Недаром Дьявол ставит человека ниже зверя, ведь ни один зверь не может стать порочным, зато для человека сие есть норма бытия. Проскакивают иногда белые вороны – люди чистые духом и совестью, но мне не повезло, потому что до сих пор не встречал подобных уникумов. Вот вы не выражаетесь, говорите, что я выражаю сугубо личную точку зрения, принципиально не могущую быть объективной. Но тогда объясните мне, пожалуйста, откуда в людях столько говна? Знакомый по РОВД рассказывал, как прогуливался со своей собачкой вдоль ограждения детского сада, а какой-то карапуз с лопаткой в руках веселья ради облил его целым набором нецензурной брани. Это означает, что уже с детства человек привыкает быть порочным. Попробуйте упрекнуть компанию подростков в том, что они загадили ваш подъезд, и в лучшем случае отделаетесь моральной травмой. Малолетние сопляки поднимают руки на родителей, мамы выкидывают новорожденных в мусоропроводы, кругом с одинаковой охотой берут и дают взятки, колонии строгого режима трещат по швам от засилья сволоты... Несомненно, всё это – признаки гуманного общества и светлого будущего. Шутка.
Я, будучи оборотнем, чувствую себя жалким ничтожеством рядом с крупным чиновником или бизнесменом, за спиной которого грехов чуть меньше, чем у Люцифера...
Знаете, меня ведь однажды чуть не уволили из органов. Было это, когда я получил чин младшего лейтенанта. Решил с приятелями отметить как полагается; нарядился празднично, в бежевые брючки, белую рубашечку, галстук. Короче, всё как надо. Дожидался на остановке автобуса, чтобы ехать в назначенный для проведения торжества кабак, и тут какой-то хрен на навороченной спортивной «Хонде» пролетел мимо остановки и обдал народ хорошей, тёплой такой грязью из лужи (дожди шли три дня подряд, и асфальт не успел избавиться от потопа, ведь сливные отверстия в нашей стране почему-то существуют не на всех улицах). Не знаю, зачем он остановился в паре десятков метров от остановки, но зачем-то он всё-таки остановился. Пребывая в состоянии, мягко говоря, полного недоумения, я пробежался до «Хонды» (не разбирая дороги, прямо по лужам, ведь брюки превратились чёрт знает во что) и ненавязчиво спросил в открытое окно, как надо понимать произошедшее, и не желает ли водитель извиниться передо мной и другими гражданами за свой поступок. Из машины вылез сначала парень лет девятнадцати, а потом раскрашенная матрёшкой девица того же возраста, которая и сидела за рулём (я по русской привычке подошёл к левой двери, а руль у той «Хонды» располагался справа). Первое, что я услышал, это фраза вроде: «Ты чё, мля, гнойный п...дор, предъяву имеешь?» Притом я-то обратился к ним совершенно спокойно и буквально литературным языком, ведь, как-никак, направлялся на праздник милицейского повышения. И вот, моё испорченное настроение, связанное с приведением в негодность одежды, многократно ухудшается с каждой секундой, покуда я смотрю в наглое, самоуверенное лицо парня, в угрожающем взгляде вытаращившего на меня свои поросячьи глаза и раскрывающего рот как тупая рыба. Краем глаза замечаю не менее наглое, не менее самоуверенное лицо девицы, страдающей явным недостатком не только интеллекта, но и привлекательности, но упорно не желающей признаваться в этом, посему измалеванной косметикой как индеец племени навахо, ступивший на тропу войны. Ей-богу, крокодил, порезвившийся в отделе лакокрасочных материалов. Мой мозг, не получив ответа на заданный вопрос, начинает философски рассуждать над тем, какие всё-таки говнюки встречаются в городской природе. Вот стоит передо мной хам, и подруга ему подстать, оба наверняка из богатых семей, где папа ездит на «мерине», а мама – на «крузере». Дети элиты, высший свет, сливки общества. Цветы жизни, как говаривал Остап Бендер. Числятся в институтах только потому, что папа кормит ректора. Крутят на пальцах последнюю модель мобильника, потому что мама подарила его. Нихрена в жизни не сделавшие, нихрена не знающие, нихрена не умеющие и не стоящие вросшего ногтя на мизинце моей правой ноги... парень повторил свой вопрос, но уже иными словами, я девица обошла машину и теперь стояла рядом, плотоядно улыбаясь и бросая время от времени едкие, как серная кислота, словечки. Заводить длительную беседу с «детьми индиго» у меня как-то не было желания, поэтому