Однако Толя уже не очень пугался их. Он сидел, прижатый скоростью к спинке сиденья, и думал: «Нет, Колесникову нельзя даже намекать об этом! Вот если б рядом были Серёжа и Петя с Андрюшей, тогда другое дело: им бы можно было рассказать обо всем…»
Глава 4. ОТОБРАННЫЕ ПРАВА
Дела у Жоры были из рук вон плохи. Он опять проспал. Что уж тут делать — любил он поспать. Недавно отец привёз домой взамен устаревших роботов, помогавших по хозяйству, двух новейшей марки, и в то время, когда отец с матерью были на работе, они старательно пылесосили и убирали квартиру, стирали, гладили и готовили еду. Так что Жоре нечего было делать, и он целыми днями шатался по городу или по двору. Спать он мог до полудня. А так как слишком много спать вредно, отец приказал одному из роботов будить его в восемь утра — пластмассовым крючком стаскивать одеяло.
Робот и сегодня аккуратно стащил с него одеяло, тоненько пропищав:
«Подъем, лежебока!» — однако Жора не проснулся, а только досадливо лягнул ногой н продолжал спать без одеяла. А когда он вскочил с постели и спросонья уставился на часы, было уже девять.
Жора буквально впрыгнул в штаны, сунул руки в рукава рубашки и, не помывшись и даже не поев — а уж этого почти никогда не случалось с ним! — бросился к лифту. Нажал синюю кнопочку вызова и стал заправлять рубаху в штаны, застёгивать пуговицы. И те три секунды, в течение которых он спускался вниз, он лихорадочно действовал: глядясь во все три зеркала кабины, поправлял ворот рубахи и, хорошенько плюнув на ладонь, приглаживал торчащие во все стороны жёсткие, как щетина, волосы. И когда лифт доставил его вниз, вид у Жоры был что надо: щеки блестели, как подрумяненные, щедро смазанные маслом блины, глаза радостно сияли, и ремень на тугом животе был аккуратно затянут — даже кончик его не торчал, как обычно, и сторону…
И не скажешь, что недоспал! И не скажешь, что совсем не завтракал… Он суматошно выскочил из лифта, хотя почти безошибочно знал, что и сегодня все потеряно. Конечно же, Леночка опять уехала на репетицию…
И ведь сам же виноват во всем! Две недели назад он прочёл в городе объявление, что скоро на их Центральном стадионе состоится Большой Праздник Южного Лета, что в нем могут принять участие все желающие, начиная с семи лет, — певцы и певицы, гимнасты и гимнастки, танцоры и танцовщицы… Прочёл это Жора и тут же подумал: а знает ли об этом Леночка? Надо сказать ей… Вдруг она подойдёт и будет танцевать в балете перед всем городом? Жоре стало очень хорошо. С этим настроением он на ходу прыгнул в автолет. И хотя дверь сзади сильно прищемила его штаны, и Жора не мог повернуться, и пассажиры посмеивались над ним, он особенно не огорчался: сейчас расскажет Леночке… Однако во дворе её не оказалось; а вообще-то она частенько появляется возле цветов, любуется ими, наблюдает, как роботы старательно поливают их реденьким дождиком; и недавно она даже попросила Жору сказать отцу, чтоб он привёз ещё одного механического поливальщика, потому что лето стояло очень жаркое.
Итак, Леночки во дворе не оказалось и был прекрасный предлог ворваться к ней прямо домой. Это он и сделал, и в первый раз без всякого стеснения.
— Лён… Праздник!.. Слышала? — сразу выплеснул он из себя, сильно запыхавшись.
Леночка играла на маленьком электронном пианино. Услышав его, она недовольно встряхнула длинными волосами и слегка повернула к нему голову:
— А помедленней ты можешь говорить?
— Могу… — И, мучаясь, Жора стал тянуть, как неживой, но когда наконец добрался до главного — до сути объявления, Леночка нетерпеливо вскочила с вертящегося стула и замахнулась на него нотами:
— Ты что как мёртвый? Скорей говори!
