Не пригашая жар страсти, а переводя горение в ласковое тепло, растягивали удовольствие во времени.
Он повел рукой, соприкасаясь с плоским девичьим животиком, всею ладонью обжал круглую, упругую грудь, вжал пальцы, нащупывая отвердевший сосок. Неферит сама стащила с него схенти, запустила пальцы Сергию между ног, крепко обжимая, щупая, открывая тайное. Груди ее коснулись серегиных бедер, и он с острым удовольствием почувствовал обволакивающее движение губ девушки, обжигающих и влажных.
Излившись, опустошенный и ублаженный, Сергий впал в дрему, улавливая краем сознания опаляющий шепот:
– Мой котик… Мой лев… Мое солнышко…
Глава 6
1. Уасет – Фивы
Уасет завиднелся издалека – по восточному берегу Нила показались исполинские пилоны, заблестели гигантские обелиски, затрепетали флаги на высоких мачтах у святилищ. Ипет-Сут, храм Амона Фиванского.
Зухос стоял на носу миапарона, одномачтового суденышка, похищенного из военной гавани Кибот, и разглядывал окраины города, безразлично скользя глазами по белым стенам, по зелени пальм, по россыпям усыпальниц на западном берегу – Город мертвых вставал как отражение города живых. Мужчина Усмехнулся – он не верил в «Священную девятку», и его раздражала вековечная суета египтян, всю жизнь готовившихся к смерти.
– Торнай! – позвал Зухос, не оборачивая лица к гребцам.
Тот, к кому он обращался, тут же бросил весло и подбежал к хозяину, склонился в поклоне и вымолвил:
– Слушаю твой зов, мой господин!
– Высадишь меня у храма, и гребите в гавань. Не расходиться, ждите меня там.
– Будет исполнено! – согнулся Торнай.
Миапарон вильнул и направился к берегу.
Древний Уасет еще называли Нут-Амон, «Город Амона», или просто Нут. А уж что такого увидали в Уасете эллины и почему прозывали Нут «стовратными Фивами», история умалчивает. Может, просто впечатлились громадными размерами Нута? Во всяком случае, ворот в городской стене насчитывалось всего четверо. Зухос вошел через северные – стража смотрела на него в упор, но не видела.
Он по-прежнему таился и кутался в длинный химатий. Одна группа слуг шла впереди него, другая позади, а еще шестеро бойцов шествовали на флангах.
Зухос прикрывал лицо, шел и зыркал из-за складки химатия, как из амбразуры. Он не любил Уасет. Почему? Потому, быть может, что Птолемеи за свое владычество перестроили весь город, оставив всего два острова древности, Ипет-Сут на северной стороне и Мпет-Ресит – на южной? Бывший жрец обожал гигантские постройки предков – массивные, величественные, подавляющие робкую душу, – а все эти эллинские штучки, вроде хлипких портиков, вызывали в нем глухую досаду.
Зухос пересек по тропе правильные ряды пальм, обогнул стену Ипет-Сут, и сделал чуть ли не триста шагов, обходя колоссальные колоннады Дома Амона. Не доходя до главных пилонов храма, вытянувшихся в небо на пятьдесят локтей, он поднялся по лестнице на пешеходный переход через боковую улицу, и глянул на реку. За разлившимися водами Хапи зеленел большой плоский остров, заросший священными дубами Амона, а на том берегу громоздились великолепные постройки Города мертвых. Вдали, на фоне скал, запирающих долину, белел Зешер-Зешеру, заупокойный храм царицы Хатшепсут, а ближе к берегу, севернее колоссов Мемнона, пластался «Дом миллионов лет», который эллины прозывали Рамессеумом. Там, в святилище, где хранится барка Амона, сокрыта вторая дверь. Пройти ее – значит одолеть половину пути к вожделенному замку Тота.
Зухос самодовольно улыбнулся, и нежно погладил скипетр-секхем. Скоро уже, а пока… А пока займемся делами! Он пересек улицу по массивному переходу, спустился – слуги топотали следом – и быстро пошагал к Царской Дороге. Дорога эта шла через весь город с севера на юг. Широкая и гладко вымощенная, она была обсажена тенистыми деревьями и обставлена шеренгами сфинксов в коронах пшент. За густыми рядами деревьев прятались колоннады эллинских храмов и глухие фасады богатых домов. К одному такому, светлые стены коего покрывали росписи, и свернул Зухос. То был дом Иосефа сына Шимона, купца и аргентария. О состоянии, нажитом этим человеком, ходили легенды – чуть ли не миллиард динариев скопил он!
Но не богатство было причиной уважения, которое Зухос питал к Иосефу. Зухос презирал богачей, равно как и бедняков. Он смеялся над жрецами и терпеть не мог всяких там царей и принцепсов. Но жили на свете несколько человек, которых Зухос признавал ровней себе. Первым из них был Норбу Римпоче, чью обитель в горах далекой Индии посетил он в молодости, где жил и постигал великие тайны Иччхашакти и Крияшакти.
