Слабое место в рассуждениях Артуро было видно невооруженным глазом.
– А как же призраки? И эти, потерянные, души... Они ведь давно известны!
– Ты всерьез думаешь, что кусачие летающие черепушки – это действительно потерянные души? Конечно, они известны – мне даже как-то охоту на них устраивали. Знаешь, попадешь в такую из шотгана, а она так забавно разлетается... – Он невесело усмехнулся: – Это всего лишь искаженные проекции, самопроизвольные или спровоцированные. А я говорю про душу, полностью оставленную жить здесь, в абсолютно не свойственном ей мире. Страшном мире. Время-то здесь движется, и вместо того, чтобы быть отделенной от ужаса смерти Безвременьем, она здесь этот ужас переживает столько раз, сколько мгновений прошло с момента ее расставания с телом.
– Сколько мгновений? Но ведь это не секунды и не минуты – мгновение может быть каким угодно маленьким.
– Ну вот, ты наконец понял. Именно так. Для души, оставленной в нашем мире, все ее существование – это боль и ужас. Ужас и боль.
Артуро запрокинул бутылку, и под мерное бульканье она опустела окончательно.
– Ты еще молод, Айше, даже по нашим человеческим меркам. Что такое ужас и боль, ты просто не знаешь и поэтому не боишься их так, как стоило бы бояться. А вот я это знаю, потому что стар – тоже по нашим меркам, конечно. И когда я узнал обо всем этом – мне стало страшно. Потому что сделанное один раз может быть сделано дважды. Трижды. Стократно и с кем угодно, потому что душа – она ведь беззащитна! Поэтому и Ринель в панике, и Ак-Барс поджал хвост, а Лорд... Хм, я думал, что никогда не увижу напуганного Лорда. А ведь он напуган – хотя и скрывает это лучше, чем кто-либо из нас.
– Но... – я был настолько ошарашен услышанным, что невольно хотелось найти какое-нибудь другое объяснение, и словно за соломинку ухватился за последний аргумент: – но ведь раз душа – это проявление тонкого мира, значит, она не может делать ничего материального? И тогда украденный грош абсолютно ни при чем и все наши построения неверны...
Артуро выслушал меня, закрыл глаза и глухо заговорил:
– Я был бы рад сказать тебе, что ты прав. Но дело в том, что именно этот проклятый грош окончательно убедил нас в реальности происходящего. Почти у всех народов в обитаемых мирах считалось, что душа умершего переходит в иной мир, а смерть – всего лишь поводырь. Поводырю принято платить, у разных народов по-разному. Ты ведь умный мальчик, ты должен знать, что тонкие сущности во многом зависят от того, какими их представляют живые. – Лицо рыцаря стало совсем неподвижным, продолжали шевелиться только губы: – Душа способна нести с собой материальный предмет – тот, которым нужно заплатить последнюю дань. Темные эльфы считают, что привратнику в Последнюю Залу надо давать один грош.
* * *
Би-генерал Угыт-Джай ввалился в контору примерно через час после того, как я оставил Артуро в его кабинете и попробовал вновь попасть к Ринель. Но ни в ее кабинет, ни в Архив, ни еще куда бы то ни было пройти не получилось, и этот час пришлось просидеть за одной из общедоступных дверей, в компании шкафов и кактусов. Словоохотливостью компания не отличалась, и, наверное, это было к лучшему: несмотря на уверенность Артуро в том, что я еще маленький и ничего не понимаю, его рассказ на меня впечатление произвел. До такой степени произвел, что ни о чем другом я не мог ни думать, ни говорить, одновременно при этом дико не желая ни новых мыслей, ни разговоров на эту тему.
Само собой, что от мыслей спрятаться было некуда, но кактусы хотя бы помалкивали – и на том спасибо!
Время от времени я честно подходил к зеркальной двери, но туннели оставались заблокированными, и я возвращался к памятному по первому дню стулу, у которого одна ножка была короче другой. Занимать место, на котором обычно восседала здесь Ринель, я все-таки не решился, особенно когда вспомнил, в каком состоянии она была сегодня с утра. Мало ли, вдруг появится и вообразит невесть что!
