Но не стал. Наоборот, благодаря моей солдатской смекалке, ты жив остался. Поедешь теперь к невесте… музейному работнику… Мамку старую увидишь…
Витек плакал. Он не мог поверить, что всё это происходит наяву.
- Ну что ты плачешь? Радоваться надо, Пачкин, что жив остался, а ты плачешь!.. Ну, не сможешь ты теперь разговаривать. Ну и что! Зато лишнего не сболтнешь! А если уж очень надо тебе будет чего-нибудь сообщить, так ты возьми карандаш с бумагой и напиши, чего тебе надо. Грамотность у нас в стране поголовная! Правильно?..
Витек механически кивнул.
- Постой!.. Как же это?! Чуть было я не упустил! - солдат хлопнул себя ладонью по лбу. - Ты же можешь и вредное чего написать! Например, про самолет! Как же это я… Едва не опростоволосился!.. Давай-ка мы, Пачкин, тебе еще руку отрежем, чтоб ты написать ничего не смог!
Витек замычал и попытался отползти. Но солдат придавил его коленом к земле с такой силой, что Пачкин чуть не задохнулся.
- Куда ты, Пачкин?!. Подожди… немного…
Солдат воткнул нож Виктору в плечо и медленно стал перепиливать кость.
Пачкин потерял сознание.
Очнулся он оттого, что солдат бил его по щекам. Правой руки уже не было.
- Слушай, Пачкин, я чего подумал-то… Ведь ты же, при желании, и левой писать можешь… не так красиво, но можешь… А вдруг, ты вообще левша и захотел меня обдурить?! Ох ты, Пачкин, какой хитрец! - солдат погрозил Виктору пальцем. - Хитрец ты, Пачкин!.. Но русского солдата не обдуришь!.. Переворачивайся на живот, а то мне так неудобно тебе руку резать… Ну что ты лежишь, как бревно?.. Не можешь, что ли, перевернуться? Ну, давай, я тебе помогу, - солдат перевернул Пачкина на живот. - Сейчас, Пачкин.
Он воткнул нож в левое плечо, и Виктор снова потерял сознание…
Придя в себя перед смертью, он увидел склонившееся над ним знакомое лицо мамкиного соседа Колчанова. Колчанов неприятно улыбался и махал Пачкину его же отрезанной рукой.
- Привет, Витька! Что, обманули дурака на четыре кулака?! - Он швырнул руку Пачкину на живот и засмеялся. Потом сложил ладони ковшиком, подставил их под Витькино плечо, из которого хлестала кровь, набрал полную пригоршню и напился…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
- Бог един, - сказал Мешалкин и снял с плеча кол.
Надо быть точным, чтобы попасть в цель.
Господи, как мне заработать, на том, чем Ты меня наградил?
Он рассчитал правильно. Как всегда! Шкатулка отправлена по назначению. Жаль, что кончается его время пребывания в теле. Он не успел насладиться всеми прелестями земного существования. Ему нравилось «быть человеком». Но, к сожалению, он не мог долго оставаться им. Это требовало слишком больших затрат энергии и было небезопасно даже для него. Могла начаться необратимая реакция, и тогда…
Он содрогнулся. Ему стало страшно. Но он обрадовался страху, потому что там, откуда он пришел, - не было никаких эмоций.
А здесь, на Земле, он питался эмоциями, он заряжался ими, они позволяли ему ненадолго продлить нахождение в человеческом теле. Особенно страх! Страх давал ему такие заряды энергии, как… как большой взрыв… Но даже это не давало ему оставаться на Земле больше трех-четырех земных суток.
Только звезда РЭДМАХ могла дать ему возможность быть, где он хочет и сколько хочет. Но звезда РЭДМАХ могла и убить его. Сила звезды была просто силой. И если ты встречал ее слабым, она ломала тебя. Но если ты повернулся к ней правильной стороной, ты мог стать парусом, который наполняет мощный ветер удачи и могущества.
В этот раз он подготовился хорошо, и всё должно сойтись. Наконец-то он обладал той субстанцией, которая в сочетании с энергией звезды могла сделать его неуязвимым и все-
могущим. Наконец-то ему удалось найти Палец Ильи. И палец будет у него, когда придет время. А время приходит.
На этой планете он чувствовал себя хорошо. Здесь было много страха, боли и страданий - всего того, без чего он не мог. Он давно уже выбрал ее._Там, откуда он пришел, страха, боли и страданий почти не осталось. А здесь… Эта планета будет принадлежать ему!..