Вот и Иосеф был не прост, очень не прост… Этот купец и банкир носил титул Баал-Шем, «Владеющего именем Бога». Будучи крупнейшим знатоком Хокмат Эмэт, «Истинной мудрости», сын Шимона весьма и весьма преуспел в прикладной каббале – каббале маасит – постигнув все десять Сфирот, «Божественных сущностей». Он обрел великую мощь, и побороть его даже всею силою сэтеп-са не удавалось.
Подойдя к широкой двери, Зухос взял висящую на цепи деревянную колотушку и постучал. Ждать пришлось долго. Сначала открылся ставень на втором этаже, прямо над дверью, потом заскрипела лестница, и подрагивающий баритон спросил через бронзовую решетку, вделанную в дверь:
– Кто?
– Это я, – коротко ответил Зухос. – Достаточно?
– Я узнал тебя… – вздохнули за дверью.
Громыхнули тяжкие засовы, и дверь отворилась. Зухос сделал знак слугам ждать на улице и вошел. Коренастая фигура хозяина, плохо видимая в темноте, показала рукой на светлый проем, и заперла дверь. Пришелец двинулся в указанном направлении.
Пройдя темной галереей, он вышел к подобию маленького рая – внутреннему двору, где плескался бассейн, били фонтаны, сильно и тяжело пахли низкорослые мирровые деревья с обильной золотисто-зеленой листвой. Прямоугольный двор был окружен плотным строем колонн из кипенного мрамора – именно мрамора, а не египетского белого известняка. Видать, не поскупился старый жмот, привез камень из далекой Каррары…
Коренастый обернулся, и Зухос узнал Иосефа. Купец ничуть не изменился за год – все то же суровое лицо, обветренное и загорелое, цвета седельной кожи, все тот же острый взгляд, и мужественные черты, хранящие былую красоту, проявившую себя именно сейчас, в середине жизни.
– Ну, здравствуй, рабби… – сказал Зухос со скользящей улыбочкой. – Давно не виделись!
Хозяин дома наметил усмешку.
– Только не говори, что соскучился.
Гость рассмеялся, а Иосеф поморщился – голос у Зухоса был на зависть – ясный, звучный, где надо – бархатный и обволакивающий, или гремящий медью, но смех… Грубый гогот, да еще какой-то взвизгивавший, всхрапывавший… Ужас! Не смех, а пытка для ушей…
– Я пришел по делу, – сказал Зухос, отсмеявшись.
– Слушаю, – прикрыл глаза Иосеф.
– Пандион уже интересовался насчет оружия…
– И я дал ему ответ, – открыл глаза купец. – Будет золото – будет оружие.
– Учти, – нахмурился гость, – я хочу вооружить легион!
– Хоть два, – улыбнулся Иосеф. – Скажи мне лучше, чего ты этим добиваешься?
– А для тебя это секрет? – осклабился Зухос.
– Тебе нужна власть… – сказал хозяин дома, так, будто ставил диагноз тяжелобольному.
– Да! Мне нужна власть, а Египту нужен новый царь! Новый фараон, которому поклоняются как божеству. Так было встарь, так и должно быть!
– Знаешь, – усмехнулся Иосеф, – почему каббалу боятся и ненавидят все жрецы подряд – и египетские, и эллинские, и римские, иудеи и христиане? Потому что они поклоняются своим богам и молят их, выпрашивая подачки, а каббала меняет человека, возвышая его и приближая к богу.
Зухос оскалился.
– Приближая к «Бесконечному и непостижимому началу», хочешь ты сказать? – проговорил он. – К тому, что вы зовете Эйнсоф? Так это не бог!
– Ты хочешь вступить со мной в дискуссию? – насмешливо усмехнулся сын Шимона.
– Нет! – буркнул его визави. – Просто ты превратно понимаешь мои намерения. Власть над Египтом нужна мне не для того, чтобы упиваться поклонением людских толп. Мне нужно, чтобы эти толпы слушали меня и слышали, понимали и делали то, что я им скажу!
– А станут ли эти толпы счастливее под твоей властью? – вздохнул Иосеф.
– Станут! – уверенно сказал Зухос. – Я освобожу рабов. Пахари станут вкалывать на полях фараона, ремесленники – в мастерских фараона. Это будут трудовики, низшая каста, и я дам им все для счастья – дом, женщину, хлеб и зрелища. А еще будет каста боевиков! Эти воины, что верой и правдой отслужат фараону двадцать пять лет, сходят в походы по его приказу, будут бросаться в атаку с его именем на устах, смогут, по высочайшему повелению, занять место в высшей касте хранителей! Я составлю ее из жрецов, из преданных мне и смекалистых начальников. Вот тогда, – торжественно заключил Зухос, – в государстве будет порядок!
