Забор на вид был самым обыкновенным, но был под сигнализацией. А за первым забором был еще один, составленный из колец закрученной спиралью колючей проволоки. То есть часть была воинской, а забор все равно как на зоне.
— Проезжайте! — скомандовал дежурный с повязкой на рукаве.
Ворота открылись. И за ними еще одни. Автобус въехал внутрь.
— Питание здесь классное, — похвастался вербовщик, — как у натовцев — три блюда на выбор. И сауна…
— И забор под током, — тихо хмыкнул кто-то. — На случай, если кто-то от сауны откажется.
— Да, под током, — подтвердил вербовщик. — И еще есть мины и другие средства, препятствующие проникновению на территорию посторонних лиц. Часть наша секретная, и лишние глаза нам не нужны.
Больше никто не шутил, как-то расхотелось.
Спецов генерала Крашенинникова разместили в отдельно стоявшей казарме и первые несколько дней сильно не кантовали — кормили обедом и действительно из трех на выбор блюд, причем доставляли еду в термосах прямо в казарму.
— Однако у них тут сервис — как в ресторане!
— Ну да, только тюремном.
— Ты что имеешь в виду?
— В зонах, между прочим, тоже баланду по камерам разносят.
— Так ты думаешь, они нас просто отсюда выпускать не хотят?
— Не думаю, а так и есть…
И так и было! Потому что, когда спецназовцы пожелали выйти на свежий воздух, дорогу им преградил часовой с автоматом и штык-ножом на ремне.
— Стой! Туда нельзя.
— Как так нельзя?
— Так — нельзя!
— А куда тогда можно?
— Вам что, здесь места мало? — огрызнулся часовой.
— А если мы размяться хотим?
— Разминайтесь в тренажерном зале.
Осмотревшись сквозь окна, спецназовцы быстро поняли, что к чему. Похоже, внутри часть была поделена на несколько секторов, куда могли попадать не все. Кое-где виднелись сеточные заборы и грибки и будки для часовых. Тот, кто хотел перейти из сектора в сектор, останавливался возле грибков и что-то показывал часовым. Вряд ли семейные фотографии…
— Круто у них тут! — удивился кто-то.
Но долго им слоняться без дела не дали, безделье в армии штука недопустимая, потому что опасная. Не должен солдат бездельничать, лучше пусть плац зубными щетками чистит, лишь бы полезным делом занят.
— Выходи строиться!
Спецназовцы привычно выстроились в коридоре, где им представили их нового командира.
— Майор Симонов. Можете меня не любить, но жаловать придется. Вопросы есть?
— Так точно! Почему нас из казармы не выпускают?
— Не только вас. Я тоже далеко не везде пройти могу. У нас за одним забором квартирует несколько частей. Каких, сказать не могу, сам не знаю. И, честно говоря, не стремлюсь узнать. Чем меньше знаешь, тем меньше шансов проболтаться.
Тоже верно…
— Распорядок дня пока будет такой — в семь ноль-ноль подъем, зарядка в тренажерном зале, завтрак, теоретические занятия в классах.
Теоретические занятия оказались полной, вроде зубных щеток, мурой — их просто выдерживали в стенах казармы, рассказывая о том, что они и так знали.
— Может, мы лучше с самого начала начнем — с алфавита? — посмеивались спецназовцы.
Потом посмеиваться перестали.
В казарму заявились люди в белых халатах, наброшенных поверх одинакового покроя серых костюмов. Спецназовцев по одному приглашали в отдельную, оформленную как медкабинет, комнату.
— Лейтенант Егоров по вашему приказанию!..
— Проходите, лейтенант.
Садитесь.
Расстегните, пожалуйста, рубаху и закатайте левый рукав.
Лейтенант садился, расстегивал и закатывал.
Ему пристегивали к указательному и безымянному пальцам небольшие прищепки, оборочивали руку резиновой лентой, под которую совали металлическую пластинку, прикрепляли к груди и вискам датчики.
— Это что, детектор лжи, который мысли угадывает? — интересовался лейтенант.
— Да, полиграф.
— А на шиша он, я и так все могу рассказать.
— На всякий случай.
Мужчина в халате проверял надежность закрепления датчиков и открывал крышку ноутбука.
— Я буду задавать вам вопросы, а вы должны отвечать на них “да” или “нет”. Только “да” или “нет”.
— А если я не знаю ответа?
— Не бойтесь, таких вопросов не будет.
— Да ничего я не боюсь...
А зря, между прочим, не боялся.
— Для начала прошу вас сказать… — небольшая пауза. — Как вас зовут?