Глава первая
ИСКУССТВО ВМЕСТО ТАБЛЕТОК
Что это за голова торчит снизу? И чего это она такое кричит?
- 1 -
Дегенгард Георгий Адамович проработал в Музее Искусств двадцать лет, и ему было очень обидно, что теперь, когда над Россией засветился луч надежды и свободы, вместе со свободомыслием, за которое сложило головы столько русских интеллигентов, пришло засилие хамства. Когда свежий ветер перемен растрепал прически людей, доселе боявшихся лишний раз громко вздохнуть, и они, эти люди, обрадовались тому, что им выпало счастье своими глазами увидеть то, о чем они и не мечтали, случилось неожиданное. Люди поняли свободу НЕПРАВИЛЬНО! Не как возможность высказывать свое мнение о чем угодно, не оглядываясь через плечо, не как возможность сходить в музей и посмотреть на всё что хочешь, не как возможность прийти в кино и увидеть фильм Тарковского или Вайды без купюр, не как возможность прийти в библиотеку и взять любую (ЛЮБУЮ!) книгу о чем угодно, не как возможность участвовать в управлении государством путем свободного голосования за кого-нибудь, а совсем по-другому! Какая-то дрянь вместо этого вышла! Люди расценили полученную ими свободу как свободу гадить друг другу на голову! Гады! Свобода слова свелась к безнаказанной матерщине в общественных местах! Вместо музеев - ночные клубы с проститутками и наркоманами! Молодежь засунула в уши дебильники, чтобы не слушать умных советов старшего поколения. В кино и по телевизору - пропаганда насилия и сексуальных извращений. А какие печатают, продают и читают книги! Уму непостижимо! Вместо того чтобы читать Достоевского, Гоголя и Пушкина, которые наконец-то появились в свободной продаже, читают всякую дрянь, чушь, мусор и гадость! А Пушкин, Гоголь и Достоевский пылятся на полках магазинов невостребованные! А за какие голосуют партии?! За партии негодяев, воров и мошенников! И даже (невозможно себе представить!) за фашистов и коммунистов! Убить человека стало легче легкого! Заплати наемному убийце за грязную работу и всё! И можешь, если денег хватит, убивать кого хочешь - хочешь банкира, хочешь президента, хочешь популярного телевизионного ведущего, если тебе не понравилось, как он подстригся.
Всё это так действовало на Георгия Адамовича, что он ходил, опустив низко голову, и думал - как же это так?.. Ко всему этому, еще и зарплату платить практически перестали. А то, что изредка и нерегулярно платили - зарплатой не назовешь. Вот и получалось - всё, за что лучшие умы погибали в лагерях и подвалах Лубянки, всё это ЗРЯ! А почему так получилось? Георгий Адамович долго над этим размышлял. И наконец понял, почему так вышло. Потому что настоящие люди (интеллигенты духа), только благодаря которым и произошли перемены, эти люди, выполнив свою работу, посчитали нескромным занимать руководящие посты в обновленной стране. Они выполнили свой долг и скромно отошли в сторону. А к власти ринулась оголтелая свора проходимцев, спекулянтов, барыг и хамов.
Они тут же крепко окопались в своих кожаных креслах, как спруты распустили щупальца во все стороны, и как клещи стали сосать кровь страны.
Георгий Адамович много читал по философии. И имел свое оригинальное мнение по многим вечным вопросам. Он, в частности, не соглашался с мнениями Платона и некоторых других древних философов, что государством должна управлять олигархия ученых, мыслителей и интеллектуалов. Всегда Георгий Адамович отдавал предпочтение демократическому устройству государства, когда у власти стоит народ. И вот теперь, когда он увидел, во что превратилась демократия, он понял, что древние греки были правы. ОЛИГАРХИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ РАЗУМНЕЕ, ЧЕМ ДЕМОКРАТИЯ ОЛИГОФРЕНОВ!
Проблемы общегосударственные напрямую отражались на проблемах музея, в котором Георгий Адамович проработал столько лет, и который он любил и считал делом всей своей жизни. В запасниках музея находилось множество экспонатов, которые по понятным причинам в советское время нельзя было выставлять. Георгий Адамович неоднократно пытался добиться разрешения на это, ему было до слез обидно, что люди не видят такие прекрасные вещи. Но чиновники от культуры не разрешали. Дело, конечно, хорошее, - говорили они Георгию Адамовичу, - но… знаете ли… - Чиновники разводили руками, задирали подбородки к потолку и затем смотрели на Де-генгарда в том смысле, что он и сам должен понимать, почему делать этого нельзя. А нельзя было этого делать тогда по двум причинам: Идеологической и Политической. Большинство экспонатов было вывезено во время войны из Германии, и официально СССР не признавал этого факта. Вытащить же экспонаты из запасников было равнозначно признанию. За этим могло последовать требование возвратить награбленное, а возвращать, естественно, не хотелось. Вот и приходилось советским музеям выступать в роли, так сказать, собак на сене.