Ну, Жора и сказал. Слово в слово запомнил объявление. — Жорочка, спасибо! — Леночка так подпрыгнула, что её коротенькое голубое платье на мгновение встало колоколом, крутанулось вокруг неё, а потом опустилось. Жора был счастлив, что доставил ей столько радости.
Кто же думал, что все обернётся по-иному? … Жора выскочил из лифта и своей тяжеловатой походкой побежал во двор. И посмотрел на её окно. Конечно же, оно, как и вчера, было пусто! А прежде, до того как Жора сообщил ей про объявление, и главный балетмейстер Праздника посмотрел, как она танцует, и одобрил, включил её в отобранную группу и сказал, что, возможно даже, ей будет поручена центральная роль в балетном спектакле, — до всего этого Леночка ровно в девять утра любила расчёсывать свои волосы у окна, и Жора всегда глядел из-за платана, как из-под её синего гребня выбегают длинные светлые струйки и ложатся на плечи…
Окно её было пусто, и Жора в какой уже раз клял себя, что проспал.
Внезапно он почувствовал страшный приступ голода и поплёлся к дому. И здесь он увидел Толю, который вышел из своего подъезда. Вид его поразил Жору. Жора никогда не мог понять, как можно быть грустным, унылым, когда в мире все так ясно, приятно, беззаботно и столько солнца, радости, игр; когда на каждом углу города в киосках можно взять великолепное ананасовое или клубничное мороженое, которое так и тает на кончике языка, и когда город завален вкуснейшими бананами — ешь сколько влезет! — и когда магазины полны большими кокосовыми орехами: пробей дырочку и пей; когда можно решительно ничего не делать: не бегать высунув язык, как Алька, в изобразительную студию Дворца юных, чтоб научиться рисовать и писать масляными красками; не спешить в астрономический кружок того же дворца, как Толя, чтоб рассматривать в телескоп далёкие звезды и планеты — как будто это самое интересное; не мотаться по разным раскопкам, как Андрюшка-археолог; не рваться в ледяную тоскливую Антарктиду, где создано несколько оазисов-городов… Зачем вся эта суета, когда можно жить, как живётся, легко и весело, и взрослые при этом не очень будут тебя ругать…
— Эй, Толька, а моль относится к бабочкам? — крикнул Жора. — Могу принести отцу!.. Поймал вчера и спрятал в коробочку.
— Оставь её себе… Ты Колесникова не видел? Его машины нет в гараже?
И не успел Жора ответить, как в гараже — огромном подземном, с плавным выездом вверх гараже, расположенном в конце двора, взревел двигатель. Не Колёсников ли?..
Мимо Толи в красном автолете проехал Андрей Михайлович, Алькин отец, ученик прославленного подводного живописца Астрова. У него была короткая чёрная бородка и чёрные, умные и зоркие, какие и должны быть у художников, глаза. На заднем сиденье машины лежал плоский металлический этюдник.
Каждое утро уезжал художник к морю — за триста километров отсюда, нырял с аквалангом у белого буйка и писал картину…
Толя бывал на выставках художников, прилетевших с Марса, он восторженно разглядывал ярчайшие, ослепительные картины, посвящённые жпзна других планет, он видел и подводную живопись. И давно мечтал посмотреть, как такие картины пишутся.
— Возьмите меня! — крикнул Толя, бросившись за красным автолетом. — Я свой акваланг захвачу!
— Не могу! Глубина большая — не выдержишь. — Андрей Михайлович улыбнулся, прибавил газу и умчался со двора.
— Не огорчайся по каждому пустяку, — сказал Жора, — бери пример с меня: ни на кого не обижаюсь, не мечтаю о несбыточном…
— Ну и не мечтай!
— Слушай, — дружелюбно сказал Жора, — завтра утром Алька поедет с отцом
— он сам говорил мне, — попросись…
Толя покачал головой.
