– Старое доброе баснословно дешевое пойло времен Семилетней войны... Пробирает до печени и действует на мозг, словно прямое попадание пятидесятипятимиллиметрового снаряда. Еще неизвестно, отчего больше погибло народу в нашей войне – от вражеских пуль или от этого забористого дерьма... – Лестик слово в слово повторил фразу, которую генерал сегодня, кажется, уже где-то слышал.
Коррел на мгновение задумался, пытаясь вспомнить, где и от кого, но не успел. Потому что отхлебнул порядочный глоток прямо из горлышка...
И почти сразу вслед за этим виски ударило в голову, только уже не «с силой пятидесятипятимиллиметрового снаряда», а всего лишь с силой обычной шестиграммовой пистолетной пули, и мир, в котором одновременно совмещались несколько реальностей, схлопнулся в точку и погас.
Эпоха настоящих героев кончилась.
Уже навсегда...

* * *
Я стоял в огромном тоннеле, освещенном призрачным светом мерцающих ламп, держа в руках плюшевого медвежонка, и, судя по размерам кисти, судорожно сжимающей мягкую игрушку, мой разум был заключен в детское тело.
– Кто ты? – по инерции повторил я, глядя в безликую пустоту уходящего в бесконечность тоннеля и все еще находясь под впечатлением видения морского побережья и странной девушки с постоянно меняющимися лицами.
– Я – Милая, – неожиданно ожил плюшевый медведь. – А кто ты, думаю, объяснять не нужно, потому что это и без того всем известно.
– А к чему весь этот непонятный кинематографический маскарад? Ты что, начиталась сказок, в которых маленький отважный мальчик с любимым плюшевым медвежонком отправляется в темную злую страну, чтобы победить могущественного колдуна? Извини, конечно, за откровенность, но такая дешевая декорация, сильно смахивающая на банальный плагиат, ставит под сомнение исход всей операции.
– Ты предпочитаешь видеть вот это?.. – На какой-то миг моему взору предстало что-то такое, о чем лучше никогда не вспоминать и даже не говорить вслух.
Лицо мое скривила непроизвольная судорога, после чего с некоторым усилием мне все же удалось выдавить из себя:
– Знаешь, давай лучше остановимся на образе этой немного мрачноватой рождественской сказки...
– Я могу трансформировать нас в кого угодно. – Стеклянные глазки-пуговки медвежонка отражали приглушенный свет ламп. – Но, с моей точки зрения, для твоего сознания этот незатейливый образ оптимален. Последнее время твоя психика находилась в постоянном, ни на минуту не ослабевающем напряжении. Поэтому я решила сменить декорации непрекращающегося кошмара, преследовавшего нас на протяжении последних шестнадцати часов. Если угодно, можешь считать эту прогулку своеобразной разрядкой, необходимой твоему разуму, чтобы отдохнуть и хотя бы частично восстановиться.
– Значит, мальчиком я стал исключительно в профилактических целях?
– Разумеется.
– Медвежонка звали Мистер Тедди, и его мне подарила бабушка на день рождения в четыре года, – задумчиво пробормотал я и рывком поднял игрушку до уровня глаз. – У него оторвалось левое ухо, и я очень долго плакал – даже после того, как мама пришила его на место...
Аккуратный шов, соединяющий левое ухо и голову медвежонка, которого я сейчас сжимал в по-детски хрупкой руке, подтвердил подозрения.
– Милая... Какая же ты все-таки сука, – устало и безнадежно процедил я, почти не открывая рта... – Бессовестно копаешься в моем сознании, словно вор в чужом платяном шкафу, и после этого еще смеешь говорить о каком-то доверии между партнерами...
– Быть может, когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо» и за этого медвежонка, и за то, что я провела поверхностное зондирование твоей памяти, а сейчас у меня нет ни времени, ни желания оправдываться, потому что нас ждут более важные дела.
Плечи худого мальчика страдальчески сгорбились, а голова горестно понурилась; казалось, еще немного, и ребенок во весь голос разрыдается – пьяными бессмысленными слезами взрослого усталого человека, на мгновение прикоснувшегося к забытым детским воспоминаниям, которые при ближайшем рассмотрении оказались не волшебной удивительной сказкой, а бездушным фантомом.