я, решив сеять мудрое, доброе, светлое, чисто философски заехал парню в рыло, и пока он раздумывал, хрюкнуть ему после подачи или же пукнуть, я засадил удар в печень, а затем, когда обладатель наглого рыла согнулся пополам, приложил коленом в нос. Из расквашенного носа «дитя индиго» пошла совсем не голубая кровь, как кто-то мог бы подумать, а такая же красная, как у всех, и дабы помочь бедняге поскорее приложить холод к ране, я легким, почти дружеским пинком отправил его в лужу. Где он и барахтался до приезда ментов, издавая нечленораздельные плаксивые звуки. А с девицей, которая верещала что-то по-поросячьи и тщетно пыталась выцарапать мне глаза, поступил иначе. Так как мы живём не в Турции, где принято лупить женщин почём зря, а в цивилизованной стране, я оттащил девушку за волосы от своего лица, сорвал висевший у неё на шее мобильный телефон и забросил его подальше в грязь, в самое, как надеюсь, глубокое место. Так что, захоти мерзкая сучка вернуть аппаратик, непременно потребуется пошарить в мутной жиже нежными ручками, разгоняя набухшие бычки и смачные слизистые плевки, и поскрести уличный ил изящным маникюрчиком.
Как я был рад сбить спесь с этих ублюдков! Я получил эстетическое наслаждение от вида того, как наглый засранец отфыркивается в луже; слух мой ласкали истерические крики некрасивой шалавы... А народ на остановке аплодировал. Стоя.
Конечно, влепили мне по первое число, и если бы не свидетельствования людей, что «они первые начали», служба в милиции окончилась бы для меня в тот самый день.
Вот обо всём этом мы и говорили со Славой, пока допивали вторую бутылку водки и доедали третий килограмм пельменей. Ещё мы решили, что так как я номинально спас жизнь её дочери, Настя может, как и раньше, приходить в гости. Короче, дети здесь ни причём, так зачем мешать их дружбе?
Расставались мы под утро и как друзья, но после покушения в сквере Сурикова отношения между мной и Славой носили чисто формальный характер. Потому что он не мог простить зла, уже совершенного и ещё ждущего своей очереди. И жизнь потекла почти так, как текла ранее. Я работал, нянчился с Настей, иногда заходил в гости к Ахимовым, иногда – они ко мне.
Так продолжалось до декабря прошлого года. Жизнь текла размеренно, не происходило больше событий, о которых стоило бы упомянуть. Но ближе к Новому году Николаев призвал меня в свой кабинет и сказал, что отправляет в Англию. Мне, конечно, всегда хотелось побывать на Туманном Альбионе, тем паче ни в одной стране кроме России я не бывал, но неожиданность и поспешность Николаева выбили меня из седла. Со слов Ирикона выходило следующее: некие люди в Англии, близкие кругу российских оборотней, нашли древний артефакт, реликвию сил Тьмы, и за солидное вознаграждение желают передать его Ирикону. И я в качестве курьера должен вылететь в Лондон, забрать артефакт и привезти сюда.
Почему Ирикон выбрал именно меня, оставалось только догадываться. Давая характеристику артефакту, он несколько раз повторил, что заключенная в реликвии сила полезна только лишь оборотню, то бишь артефакт узкоспециализирован. Не самая сильная в мире магическая штуковина, но даёт владельцу возможность не подчиняться воле демона Герадо – самого могущественного волка, стоящего во главе легиона оборотней. О Герадо я расскажу чуть позже, а пока ещё несколько слов об артефакте. Так вот, этот Глаз Лизарда, как официально называется реликвия, дарит владельцу иммунитет против гипнотических чар Герадо, и на сём могущество Глаза кончается. По сути, не такая уж и ценная вещь, как можно подумать вначале. Ирикон упорно твердил, что посылает в Англию меня, потому как доверяет гораздо больше, нежели другим членам стаи, которые, вероятно, не захотят отдавать артефакт боссу, а присвоят его себе и останутся на территории Великобритании, так что найти их впоследствии будет невозможно. Мне такая мотивировка показалась странной и откровенно надуманной, ведь Николаев, будучи бизнесменом и депутатом, недостатком ума не страдал и не мог не догадываться, что в истории с гибелью трёх оборотней при попытке похищения Ахимовых не всё так «гладко», как рассказал я. Посему на его месте лично я бы себе не доверял, или доверял, но в последнюю очередь. Но Николаев был себе на уме, и окончательно всё понял я лишь спустя несколько дней.