— Какой же ты все-таки… — сказал Жора. — Возьми меня — всегда весёлый, радостный, а ты… Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!
И правда, во двор вошёл Алька с двумя большими прозрачными сумками на колёсиках, наполненными разными кульками. В носу у Жоры так и защекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копчёной рыбы и ананасов…
— Дай куснуть чего-нибудь! — попросил Жора. — Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!
— Жуй. — Алька достал из сумки самый большой ананас.
Жора тут же разделал его перочинным ножичком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился — так было вкусно и приятно, и лицо его толстое и добродушное, прямо-таки преображалось и даже становилось красивым… Вот как он умел есть!
Толя изумлённо смотрел на него. Он тоже любил ананасы, но, кажется, только сейчас, глядя на лицо жующего Жоры, понял, какие они замечательные.
И не один Толя. Алька тоже загляделся на Жору. И улыбался.
— Ещё? — спросил Алька.
Жора кивнул и принялся за второй ананас. Потом он запросто съел килограмм абрикосов, несколько больших гроздьев винограда с крупными, как куриное яйцо, прозрачными ягодами.
Вокруг Жоры собрались ребята. Все ему что-то предлагали, и Жора не отказывался. Во рту его исчезло три пирожных, кусок очищенной репы, два огурца, огромный пунцовый помидор, нежный, влажный — прямо масло капает! — пончик… И все с улыбкой смотрели на Жору, а он весело хвастался:
— Я ещё не то умею! Все, что ни принесёте, съем! Не верите? Давайте устроим конкурс — кто больше съест… Вот увидите, всех переем и перепью!
— Ну и хвастун! — сказал Алька. — Я тебе сейчас принесу такое, что и за день не съешь! — и помчался к подъезду.
Внезапно Жора насторожился.
И все, окружившие его, насторожились. Послышался дробный стук туфель: во двор вошла Леночка. Она не потряхивала, как обычно, волосами и смотрела под ноги.
Жора уставился на неё, продолжая машинально жевать, и оттого, что он уже не ощущал вкуса пищи, лицо его постепенно утрачивало вдохновенность и красоту.
Увидев ребят, Леночка ускорила шаг и скрылась в своём подъезде.
И не успела за ней прикрыться дверь, как послышался свист двигателей, и во двор, один за другим, въехали два автолета: синий Колеснякова, но из него вылез не он, а работник службы улнчно-воздушного регулирования, и жёлтый — из него вылезли второй служащий и Колёсников, угрюмый, бледный, с опущенными руками.
Первый служащий громко сказал:
— Мы на месяц отнимаем у тебя нрава водителя высшего класса… Будешь ездить со скоростью не более ста километров в час… Пусть об этом знают все! — Он посмотрел на ребят, потом радировал из своей машины на ракетно-ремонтный завод, где работал мастером отец Колесникова, и через десять минут голубой служебный автовертолет повис над двором, опустился, и из кабины вылез Колёсников-отец, низенький и коренастый, как и его сын.
Первый служащий и ему повторил все это, а второй тем временем возился в моторе автолета Колесникова-сына, — наверно, что-то переставлял в нем, чтоб не мог развить скорость выше той, к которой его присудили.
— Дождался! — сказал Колёсников-отец Колесникову-сыну. — Сколько раз я тебе говорил! Ты должен отвечать за свои действия!
— К тому же он ехал не один, а с какой-то девочкой, — добавил второй служащий. — Он развил скорость до трехсот километров и в зоне города пользовался крыльями; мы едва догнали его. Это могло кончиться аварией.