Но когда старый ненавистный режим рухнул, Георгий Адамович первым делом пришел к новому руководству и сказал: Пора вытаскивать из запасников произведения искусства, потому что теперь, когда народ вдохнул свободы, ему очень полезно и своевременно будет поднять свой культурный уровень с помощью того, чего ему раньше не давали созерцать. Каково же было удивление Дегенгарда, когда в ответ на свою пламенную речь он услышал от директора, что он, Георгий Адамович, конечно же прав, что его мысли отражают глубину изменений в обществе и даже несколько опережают события, являясь своего рода вестником еще более лучших перемен, которые нас, несомненно, ожидают в скором будущем, и руководство очень ценит опыт, знание и многие лета добросовестного труда Георгия Адамовича, и будет ходатайствовать в Министерстве культуры, чтобы его наградили орденом «Знак Почета», и так далее в том же духе… но… хотя предложение Георгия Адамовича и заслуживает безусловного внимания и, в целом, оно верное, но все-таки доставать трофейные произведения искусства из запасников преждевременно, потому что сейчас, когда вот-вот должна рухнуть Берлинская Стена, неизвестно, как Объединенная Германия посмотрит на такие демонстрации с позиции силы. Все же, Георгий Адамович, - сказал в заключение новый директор, отставной полковник ПВО, -мы, по сравнению с немцами, сильное государство, и немцы могут расценить такие демонстрации, как издевательство над их тевтонским достоинством. Вроде того, будто мы их в рот ебали, как дураков! Не обижайся, Георгий Адамович, на такие мои замечания, но пока доставать рано. Время еще не пришло. Как же так, - возразил Георгий Адамович. - Вы же очень удачно помянули тевтонцев. Когда они еще в первый раз на нас нападали, наш князь Александр Невский произнес исторические слова, которые вы, как человек военный, должны хорошо помнить, и вы, как военный же человек, должны хорошо помнить, скольких миллионов жизней стоила нам эта агрессия! Так неужели же мы не можем позволить людям, за все перенесенные ужасы, муки и потери, ходить в музей и наслаждаться произведениями искусства, которые пылятся в запасниках зря?!
Но договориться с директором не удалось. А Георгий Адамович так надеялся, так надеялся! Он так надеялся, что даже не сомневался нисколько в том, что всё будет как надо. Дегенгард настолько в этом не сомневался, что заранее начал работы по подготовке экспозиции. И многое успел подготовить. Он даже два названия для выставки придумал. «КУЛЬТУРНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ» и «ВОЗВРАЩЕНИЕ КУЛЬТУРЫ». Дегенгард не знал, какое лучше…
Именно с этого момента Георгий Адамович начал разочаровываться в происходящих переменах и впал в меланхолию.
- 2 -
Георгий Адамович спустился в подвал и сел в старинное австрийское кресло Фридриха Барбароссы. Кругом стояли картины, скульптуры и изделия прикладного искусства лучших мастеров Европы. Это были те работы, которые Дегенгард любил больше остальных и успел подготовить к выставке, которая так и не состоялась. Одни имена чего стоили! Рубенс! Челлини! Рафаэль! Пет-руччо! Бервинуззо! Андрициози Ламанжо! Роден! Модильяни! Да что перечислять-то! Перечислять-то можно целый день! Да только вот люди этого никогда не увидят! Георгию Адамовичу было горько. Он не понимал и не принимал тех условностей, из-за которых всем этим прекрасным вещам суждено было быть похороненными в склепе. Он считал, что держать их здесь так же преступно, как великим художникам преступно зарывать свои таланты в землю.
Дегенгард смотрел на картину Рубенса и думал: О, Великий Фламандец, знал ли ты, что твоя картина, созданная для того, чтобы радовать глаза людей, будет пылиться в душ-
ном подвале только из-за того, что какие-то придурки политики него-то там такое считают! Дегенгард сидел перед шедевром живописца и чувствовал, какая же гадость эта жизнь, если она допускает, чтобы всякая сволочь, про которую завтра никто не вспомнит, хоронила в музейных казематах Великих Мастеров, перед которыми время - НИЧТО!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Витек плакал. Он не мог поверить, что всё это происходит наяву.
