Только мой! А ну говори, откуда взял пистолет и баксы?
— Там взял, — ответил разбитыми губами Иван Иванович.
— Где там?
— В пиджаке. Который в шкафу висел. Там ключ был.
— Ты что, чужие карманы шмонал?
— Нет. Я его надел. Когда в шкафу сидел, — честно ответил Иван Иванович.
— Зачем сидел?
— Я прятался.
— От кого прятался? От мусоров?
— Я от любовника прятался. Который к моей знакомой пришел. У которой я был.
Братва многозначительно захмыкала, косясь на помощника Папы.
— Ты что, издеваешься надо мной! Анекдоты, гад, пересказываешь? — взревел Шустрый. И снова ударил растянутого в руках братвы, как на дыбе, Ивана Ивановича по лицу.
— Я правду говорю! Я в шкафу сидел! Я голый сидел, когда он пришел. Я его пиджак надел... — испуганно заголосил Иван Иванович.
— Какую правду? Про шкаф правду?
— И про шкаф правду!
Братва заржала в голос, уже не скрывая своего удовольствия от наблюдаемой сцены.
Помощник Папы озверело замолотил по лицу, груди и животу издевающегося над ним в присутствии братвы врага, уже мало помня предупреждения своего пахана. Насчет того, чтобы не до смерти.
После третьего удара Иван Иванович уронил голову на грудь и затих.
Шустрый отскочил от обвисшего тела, потирая отбитые и окровавленные костяшки пальцев.
— Чего вы ржете? И чего стоите? Вам что, делать нечего?
— А что делать?
— Не знаю, что делать! Ну хотя бы обыщите его. Вы его обыскивали?
— Не успели.
— Ну вот и займитесь. Все лучше, чем зубы скалить!
«Быки» нехотя, двумя пальцами отогнули залитые кровью полы пиджака и полезли в карманы.
— Есть, — сказали они.
— Что есть?
— Баксы есть. Рубли есть. Паспорт, — перечисляли шмонающие потерявшего сознание Иванова «быки». — И вот еще какая-то ксива.
— Какая ксива?
— Ну удостоверение. С красными корками.
— Удостоверение? Ну-ка посмотрите. «Быки» развернули корочки. И присвистнули.
— Слышь, Шустрый, это же ментовские корочки. Он же не просто так. Он же мент поганый! Он подполковник. Гадом буду!
— Да ты что? — встрепенулся подручный Папы. — Покажи.
— Ну вот же. Вот написано: «Подполковник Федеральной службы безопасности». И печать на портрете...
На фотографии Иванова Ивана Ивановича действительно была печать. И корочки действительно были выданы подполковнику Федеральной службы безопасности. Но выданы не в Федеральной службе безопасности, а по случаю, в переходе, за наличный расчет. Ну чтобы можно было в трамвае бесплатно ездить...
— Мать твою! Мусор!!! Ну я же знал! Я же говорил!
Висящий в чужих руках Иван Иванович застонал и приоткрыл глаза.
— А, очнулся! — радостно засуетился Шустрый и, чтобы видеть его глаза, даже слегка присел.
— Видишь меня? — спросил он.
Иван Иванович обессиленно кивнул головой.
— А это видишь?! — поднес помощник Папы к самому его лицу развернутое удостоверение. — Видишь? Или нет?
— Ви-жу, — одними губами ответил Иван Иванович.
— Твое удостоверение?
— Мое.
— Так, значит, ты мусор!
— Нет, — замотал головой Иван Иванович. — Я не му-сор. Нет.
— А откуда же у тебя удостоверение? Вот это? С рожей твоей? А?
— Это... я... у мужика... в переходе... купил... — еле-еле выдавил из себя Иван Иванович. Братва тихо заржала.
— Удостоверение в переходе?!
— Да.
— А баксы и пушки в шкафу? Где ты голый сидел, когда к твоей бабе любовник пришел?!!
— Да.
— Так все-таки в шкафу?
— В шка-фу...
— Гад! Мразь! Козел! Мент поганый! — заорал, брызгая слюной и распаляя себя. Шустрый. — Я тебе покажу, как надо мной издеваться! Я тебе сейчас сделаю...