— Тебя нельзя даже близко подпускать к машинам! — сказал отец. — Ты недостоин их. Я скажу обо всем дяде Артёму, и он…
— Ну и говори! — закричал вдруг Колёсников-сын, и лицо его из бледного стало красным, как ломоть арбуза. — Говори, всем говори! Меня нельзя подпускать к машинам, к технике? Меня? Как ты можешь… Да я же, я… — Колёсников-сын задыхался от обиды. — Я знаю её, я все умею, все могу… Я люблю скорость и не допущу пи одной аварии, у меня три кубка Отваги и Скорости! А вы… все вы… вы…
Толя даже зажмурился, боясь того слова, которое вот-вот сорвётся с губ Колесникова-сына.
— Успокойте мальчика, — сказал первый служащий, — одно дело спортивные гонки, а другое — нарушение"Инструкции езды по городу».
— Я — чемпион, и для меня не существует этих правил!
— Ты глубоко ошибаешься, — сказал служащий, — инструкция существует для всех… Через месяц приезжай за старыми правами, а вот — новые, на сто километров в час. (Колёсников-сын отдёрнул руку и не взял серую книжечку. ) Твоё дело… — Служащий кивнул отцу и ребятам, сел вслед за вторым служащим в жёлтый автолет, и они унеслись со двора.
— Иди домой. — Отец хотел поймать руку сына, но тот отскочил от него.
— Не пойду! Не хочу! Они неправы! — Лицо Колесникова-сына слегка полиловело.
— Прав, как всегда, один ты… Так? Однако сын не удостоил его ответом.
Колёсников-отец махнул рукой и пошёл к голубому автовертолету. И когда тот поднялся над двором и улетел, Жора увидел, как к Колесникову-сыну подбежал Толя.
Глава 5. ПОИСКИ ЖЕЛАЮЩИХ
— Не огорчайся так, успокойся, — шепнул ему на ухо Толя. — У меня есть идея, и очень важная… Мы… Мы с тобой отважные и решительно ничего не боимся! Мы… Мы должны сами улететь, чтоб все увидеть своими глазами и на деле доказать, какие мы… Улетим? Улетим, а?
— Куда? — не поняв его, тоже шёпотом спросил Колёсников и, подчиняясь Толиной руке, полуобнявшей его, пошёл в угол двора, к гаражу.
— К другим планетам и мирам! — задыхаясь от волнения, прошептал Толя.
— То есть… улететь с Земли?
— Ну конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Глава 4. ОТОБРАННЫЕ ПРАВА
Дела у Жоры были из рук вон плохи. Он опять проспал. Что уж тут делать — любил он поспать. Недавно отец привёз домой взамен устаревших роботов, помогавших по хозяйству, двух новейшей марки, и в то время, когда отец с матерью были на работе, они старательно пылесосили и убирали квартиру, стирали, гладили и готовили еду. Так что Жоре нечего было делать, и он целыми днями шатался по городу или по двору. Спать он мог до полудня. А так как слишком много спать вредно, отец приказал одному из роботов будить его в восемь утра — пластмассовым крючком стаскивать одеяло.
Робот и сегодня аккуратно стащил с него одеяло, тоненько пропищав:
«Подъем, лежебока!» — однако Жора не проснулся, а только досадливо лягнул ногой н продолжал спать без одеяла. А когда он вскочил с постели и спросонья уставился на часы, было уже девять.