Размышления мои были достаточно сумбурными. В основном я пытался сообразить, а зачем «это» было сделано? Если решение найдется, можно дальше действовать в рамках тривиальной процедуры: кому выгодно – кто мог – кто сделал – найти и покарать. Ну очень хотелось бы, чтобы все свелось к тривиальной процедуре...
Однако даже самое начало логической цепочки в руки не давалось. Из всего, что я понял из слов Артуро, выходило, что задерживать существование души без тела в этом мире – занятие чудовищное, но бессмысленное.
Никакой материальной пользы она принести не может, разве что если задастся целью перетаскать по монетке весь госрезерв. Может быть, темный эльф с редким именем знал что-то очень важное, и, не получив эту информацию, некто не отпустит его душу на успокоение? И зная, что душа мучается, ждет, когда она сломается и заговорит?
Но опять же, если я правильно понял, фактор времени абсолютно ни при чем. Если «да», то желаемое «сломается и заговорит» последовало бы незамедлительно, а если «нет», то это навечно. Или «некто» об этом-то и не знает?
Вопросы, вопросы... Покачиваясь на стуле, я принялся деловито строить версии, ставить на случайном листке бумаги циферки и рисовать стрелочки, символизируя взаимосвязь условий и гипотез. Потом листочек кончился, и я взялся за другой, за третий, четвертый, составляя схемы юридического обеспечения и припоминая пункты кодексов. Снова писал циферки, ставил условные иероглифы, строго по параграфам разрабатывал план мероприятий...
И сам же понимал, что вся эта деловитость – не более чем попытки чем-нибудь забить свои мозги, забить настолько, чтобы в сознании перестало пульсировать Артуровское: «Боль и ужас. Ужас и боль...»
Иногда это даже удавалось. И вот, в один из этих периодов, когда я старательно расписывал систематизированную таблицу опроса возможных свидетелей, входная дверь еле слышно скрипнула. Погруженный в работу, я не обращал внимания ни на что вокруг (для того и погружался ведь!), и троллячий рык над ухом раздался совершенно неожиданно:
– Язык прикусишь!
Я в испуге дернулся вскочить, ударился о шкаф и действительно прикусил язык – оказывается, он у меня был высунут от усердия.
– Вольно, – попытался успокоить меня Угыт-Джай и дружелюбно поинтересовался: – Где все?
– Э... Не могу знать. – Я решил, что с дважды генералом, а тем более с таким, надо разговаривать исключительно по-военному. Но тролль только поморщился:
– Что, в солдатика поиграть хочется? Тогда вон призывной пункт на соседней улице. Вербовщиков порадуешь – последний доброволец в армию лет десять назад просился.
– А я...
Угыт-Джай перебил меня, презрительно фыркнув так, что по комнатушке пронесся ощутимый ветерок.
– Так все-таки где бойцы, стажер?
Пришлось признаться:
– Зеркала заблокированы, господин би-генерал, я сам ничего не знаю. Может быть, все на местах, а может, и нет. У нас тут немного напряженная ситуация.
Тролль хохотнул. Теперь по помещению пронесся уже не ветер, а настоящая ударная волна, даже стекла звякнули.
– Гр-р-рамотный доклад. Значит, немного напряженно, да? Надо было еще добавить, что в связи с этим твое начальство чуток призадумалось, и все, прямо хоть в вечерние новости репортаж отправляй: и не наврал, и правду спрятал.
– А что, надо составить сообщение для новостей? – с готовностью поинтересовался я, ободренный похвалой. – Прямо сейчас начинать?
