Но нет. Это были человеческие голоса. Крадучись, я продвигался вперед по извилистому коридору, получившему название Пещера минотавра, хотя правильнее было бы назвать его кладовой. Затем я остановился, внимательно огляделся и втянул носом воздух. Сильно пахло человеком. Засада? Но с чего бы им устраивать минотавру засаду? Я хорошо вижу в темноте, а нюх у меня ничуть не хуже, чем у медведя. Осторожным, но уверенным шагом я отправился дальше. Я…
Бах!
Камень упал прямо мне на копыто. Я взревел от боли, подпрыгивая на одной ноге. Вот тут-то я и заметил того, кто напал на меня. Он притаился на выступе скалы под самым потолком и уже держал наготове следующий камень.
Это был мальчишка лет пятнадцати, вполне симпатичный, с копной зеленоватых волос и острыми ушами. Судя по ушам, не говоря уж о волосах, он был звериной породы. Во всяком случае, наполовину. Мне понравились обе его половинки. Хорошо иметь такого брата. Вместе с ним вырезать лук из кедровых веток и ловить рыбу гарпуном, сделанным из заостренного ивового прута, а когда придет время, познакомить его с дриадой Зоэ и ее веселыми друзьями, которые научат, как вести себя с девчонками.
– Давай, слезай оттуда, – крикнул я. – Ты ведь не голубая обезьяна. Я тебя не трону.
– Ой, – удивился он. – Ты разговариваешь, да еще по-критски.
– А ты что думал, я замычу или заговорю по-хеттски? На самом деле, это твои предки переняли язык от моих несколько сот лет назад.
– До сих пор я слышал только твое мычанье.
Он уже слезал вниз со своего выступа.
Я подхватил его и, решив подшутить, неожиданно изо всех сил замычал. Он, конечно, задрожал, но продолжал смотреть мне прямо в глаза.
– Не надо было так быстро слезать, – пожурил его я. – Может, я хочу тебя подманить и съесть.
– Но ведь ты обещал, что не тронешь.
– Нельзя верить всему, что тебе говорят. Если бы я был киклопом, я бы улыбался, льстил, а потом запихнул тебя в котел.
– А что мне надо было делать?
– Немного поспорить, потребовать доказательств, что я не причиню тебе вреда, вообще выяснить мои намерения.
– Но ведь ты меня не съел, а я сэкономил время и не задавал ненужных вопросов. Я хочу познакомить тебя с моей сестрой.
Сердце у меня упало, и я почувствовал, что иду ко дну, как рыбачья сеть, которую тянут вниз грузила. Сестра такого мальчика наверняка благородная дама. Должен вам сразу объяснить, в чем дело: легкомысленным девицам я всегда очень нравился, но благородные дамы не пускали меня даже на порог. Я наверняка напугаю ее, и она скажет (или, будучи воспитанным человеком, подумает), что я грубый дикарь. Она захочет, чтобы я причесывался, сбривал с груди шерсть и подравнивал кисточку на хвосте. Она будет испуганно вздрагивать, когда я ругаюсь, и сердито смотреть в мою сторону, как только я попытаюсь выпить кружку пива, и, конечно, ей не понравятся мои друзья – Зоэ, ее подруги-дриады, Мосх и другие кентавры.
– Не уверен, что она захочет познакомиться со мной, – ответил я.
– Она будет просто в восторге. Она думала, что ей придется развлекать и тебя тоже.
Мы пошли к ней, а по дороге Икар рассказывал мне о своих приключениях. Эта встреча изменила всю мою жизнь.
ГЛАВА III
ОБЛОМАННОЕ ДЕРЕВО
Знаете ли вы, что такое керамическая посуда в стиле камарес? Стенки ее тонки, как яичная скорлупа, и сплошь покрыты изображениями морских существ – анемонов, летающих рыб и извивающихся осьминогов.
Кажется, одно лишь прикосновение – и она разлетится на мелкие кусочки, но даже через сотни лет такую чашу еще можно будет наполнить вином, медом или поставить в нее цветы. Такой же была и Тея. Волна нежности захлестнула меня, как только я увидел, какая она миниатюрная и хрупкая. Но в то же время я заметил и ее силу. Стройная, словно пальма, с тонкой талией, но пышной, как у Матери Земли, грудью, она держала перед собой маленькие, крепко сжатые кулачки, готовая защищаться. Икар побежал вперед и взял ее за руку:
– Не бойся, он хочет стать нашим другом, – и добавил с гордостью: – Несмотря на то, что я здорово ударил его камнем.
Я неуклюже переминался с копыта на копыто, судорожно думая, что же мне такое сказать, чтобы успокоить ее.
– Он прав. Действительно, мне хочется стать вашим другом, а тебе вовсе не нужно меня развлекать, – неожиданно ляпнул я заикаясь и тут же умолк.