Жора буквально впрыгнул в штаны, сунул руки в рукава рубашки и, не помывшись и даже не поев — а уж этого почти никогда не случалось с ним! — бросился к лифту. Нажал синюю кнопочку вызова и стал заправлять рубаху в штаны, застёгивать пуговицы. И те три секунды, в течение которых он спускался вниз, он лихорадочно действовал: глядясь во все три зеркала кабины, поправлял ворот рубахи и, хорошенько плюнув на ладонь, приглаживал торчащие во все стороны жёсткие, как щетина, волосы. И когда лифт доставил его вниз, вид у Жоры был что надо: щеки блестели, как подрумяненные, щедро смазанные маслом блины, глаза радостно сияли, и ремень на тугом животе был аккуратно затянут — даже кончик его не торчал, как обычно, и сторону…
И не скажешь, что недоспал! И не скажешь, что совсем не завтракал… Он суматошно выскочил из лифта, хотя почти безошибочно знал, что и сегодня все потеряно. Конечно же, Леночка опять уехала на репетицию…
И ведь сам же виноват во всем! Две недели назад он прочёл в городе объявление, что скоро на их Центральном стадионе состоится Большой Праздник Южного Лета, что в нем могут принять участие все желающие, начиная с семи лет, — певцы и певицы, гимнасты и гимнастки, танцоры и танцовщицы… Прочёл это Жора и тут же подумал: а знает ли об этом Леночка? Надо сказать ей… Вдруг она подойдёт и будет танцевать в балете перед всем городом? Жоре стало очень хорошо. С этим настроением он на ходу прыгнул в автолет. И хотя дверь сзади сильно прищемила его штаны, и Жора не мог повернуться, и пассажиры посмеивались над ним, он особенно не огорчался: сейчас расскажет Леночке… Однако во дворе её не оказалось; а вообще-то она частенько появляется возле цветов, любуется ими, наблюдает, как роботы старательно поливают их реденьким дождиком; и недавно она даже попросила Жору сказать отцу, чтоб он привёз ещё одного механического поливальщика, потому что лето стояло очень жаркое.
Итак, Леночки во дворе не оказалось и был прекрасный предлог ворваться к ней прямо домой. Это он и сделал, и в первый раз без всякого стеснения.
— Лён… Праздник!.. Слышала? — сразу выплеснул он из себя, сильно запыхавшись.
Леночка играла на маленьком электронном пианино. Услышав его, она недовольно встряхнула длинными волосами и слегка повернула к нему голову:
— А помедленней ты можешь говорить?
— Могу… — И, мучаясь, Жора стал тянуть, как неживой, но когда наконец добрался до главного — до сути объявления, Леночка нетерпеливо вскочила с вертящегося стула и замахнулась на него нотами:
— Ты что как мёртвый? Скорей говори!
Ну, Жора и сказал. Слово в слово запомнил объявление. — Жорочка, спасибо! — Леночка так подпрыгнула, что её коротенькое голубое платье на мгновение встало колоколом, крутанулось вокруг неё, а потом опустилось. Жора был счастлив, что доставил ей столько радости.
Кто же думал, что все обернётся по-иному? … Жора выскочил из лифта и своей тяжеловатой походкой побежал во двор. И посмотрел на её окно. Конечно же, оно, как и вчера, было пусто! А прежде, до того как Жора сообщил ей про объявление, и главный балетмейстер Праздника посмотрел, как она танцует, и одобрил, включил её в отобранную группу и сказал, что, возможно даже, ей будет поручена центральная роль в балетном спектакле, — до всего этого Леночка ровно в девять утра любила расчёсывать свои волосы у окна, и Жора всегда глядел из-за платана, как из-под её синего гребня выбегают длинные светлые струйки и ложатся на плечи…
Окно её было пусто, и Жора в какой уже раз клял себя, что проспал.
Внезапно он почувствовал страшный приступ голода и поплёлся к дому. И здесь он увидел Толю, который вышел из своего подъезда. Вид его поразил Жору. Жора никогда не мог понять, как можно быть грустным, унылым, когда в мире все так ясно, приятно, беззаботно и столько солнца, радости, игр; когда на каждом углу города в киосках можно взять великолепное ананасовое или клубничное мороженое, которое так и тает на кончике языка, и когда город завален вкуснейшими бананами — ешь сколько влезет! — и когда магазины полны большими кокосовыми орехами: пробей дырочку и пей; когда можно решительно ничего не делать: не бегать высунув язык, как Алька, в изобразительную студию Дворца юных, чтоб научиться рисовать и писать масляными красками; не спешить в астрономический кружок того же дворца, как Толя, чтоб рассматривать в телескоп далёкие звезды и планеты — как будто это самое интересное; не мотаться по разным раскопкам, как Андрюшка-археолог; не рваться в ледяную тоскливую Антарктиду, где создано несколько оазисов-городов… Зачем вся эта суета, когда можно жить, как живётся, легко и весело, и взрослые при этом не очень будут тебя ругать…
— Эй, Толька, а моль относится к бабочкам? — крикнул Жора. — Могу принести отцу!.. Поймал вчера и спрятал в коробочку.