- Ну что ты плачешь? Радоваться надо, Пачкин, что жив остался, а ты плачешь!.. Ну, не сможешь ты теперь разговаривать. Ну и что! Зато лишнего не сболтнешь! А если уж очень надо тебе будет чего-нибудь сообщить, так ты возьми карандаш с бумагой и напиши, чего тебе надо. Грамотность у нас в стране поголовная! Правильно?..
Витек механически кивнул.
- Постой!.. Как же это?! Чуть было я не упустил! - солдат хлопнул себя ладонью по лбу. - Ты же можешь и вредное чего написать! Например, про самолет! Как же это я… Едва не опростоволосился!.. Давай-ка мы, Пачкин, тебе еще руку отрежем, чтоб ты написать ничего не смог!
Витек замычал и попытался отползти. Но солдат придавил его коленом к земле с такой силой, что Пачкин чуть не задохнулся.
- Куда ты, Пачкин?!. Подожди… немного…
Солдат воткнул нож Виктору в плечо и медленно стал перепиливать кость.
Пачкин потерял сознание.
Очнулся он оттого, что солдат бил его по щекам. Правой руки уже не было.
- Слушай, Пачкин, я чего подумал-то… Ведь ты же, при желании, и левой писать можешь… не так красиво, но можешь… А вдруг, ты вообще левша и захотел меня обдурить?! Ох ты, Пачкин, какой хитрец! - солдат погрозил Виктору пальцем. - Хитрец ты, Пачкин!.. Но русского солдата не обдуришь!.. Переворачивайся на живот, а то мне так неудобно тебе руку резать… Ну что ты лежишь, как бревно?.. Не можешь, что ли, перевернуться? Ну, давай, я тебе помогу, - солдат перевернул Пачкина на живот. - Сейчас, Пачкин.
Он воткнул нож в левое плечо, и Виктор снова потерял сознание…
Придя в себя перед смертью, он увидел склонившееся над ним знакомое лицо мамкиного соседа Колчанова. Колчанов неприятно улыбался и махал Пачкину его же отрезанной рукой.
- Привет, Витька! Что, обманули дурака на четыре кулака?! - Он швырнул руку Пачкину на живот и засмеялся. Потом сложил ладони ковшиком, подставил их под Витькино плечо, из которого хлестала кровь, набрал полную пригоршню и напился…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
- Бог един, - сказал Мешалкин и снял с плеча кол.
Надо быть точным, чтобы попасть в цель.
Господи, как мне заработать, на том, чем Ты меня наградил?
Он рассчитал правильно. Как всегда! Шкатулка отправлена по назначению. Жаль, что кончается его время пребывания в теле. Он не успел насладиться всеми прелестями земного существования. Ему нравилось «быть человеком». Но, к сожалению, он не мог долго оставаться им. Это требовало слишком больших затрат энергии и было небезопасно даже для него. Могла начаться необратимая реакция, и тогда…
Он содрогнулся. Ему стало страшно. Но он обрадовался страху, потому что там, откуда он пришел, - не было никаких эмоций.
А здесь, на Земле, он питался эмоциями, он заряжался ими, они позволяли ему ненадолго продлить нахождение в человеческом теле. Особенно страх! Страх давал ему такие заряды энергии, как… как большой взрыв… Но даже это не давало ему оставаться на Земле больше трех-четырех земных суток.
Только звезда РЭДМАХ могла дать ему возможность быть, где он хочет и сколько хочет. Но звезда РЭДМАХ могла и убить его. Сила звезды была просто силой. И если ты встречал ее слабым, она ломала тебя. Но если ты повернулся к ней правильной стороной, ты мог стать парусом, который наполняет мощный ветер удачи и могущества.
В этот раз он подготовился хорошо, и всё должно сойтись. Наконец-то он обладал той субстанцией, которая в сочетании с энергией звезды могла сделать его неуязвимым и все-
могущим. Наконец-то ему удалось найти Палец Ильи. И палец будет у него, когда придет время. А время приходит.
На этой планете он чувствовал себя хорошо. Здесь было много страха, боли и страданий - всего того, без чего он не мог. Он давно уже выбрал ее._Там, откуда он пришел, страха, боли и страданий почти не осталось. А здесь… Эта планета будет принадлежать ему!..
Глава первая
ИСКУССТВО ВМЕСТО ТАБЛЕТОК
Что это за голова торчит снизу? И чего это она такое кричит?