Понял, что за интриги клубились вокруг моей скромной персоны.
ГЛАВА VII
Оставляю навсегда
Привычку улыбаться утром...
«Русский Размер».
Я сел на рейс 667 и через три часа уже выходил из терминала лондонского аэропорта Хитроу. Вокруг царила суета, присущая любому крупному аэропорту мира, люди с сумками носились из одного конца зала в другой, иные чинно восседали в зоне ожидания рядом со своим драгоценным багажом. Иногда встречались охранники в чёрных кепках. Из общей толчеи прибывающих, улетающих, провожающих и встречающих я пытался отыскать нужного мне человека, некоего Джонатана Диерса, связного местной секты дьяволопоклонников, нашедших артефакт. Николаев снабдил меня словесным портретом Диерса: высокий широкоплечий мужчина лет тридцати с крашеными в белый цвет волосами, остриженными коротко. На левой щеке его присутствует татуировка в виде половинки черепа.
И вот я слонялся по залам аэропорта и вглядывался в толпу, пока кто-то не похлопал меня по плечу. Обернувшись, я инстинктивно отпрыгнул и едва не закричал, ведь за спиной стоял и улыбался здоровенный негр, губастый и зубастый, как полагается быть негру. В широком носу его торчало золотое кольцо, всё левую часть лица начиная от центра лба, переносицы, носа и губ, покрывала кошмарная татуировка в виде человеческого черепа. Когда негр поворачивал голову вправо, казалось, что она лишена кожи и мышц, а остались только обгоревшие кости. Аккуратные белые волосы на голове негра смотрелись весьма зловеще.
– Wassup!– оскалился он, выкатив бычьи глаза, а потом осведомился: – Ereekhon?
Я нехотя кивнул. Честно говоря, идти куда-то с этим типом совершенно не хотелось. Негр был похож на известного баскетболиста Денниса Родмана, но раза в два шире плечами.
– Let's go, – бросил негр и зашагал к выходу.
И мне не оставалось ничего кроме как подчиниться ему. Я успокаивал себя мыслью, что я-то оборотень, сильный и проворный, а он – простой сатанист с нелепой татуировкой пол-лица и кровожадным взглядом. Физиономия Диерса настолько привлекала к себе внимание, что я даже не успел как следует разглядеть прочие атрибуты его внешности, и лишь когда негр повернулся спиной и зашагал прочь, я увидел и оценил его одежду: длинный кожаный плащ, спортивные джинсы, армейские ботинки. Всё чёрное. В общем, этот Диерс эффектно выделялся в толпе; непонятно, почему Николаев не сказал, что встречать меня будет именно негр с черепом вместо лица и глазами быка-торро в разгар корриды.
Мы вышли из здания аэропорта под пасмурное небо заморского королевства. Воздух был градусов на двадцать теплее, нежели в России, но всё равно хотелось поглубже укутаться в куртку: уж слишком низко летели серые мокрые облака. На автостоянке нас ждал блестящий кабриолет «Carrera», и уже через минуту мы с ошеломляющей скоростью летели по левой стороне шоссе к погребенному под смогом Лондону.
Вскоре я перестал опасливо коситься на негра, справедливо решив, что каким бы крутым он ни был, я всё равно круче. А ещё я решил немного развеяться после полета и развлечься..
– У тебя хоть музыка-то есть? – как можно небрежней бросил я, не ожидая, что Диерс поймёт мои слова.
Негр и не понял. Он повернул свой череп и вопросительно уставился на меня.
– Мьюзик! – повторил я по-английски. В принципе, я понимал английскую речь и мог более или менее общаться на английском языке, но решил не раскрывать этой карты перед сатанистом.
Диерс ткнул какую-то кнопку на панели приборов, и тут же грохнули мощнейшие электрогитары «Rammstein'а». Смотря на ухмыляющуюся рожу клонированного Родмана, я в попытке заглушить музыку крикнул:
– первый раз вижу черножопого, который рэпу предпочел металл!
Диерс осклабился ещё сильнее и кивнул:
– Yo, man! Rap is good shit!
