни слова, да и что можно сказать, если победа пришла слишком поздно и далась ценой слишком больших потерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Пердикс поможет нам, – заявил Икар. – Змеи знают все корни. Они живут среди них. Он вытащил Пердикса из своего мешочка и ласково сказал ему: – Ты ведь поможешь, правда?
– А он понимает, что значит волчий яд?
– Это видно из названия – И, обратившись к змею, Икар отчетливо произнес: – ВОЛЧИЙ ЯД. КОРЕНЬ, УБИВАЮЩИЙ ВОЛКА
Змеиный язычок затрепетал, как мне показалось, подтверждая понимание, но одновременно выражая и недовольство, ведь с ним говорили так, будто его язычок не умел улавливать колебания человеческого голоса. Наклонившись, Икар выпустил Пердикса на землю, и едва тот коснулся ее, как тут же исчез. Мы поспешили за ним следом.
– Наверное, он ищет самку, – прошептал я, когда от быстрого бега пот градом полился у меня со лба.
– Нет, он старается ради Теи. Ведь она же его прапраплемянница. Хотя, – признался Икар, – мне кажется, меня он любит больше. Я никогда не наступал ему на хвост.
Также являясь обладателем хвоста (хоть и не настолько длинного, чтобы на него можно было наступать сандалиями), я прекрасно понимал, почему змей отдает предпочтение Икару. Примерно через час Пердикс привел нас к неприступной зубчатой скале, расположенной на восточной границе леса. В тени этой скалы под большим рожковым деревом мы обнаружили заросли волчьего яда. Подобно своим четвероногим тезкам, это растение предпочитает тень. Я знал, что в конце лета на нем появятся яркие, но довольно зловещие голубые, желтые, алые или белые цветы, по форме напоминающие шлем с опущенным забралом, но сейчас его листья тянулись кверху, как длинные, тонкие руки. Взявшись за стебли, мы выдернули несколько растений и отряхнули землю с их толстых клубней. Выглядели они не очень аппетитно, правда, морковь, сырая рыба или ощипанный цыпленок кажутся не более привлекательными.
Найти стаю голубых обезьян труда не представляло. Это были самые жизнерадостные животные и, наверное, самые разговорчивые. Их болтовня слышна была еще издали и звучала, как довольно приятная музыка, в которой тонули отдельные резкие выкрики. Веселые и доверчивые, они сразу узнали меня и Икара и стали высматривать, нет ли у нас в руках угощения. Одна из обезьян прыгнула ко мне на плечо и, уцепившись ногами за мою шею, потянулась к корешкам. Я тихо пробормотал что-то, как мне казалось, похожее на обезьянью речь, и показал рукой на город кентавров, будто говоря, что покормлю их там.
Взглянув на Икара, я заметил у него на глазах слезы.
– Мы убиваем их ради Теи, – напомнил я ему. – Чтобы спасти ее от этих негодяев.
– Я знаю, – сказал он, – но предательство все равно остается предательством. Если это не так, почему же ты плачешь?
– Я не плачу, – ответил я так резко, что обезьяна соскочила с моего плеча. – Я пытаюсь утешить тебя.
– Ты всегда пытаешься кого-нибудь утешить – Тею, Пандию, меня, и тебе это хорошо удается. Ты самый лучший утешитель. Но иногда нужно, чтобы кто-нибудь пожалел и тебя самого. Мне кажется, как только ты освободишь Тею, тебе надо сразу на ней жениться.
Он ни на минуту не сомневался, что у нас все получится, а также верил в то, что после своего спасения Тея тут же выйдет за меня замуж. Когда такой мальчик восхищается тобой, это вдохновляет и придает силы, а сердце становится огромным и, кажется, занимает все тело.
Толпа обезьян шумной рекой текла за нами следом, и оставалось только надеяться, что ни один ахеец не встанет сейчас на нашем пути. Из ветвей своего дома выглянула дриада. Ее лицо на фоне листвы казалось водяной лилией, покоящейся на зеленых водах пруда. Раньше она всегда насмехалась надо мной, но сейчас прошептала своим хрипловатым голосом:
– Эвностий, будь осторожен. От тебя зависит судьба леса.
На опушке среди деревьев мы накормили обезьян. Трогательно пытаясь не укусить и не оцарапать нас, правда, весьма безуспешно, они выхватывали из рук корни и так быстро поедали их, что даже не успевали ощутить горечь. А затем мы притворились разъяренными и, размахивая кинжалами, налетели на ничего не подозревавших животных. Сначала они приняли это за игру и попытались отнять у нас оружие.