Сказать такое даме – верх бестактности, да еще моя физиономия, на которой вот уже двадцать шесть лет написано, что я неотесанный деревенщина. Понятно, что я ожидал увидеть недовольно поднятые брови, холодную улыбку, а затем получить звонкую пощечину.
Но она взяла меня за руку, точнее, за лапищу, так как ее маленькие пальчики не смогли бы обхватить даже мое запястье. В ответ я очень осторожно, будто сжимая хрупкое яйцо дрозда, пожал ее руку.
– Мы явились к вам незваными гостями. Если вы позволите нам остаться, мы будем очень благодарны, – сказала она.
– Я живу вовсе не здесь, – воскликнул я в ужасе. – У меня прекрасный дом в лесу.
Если бы на ее месте была Зоэ, то слова сыпались бы, как фрукты из рога изобилия, и от своего собственного красноречия я пришел бы в отличное расположение духа. Но сейчас я был отчаянно напуган и пытался прикрыть свой страх напускной сердитостью.
– Можно нам… – начала было она.
– Идите за мной, – проворчал я, затем повернулся к ним спиной и зашагал к выходу из пещеры.
Но вскоре, не слыша за собой шагов, я остановился и оглянулся. Они, спотыкаясь и падая, с трудом перебирались через острые сталагмиты. Тея расшибла колено, и Икар взял ее за руку. Тогда я вернулся, поднял Тею на руки, а Икару велел забраться ко мне на спину.
– Можно, я возьму к тебе на спину своего змея? – спросил он.
– Змеи, – ответил я, – символы плодородия и семейного очага. Они приносят хороший урожай и удачу в семейной жизни. Кроме этого, они всегда чьи-нибудь предки.
– Это наш прапрадядюшка, – сказал Икар.
Он замахал руками и крикнул:
– Но-о!
– С двумя седоками я могу лишь бежать вприпрыжку, а если ты хочешь скакать галопом, то для этого придется поискать кентавра. Пригни голову, а то ударишься.
– Гораздо лучше, чем из гусиных перьев, – пробормотал мальчик, сооружая из моих волос подушку, а Тея лежала у меня на руках доверчиво и спокойно, как спящий ребенок. Меня вдруг осенило, что отправлялся я в пещеру за своим обедом, а нашел там семью. Это накладывало на закоренелого и довольно беспутного холостяка, коим я являлся, огромную и такую пугающую ответственность.
Выйдя из пещеры, я посадил их на мох и перевел дыхание.
– Какие громадные! – закричал Икар, разглядывая окружавшие нас деревья, похожие на высокие египетские обелиски. – В таких ветвях можно даже дома строить.
– Или в стволах, – сказал я. – Дриады живут именно в них.
Вокруг стояли кедры, покрытые пучками иголок и маленькими, торчащими кверху шишечками, мощные, усеянные желудями дубы, кора которых потрескалась, как старая сброшенная змеиная кожа, и кипарисы, гибкие и женственные, с матово поблескивающими в лучах солнца листьями.
– Какие они грустные, – сказала Тея, указывая на кипарисы. – Как все женщины, познавшие муку деторождения или безответную любовь, бьющуюся, как ласточка в клетке.
– И все же, – ответил я, – они идут на это и переносят все испытания с достоинством. В них не только грусть, но и смелость.
– Да, конечно, – согласилась она. – Прости мне мое мрачное настроение. С тех пор, как мы лишились дома, я будто попалась в сети тоски, из которых мне никак не выбраться.
Я понимал, что ей нужно. Ей необходим был дом, где она могла бы спрятаться от леса, ахейцев и – кто знает? – может, и от минотавров тоже. Ей хотелось иметь теплый очаг, отца и, наверное, мужа (ведь она уже вполне созрела для замужества).
– Пойдем, – обратился я к ней. – В моем доме мы будем в полной безопасности. И ты избавишься от чувства одиночества.
Она улыбнулась мне, и в ее улыбке были нежность и доброта, пришедшие еще из тех времен, когда не было Вавилона и пирамид в Гизе, хранящих мумии египетских фараонов. Лучи вечернего солнца коснулись ее волос, и они вспыхнули нежным дымчатым сиянием. «Почему лес для тебя остается чужим? – подумал я. – Ведь цвет твоих волос – это коричневый цвет плодородной почвы, на которой взрастает ячмень, и зеленый цвет нежных побегов, тянущихся к солнцу; это листья, трава и еще незрелый виноград. Коричневый и зеленый. Два цвета Земли. Почему ты боишься леса?»
Сквозь голубую дымку времени я увидел себя совсем еще подростком. В ветвях большого дерева показались плачущая девочка и маленький смеющийся мальчик, размахивающий розовым кулачком, и дриада, их мать, расчесывающая в лучах солнца свои волосы. И он, не зверь, а человек.