— Сергей, — не задумываясь отвечал лейтенант. На экране задергались, поползли вверх и вниз цветные линии.
— Как звали вашего отца?
— Михаил. Михаил Федорович.
— Вы любите сладкое?
— Ну люблю, а что?
— Отвечайте только “да” или “нет”.
— Ну, тогда — да.
Кривые, нарисованные полиграфом после ответов на эти и другие простейшие и однозначно толкуемые вопросы, были довольно похожи.
— Вы когда-нибудь врали?
— Да.
— Вы могли бы переспать с женой вашего близкого друга, если бы она была очень красивой и инициатива исходила от нее?
— А друг узнает? — спросил практичный лейтенант. Мужчина в халате на мгновение задумался. Такие оговорки в вопросе предусмотрены не были.
— Допустим, нет.
— Ну, тогда… Нет, все же нет.
Линии снова задергались, но теперь задергались по-другому. Потому что если с очень красивой, да по ее инициативе и никто ничего не узнает, то тут мало кто устоит. Потому что если нельзя, но очень хочется…
— Вы когда-нибудь испытывали затруднения в сексуальной жизни?
— Кто — я?! Да никогда!..
Оператор полиграфа сделал какие-то отметки на экране. Он пытался выстроить визуальные алгоритмы правды и лжи. На его языке это называлось калибровкой респондента.
Постепенно вопросы утрачивали безобидность.
— Вы готовы убить человека, если это прикажет ваш командир?
— Да.
— Вы способны лишить жизни своего друга, если этого потребуют интересы дела?
— Смотря какого дела.
— Отвечайте только “да” или “нет”.
— Да.
— Вы согласны с утверждением, что честь выше жизни?
— Конечно… То есть — да.
— Вы любите своих близких?
— Да.
— Вы готовы ради них пожертвовать жизнью?
— Да…
— Вы способны пожертвовать жизнью… Вопросов было много, так много, что испытуемый отвечал на них уже почти механически.
— Да…
— Да…
— Нет…
— Спасибо.
— Я свободен?
— Нет, вам нужно ответить еще на несколько вопросов.
“Несколько вопросов” на проверку оказывались сотнями.
Им задавали бессмысленные и даже смешные на первый взгляд вопросы, показывали картинки с оказавшимися в той или иной ситуации персонажами, просили выбрать из множества вариантов действий единственно приемлемые…
— Спасибо, вы свободны. Слава богу!..
— Тогда я пошел?
— Да, только не сюда, вот сюда.
Оказывается, в комнате была еще одна дверь…
— Следующий!..
Садитесь, расстегните рубаху, закатайте рукав…
Как вас зовут?..
Вы когда-нибудь воровали?..
Изменяли жене?..
Удовлетворены ли вы вашим положением?..
Любите ли вы деньги?..
Готовы ли вы за деньги пойти на неблаговидный поступок?..
А за очень большие?..
Есть ли у вас какая-нибудь, о которой никто не знает, тайна?..
— Спасибо, вы хорошо поработали. Можете идти. И очередной испытуемый возвращался в казарму.
— А Лешка где? — интересовались у него друзья.
— Как где? А разве он не вышел?
— Нет, не выходил. Мы думали, он там остался.
— Никого там нет.
Вот так номер, а куда тогда Лешка девался? И Иван? Иван тоже оттуда не вышел!..
На вечерней поверке спецназовцы потребовали у нового командира отчет.
— Где Иван? И Лешка… Где наши ребята, куда вы их девали?
— Никуда мы их не девали, они находятся на медицинском обследовании.
Объяснение звучало неубедительно, но проверить его было невозможно.
— Когда они вернутся?
— Точно не знаю, но обещаю, что вы с ними скоро встретитесь. Обязательно встретитесь.
Командир не соврал. Хотя было бы лучше, если соврал…
Люди в белых халатах обработали полученную информацию, отсортировали респондентов и доложили наверх выводы.
— Эти, — показали на первую стопку листов, — потенциально готовы подчиняться и принять новые правила, если они принесут им какие-либо ощутимые выгоды. Эти относятся к категории сомневающихся и способны принять как ту, так и другую позицию, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства.
— То есть им можно доверять?
— Если провести соответствующую работу, усилить мотивации…
— Так можно или нет?
— Скорее да, чем нет.
— А эти? — кивнул заказчик исследований на последнюю, самую тонкую стопку листов.
— Эти не приемлют предложенные им новые условия и вряд ли способны пойти на компромисс. У них четко выраженная собственная позиция, которая вступает в противоречие с предложенными установками по целому ряду основополагающих моментов…
— Их можно исправить?