— Ты его еще насчет штанов спроси, — подначивала, скалила зубы братва.
А как еще будет скалить! И как еще будет перевирать и живописать этот допрос, где Шустрый тому по роже, а тот Шустрому анекдот про бабу, голого любовника и шкаф! И как все по этому поводу будут хохотать!..
Помощник Папы представил, как именно над ним будут хохотать, и со злости и с досады изо всех сил пнул Иванова ногой в бок. Туда, где располагаются почки.
Иванов дернулся, его отпустили, и он с мертвым стуком уткнулся лицом в пол...
Глава шестьдесят третья
— Все. Кончили! — сказал один из «слухачей», отодвигая наушник от уха.
«Слухач» сидел на дереве, уставив в ближайшее к нему окно коттеджа ствол микрофона направленного действия, фиксировавшего дребезжанье стекла, за которым Шустрый уже минут пять избивал объект. Стекло прекрасно улавливало колебания воздуха в помещении и, выгибаясь под микроударами децибел, сокращало или удлиняло тонкий лазерный луч, превращающий микроны изменившихся расстояний в электрические, а затем звуковые колебания.
Лазерный луч одинаково точно реагировал на голоса, на топот ног, звонки телефона, смех, удары костяшек пальцев о лицо и падение того лица на пол. Лазерному лучу была безразлична природа звука. Лазерному лучу был важен сам звук.
Минуту, две, три, пять наушники транслировали только шарканье ног по полу, болтовню и смех братвы и посторонние сильные звуки, доносившиеся с улицы.
Отдельные доносившиеся до слуха наблюдателя звуки позволяли надеяться на благополучный исход драки.
— Вроде дышит...
— Воду надо. Водой его окатить, тогда очухается...
Но в целом часы «объекта» были сочтены.
— Третий, говорит Девятый. Переключи меня на Первого, — попросил «слухач».
— Ты уверен?
— Уверен.
Всю имеющую особую ценность и особую спешность информацию приказано было передавать, минуя посредников, сразу Первому.
— Первый слушает, — ответил на вызов майор Проскурин.
— "Объект" в критическом положении, — доложил Девятый.
— Что с ним?
— Его бьют, — очень просто, без принятых в эфире намеков, недомолвок и оговорок сообщил Девятый.
— Сильно бьют?
— Насмерть.
— Так, понятно. Звучала ли какая-нибудь информация о бывшем при «объекте» грузе?
— Да. Они говорили о пистолетах, баксах и дискетах.
— Это точно?
— Точно.
— Девятый, не отключайся, — приказал Первый и поднял трубку телефона внутренней связи. — Товарищ генерал, майор Проскурин.
— Ну? Что у тебя?
— Девятый докладывает, что груз на месте. Но...
— Что «но»?
— "Объект" находится в критическом положении. Возможен его уход.
Утрата «объекта» не входила в планы генерала Трофимова, потому что на нем была завязана одна из разрабатываемых интриг. Не основная, но важная в общей концепции операции. И кроме того, был еще груз.
«Объект» и груз надо было выручать.
— Готовьте группу захвата, — распорядился генерал, лихорадочно прокручивая в голове варианты выхода из сложившегося, хочется надеяться, небезвыходного положения. — Быстро готовь!
— Есть! — Майор Проскурин положил трубку и тут же набрал еще один телефон. — Портнов?
— Я, товарищ майор.
— Давай своих в ружье. На сборы пять минут. Транспорт я высылаю.
— Что, война, что ли?
— Для тебя всегда война. Понял?
— Понял. От кого исходит приказ?
— От генерала Трофимова.
— Состав полный?
— Полный.
— Какое брать вооружение?
— По второму номеру.
По второму номеру означало брать все, кроме пулеметов, гранатометов и пластиковой взрывчатки.
— Есть, товарищ майор! Взвод, в ружье!
Двадцать мающихся от безделья бойцов разом бросили костяшки домино, газеты, журналы, невыключенный телевизор, недопитый кофе и короткой пробежкой добрались до оружейки. Без толкотни, препирательств и прочей сопровождающей всякое гражданское дело суеты, в считанные секунды разобрали оружейную пирамиду, подхватили с вешалок бронежилеты, каски, снаряженные запасными обоймами пистолеты и гранатами «жилетки» и выскочили на плац, к которому подошли два крытых брезентом бортовых грузовика.