Но минута слабости миновала, и, распрямившись, я безжалостно и зло отшвырнул в сторону механического монстра, нацепившего на себя личину милой детской игрушки, после чего, не оглядываясь более, зашагал вперед – туда, где находился бастион еще одного монстровидного разума, который предстояло взломать или преодолеть, чтобы докопаться до очередной глупой и по большому счету никому не интересной тайны.
Долго идти не пришлось, что, впрочем, было и неудивительно – насколько я понял, лимит времени, которым мы располагали, был жестко ограничен. Менее чем через минуту неожиданно, буквально из ниоткуда, перед моим взором выросла жалкая пародия на любительское театрализованное представление. Тоннель перегораживало картонное заграждение в виде замка. Причем я мог поклясться, что всего лишь несколько секунд назад видел холодную гладкую пустоту огромной металлической трубы, протянувшейся насколько хватало глаз, и вдруг – раз! – откуда ни возьмись появилась преграда.
Рядом с декорацией валялась груда исковерканных манекенов, и, только присмотревшись повнимательнее, я заметил, что это расщепленные останки деревянных солдатиков в человеческий рост.
– Первое Ватерлоо несчастного, в чьих мозгах мы пытаемся основательно покопаться?
Вопрос не требовал ответа, но Милая решила дать необходимые пояснения:
– Первая из двух защит, которые не выдержали моего напора.
Плюшевый медвежонок, ловко подтянувшись, пролез во внушительных размеров дыру, пробитую сбоку от крепостных ворот.
Я все еще не понимал, какая, собственно, роль отводится мне во всем этом нелепом фарсе, поэтому, последовав за своим игрушечным провожатым, спросил:
– Если ты так прекрасно справляешься со всеми этими преградами, то какого черта нужно было тащить сюда еще и меня?
Проникнув через сквозное отверстие внутрь, я увидел внутренний двор замка. Как и крепостные стены, он был сделан из наскоро размалеванных кривых картонных щитов и усеян все теми же разбитыми деревянными солдатиками.
– Терпение, мой друг. Еще немного – и ты все узнаешь.
Мне показалось, что плюшевый медвежонок натужно пыхтит, поднимаясь по кривой лестнице, ведущей к внутренним покоям замка, но, немного подумав, я пришел к выводу, что Милая не может пыхтеть в принципе, потому что это было бы еще большим абсурдом, чем весь фальшивый замок.
Проникнувшись ролью нетерпеливого ребенка, я хотел было спросить, сколько еще можно морочить мне голову всякими дешевыми фокусами, но в этот момент мы наконец достигли цели своего путешествия, упершись в совершенно обычную деревянную дверь с вставкой из непрозрачного матового стекла. Было видно, что в помещении, куда мы пытаемся проникнуть, находится источник яркого света, но определить, что это за сияние, не было возможности.
– И? – удивленно вскинул вверх брови маленький мальчик, обращаясь к своей игрушке. – В чем, собственно говоря, заключается изюминка этой не по-детски вычурной сказки?
Медвежонок совершенно натурально обиженно засопел, после чего показал маленькой лапкой на дверь:
– Попробуй открыть...
– Милая, ты что, с некоторых пор начала принимать себя за гениальную актрису? – пораженно спросил я. – Или настолько плотно вжилась в сценический образ, что даже сопеть начала – прямо как настоящий игрушечный медвежонок?..
– В этом месте, – стеклянные глаза-пуговки излучали какую-то неведомую, но мощную силу, – мы можем быть кем угодно, начиная от плюшевых игрушек и заканчивая вымершими миллионы лет назад динозаврами, потому что это не играет особой роли. А вот что по-настоящему важно, так это полностью соответствовать однажды принятому образу. Слишком долго объяснять, но в данной псевдореальности все слишком зыбко и призрачно, чтобы позволить себе какие-либо отклонения от заранее выбранного образа.
Откровенно говоря, ее объяснение не слишком меня удовлетворило. Точнее, я практически ничего не понял, но, по крайней мере, мне стало немного спокойнее от осознания того факта, что холодно-бесчувственный самообучающийся интеллект еще не сошел с ума.
– Так значит, если бы ты была не игрушкой, а каким-нибудь динозавром-хищником, то вокруг валялись бы не исковерканные деревянные солдатики, а окровавленные ошметки огромных животных?
– Ну, что-то в этом роде, – легко согласилась Милая.
– Забавно, – задумчиво протянул я и без всякого перехода продолжил: – Итак, все, что от меня требуется, – войти в эту дверь, чтобы потом...
– Потом мы посмотрим, что можно будет сделать. А сейчас нам нужно просто открыть дверь.