— Оставь её себе… Ты Колесникова не видел? Его машины нет в гараже?
И не успел Жора ответить, как в гараже — огромном подземном, с плавным выездом вверх гараже, расположенном в конце двора, взревел двигатель. Не Колёсников ли?..
Мимо Толи в красном автолете проехал Андрей Михайлович, Алькин отец, ученик прославленного подводного живописца Астрова. У него была короткая чёрная бородка и чёрные, умные и зоркие, какие и должны быть у художников, глаза. На заднем сиденье машины лежал плоский металлический этюдник.
Каждое утро уезжал художник к морю — за триста километров отсюда, нырял с аквалангом у белого буйка и писал картину…
Толя бывал на выставках художников, прилетевших с Марса, он восторженно разглядывал ярчайшие, ослепительные картины, посвящённые жпзна других планет, он видел и подводную живопись. И давно мечтал посмотреть, как такие картины пишутся.
— Возьмите меня! — крикнул Толя, бросившись за красным автолетом. — Я свой акваланг захвачу!
— Не могу! Глубина большая — не выдержишь. — Андрей Михайлович улыбнулся, прибавил газу и умчался со двора.
— Не огорчайся по каждому пустяку, — сказал Жора, — бери пример с меня: ни на кого не обижаюсь, не мечтаю о несбыточном…
— Ну и не мечтай!
— Слушай, — дружелюбно сказал Жора, — завтра утром Алька поедет с отцом
— он сам говорил мне, — попросись…
Толя покачал головой.
— Какой же ты все-таки… — сказал Жора. — Возьми меня — всегда весёлый, радостный, а ты… Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!
И правда, во двор вошёл Алька с двумя большими прозрачными сумками на колёсиках, наполненными разными кульками. В носу у Жоры так и защекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копчёной рыбы и ананасов…
— Дай куснуть чего-нибудь! — попросил Жора. — Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!
— Жуй. — Алька достал из сумки самый большой ананас.
Жора тут же разделал его перочинным ножичком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился — так было вкусно и приятно, и лицо его толстое и добродушное, прямо-таки преображалось и даже становилось красивым… Вот как он умел есть!
Толя изумлённо смотрел на него. Он тоже любил ананасы, но, кажется, только сейчас, глядя на лицо жующего Жоры, понял, какие они замечательные.
И не один Толя. Алька тоже загляделся на Жору. И улыбался.
— Ещё? — спросил Алька.
Жора кивнул и принялся за второй ананас. Потом он запросто съел килограмм абрикосов, несколько больших гроздьев винограда с крупными, как куриное яйцо, прозрачными ягодами.
Вокруг Жоры собрались ребята. Все ему что-то предлагали, и Жора не отказывался. Во рту его исчезло три пирожных, кусок очищенной репы, два огурца, огромный пунцовый помидор, нежный, влажный — прямо масло капает! — пончик… И все с улыбкой смотрели на Жору, а он весело хвастался:
— Я ещё не то умею! Все, что ни принесёте, съем! Не верите? Давайте устроим конкурс — кто больше съест… Вот увидите, всех переем и перепью!
— Ну и хвастун! — сказал Алька. — Я тебе сейчас принесу такое, что и за день не съешь! — и помчался к подъезду.
Внезапно Жора насторожился.
И все, окружившие его, насторожились. Послышался дробный стук туфель: во двор вошла Леночка. Она не потряхивала, как обычно, волосами и смотрела под ноги.
Жора уставился на неё, продолжая машинально жевать, и оттого, что он уже не ощущал вкуса пищи, лицо его постепенно утрачивало вдохновенность и красоту.