— По машинам!
Ухватились за поручни, перебросили тела в кузов, расселись по скамьям, уставив автоматы дулами вверх. Хоть и разряженные, но все равно на всякий случай вверх.
— Готовы!
Брезент упал, скрывая от взоров случайных прохожих вооруженных автоматами, в касках и бронежилетах бойцов. Группы захвата в отличие от военнослужащих общевойсковых частей не ездят с открытыми пологами, чтобы иметь возможность глазеть по сторонам, скрашивая созерцанием окружающей гражданской жизни свой нелегкий ратный быт. И не ездят с мигалками и с поясняющими надписями на бортах, как это предписано милицейскому, заранее всех запугивающему своим приближением ОМОНу. Группы захвата ездят без дополнительной рекламы, потому что заинтересованы прибыть на место «работы» незамеченными и в полной мере использовать обеспечивающий половину успеха эффект неожиданности. Такой эффект, когда потери десять к одному. А лучше к ста...
— Группа захвата на маршруте, — доложил майор Проскурин. — Через двадцать пять — тридцать минут прибудут на место. Какие будут дальнейшие приказания?
— Какие приказания? Будут приказания... Группе захвата отбой!
Глава шестьдесят четвертая
Когда Иванов с мертвенным стуком ударился головой об пол, помощник Папы слегка протрезвел. Потому что должен был держать ответ перед Папой. Который разрешил припугнуть. Но не разрешал убивать. Папа строго придерживался правила зуб за зуб, око за око. В прямом смысле придерживался. А здесь базар шел не за зуб. И не за око. Здесь базар шел за жизнь.
— Ну ты чего? — озабоченно спросил Шустрый, слегка ударив лежащего без сознания Иванова по Щеке. И ударил еще раз, но уже сильнее.
Иванов застонал и слегка шевельнулся.
Живой... Слава Богу, живой!
Приведите его в себя. И приведите в порядок, — распорядился он, быстро собирая в пакет разбросанные по столу пистолеты, баксы и дискеты. — Я за Папой. Шкраб, Толстый, Хмырь и Серый, со мной...
Когда Шустрый подходил к Папе, у него противно потели ладони и подрагивал левый глаз. У Шустрого всегда подрагивал глаз, когда он боялся. Сейчас он боялся очень сильно. Потому что не знал, жив ли еще тот чертов Иванов или отдал Богу душу.
— Ну что там? — спросил Папа.
— Все в порядке.
— Что в порядке?
— Все. Иванов на месте. Братва за ним присматривает.
— Ты с ним поговорил?
— Поговорил. Как ты велел, Папа. И попугал.
— Сильно попугал?
— Да нет, не очень.
— Он что-нибудь сказал?
— Нет. Ничего не сказал. Издевался. Анекдоты рассказывал. Про бабу, голого любовника и шкаф.
— Про какой шкаф?
— Ну про шкаф, где он сидел, потому что к его бабе другой хмырь приканал. И что он потом одежду этого хмыря надел, когда после шухера с той хазы линял.
— А может, это не анекдоты? Может, правда?
— Правда такой не бывает.
— Правда разной бывает. Ты же сам засомневался, когда его увидел. Сам сказал, что он на чухана похож.
— Был похож. Вначале. А потом, когда я его... когда я с ним говорить начал, перестал быть похож. Я ему по роже кулаком, а он мне анекдот. Я ему снова, а он опять травит. Какой же это чухан, который в морду не боится? Который на каждый удар клыки скалит. Чухан давно бы скис. А этот... Я ему по почкам — а он насмешки строить. Я его чуть не убил, а он снова за свое...
— Не убил?
— Нет, нет, не убил. Ты же сказал. Я помню...
— А вещи он свои опознал?
— Опознал. Сказал, что его. И что он с тех шпалеров стрелял. В нашу братву стрелял...
— Значит, говоришь, все-таки не чухан?
— Нет. Не чухан. Мент. Хитрый мент. Который под чухана косит, когда его за жабры берут.