– Именно для этого ты и взяла меня сюда?
– Да, – совершенно серьезно кивнул плюшевый медвежонок.
– Думаешь, раз это существо так самоотверженно защищало меня, то у него есть определенные установки насчет моей личности?
– Да. Да. Да. И еще раз – да. – Плюшевая игрушка нетерпеливо взмахнула короткой мохнатой лапкой. – Я прекрасно понимаю: тебе не очень-то интересно, что скрывается за этой дверью, и даже более того – подсознательно ты боишься ее открыть, так как можешь увидеть там что-то не слишком приятное, но...
Мне действительно не хотелось знать, что за источник света находится внутри помещения, но вся эта дерьмовая ситуация выглядела настолько гротескно и глупо, что, отбросив в сторону все свои дурные предчувствия и даже не дослушав до конца фразу своей железной напарницы, напялившей на себя личину мягкой игрушки, я решительно взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь подалась неожиданно легко, почти без всяких усилий с моей стороны, и где-то в глубине сознания мелькнуло облегчение: «Напрасно и боялся, ведь все так просто и...»
Тело маленького мальчика пробило насквозь тонкими острыми иглами сразу во множестве мест. Он дико закричал и отчаянно дернулся, пытаясь сделать шаг назад и соскользнуть с наконечников безжалостно-равнодушного металла, но это не удалось – иглы были с зазубринами, наподобие крючков для рыбной ловли, поэтому вырваться было невозможно.
Он все продолжал безостановочно кричать, распятый на полураскрытой двери, напоминая ощетинившегося иголками ежа, а дверь, словно под действием легкого сквозняка, очень медленно и плавно начала приоткрываться...
Маленький плюшевый медвежонок неподвижно стоял неподалеку, зачарованно наблюдая, как открывается вход в таинственную сокровищницу, хранящую в своем загадочном чреве миллионы неразгаданных тайн. В его пластмассовых глазах-пуговках играли отблески света, шедшего из комнаты, но источник был слишком яркий и резкий, чтобы рассмотреть и понять, что же скрывается внутри.
Мальчик все кричал и кричал, а коварная игрушка, заманившая его в преддверие ада, казалось, ничего не слышала и ни на что не реагировала. Создавалось такое впечатление, что медвежонок чего-то ждал, и спустя мгновение эта догадка подтвердилась.
– Зайдешь внутрь – и я отпущу мальчишку. – Голос выговаривал слова безупречно правильно, но был слишком безжизненным, чтобы принадлежать человеку из плоти и крови. – Заходи.
Дверь предупредительно открылась, и сияние стало невыносимо ослепительным.
Не было никакой гарантии, что таинственный незнакомец исполнит свое обещание, получив желаемое, но, казалось, плюшевая игрушка не сомневалась в том, что все будет честно: каждая из сторон исполнит взятое на себя обязательство...
Какой-то неуловимо короткий промежуток времени маленький медвежонок колебался, как будто пытаясь угадать, что ожидает его внутри, а затем, отбросив ненужные сомнения, сделал решительный шаг вперед...
Но как только забавно посапывающая игрушка, неуклюже перебирая короткими толстыми лапками, пересекла порог ощетинившейся иголками двери, и без того ослепительно яркий свет взорвался вспышкой сверхновой звезды – и маленькое мохнатое тельце разорвало на тысячу мелких кусочков, расщепив до молекулярного уровня.
Несмотря на стандартное начало, у этой сказки оказался не по-детски печальный финал...
15
Сну остался неподалеку от объятого пламенем здания – он все еще не исключал вероятность того, что человек, из-за которого старший группы потерял чуть ли не всю свою команду, выйдет наружу, чтобы именно здесь, под ясным ночным небом, усеянным мириадами загадочно мерцающих звезд, наконец встретиться лицом к лицу со своей смертью...
Но эта хитрая крыса либо была раздавлена частично рухнувшим перекрытием, во что верилось с трудом, либо (самый вероятный вариант) затаилась в подвале, решив переждать пожар и только затем выйти наружу, продолжая нести смертельные споры заразы и отраяляя медленным ядом все, к чему прикоснется.
«Чен, один из трех снайперов, взявших под наблюдение придорожную забегаловку, находился на северо-западе. Значит, бледнолицый манекен, который его убил, пришел либо с севера, либо с запада, после чего, вычислив месторасположение всей команды, начал с самого ближнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41