– Гым! Твоя совсем дурака? – рявкнул Угыт-Джай так, что я непроизвольно сделал шаг назад. Наверное, вопрос оказался несколько не ко времени, иначе с чего би-генералу срываться на казарменный жаргон? Впрочем, он тут же вновь заговорил, вернувшись ко вполне гладкой, хотя и раздраженной речи: – Да ты представь себе, что будет, если в прессе хоть полслова проскочит про эту историю! Так что, если у самого мозгов не хватает, меня слушай: чтоб ни-ни. А ежели утечка все же будет, я из того, кто протечет, ансамбль песни и пляски оригинального жанра устрою! Вопросы есть?
Я промолчал. В голове почему-то крутилась фраза, которую я подсмотрел у дяди в дембельском альбоме: «Когда солдата ругают, он должен стать смирно и покраснеть». Получилось или нет с покраснением не знаю, но вытянулся я как только мог.
Солдатская мудрость оказалась к месту: генерал смерил меня взглядом, немного подождал, не скажу ли я еще чего-нибудь столь же интересного, и вдруг усмехнулся почти добродушно:
– Я, между прочем, тоже... Так сказать, слегка озадачен. И по этому поводу мне с вашей командой пообщаться надо. За мной.
– Так ведь блокировка... – напомнил я.
Угыт-Джай вновь улыбнулся, на этот раз пошире – зубов, которые эта улыбка продемонстрировала, хватило бы на трех человек – и легким движением придвинулся к Зеркалу.
– Балакировка-малакировка... – с нарочитым орковским акцентом бросил он. – Зачем такой страшный глаза делать, да?
И би-генерал легко шагнул в раскрывшийся туннель, и мне ничего оставалось делать, как последовать за ним.
Зеркало за нашей спиной разлетелось с нежным серебряным звоном, и если бы би-генерал не подхватил меня одной рукой, я точно бы растянулся на полу. Причем поймал он меня не оборачиваясь, на ходу, второй рукой перехватывая взметнувшуюся руку Лорда.
– Ша-ша, бледнолицый брат мой. Пред тобой всего лишь старый усталый тролль с отрогов Угыт-Уроха. Так что не гони волну, руку собьешь...
Красноватый отблеск в глазах Лорда медленно тускнел, и недосложенная в «девятую волну» кисть руки разжалась. Остальные тоже вроде бы... хотя выглядели бледновато все, переводя взгляд с би-генерала на осколки серебряного Зеркала на полу. Он, заметив это, вздохнул:
– Это, значит, погорячился малость, да и спешил...
– А что, собственно, произошло, господин начальничек? – Ак-Барс вновь опустился в кресло.
– Да, Джай, с каких Сил ты так вламываешься?
– Да вот, дай, думаю, зайду на досуге...
До этого момента я никогда не видел бригаду "У" пораженной. Испуганной – видел, а пораженной – нет. Но сейчас они такими глазами смотрели на своего начальника, что я догадался, что снова чего-то не понимаю.
– Значит, так! Обстановка – дерьмовее некуда...
– Э-э-э, Джай, не в службу, а в дружбу – тебе-то кто стукнул? – Ринель попыталась обольстительно улыбнуться, но усмешка вышла кривой.
– О чем это стукнул?
– Ну, что мы по уши в дерьме...
– Э-э – а кто тебе, кисонька (Ак-Барс хмыкнул) стукнул, что в дерьме мы всего лишь по уши? Дерьмовые у тебя стукачи.
– А что?
– А то, что мы глубже, гораздо глубже. И воздуха нам хватит ненадолго.
– Мой генерал, о чем это вы? – Лорд наконец перестал потирать отдавленную кисть и вновь выпрямился на стуле.
– Я с вами не шучу, мальчики-девочки. Информация абсолютно надежная. А если есть заказчик, значит, есть и заказ, и исполнитель. А если заказчик из-за Грани и он уже расплатился здесь, значит, мы имеем, или точнее, нас имеют...
– Так-так-так... Шеф! Остановитесь. – Ак-Барса словно выбросило из кресла. – Мне кажется, что мы с вами совсем о разном дерьме толкуем.
– Ну тогда его минимум в два раза больше. – Голос и взгляд Артуро были чрезвычайно меланхоличны. Угыт-Джай хотел что-то сказать, но сдержанно сплюнул на пол и тяжело опустился на табурет.