— Почему именно мент?
— Потому мент! Потому что я тебе еще раньше говорил. Вот, — вытащил Шустрый изъятое у пленника удостоверение, — подполковник. Это тебе не хрен собачий. Оттого и стреляет как бог. И вообще...
Папа внимательно рассмотрел удостоверение. И даже покрутил вокруг своей оси, чтобы прочитать все буквы на печати.
— Не мент он.
— А кто?
— Он хуже мента. Чекист он.
— Один хрен — мусор!
Папа послюнявил палец и потер печать.
— Не скажи. Чекист против мента круче будет. Если, конечно, эта ксива не липа.
— Почему липа?
— Потому что слишком новая и слишком чистая. Как будто только что из типографии.
— Не, Папа. Не липа. За ксиву не скажу. Ксива, может быть, и липа, а сам он — точно нет. Я его лично... Я его в деле видел. Он ни хрена не боится.
Ни драки, ни боли. Он даже смерти не боится! И опять же он стрелял. И пули его в нашей братве...
— Ладно, посмотрим, какой он мент. Сам посмотрю. Вечером. Когда он от твоих «разговоров» очухается. Очухается?
— Папа! Я только пугал. Как ты велел. Ну гадом буду, только пугал!..
Глава шестьдесят пятая
— Не надо группу захвата, — сказал генерал Трофимов. — Пусть возвращаются в казарму.
— Почему? — удивился майор Проскурин.
— Потому что если группа захвата, то много шума. И много вопросов со стороны вышестоящего начальства. А нам шуметь ни к чему. Мы свое дело тихо должны делать. На цыпочках.
— А кто же тогда? Если не они?
— Кто? Мы с тобой. Потому что больше некому. Так что давай готовь своих людей. Самых-самых. Которые умеют держать язык за зубами.
— А вы, товарищ генерал, вы разве тоже?
— Я тоже. Если ты меня, конечно, под свое командование возьмешь...
— Товарищ генерал!..
Через два часа с небольшим группа из шести человек во главе с генералом Трофимовым выдвинулась на рубеж атаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Там взял, — ответил разбитыми губами Иван Иванович.
— Где там?
— В пиджаке. Который в шкафу висел. Там ключ был.
— Ты что, чужие карманы шмонал?
— Нет. Я его надел. Когда в шкафу сидел, — честно ответил Иван Иванович.
— Зачем сидел?
— Я прятался.
— От кого прятался? От мусоров?
— Я от любовника прятался. Который к моей знакомой пришел. У которой я был.
Братва многозначительно захмыкала, косясь на помощника Папы.
— Ты что, издеваешься надо мной! Анекдоты, гад, пересказываешь? — взревел Шустрый. И снова ударил растянутого в руках братвы, как на дыбе, Ивана Ивановича по лицу.
— Я правду говорю! Я в шкафу сидел! Я голый сидел, когда он пришел. Я его пиджак надел... — испуганно заголосил Иван Иванович.
— Какую правду? Про шкаф правду?
— И про шкаф правду!
Братва заржала в голос, уже не скрывая своего удовольствия от наблюдаемой сцены.
Помощник Папы озверело замолотил по лицу, груди и животу издевающегося над ним в присутствии братвы врага, уже мало помня предупреждения своего пахана. Насчет того, чтобы не до смерти.
После третьего удара Иван Иванович уронил голову на грудь и затих.
Шустрый отскочил от обвисшего тела, потирая отбитые и окровавленные костяшки пальцев.
— Чего вы ржете? И чего стоите? Вам что, делать нечего?
— А что делать?
— Не знаю, что делать! Ну хотя бы обыщите его. Вы его обыскивали?
— Не успели.
— Ну вот и займитесь. Все лучше, чем зубы скалить!
«Быки» нехотя, двумя пальцами отогнули залитые кровью полы пиджака и полезли в карманы.
— Есть, — сказали они.
— Что есть?
— Баксы есть. Рубли есть. Паспорт, — перечисляли шмонающие потерявшего сознание Иванова «быки». — И вот еще какая-то ксива.
— Какая ксива?
— Ну удостоверение. С красными корками.