Увидев ребят, Леночка ускорила шаг и скрылась в своём подъезде.
И не успела за ней прикрыться дверь, как послышался свист двигателей, и во двор, один за другим, въехали два автолета: синий Колеснякова, но из него вылез не он, а работник службы улнчно-воздушного регулирования, и жёлтый — из него вылезли второй служащий и Колёсников, угрюмый, бледный, с опущенными руками.
Первый служащий громко сказал:
— Мы на месяц отнимаем у тебя нрава водителя высшего класса… Будешь ездить со скоростью не более ста километров в час… Пусть об этом знают все! — Он посмотрел на ребят, потом радировал из своей машины на ракетно-ремонтный завод, где работал мастером отец Колесникова, и через десять минут голубой служебный автовертолет повис над двором, опустился, и из кабины вылез Колёсников-отец, низенький и коренастый, как и его сын.
Первый служащий и ему повторил все это, а второй тем временем возился в моторе автолета Колесникова-сына, — наверно, что-то переставлял в нем, чтоб не мог развить скорость выше той, к которой его присудили.
— Дождался! — сказал Колёсников-отец Колесникову-сыну. — Сколько раз я тебе говорил! Ты должен отвечать за свои действия!
— К тому же он ехал не один, а с какой-то девочкой, — добавил второй служащий. — Он развил скорость до трехсот километров и в зоне города пользовался крыльями; мы едва догнали его. Это могло кончиться аварией.
— Тебя нельзя даже близко подпускать к машинам! — сказал отец. — Ты недостоин их. Я скажу обо всем дяде Артёму, и он…
— Ну и говори! — закричал вдруг Колёсников-сын, и лицо его из бледного стало красным, как ломоть арбуза. — Говори, всем говори! Меня нельзя подпускать к машинам, к технике? Меня? Как ты можешь… Да я же, я… — Колёсников-сын задыхался от обиды. — Я знаю её, я все умею, все могу… Я люблю скорость и не допущу пи одной аварии, у меня три кубка Отваги и Скорости! А вы… все вы… вы…
Толя даже зажмурился, боясь того слова, которое вот-вот сорвётся с губ Колесникова-сына.
— Успокойте мальчика, — сказал первый служащий, — одно дело спортивные гонки, а другое — нарушение"Инструкции езды по городу».
— Я — чемпион, и для меня не существует этих правил!
— Ты глубоко ошибаешься, — сказал служащий, — инструкция существует для всех… Через месяц приезжай за старыми правами, а вот — новые, на сто километров в час. (Колёсников-сын отдёрнул руку и не взял серую книжечку. ) Твоё дело… — Служащий кивнул отцу и ребятам, сел вслед за вторым служащим в жёлтый автолет, и они унеслись со двора.
— Иди домой. — Отец хотел поймать руку сына, но тот отскочил от него.
— Не пойду! Не хочу! Они неправы! — Лицо Колесникова-сына слегка полиловело.
— Прав, как всегда, один ты… Так? Однако сын не удостоил его ответом.
Колёсников-отец махнул рукой и пошёл к голубому автовертолету. И когда тот поднялся над двором и улетел, Жора увидел, как к Колесникову-сыну подбежал Толя.
Глава 5. ПОИСКИ ЖЕЛАЮЩИХ
— Не огорчайся так, успокойся, — шепнул ему на ухо Толя. — У меня есть идея, и очень важная… Мы… Мы с тобой отважные и решительно ничего не боимся! Мы… Мы должны сами улететь, чтоб все увидеть своими глазами и на деле доказать, какие мы… Улетим? Улетим, а?
— Куда? — не поняв его, тоже шёпотом спросил Колёсников и, подчиняясь Толиной руке, полуобнявшей его, пошёл в угол двора, к гаражу.
— К другим планетам и мирам! — задыхаясь от волнения, прошептал Толя.
— То есть… улететь с Земли?
— Ну конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20