— Вряд ли.
— Выходит, они те самые “горбатые”?
— Что вы сказали?
— Не важно…
Я все понял. Спасибо…
На чем психологические изыски закончились…
— Строиться!..
Первое отделение нале-во! И… шагом марш!..
Первое отделение перевели в соседнюю казарму, где развели по отдельным комнатам, окна которых были забраны решетками, а стулья и столы прикручены болтами к полу.
— Садитесь, пожалуйста. Я следователь военной прокуратуры майор Шанин, — представился майор. — Я хочу задать вам несколько вопросов, касающихся вашего прежнего места службы…
И майор, и еще несколько майоров и капитанов со щитами и перекрещенными мечами на петличках начали задавать вопросы. Много вопросов, даже больше, чем задавали психологи.
— Где?..
Когда?..
С кем?..
Кто?..
При каких обстоятельствах?..
Спецназовцы врали, но врали каждый по-своему, не зная, что говорит другой. Их показания сравнивали, их ловили за язык и ловили на противоречиях. Безобидные на первый взгляд вопросы в сравнении с другими вопросами, задаваемыми другим бойцам, превращались в улики и тянули за собой все новые и новые скрываемые до того факты.
В открытом бою спецназовцы могли бы положить батальон таких кабинетных чинуш, а может, два батальона… Но с ними воевали не в чистом поле и не их оружием. С ними воевали совсем другим, незнакомым им оружием — карандашом и ручкой. И поэтому они терпели поражение за поражением.
Тихими, вкрадчивыми голосами им ломали волю надежней, чем если бы вздернули на дыбу. Их натравливали друг на друга, заставляя друг в друге сомневаться и друг друга ненавидеть.
— А вот лейтенант Смаков утверждает противоположное, утверждает, что не совершал того, о чем говорите вы, а что это сделали вы. Вот, можете прочитать его показания…
И у спецназовца сводило от злости скулы… Ах он гад…
— Так кто — вы или он? И языки развязывались…
Каждый эпизод деятельности генерала Крашенинникова протоколировался, обрастая новыми подробностями. Следователи писали, дела пухли, спецназовцы сдувались…
Потом их вернули в казарму, но вернули уже другими — уже сомневающимися во всем и во всех, уже не бойцами, а подследственными, не подразделением, а группой лиц…
Потом их стали выводить на плац, в спортгородок, на полосу препятствий... Они с удовольствием бегали, прыгали и крутили на турниках “солнышко”. Надоело им сиднем сидеть в четырех стенах предоставленным самим себе.
— Первое отделение, строиться!
— Куда нас?
— В тир. Посмотрим, на что вы способны. Вот и хорошо, хоть пострелять… И постреляли…
В тир шли по территории части, то и дело останавливаясь возле грибков часовых.
— Стой!..
Сопровождающий вытаскивал сопроводительные документы.
— Проходи…
По разбитым ступенькам спустились в бомбоубежище, переоборудованное под стрелковый тир. Потянули на себя тяжелые металлические двери.
— Нам налево. Повернули налево.
— Теперь сюда…
В узком, уходящем куда-то в темную бесконечность помещении остановились.
Щелкнул рубильник Вспыхнули забранные в сетки лампы под потолком Высветились далекие мишени.
Тир был примитивным донельзя — без стоек, без подзорных труб, через которые можно отсматривать продырявленные мишени, и даже без висящих на стенах плакатов и инструкций, регламентирующих порядок обращения с оружием. Какой-то каменный век…
— А из чего стрелять? Оружие где?
— Сейчас.
Сопровождающий сунулся в какую-то дверь и крикнул:
— Оружие принесите, пожалуйста.
В тир стали вбегать бойцы с автоматами. Но вместо того чтобы отдать их, разбежались вдоль одной из стен. Вдоль той стены, которая смотрела в тоннель тира. Замерли, выставив вперед оружие. Спецназовцы недоуменно переглянулись.
— Вы чего, мужики, вы чего?..
Клацнули передергиваемые затворы. И спецназовцы поняли, что дело швах — спрятаться, залечь, закопаться было негде — сзади находилась бетонная труба тоннеля, заканчивающаяся тупиковой стеной. Бежать туда — все равно не добежать. Их расстреляют, как мишени в тире, потому что в тире и есть…
Может, броситься на автоматчиков? Броситься можно, успеть что-нибудь сделать нельзя — пули быстрее самых быстрых ног. Их просто сметут автоматным залпом, как мусор веником — раз, и нет никого. Нет никого в живых.
Короче, влипли.
Спецназовцы переглянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48