Пришлось ударить некоторых обезьян кинжалами, конечно плашмя, чтобы заставить их поверить в нашу враждебность. Никогда не забуду их удивленные, полные недоумения крики. Они, по-прежнему гурьбой, поскакали через виноградник, и вид у них был скорее удрученный, чем напуганный.
Мы не могли при свете дня отправиться в поле следом за ними, но Икар залез на дерево и оттуда наблюдал за тем, как встретились обезьяны и ахейцы, которые, услышав шум, вышли из загона узнать, в чем дело. Яд, действующий безболезненно, сначала возбуждающий, а затем притупляющий все чувства, уже давал о себе знать, и обезьяны стали вялыми. Ахейцы закололи их своими мечами и ушли обратно в загон. Они не знали, что обычно обезьяны очень живые и подвижные, поэтому состояние животных не вызвало никаких подозрений. Товарищи поздравили их с хорошей добычей, и все вместе они стали думать, надо ли делиться своими трофеями с теми, кто находился в городе, или нет. Неизвестно, что сыграло решающую роль – природная щедрость или страх перед Аяксом, но, оставив себе самых жирных обезьян, они перевязали остальных веревками и, взяв их, отправились в город.
Когда отсутствие света, называемое ночью, скрыло нас, мы перешли через поле и, не встретив ни одного патрульного, добрались до своего наблюдательного пункта в ветвях деревьев, растущих у самого рва. Языки пламени двух костров извивались в темноте, подобно оранжевым кальмарам в мрачных глубинах моря: один был разожжен в театре, другой в загоне для скота. Мое внимание привлек тот, пламя которого многочисленными щупальцами колебалось на арене театра.
Сегодня ахейцы не испытывали недостатка в женщинах. Похоже, весь день они охотились в лесу, и три измученные дриады, чьи длинные волосы были спутаны, а местами и вырваны с корнем, представляли их добычу. Я порадовался, что среди них нет Зоэ. Четыре пчелиные королевы и несколько трутней также пришли на пиршество, но не как пленные, а как гости, работницы же, мало пригодные для праздничных оргий, отсутствовали. Королевы расхаживали по арене с важным видом, будто это они, благодаря своей отваге и доблести, покорили лес. Количество браслетов, звенящих на их руках, значительно увеличилось. Наверняка они были украдены из разоренных домов кентавров. Позже я узнал, что королевы своим предательским поведением действительно очень помогли ахейцам. Они неожиданно напали на кентавров и, захватив башню, опустили подъемный мост. У меня вдруг мелькнула надежда, что трии в порыве ликования забудутся и станут раздавать смертоносные поцелуи своим союзникам, но они предпочли сохранить королевское достоинство – улыбались, принимали поздравления, выслушивали комплименты, но не снисходили до любовных заигрываний. Трутни же, наоборот, подобно куртизанкам жеманно кокетничали с грубыми, неотесанными ахейцами, которые, как и критяне, отличаются склонностью к самым разнообразным любовным утехам, а брат Эмбер даже заработал себе небольшое состояние из подвесок и колец.
Ахейцы любят получать все удовольствия сразу. Они могут одновременно есть, пить и развлекаться с женщинами. И сегодня они, не откладывая, стали вместе с рыбой, олениной и последними домашними поросятами кентавров готовить голубых обезьян. Даже обнимая бурдюк с вином, трутня или дриаду, они продолжали подносить ко рту и с наслаждением рвать зубами отравленное жаркое. Окорока передавались из рук в руки, пока каждому не досталось хотя бы небольшая порция нежного мяса и, как я надеялся, достаточное количество яда, чтобы если не убить, то хотя бы одурманить. Один хитрый малый спрятался в тени на самом верхнем ряду и собирался полакомиться целой обезьяной, но трое его товарищей поднялись к нему с арены, разделили тушку, и ему в итоге досталась только голова, которую он безропотно съел. Вегетарианцы-трии не притронулись к мясу, как и дриады, а когда Аякс протянул Tee небольшой жареный окорочек, она швырнула его прямо ему в лицо. Он ударил ее, и Тея упала на каменные ступени. Аякс поднял окорочек и, впившись в него зубами, одним движением оторвал мясо от кости.
– Поганый варвар, – пробормотал я, – я проткну тебе глотку этой костью.
– Тсс… – предупредил Икар. – Ты слишком повышаешь голос. Можешь протыкать этой костью все, что тебе вздумается, но только после того, как мы освободим Тею.