– Энд уай ю префё ту лисен ап тзис метал?– спросил я, невольно стараясь получше скрыть русский акцент. О желании не раскрывать своего знания языка я как-то подзабыл...
– 'Cos it's a good shit!– веско заметил Диерс.
– Потому что ты придурок! – смотря в глаза негру, невинно улыбался я.
Диерс, ясное дело, слов моих не понял, кивнул в знаке согласия и свернул с шоссе, направляя машину в пригород. Я немного расстроился, ведь хотелось непременно увидеть все лондонские достопримечательности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я, будучи оборотнем, чувствую себя жалким ничтожеством рядом с крупным чиновником или бизнесменом, за спиной которого грехов чуть меньше, чем у Люцифера...
Знаете, меня ведь однажды чуть не уволили из органов. Было это, когда я получил чин младшего лейтенанта. Решил с приятелями отметить как полагается; нарядился празднично, в бежевые брючки, белую рубашечку, галстук. Короче, всё как надо. Дожидался на остановке автобуса, чтобы ехать в назначенный для проведения торжества кабак, и тут какой-то хрен на навороченной спортивной «Хонде» пролетел мимо остановки и обдал народ хорошей, тёплой такой грязью из лужи (дожди шли три дня подряд, и асфальт не успел избавиться от потопа, ведь сливные отверстия в нашей стране почему-то существуют не на всех улицах). Не знаю, зачем он остановился в паре десятков метров от остановки, но зачем-то он всё-таки остановился. Пребывая в состоянии, мягко говоря, полного недоумения, я пробежался до «Хонды» (не разбирая дороги, прямо по лужам, ведь брюки превратились чёрт знает во что) и ненавязчиво спросил в открытое окно, как надо понимать произошедшее, и не желает ли водитель извиниться передо мной и другими гражданами за свой поступок. Из машины вылез сначала парень лет девятнадцати, а потом раскрашенная матрёшкой девица того же возраста, которая и сидела за рулём (я по русской привычке подошёл к левой двери, а руль у той «Хонды» располагался справа). Первое, что я услышал, это фраза вроде: «Ты чё, мля, гнойный п...дор, предъяву имеешь?» Притом я-то обратился к ним совершенно спокойно и буквально литературным языком, ведь, как-никак, направлялся на праздник милицейского повышения. И вот, моё испорченное настроение, связанное с приведением в негодность одежды, многократно ухудшается с каждой секундой, покуда я смотрю в наглое, самоуверенное лицо парня, в угрожающем взгляде вытаращившего на меня свои поросячьи глаза и раскрывающего рот как тупая рыба. Краем глаза замечаю не менее наглое, не менее самоуверенное лицо девицы, страдающей явным недостатком не только интеллекта, но и привлекательности, но упорно не желающей признаваться в этом, посему измалеванной косметикой как индеец племени навахо, ступивший на тропу войны. Ей-богу, крокодил, порезвившийся в отделе лакокрасочных материалов. Мой мозг, не получив ответа на заданный вопрос, начинает философски рассуждать над тем, какие всё-таки говнюки встречаются в городской природе. Вот стоит передо мной хам, и подруга ему подстать, оба наверняка из богатых семей, где папа ездит на «мерине», а мама – на «крузере». Дети элиты, высший свет, сливки общества. Цветы жизни, как говаривал Остап Бендер. Числятся в институтах только потому, что папа кормит ректора. Крутят на пальцах последнюю модель мобильника, потому что мама подарила его. Нихрена в жизни не сделавшие, нихрена не знающие, нихрена не умеющие и не стоящие вросшего ногтя на мизинце моей правой ноги... парень повторил свой вопрос, но уже иными словами, я девица обошла машину и теперь стояла рядом, плотоядно улыбаясь и бросая время от времени едкие, как серная кислота, словечки. Заводить длительную беседу с «детьми индиго» у меня как-то не было желания, поэтому я, решив сеять мудрое, доброе, светлое, чисто философски заехал парню в рыло, и пока он раздумывал, хрюкнуть ему после подачи или же пукнуть, я засадил удар в печень, а затем, когда обладатель наглого рыла согнулся пополам, приложил коленом в нос. Из расквашенного носа «дитя индиго» пошла совсем не голубая кровь, как кто-то мог бы подумать, а такая же красная, как у всех, и дабы помочь бедняге поскорее приложить холод к ране, я легким, почти дружеским пинком отправил его в лужу. Где он и барахтался до приезда ментов, издавая нечленораздельные плаксивые звуки. А с девицей, которая верещала что-то по-поросячьи и тщетно пыталась выцарапать мне глаза, поступил иначе. Так как мы живём не в Турции, где принято лупить женщин почём зря, а в цивилизованной стране, я оттащил девушку за волосы от своего лица, сорвал висевший у неё на шее мобильный телефон и забросил его подальше в грязь, в самое, как надеюсь, глубокое место. Так что, захоти мерзкая сучка вернуть аппаратик, непременно потребуется пошарить в мутной жиже нежными ручками, разгоняя набухшие бычки и смачные слизистые плевки, и поскрести уличный ил изящным маникюрчиком.