К моему дому мы направились по тайной тропе, которую можно было найти по опознавательным знакам: гнезду дятла, муравейнику, сложенному рыжими лесными муравьями, камню, похожему на кулак, и пню, помеченному черной краской. По дороге мы познакомились поближе, и Тея с Икаром рассказали мне о себе и о том, как попали в лес. Временами мы шли почти в полной темноте. Ветви, плотно сплетенные над нашими головами, не пропускали свет, и лишь изредка сквозь них пробивались отдельные золотистые лучики. Было душно и сыро, воздух давил на нас, и казалось, что мы передвигаемся по дну моря. Где-то высоко, как рыбы, мелькали голубые обезьяны, перелетающие с дерева на дерево, и только их крики напоминали о том, что вокруг нас деревья, а не кораллы или голотурии. Тея, весело помахав им рукой, подозвала обезьяньего вожака и усадила к себе на плечо, обернув его хвост вокруг своей шеи наподобие ожерелья.
– У меня в Ватипетро была обезьяна. – Тея улыбнулась: – Они не принадлежат лесу. Они совсем ручные, как египетские коты.
– Слишком ручные, – заметил я. – Поэтому они нередко попадаются в лапы к медведям, и те их съедают.
– Смотрите-ка, – вдруг закричал Икар. – Целое море цветов, а в середине маленькая коричневая крепость.
– Цветы называются гусиный лук, – сказал я и скромно добавил: – А крепость – мой дом.
Раньше это был не дом, а просто дуб, огромный, как кносская арена для игр с быками, но после того, как в него ударила молния, остался лишь ствол высотой в двадцать футов, служивший теперь деревянной стеной, в которой наверху были проделаны узкие амбразуры на случай осады. Внутрь вела широкая дорожка. Я подошел к двери и позвонил в прикрепленный к ней овечий колокольчик. За дубовой стеной, выкрашенной в красный цвет, послышалось быстрое топанье тельхина, спешившего отодвинуть задвижку. В лесу всегда нужно держать дверь на запоре. Как говорится в старой пословице – где нет замков, там есть трии. Застенчивый тельхин сразу же убежал, даже не поздоровавшись с нами. Он, как и все его соплеменники, боялся чужих. Однако в своей компании тельхины не такие уж тихони. Они любят похвастаться, бегают к девицам и обожают померяться друг с другом силой.
Я выбрал всю сердцевину дуба, и получилась стена, окружающая сад. Там я поставил складной стул, сделанный из цитрусового дерева, большой тростниковый зонт, похожий на те, с которыми критские дамы прогуливаются вдоль берега моря, и вертел для жарки мяса, глиняный очаг, чтобы печь хлеб и медовые лепешки. Кроме того, я соорудил фонтан, в который подается вода из горячего источника. В нем я принимаю ванну, а также мою посуду. Вокруг фонтана посажена тыква самых разных сортов, чечевица, по решетке вьется виноград, а рядом растет маленькое стройное фиговое деревце, дающее очень крупные плоды. А между очагом и зонтом – мои любимцы, маки с алыми лепестками и черными сердцевинками. И пусть только какой-нибудь сорняк посмеет закрыть от них солнце или же вороны решат поклевать бутоны – не поздоровится ни тем ни другим, и даже сам Зевс им уже не поможет.
Я всегда считал, что не надо исправлять природу, а сад – ее естественное продолжение. Я никогда не сажал цветы рядами, и нередко мои инструменты были разбросаны в живописном беспорядке по всему саду, будто упавшие с дерева ветви. Но Тея привыкла к аккуратным дворцовым дворикам. Почувствовав на себе ее укоряющий взгляд, я поспешил поднять грабли, бормоча при этом: «Не понимаю, как они здесь оказались», хотя, конечно, я сам положил их сюда еще три недели назад и каждое утро старательно переступал через них.
Мы спустились вниз, в мое находящееся под садом жилище, по винтовой лестнице, которая своей формой напоминала сердцевину раковины. Один из тельхинов зажег лампу, свисавшую с потолка на цепи, сделанной из сплава золота и серебра. Она раскачивалась от потоков воздуха, попадавших сюда с улицы. Стенами этого убежища служили скрученные корни, закрепленные так, чтобы получилась ровная поверхность, а более крепкие из них, напоминавшие слегка изогнутые сучковатые колонны, делили комнату на укромные уголки. Можно сказать, я отвоевал для себя небольшой кусочек леса. Нет, не отвоевал, никогда не любил я это слово. Доверился лесу, вручил свою жизнь переплетающимся корням, удерживающим толстый слой почвы у меня над головой и под ногами, охраняющим меня и дающим мне силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20