– Итак, излагаю! Хвосты я вам буду крутить, когда и если расхлебаем. У меня, мальчики-девочки, как вы знаете или догадываетесь, своих агентов за Гранями хватает, благо есть чем платить. И вот несколько времени назад вышел на связь один такой и сообщил, что за нашу Грань сделан заказ одной непонятной организацией на приобретение и доставку им сущности Фактора. Слышали они там у себя про то, что было у нас на Западных Равнинах. Ну, что слышали, что не поняли, суть не в этом. А в том, что эта такая непонятная организация, о которой мне ничего не известно, этот заказ приняла. И через пять, нет, уже через четыре дня он должен быть выполнен. То есть заказчик должен получить эту самую сущность Фактора. Но, господа, вы будете смеяться над старым троллем, который, кажется, сходит с ума... Потому что ему кажется, что он был на Западных Равнинах. И кажется, что он лично положил там всю сволочь, которая хоть что-то разумела в этой самой сущности Фактора. Понятно это вам? Лично! Положил. Вот этими самыми лапами. И в этом старый тролль готов поклясться всеми вашими жизнями, вместе взятыми.
– А это не кидалово? – трезво-задумчиво спросил Ак-Барс.
– На таком уровне этого не делают. Заказ-то государственный. Да и консерва моя настолько глубокая была, что без гарантии на связь бы не вышла. Нет, как ни греет такая мысль, но это не кидалово.
И тут Айше наконец отдышался и громко икнул, и все обернулись к нему.
– Ше, что это с тобой? – участливо-едко спросила Ринель.
– Так значит, они... ик!.. все... и-ик!.. совсем мертвые... ик! – Его била крупная дрожь.
– Кто?
– Ну те, с Западных Равнин...
– Вот вам и мотив, – грустно вздохнул Артуро: – вы гений, юноша...
И на несколько секунд в зале застыла тишина, которую, казалось, можно было потрогать руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– А как же призраки? И эти, потерянные, души... Они ведь давно известны!
– Ты всерьез думаешь, что кусачие летающие черепушки – это действительно потерянные души? Конечно, они известны – мне даже как-то охоту на них устраивали. Знаешь, попадешь в такую из шотгана, а она так забавно разлетается... – Он невесело усмехнулся: – Это всего лишь искаженные проекции, самопроизвольные или спровоцированные. А я говорю про душу, полностью оставленную жить здесь, в абсолютно не свойственном ей мире. Страшном мире. Время-то здесь движется, и вместо того, чтобы быть отделенной от ужаса смерти Безвременьем, она здесь этот ужас переживает столько раз, сколько мгновений прошло с момента ее расставания с телом.
– Сколько мгновений? Но ведь это не секунды и не минуты – мгновение может быть каким угодно маленьким.
– Ну вот, ты наконец понял. Именно так. Для души, оставленной в нашем мире, все ее существование – это боль и ужас. Ужас и боль.
Артуро запрокинул бутылку, и под мерное бульканье она опустела окончательно.
– Ты еще молод, Айше, даже по нашим человеческим меркам. Что такое ужас и боль, ты просто не знаешь и поэтому не боишься их так, как стоило бы бояться. А вот я это знаю, потому что стар – тоже по нашим меркам, конечно. И когда я узнал обо всем этом – мне стало страшно. Потому что сделанное один раз может быть сделано дважды. Трижды. Стократно и с кем угодно, потому что душа – она ведь беззащитна! Поэтому и Ринель в панике, и Ак-Барс поджал хвост, а Лорд... Хм, я думал, что никогда не увижу напуганного Лорда. А ведь он напуган – хотя и скрывает это лучше, чем кто-либо из нас.
– Но... – я был настолько ошарашен услышанным, что невольно хотелось найти какое-нибудь другое объяснение, и словно за соломинку ухватился за последний аргумент: – но ведь раз душа – это проявление тонкого мира, значит, она не может делать ничего материального? И тогда украденный грош абсолютно ни при чем и все наши построения неверны...