— Удостоверение? Ну-ка посмотрите. «Быки» развернули корочки. И присвистнули.
— Слышь, Шустрый, это же ментовские корочки. Он же не просто так. Он же мент поганый! Он подполковник. Гадом буду!
— Да ты что? — встрепенулся подручный Папы. — Покажи.
— Ну вот же. Вот написано: «Подполковник Федеральной службы безопасности». И печать на портрете...
На фотографии Иванова Ивана Ивановича действительно была печать. И корочки действительно были выданы подполковнику Федеральной службы безопасности. Но выданы не в Федеральной службе безопасности, а по случаю, в переходе, за наличный расчет. Ну чтобы можно было в трамвае бесплатно ездить...
— Мать твою! Мусор!!! Ну я же знал! Я же говорил!
Висящий в чужих руках Иван Иванович застонал и приоткрыл глаза.
— А, очнулся! — радостно засуетился Шустрый и, чтобы видеть его глаза, даже слегка присел.
— Видишь меня? — спросил он.
Иван Иванович обессиленно кивнул головой.
— А это видишь?! — поднес помощник Папы к самому его лицу развернутое удостоверение. — Видишь? Или нет?
— Ви-жу, — одними губами ответил Иван Иванович.
— Твое удостоверение?
— Мое.
— Так, значит, ты мусор!
— Нет, — замотал головой Иван Иванович. — Я не му-сор. Нет.
— А откуда же у тебя удостоверение? Вот это? С рожей твоей? А?
— Это... я... у мужика... в переходе... купил... — еле-еле выдавил из себя Иван Иванович. Братва тихо заржала.
— Удостоверение в переходе?!
— Да.
— А баксы и пушки в шкафу? Где ты голый сидел, когда к твоей бабе любовник пришел?!!
— Да.
— Так все-таки в шкафу?
— В шка-фу...
— Гад! Мразь! Козел! Мент поганый! — заорал, брызгая слюной и распаляя себя. Шустрый. — Я тебе покажу, как надо мной издеваться! Я тебе сейчас сделаю...
— Ты его еще насчет штанов спроси, — подначивала, скалила зубы братва.
А как еще будет скалить! И как еще будет перевирать и живописать этот допрос, где Шустрый тому по роже, а тот Шустрому анекдот про бабу, голого любовника и шкаф! И как все по этому поводу будут хохотать!..
Помощник Папы представил, как именно над ним будут хохотать, и со злости и с досады изо всех сил пнул Иванова ногой в бок. Туда, где располагаются почки.
Иванов дернулся, его отпустили, и он с мертвым стуком уткнулся лицом в пол...
Глава шестьдесят третья
— Все. Кончили! — сказал один из «слухачей», отодвигая наушник от уха.
«Слухач» сидел на дереве, уставив в ближайшее к нему окно коттеджа ствол микрофона направленного действия, фиксировавшего дребезжанье стекла, за которым Шустрый уже минут пять избивал объект. Стекло прекрасно улавливало колебания воздуха в помещении и, выгибаясь под микроударами децибел, сокращало или удлиняло тонкий лазерный луч, превращающий микроны изменившихся расстояний в электрические, а затем звуковые колебания.
Лазерный луч одинаково точно реагировал на голоса, на топот ног, звонки телефона, смех, удары костяшек пальцев о лицо и падение того лица на пол. Лазерному лучу была безразлична природа звука. Лазерному лучу был важен сам звук.
Минуту, две, три, пять наушники транслировали только шарканье ног по полу, болтовню и смех братвы и посторонние сильные звуки, доносившиеся с улицы.
Отдельные доносившиеся до слуха наблюдателя звуки позволяли надеяться на благополучный исход драки.
— Вроде дышит...
— Воду надо. Водой его окатить, тогда очухается...
Но в целом часы «объекта» были сочтены.
— Третий, говорит Девятый. Переключи меня на Первого, — попросил «слухач».
— Ты уверен?
— Уверен.
Всю имеющую особую ценность и особую спешность информацию приказано было передавать, минуя посредников, сразу Первому.
— Первый слушает, — ответил на вызов майор Проскурин.