- 1 -
Дегенгард Георгий Адамович проработал в Музее Искусств двадцать лет, и ему было очень обидно, что теперь, когда над Россией засветился луч надежды и свободы, вместе со свободомыслием, за которое сложило головы столько русских интеллигентов, пришло засилие хамства. Когда свежий ветер перемен растрепал прически людей, доселе боявшихся лишний раз громко вздохнуть, и они, эти люди, обрадовались тому, что им выпало счастье своими глазами увидеть то, о чем они и не мечтали, случилось неожиданное. Люди поняли свободу НЕПРАВИЛЬНО! Не как возможность высказывать свое мнение о чем угодно, не оглядываясь через плечо, не как возможность сходить в музей и посмотреть на всё что хочешь, не как возможность прийти в кино и увидеть фильм Тарковского или Вайды без купюр, не как возможность прийти в библиотеку и взять любую (ЛЮБУЮ!) книгу о чем угодно, не как возможность участвовать в управлении государством путем свободного голосования за кого-нибудь, а совсем по-другому! Какая-то дрянь вместо этого вышла! Люди расценили полученную ими свободу как свободу гадить друг другу на голову! Гады! Свобода слова свелась к безнаказанной матерщине в общественных местах! Вместо музеев - ночные клубы с проститутками и наркоманами! Молодежь засунула в уши дебильники, чтобы не слушать умных советов старшего поколения. В кино и по телевизору - пропаганда насилия и сексуальных извращений. А какие печатают, продают и читают книги! Уму непостижимо! Вместо того чтобы читать Достоевского, Гоголя и Пушкина, которые наконец-то появились в свободной продаже, читают всякую дрянь, чушь, мусор и гадость! А Пушкин, Гоголь и Достоевский пылятся на полках магазинов невостребованные! А за какие голосуют партии?! За партии негодяев, воров и мошенников! И даже (невозможно себе представить!) за фашистов и коммунистов! Убить человека стало легче легкого! Заплати наемному убийце за грязную работу и всё! И можешь, если денег хватит, убивать кого хочешь - хочешь банкира, хочешь президента, хочешь популярного телевизионного ведущего, если тебе не понравилось, как он подстригся.
Всё это так действовало на Георгия Адамовича, что он ходил, опустив низко голову, и думал - как же это так?.. Ко всему этому, еще и зарплату платить практически перестали. А то, что изредка и нерегулярно платили - зарплатой не назовешь. Вот и получалось - всё, за что лучшие умы погибали в лагерях и подвалах Лубянки, всё это ЗРЯ! А почему так получилось? Георгий Адамович долго над этим размышлял. И наконец понял, почему так вышло. Потому что настоящие люди (интеллигенты духа), только благодаря которым и произошли перемены, эти люди, выполнив свою работу, посчитали нескромным занимать руководящие посты в обновленной стране. Они выполнили свой долг и скромно отошли в сторону. А к власти ринулась оголтелая свора проходимцев, спекулянтов, барыг и хамов.
Они тут же крепко окопались в своих кожаных креслах, как спруты распустили щупальца во все стороны, и как клещи стали сосать кровь страны.
Георгий Адамович много читал по философии. И имел свое оригинальное мнение по многим вечным вопросам. Он, в частности, не соглашался с мнениями Платона и некоторых других древних философов, что государством должна управлять олигархия ученых, мыслителей и интеллектуалов. Всегда Георгий Адамович отдавал предпочтение демократическому устройству государства, когда у власти стоит народ. И вот теперь, когда он увидел, во что превратилась демократия, он понял, что древние греки были правы. ОЛИГАРХИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ РАЗУМНЕЕ, ЧЕМ ДЕМОКРАТИЯ ОЛИГОФРЕНОВ!
Проблемы общегосударственные напрямую отражались на проблемах музея, в котором Георгий Адамович проработал столько лет, и который он любил и считал делом всей своей жизни. В запасниках музея находилось множество экспонатов, которые по понятным причинам в советское время нельзя было выставлять. Георгий Адамович неоднократно пытался добиться разрешения на это, ему было до слез обидно, что люди не видят такие прекрасные вещи. Но чиновники от культуры не разрешали. Дело, конечно, хорошее, - говорили они Георгию Адамовичу, - но… знаете ли… - Чиновники разводили руками, задирали подбородки к потолку и затем смотрели на Де-генгарда в том смысле, что он и сам должен понимать, почему делать этого нельзя. А нельзя было этого делать тогда по двум причинам: Идеологической и Политической. Большинство экспонатов было вывезено во время войны из Германии, и официально СССР не признавал этого факта. Вытащить же экспонаты из запасников было равнозначно признанию. За этим могло последовать требование возвратить награбленное, а возвращать, естественно, не хотелось. Вот и приходилось советским музеям выступать в роли, так сказать, собак на сене.