Артуро выслушал меня, закрыл глаза и глухо заговорил:
– Я был бы рад сказать тебе, что ты прав. Но дело в том, что именно этот проклятый грош окончательно убедил нас в реальности происходящего. Почти у всех народов в обитаемых мирах считалось, что душа умершего переходит в иной мир, а смерть – всего лишь поводырь. Поводырю принято платить, у разных народов по-разному. Ты ведь умный мальчик, ты должен знать, что тонкие сущности во многом зависят от того, какими их представляют живые. – Лицо рыцаря стало совсем неподвижным, продолжали шевелиться только губы: – Душа способна нести с собой материальный предмет – тот, которым нужно заплатить последнюю дань. Темные эльфы считают, что привратнику в Последнюю Залу надо давать один грош.
* * *
Би-генерал Угыт-Джай ввалился в контору примерно через час после того, как я оставил Артуро в его кабинете и попробовал вновь попасть к Ринель. Но ни в ее кабинет, ни в Архив, ни еще куда бы то ни было пройти не получилось, и этот час пришлось просидеть за одной из общедоступных дверей, в компании шкафов и кактусов. Словоохотливостью компания не отличалась, и, наверное, это было к лучшему: несмотря на уверенность Артуро в том, что я еще маленький и ничего не понимаю, его рассказ на меня впечатление произвел. До такой степени произвел, что ни о чем другом я не мог ни думать, ни говорить, одновременно при этом дико не желая ни новых мыслей, ни разговоров на эту тему.
Само собой, что от мыслей спрятаться было некуда, но кактусы хотя бы помалкивали – и на том спасибо!
Время от времени я честно подходил к зеркальной двери, но туннели оставались заблокированными, и я возвращался к памятному по первому дню стулу, у которого одна ножка была короче другой. Занимать место, на котором обычно восседала здесь Ринель, я все-таки не решился, особенно когда вспомнил, в каком состоянии она была сегодня с утра. Мало ли, вдруг появится и вообразит невесть что!
Размышления мои были достаточно сумбурными. В основном я пытался сообразить, а зачем «это» было сделано? Если решение найдется, можно дальше действовать в рамках тривиальной процедуры: кому выгодно – кто мог – кто сделал – найти и покарать. Ну очень хотелось бы, чтобы все свелось к тривиальной процедуре...
Однако даже самое начало логической цепочки в руки не давалось. Из всего, что я понял из слов Артуро, выходило, что задерживать существование души без тела в этом мире – занятие чудовищное, но бессмысленное.
Никакой материальной пользы она принести не может, разве что если задастся целью перетаскать по монетке весь госрезерв. Может быть, темный эльф с редким именем знал что-то очень важное, и, не получив эту информацию, некто не отпустит его душу на успокоение? И зная, что душа мучается, ждет, когда она сломается и заговорит?
Но опять же, если я правильно понял, фактор времени абсолютно ни при чем. Если «да», то желаемое «сломается и заговорит» последовало бы незамедлительно, а если «нет», то это навечно. Или «некто» об этом-то и не знает?
Вопросы, вопросы... Покачиваясь на стуле, я принялся деловито строить версии, ставить на случайном листке бумаги циферки и рисовать стрелочки, символизируя взаимосвязь условий и гипотез. Потом листочек кончился, и я взялся за другой, за третий, четвертый, составляя схемы юридического обеспечения и припоминая пункты кодексов. Снова писал циферки, ставил условные иероглифы, строго по параграфам разрабатывал план мероприятий...
И сам же понимал, что вся эта деловитость – не более чем попытки чем-нибудь забить свои мозги, забить настолько, чтобы в сознании перестало пульсировать Артуровское: «Боль и ужас. Ужас и боль...»