— "Объект" в критическом положении, — доложил Девятый.
— Что с ним?
— Его бьют, — очень просто, без принятых в эфире намеков, недомолвок и оговорок сообщил Девятый.
— Сильно бьют?
— Насмерть.
— Так, понятно. Звучала ли какая-нибудь информация о бывшем при «объекте» грузе?
— Да. Они говорили о пистолетах, баксах и дискетах.
— Это точно?
— Точно.
— Девятый, не отключайся, — приказал Первый и поднял трубку телефона внутренней связи. — Товарищ генерал, майор Проскурин.
— Ну? Что у тебя?
— Девятый докладывает, что груз на месте. Но...
— Что «но»?
— "Объект" находится в критическом положении. Возможен его уход.
Утрата «объекта» не входила в планы генерала Трофимова, потому что на нем была завязана одна из разрабатываемых интриг. Не основная, но важная в общей концепции операции. И кроме того, был еще груз.
«Объект» и груз надо было выручать.
— Готовьте группу захвата, — распорядился генерал, лихорадочно прокручивая в голове варианты выхода из сложившегося, хочется надеяться, небезвыходного положения. — Быстро готовь!
— Есть! — Майор Проскурин положил трубку и тут же набрал еще один телефон. — Портнов?
— Я, товарищ майор.
— Давай своих в ружье. На сборы пять минут. Транспорт я высылаю.
— Что, война, что ли?
— Для тебя всегда война. Понял?
— Понял. От кого исходит приказ?
— От генерала Трофимова.
— Состав полный?
— Полный.
— Какое брать вооружение?
— По второму номеру.
По второму номеру означало брать все, кроме пулеметов, гранатометов и пластиковой взрывчатки.
— Есть, товарищ майор! Взвод, в ружье!
Двадцать мающихся от безделья бойцов разом бросили костяшки домино, газеты, журналы, невыключенный телевизор, недопитый кофе и короткой пробежкой добрались до оружейки. Без толкотни, препирательств и прочей сопровождающей всякое гражданское дело суеты, в считанные секунды разобрали оружейную пирамиду, подхватили с вешалок бронежилеты, каски, снаряженные запасными обоймами пистолеты и гранатами «жилетки» и выскочили на плац, к которому подошли два крытых брезентом бортовых грузовика.
— По машинам!
Ухватились за поручни, перебросили тела в кузов, расселись по скамьям, уставив автоматы дулами вверх. Хоть и разряженные, но все равно на всякий случай вверх.
— Готовы!
Брезент упал, скрывая от взоров случайных прохожих вооруженных автоматами, в касках и бронежилетах бойцов. Группы захвата в отличие от военнослужащих общевойсковых частей не ездят с открытыми пологами, чтобы иметь возможность глазеть по сторонам, скрашивая созерцанием окружающей гражданской жизни свой нелегкий ратный быт. И не ездят с мигалками и с поясняющими надписями на бортах, как это предписано милицейскому, заранее всех запугивающему своим приближением ОМОНу. Группы захвата ездят без дополнительной рекламы, потому что заинтересованы прибыть на место «работы» незамеченными и в полной мере использовать обеспечивающий половину успеха эффект неожиданности. Такой эффект, когда потери десять к одному. А лучше к ста...
— Группа захвата на маршруте, — доложил майор Проскурин. — Через двадцать пять — тридцать минут прибудут на место. Какие будут дальнейшие приказания?
— Какие приказания? Будут приказания... Группе захвата отбой!
Глава шестьдесят четвертая
Когда Иванов с мертвенным стуком ударился головой об пол, помощник Папы слегка протрезвел. Потому что должен был держать ответ перед Папой. Который разрешил припугнуть. Но не разрешал убивать. Папа строго придерживался правила зуб за зуб, око за око. В прямом смысле придерживался. А здесь базар шел не за зуб. И не за око. Здесь базар шел за жизнь.
— Ну ты чего? — озабоченно спросил Шустрый, слегка ударив лежащего без сознания Иванова по Щеке. И ударил еще раз, но уже сильнее.
Иванов застонал и слегка шевельнулся.
Живой... Слава Богу, живой!