Когда мужчины выпивают целое море вина, по которому могла бы проплыть галера, и съедают такое количество мяса, что, погрузи его на торговое судно, оно пошло бы ко дну, их начинает одолевать сон. Но тот неожиданный сон, который сморил ахейцев, был как дурман, поднимающийся из недр Сицилии вместе с ядовитыми испарениями и охватывающий путников, покинувших свои носилки, чтобы напиться из придорожного источника. Ахейцы попадали прямо на ступени, растянулись на арене, мечи зазвенели о камни, а чаши с вином выпали из ослабевших рук. Тот, кто съел меньше, дольше сопротивлялся сну и какое-то время с удивлением смотрел на своих товарищей, но затем, также обессилев, валился на них сверху.
Трии не могли донять причину странного сна своих хозяев. Отравлены? Одурманены? Измождены тяжелыми боями? Они засуетились над распростертыми телами, и в их певучих голосах стали появляться резкие нотки. Трии кричали, тыкали в ахейцев пальцами, унизанными драгоценностями, королевы требовали к себе внимания, а трутни – нежностей и ласк. Три дриады тихо подошли к Tee, собирающей кинжалы ахейцев, и стали ей помогать.
Эмбер, стоявшая на коленях рядом с одним из воинов и пытавшаяся растормошить его, подняла голову и увидела прямо перед собой полную решимости вооруженную Тею, которая схватила ее за прозрачное крыло и ударила со всей силы, отчего голова трии дернулась, будто по ней попало резко развернувшимся парусом. Трутни и остальные королевы поднялись в воздух, а самая старшая из них, та, у которой была морщинистая кожа и выпуклые глаза, стала швырять в Тею один за другим свои браслеты, пока девушка не выпустила из рук крыло Эмбер. Разъяренная Эмбер присоединилась к своим сестрам и оттуда злобно выкрикнула Tee:
– Дорогуша, надеюсь, стриг высосет всю твою кровь до капли, а зеленые мухи будут глодать твои кости!
Трии вились над ареной, срывая с себя браслеты и швыряя ими в противника. Хотя одна королева была старой, а все трутни – женоподобными трусами, тем не менее Tee и трем измученным дриадам вряд ли удалось бы отбить нападение.
– Трии, – заорал я во все горло, – мы идем на вас со своей армией.
Я заколотил по дереву, зашумев, как небольшой ураган, а моя армия, состоявшая из одного человека, издала рев, явно свидетельствующий о том, что в ее жилах течет кровь минотавра.
Трии стали отступать с такой поспешностью, что два трутня столкнулись друг с другом и чуть не упали на землю, пытаясь расцепить свои крылья, а затем, с сожалением взглянув на лежащие на земле мужественные тела своих друзей, последовали за королевами.
Говорят, королевы, трутни и работницы улетели в страну ахейцев, поселились на горе Парнас и стали прорицателями, правда весьма сомнительного качества, зато им достались почести, воздаваемые божествам. (Если бы это была не историческая правда, а вымысел, то, будьте уверены, у меня они не перелетели бы через море, а утонули подобно несчастному сыну Дедала, тезке нашего Икара.)
Тея и дриады закончили собирать оружие ахейцев. Некоторые из них были уже мертвы или умирали, некоторым вскоре предстояло проснуться безоружными, страдая от ужасных болей. Ошеломленный Аякс, стоявший на коленях рядом со своим другом Ксанфом, с трудом поднялся на ноги, сжимая в руках свой огромный меч и преграждая им путь девушке, которая стала причиной его крушения.
– Волчица, – прорычал он, – я убью тебя!
Как всякий дурной человек, он видел свои пороки, свою волчью сущность в тех, кто противостоял ему. Медленно, с трудом, будто вынимая его из толщи воды, он поднял над головой меч. Тея не стала дожидаться, пока он опустится на нее, и всадила Аяксу между ребер кинжал. Меч выпал у него из рук и со звоном упал на камни. Аякс продолжал стоять и смотреть на Тею со все возрастающим уважением.
– Богиня, – произнес он наконец и рухнул к ногам Теи, прижавшись своей русой бородой к ее сандалиям.
Тея смотрела на его тело, оцепенев от ужаса. Даже с большого расстояния я увидел, что руки у нее онемели, а глаза широко раскрылись. Тея не заплакала. Она убила человека, и это потрясло ее, но такова была воля богов. Она наклонилась и вынула кинжал.
Икар и я слезли с дерева. Первым делом мы вошли в загон и, разоружив одурманенных и убитых ахейцев, освободили пленных. Никто не произнес ни слова, да и что можно сказать, если победа пришла слишком поздно и далась ценой слишком больших потерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20