Иногда это даже удавалось. И вот, в один из этих периодов, когда я старательно расписывал систематизированную таблицу опроса возможных свидетелей, входная дверь еле слышно скрипнула. Погруженный в работу, я не обращал внимания ни на что вокруг (для того и погружался ведь!), и троллячий рык над ухом раздался совершенно неожиданно:
– Язык прикусишь!
Я в испуге дернулся вскочить, ударился о шкаф и действительно прикусил язык – оказывается, он у меня был высунут от усердия.
– Вольно, – попытался успокоить меня Угыт-Джай и дружелюбно поинтересовался: – Где все?
– Э... Не могу знать. – Я решил, что с дважды генералом, а тем более с таким, надо разговаривать исключительно по-военному. Но тролль только поморщился:
– Что, в солдатика поиграть хочется? Тогда вон призывной пункт на соседней улице. Вербовщиков порадуешь – последний доброволец в армию лет десять назад просился.
– А я...
Угыт-Джай перебил меня, презрительно фыркнув так, что по комнатушке пронесся ощутимый ветерок.
– Так все-таки где бойцы, стажер?
Пришлось признаться:
– Зеркала заблокированы, господин би-генерал, я сам ничего не знаю. Может быть, все на местах, а может, и нет. У нас тут немного напряженная ситуация.
Тролль хохотнул. Теперь по помещению пронесся уже не ветер, а настоящая ударная волна, даже стекла звякнули.
– Гр-р-рамотный доклад. Значит, немного напряженно, да? Надо было еще добавить, что в связи с этим твое начальство чуток призадумалось, и все, прямо хоть в вечерние новости репортаж отправляй: и не наврал, и правду спрятал.
– А что, надо составить сообщение для новостей? – с готовностью поинтересовался я, ободренный похвалой. – Прямо сейчас начинать?
– Гым! Твоя совсем дурака? – рявкнул Угыт-Джай так, что я непроизвольно сделал шаг назад. Наверное, вопрос оказался несколько не ко времени, иначе с чего би-генералу срываться на казарменный жаргон? Впрочем, он тут же вновь заговорил, вернувшись ко вполне гладкой, хотя и раздраженной речи: – Да ты представь себе, что будет, если в прессе хоть полслова проскочит про эту историю! Так что, если у самого мозгов не хватает, меня слушай: чтоб ни-ни. А ежели утечка все же будет, я из того, кто протечет, ансамбль песни и пляски оригинального жанра устрою! Вопросы есть?
Я промолчал. В голове почему-то крутилась фраза, которую я подсмотрел у дяди в дембельском альбоме: «Когда солдата ругают, он должен стать смирно и покраснеть». Получилось или нет с покраснением не знаю, но вытянулся я как только мог.
Солдатская мудрость оказалась к месту: генерал смерил меня взглядом, немного подождал, не скажу ли я еще чего-нибудь столь же интересного, и вдруг усмехнулся почти добродушно:
– Я, между прочем, тоже... Так сказать, слегка озадачен. И по этому поводу мне с вашей командой пообщаться надо. За мной.
– Так ведь блокировка... – напомнил я.
Угыт-Джай вновь улыбнулся, на этот раз пошире – зубов, которые эта улыбка продемонстрировала, хватило бы на трех человек – и легким движением придвинулся к Зеркалу.
– Балакировка-малакировка... – с нарочитым орковским акцентом бросил он. – Зачем такой страшный глаза делать, да?
И би-генерал легко шагнул в раскрывшийся туннель, и мне ничего оставалось делать, как последовать за ним.
Зеркало за нашей спиной разлетелось с нежным серебряным звоном, и если бы би-генерал не подхватил меня одной рукой, я точно бы растянулся на полу. Причем поймал он меня не оборачиваясь, на ходу, второй рукой перехватывая взметнувшуюся руку Лорда.
– Ша-ша, бледнолицый брат мой. Пред тобой всего лишь старый усталый тролль с отрогов Угыт-Уроха. Так что не гони волну, руку собьешь...