Как я был рад сбить спесь с этих ублюдков! Я получил эстетическое наслаждение от вида того, как наглый засранец отфыркивается в луже; слух мой ласкали истерические крики некрасивой шалавы... А народ на остановке аплодировал. Стоя.
Конечно, влепили мне по первое число, и если бы не свидетельствования людей, что «они первые начали», служба в милиции окончилась бы для меня в тот самый день.
Вот обо всём этом мы и говорили со Славой, пока допивали вторую бутылку водки и доедали третий килограмм пельменей. Ещё мы решили, что так как я номинально спас жизнь её дочери, Настя может, как и раньше, приходить в гости. Короче, дети здесь ни причём, так зачем мешать их дружбе?
Расставались мы под утро и как друзья, но после покушения в сквере Сурикова отношения между мной и Славой носили чисто формальный характер. Потому что он не мог простить зла, уже совершенного и ещё ждущего своей очереди. И жизнь потекла почти так, как текла ранее. Я работал, нянчился с Настей, иногда заходил в гости к Ахимовым, иногда – они ко мне.
Так продолжалось до декабря прошлого года. Жизнь текла размеренно, не происходило больше событий, о которых стоило бы упомянуть. Но ближе к Новому году Николаев призвал меня в свой кабинет и сказал, что отправляет в Англию. Мне, конечно, всегда хотелось побывать на Туманном Альбионе, тем паче ни в одной стране кроме России я не бывал, но неожиданность и поспешность Николаева выбили меня из седла. Со слов Ирикона выходило следующее: некие люди в Англии, близкие кругу российских оборотней, нашли древний артефакт, реликвию сил Тьмы, и за солидное вознаграждение желают передать его Ирикону. И я в качестве курьера должен вылететь в Лондон, забрать артефакт и привезти сюда.
Почему Ирикон выбрал именно меня, оставалось только догадываться. Давая характеристику артефакту, он несколько раз повторил, что заключенная в реликвии сила полезна только лишь оборотню, то бишь артефакт узкоспециализирован. Не самая сильная в мире магическая штуковина, но даёт владельцу возможность не подчиняться воле демона Герадо – самого могущественного волка, стоящего во главе легиона оборотней. О Герадо я расскажу чуть позже, а пока ещё несколько слов об артефакте. Так вот, этот Глаз Лизарда, как официально называется реликвия, дарит владельцу иммунитет против гипнотических чар Герадо, и на сём могущество Глаза кончается. По сути, не такая уж и ценная вещь, как можно подумать вначале. Ирикон упорно твердил, что посылает в Англию меня, потому как доверяет гораздо больше, нежели другим членам стаи, которые, вероятно, не захотят отдавать артефакт боссу, а присвоят его себе и останутся на территории Великобритании, так что найти их впоследствии будет невозможно. Мне такая мотивировка показалась странной и откровенно надуманной, ведь Николаев, будучи бизнесменом и депутатом, недостатком ума не страдал и не мог не догадываться, что в истории с гибелью трёх оборотней при попытке похищения Ахимовых не всё так «гладко», как рассказал я. Посему на его месте лично я бы себе не доверял, или доверял, но в последнюю очередь. Но Николаев был себе на уме, и окончательно всё понял я лишь спустя несколько дней.
Понял, что за интриги клубились вокруг моей скромной персоны.
ГЛАВА VII
Оставляю навсегда
Привычку улыбаться утром...
«Русский Размер».