Но когда старый ненавистный режим рухнул, Георгий Адамович первым делом пришел к новому руководству и сказал: Пора вытаскивать из запасников произведения искусства, потому что теперь, когда народ вдохнул свободы, ему очень полезно и своевременно будет поднять свой культурный уровень с помощью того, чего ему раньше не давали созерцать. Каково же было удивление Дегенгарда, когда в ответ на свою пламенную речь он услышал от директора, что он, Георгий Адамович, конечно же прав, что его мысли отражают глубину изменений в обществе и даже несколько опережают события, являясь своего рода вестником еще более лучших перемен, которые нас, несомненно, ожидают в скором будущем, и руководство очень ценит опыт, знание и многие лета добросовестного труда Георгия Адамовича, и будет ходатайствовать в Министерстве культуры, чтобы его наградили орденом «Знак Почета», и так далее в том же духе… но… хотя предложение Георгия Адамовича и заслуживает безусловного внимания и, в целом, оно верное, но все-таки доставать трофейные произведения искусства из запасников преждевременно, потому что сейчас, когда вот-вот должна рухнуть Берлинская Стена, неизвестно, как Объединенная Германия посмотрит на такие демонстрации с позиции силы. Все же, Георгий Адамович, - сказал в заключение новый директор, отставной полковник ПВО, -мы, по сравнению с немцами, сильное государство, и немцы могут расценить такие демонстрации, как издевательство над их тевтонским достоинством. Вроде того, будто мы их в рот ебали, как дураков! Не обижайся, Георгий Адамович, на такие мои замечания, но пока доставать рано. Время еще не пришло. Как же так, - возразил Георгий Адамович. - Вы же очень удачно помянули тевтонцев. Когда они еще в первый раз на нас нападали, наш князь Александр Невский произнес исторические слова, которые вы, как человек военный, должны хорошо помнить, и вы, как военный же человек, должны хорошо помнить, скольких миллионов жизней стоила нам эта агрессия! Так неужели же мы не можем позволить людям, за все перенесенные ужасы, муки и потери, ходить в музей и наслаждаться произведениями искусства, которые пылятся в запасниках зря?!
Но договориться с директором не удалось. А Георгий Адамович так надеялся, так надеялся! Он так надеялся, что даже не сомневался нисколько в том, что всё будет как надо. Дегенгард настолько в этом не сомневался, что заранее начал работы по подготовке экспозиции. И многое успел подготовить. Он даже два названия для выставки придумал. «КУЛЬТУРНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ» и «ВОЗВРАЩЕНИЕ КУЛЬТУРЫ». Дегенгард не знал, какое лучше…
Именно с этого момента Георгий Адамович начал разочаровываться в происходящих переменах и впал в меланхолию.
- 2 -
Георгий Адамович спустился в подвал и сел в старинное австрийское кресло Фридриха Барбароссы. Кругом стояли картины, скульптуры и изделия прикладного искусства лучших мастеров Европы. Это были те работы, которые Дегенгард любил больше остальных и успел подготовить к выставке, которая так и не состоялась. Одни имена чего стоили! Рубенс! Челлини! Рафаэль! Пет-руччо! Бервинуззо! Андрициози Ламанжо! Роден! Модильяни! Да что перечислять-то! Перечислять-то можно целый день! Да только вот люди этого никогда не увидят! Георгию Адамовичу было горько. Он не понимал и не принимал тех условностей, из-за которых всем этим прекрасным вещам суждено было быть похороненными в склепе. Он считал, что держать их здесь так же преступно, как великим художникам преступно зарывать свои таланты в землю.
Дегенгард смотрел на картину Рубенса и думал: О, Великий Фламандец, знал ли ты, что твоя картина, созданная для того, чтобы радовать глаза людей, будет пылиться в душ-
ном подвале только из-за того, что какие-то придурки политики него-то там такое считают! Дегенгард сидел перед шедевром живописца и чувствовал, какая же гадость эта жизнь, если она допускает, чтобы всякая сволочь, про которую завтра никто не вспомнит, хоронила в музейных казематах Великих Мастеров, перед которыми время - НИЧТО!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90