Красноватый отблеск в глазах Лорда медленно тускнел, и недосложенная в «девятую волну» кисть руки разжалась. Остальные тоже вроде бы... хотя выглядели бледновато все, переводя взгляд с би-генерала на осколки серебряного Зеркала на полу. Он, заметив это, вздохнул:
– Это, значит, погорячился малость, да и спешил...
– А что, собственно, произошло, господин начальничек? – Ак-Барс вновь опустился в кресло.
– Да, Джай, с каких Сил ты так вламываешься?
– Да вот, дай, думаю, зайду на досуге...
До этого момента я никогда не видел бригаду "У" пораженной. Испуганной – видел, а пораженной – нет. Но сейчас они такими глазами смотрели на своего начальника, что я догадался, что снова чего-то не понимаю.
– Значит, так! Обстановка – дерьмовее некуда...
– Э-э-э, Джай, не в службу, а в дружбу – тебе-то кто стукнул? – Ринель попыталась обольстительно улыбнуться, но усмешка вышла кривой.
– О чем это стукнул?
– Ну, что мы по уши в дерьме...
– Э-э – а кто тебе, кисонька (Ак-Барс хмыкнул) стукнул, что в дерьме мы всего лишь по уши? Дерьмовые у тебя стукачи.
– А что?
– А то, что мы глубже, гораздо глубже. И воздуха нам хватит ненадолго.
– Мой генерал, о чем это вы? – Лорд наконец перестал потирать отдавленную кисть и вновь выпрямился на стуле.
– Я с вами не шучу, мальчики-девочки. Информация абсолютно надежная. А если есть заказчик, значит, есть и заказ, и исполнитель. А если заказчик из-за Грани и он уже расплатился здесь, значит, мы имеем, или точнее, нас имеют...
– Так-так-так... Шеф! Остановитесь. – Ак-Барса словно выбросило из кресла. – Мне кажется, что мы с вами совсем о разном дерьме толкуем.
– Ну тогда его минимум в два раза больше. – Голос и взгляд Артуро были чрезвычайно меланхоличны. Угыт-Джай хотел что-то сказать, но сдержанно сплюнул на пол и тяжело опустился на табурет.
– Итак, излагаю! Хвосты я вам буду крутить, когда и если расхлебаем. У меня, мальчики-девочки, как вы знаете или догадываетесь, своих агентов за Гранями хватает, благо есть чем платить. И вот несколько времени назад вышел на связь один такой и сообщил, что за нашу Грань сделан заказ одной непонятной организацией на приобретение и доставку им сущности Фактора. Слышали они там у себя про то, что было у нас на Западных Равнинах. Ну, что слышали, что не поняли, суть не в этом. А в том, что эта такая непонятная организация, о которой мне ничего не известно, этот заказ приняла. И через пять, нет, уже через четыре дня он должен быть выполнен. То есть заказчик должен получить эту самую сущность Фактора. Но, господа, вы будете смеяться над старым троллем, который, кажется, сходит с ума... Потому что ему кажется, что он был на Западных Равнинах. И кажется, что он лично положил там всю сволочь, которая хоть что-то разумела в этой самой сущности Фактора. Понятно это вам? Лично! Положил. Вот этими самыми лапами. И в этом старый тролль готов поклясться всеми вашими жизнями, вместе взятыми.
– А это не кидалово? – трезво-задумчиво спросил Ак-Барс.
– На таком уровне этого не делают. Заказ-то государственный. Да и консерва моя настолько глубокая была, что без гарантии на связь бы не вышла. Нет, как ни греет такая мысль, но это не кидалово.
И тут Айше наконец отдышался и громко икнул, и все обернулись к нему.
– Ше, что это с тобой? – участливо-едко спросила Ринель.
– Так значит, они... ик!.. все... и-ик!.. совсем мертвые... ик! – Его била крупная дрожь.
– Кто?
– Ну те, с Западных Равнин...
– Вот вам и мотив, – грустно вздохнул Артуро: – вы гений, юноша...
И на несколько секунд в зале застыла тишина, которую, казалось, можно было потрогать руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35