Приведите его в себя. И приведите в порядок, — распорядился он, быстро собирая в пакет разбросанные по столу пистолеты, баксы и дискеты. — Я за Папой. Шкраб, Толстый, Хмырь и Серый, со мной...
Когда Шустрый подходил к Папе, у него противно потели ладони и подрагивал левый глаз. У Шустрого всегда подрагивал глаз, когда он боялся. Сейчас он боялся очень сильно. Потому что не знал, жив ли еще тот чертов Иванов или отдал Богу душу.
— Ну что там? — спросил Папа.
— Все в порядке.
— Что в порядке?
— Все. Иванов на месте. Братва за ним присматривает.
— Ты с ним поговорил?
— Поговорил. Как ты велел, Папа. И попугал.
— Сильно попугал?
— Да нет, не очень.
— Он что-нибудь сказал?
— Нет. Ничего не сказал. Издевался. Анекдоты рассказывал. Про бабу, голого любовника и шкаф.
— Про какой шкаф?
— Ну про шкаф, где он сидел, потому что к его бабе другой хмырь приканал. И что он потом одежду этого хмыря надел, когда после шухера с той хазы линял.
— А может, это не анекдоты? Может, правда?
— Правда такой не бывает.
— Правда разной бывает. Ты же сам засомневался, когда его увидел. Сам сказал, что он на чухана похож.
— Был похож. Вначале. А потом, когда я его... когда я с ним говорить начал, перестал быть похож. Я ему по роже кулаком, а он мне анекдот. Я ему снова, а он опять травит. Какой же это чухан, который в морду не боится? Который на каждый удар клыки скалит. Чухан давно бы скис. А этот... Я ему по почкам — а он насмешки строить. Я его чуть не убил, а он снова за свое...
— Не убил?
— Нет, нет, не убил. Ты же сказал. Я помню...
— А вещи он свои опознал?
— Опознал. Сказал, что его. И что он с тех шпалеров стрелял. В нашу братву стрелял...
— Значит, говоришь, все-таки не чухан?
— Нет. Не чухан. Мент. Хитрый мент. Который под чухана косит, когда его за жабры берут.
— Почему именно мент?
— Потому мент! Потому что я тебе еще раньше говорил. Вот, — вытащил Шустрый изъятое у пленника удостоверение, — подполковник. Это тебе не хрен собачий. Оттого и стреляет как бог. И вообще...
Папа внимательно рассмотрел удостоверение. И даже покрутил вокруг своей оси, чтобы прочитать все буквы на печати.
— Не мент он.
— А кто?
— Он хуже мента. Чекист он.
— Один хрен — мусор!
Папа послюнявил палец и потер печать.
— Не скажи. Чекист против мента круче будет. Если, конечно, эта ксива не липа.
— Почему липа?
— Потому что слишком новая и слишком чистая. Как будто только что из типографии.
— Не, Папа. Не липа. За ксиву не скажу. Ксива, может быть, и липа, а сам он — точно нет. Я его лично... Я его в деле видел. Он ни хрена не боится.
Ни драки, ни боли. Он даже смерти не боится! И опять же он стрелял. И пули его в нашей братве...
— Ладно, посмотрим, какой он мент. Сам посмотрю. Вечером. Когда он от твоих «разговоров» очухается. Очухается?
— Папа! Я только пугал. Как ты велел. Ну гадом буду, только пугал!..
Глава шестьдесят пятая
— Не надо группу захвата, — сказал генерал Трофимов. — Пусть возвращаются в казарму.
— Почему? — удивился майор Проскурин.
— Потому что если группа захвата, то много шума. И много вопросов со стороны вышестоящего начальства. А нам шуметь ни к чему. Мы свое дело тихо должны делать. На цыпочках.
— А кто же тогда? Если не они?
— Кто? Мы с тобой. Потому что больше некому. Так что давай готовь своих людей. Самых-самых. Которые умеют держать язык за зубами.
— А вы, товарищ генерал, вы разве тоже?
— Я тоже. Если ты меня, конечно, под свое командование возьмешь...
— Товарищ генерал!..
Через два часа с небольшим группа из шести человек во главе с генералом Трофимовым выдвинулась на рубеж атаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47