Я сел на рейс 667 и через три часа уже выходил из терминала лондонского аэропорта Хитроу. Вокруг царила суета, присущая любому крупному аэропорту мира, люди с сумками носились из одного конца зала в другой, иные чинно восседали в зоне ожидания рядом со своим драгоценным багажом. Иногда встречались охранники в чёрных кепках. Из общей толчеи прибывающих, улетающих, провожающих и встречающих я пытался отыскать нужного мне человека, некоего Джонатана Диерса, связного местной секты дьяволопоклонников, нашедших артефакт. Николаев снабдил меня словесным портретом Диерса: высокий широкоплечий мужчина лет тридцати с крашеными в белый цвет волосами, остриженными коротко. На левой щеке его присутствует татуировка в виде половинки черепа.
И вот я слонялся по залам аэропорта и вглядывался в толпу, пока кто-то не похлопал меня по плечу. Обернувшись, я инстинктивно отпрыгнул и едва не закричал, ведь за спиной стоял и улыбался здоровенный негр, губастый и зубастый, как полагается быть негру. В широком носу его торчало золотое кольцо, всё левую часть лица начиная от центра лба, переносицы, носа и губ, покрывала кошмарная татуировка в виде человеческого черепа. Когда негр поворачивал голову вправо, казалось, что она лишена кожи и мышц, а остались только обгоревшие кости. Аккуратные белые волосы на голове негра смотрелись весьма зловеще.
– Wassup!– оскалился он, выкатив бычьи глаза, а потом осведомился: – Ereekhon?
Я нехотя кивнул. Честно говоря, идти куда-то с этим типом совершенно не хотелось. Негр был похож на известного баскетболиста Денниса Родмана, но раза в два шире плечами.
– Let's go, – бросил негр и зашагал к выходу.
И мне не оставалось ничего кроме как подчиниться ему. Я успокаивал себя мыслью, что я-то оборотень, сильный и проворный, а он – простой сатанист с нелепой татуировкой пол-лица и кровожадным взглядом. Физиономия Диерса настолько привлекала к себе внимание, что я даже не успел как следует разглядеть прочие атрибуты его внешности, и лишь когда негр повернулся спиной и зашагал прочь, я увидел и оценил его одежду: длинный кожаный плащ, спортивные джинсы, армейские ботинки. Всё чёрное. В общем, этот Диерс эффектно выделялся в толпе; непонятно, почему Николаев не сказал, что встречать меня будет именно негр с черепом вместо лица и глазами быка-торро в разгар корриды.
Мы вышли из здания аэропорта под пасмурное небо заморского королевства. Воздух был градусов на двадцать теплее, нежели в России, но всё равно хотелось поглубже укутаться в куртку: уж слишком низко летели серые мокрые облака. На автостоянке нас ждал блестящий кабриолет «Carrera», и уже через минуту мы с ошеломляющей скоростью летели по левой стороне шоссе к погребенному под смогом Лондону.
Вскоре я перестал опасливо коситься на негра, справедливо решив, что каким бы крутым он ни был, я всё равно круче. А ещё я решил немного развеяться после полета и развлечься..
– У тебя хоть музыка-то есть? – как можно небрежней бросил я, не ожидая, что Диерс поймёт мои слова.
Негр и не понял. Он повернул свой череп и вопросительно уставился на меня.
– Мьюзик! – повторил я по-английски. В принципе, я понимал английскую речь и мог более или менее общаться на английском языке, но решил не раскрывать этой карты перед сатанистом.
Диерс ткнул какую-то кнопку на панели приборов, и тут же грохнули мощнейшие электрогитары «Rammstein'а». Смотря на ухмыляющуюся рожу клонированного Родмана, я в попытке заглушить музыку крикнул:
– первый раз вижу черножопого, который рэпу предпочел металл!
Диерс осклабился ещё сильнее и кивнул:
– Yo, man! Rap is good shit!
– Энд уай ю префё ту лисен ап тзис метал?– спросил я, невольно стараясь получше скрыть русский акцент. О желании не раскрывать своего знания языка я как-то подзабыл...
– 'Cos it's a good shit!– веско заметил Диерс.
– Потому что ты придурок! – смотря в глаза негру, невинно улыбался я.
Диерс, ясное дело, слов моих не понял, кивнул в знаке согласия и свернул с шоссе, направляя машину в пригород. Я немного расстроился, ведь хотелось непременно увидеть все лондонские достопримечательности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48