– В каком государстве? – сощурился хозяин.
– Сначала – в Египте, – ухмыльнулся гость. – Потом мне подчинится Нумидия, Киренаика, Мавритания, Иудея, Сирия… Я соберу легионы боевиков и поведу их на Рим! Вся империя покорится мне!
– Но ты на этом не остановишься, – понятливо покивал Иосеф.
– Нет! – крикнул Зухос, разгоряченный своими фантазиями. – Я не стану, как римляне, вести вялую войну с германцами за Данувием и Реносом! Я провозглашу с десяток слабых северных царств, буду стравливать их между собою или мирить, пока не доведу те племена до полного отчаяния и истощения! А после присоединю их все, до самого Янтарного берега, к своей державе, и германцы станут славить меня и благословлять!
– А потом – Индия? – негромко поинтересовался аргентарий.
– Конечно! Парфия, Индия, земли арабов и кушитов! И повсюду будут возводиться храмы в мою честь, и на всех языках зазвучат гимны и хвалебные песни, прославляющие меня! Я хочу этого! И так будет!
– А начнешь ты с Дельты… – проговорил задумчиво Иосеф, приземляя распалившегося «фараона».
– Да… – приугас Зухос.
– Поведешь на римлян буколов, необученных и необузданных «волопасов»…
– Я вложу в их трусливые сердца храбрость и лишу страха!
– Сколько же крови сольется в Нил…
– Война не бывает бескровной, – пожал плечами Зухос, и нахмурился: – Ты отказываешь мне в оружии?
– Нет, – покачал головой Иосеф. – Не я, так другой… Лучше уж я! Но помни: мне нужно золото. Золото и серебро – на этом стоит моя власть! Ты хочешь Рим завоевать, а я его покупаю по сходной цене!
– Послушай… – вкрадчиво заговорил пришелец. – Когда я овладею Египтом, и жрецы водрузят на мою голову красную и белую короны, я сделаю тебя моим чати. Хочешь? Ты будешь распоряжаться всем добром Египта, и станешь по своему разумению умножать его, не забывая о себе!
Выслушав лестное предложение, Иосеф осведомился:
– Так у тебя нет золота?
Зухос злобно ощерился.
– Нет у меня золота! – крикнул он. – Пока нет! Но я протягиваю тебе руку!
– А я не принимаю пустой руки, – твердо заявил Иосеф.
Опасный гость усилием воли вызвал грозную силу сетэп-са, напрягся, отдавая мысленный приказ повиноваться, но хозяин не отпрянул в страхе. Он мгновенно сосредоточился, и вытянул руку, выгибая ладонь в жесте отталкивания.
– Ана Бэкоах, – зазвучал его голос, рокоча на низких регистрах, – Гдулат Йаминха, Татир Црура! На Гибор, Доршей Йехудха, Кэбэват Шомрэм!
Зухос ощутил неприятное чувство зависания. Словно одна кожа от него осталась, надутая как мехи, и колышется он в прозрачной воде человекообразным пузырем. Он почувствовал, как в нем зарождается страх, и пришел в ярость. Гость вытянул обе руки, широко расставляя пальцы, лоб его покрылся испариной в чудовищном усилии мысли.
– Повинуйся!
Но хозяин дома лишь набычился.
– Бархэ Таарем, Рахамэй Цидкэдха, Тамид Гомлэм! – рокотал его напряженный голос, и вот взревел торжествующе: – Барух шем квод малкуто леолам ваэд!
Зухосу почудилось; будто воздух вокруг него загустел, и пала тьма – черный, тягучий, беспросветный мрак, колючий и холодный на ощупь. Он почувствовал, как тает его сила, отбираемая сгустками тьмы. Сердце дало сбой, и немочь разлилась по жилам.
– Хватит! – прохрипел Зухос. – Довольно!
И тьма растаяла, оставив по себе мурашки и липкий пот.
– Я достану золото…
– Жду, – ответил Иосеф. – Жду до праздника Опет в гавани Суу – это за пустыней, на берегу Эритрейского моря. Туда я приведу два гаула, груженых оружием и доспехами.
– Жди, – буркнул Зухос.
Он заметил бледность на лице иудея, и черные тени под глазами, и взбодрился: победа досталась тому нелегко!
Повернувшись, бывший жрец вышел из дому и захлопнул за собой дверь. Нерастраченная злоба клокотала в нём, требуя выхода. Слуги будто почувствовали его состояние – сжались, оплывая ужасом.
– Господин гневается на нас? – пролепетал нубиец Икеда.
– Нет…
Зухос вышел на Царскую Дорогу и зашагал в сторону гавани. Сомнения, порою всплывавшие в нем, закопошились снова. Превращая людей в слуг, он лишает их воли, подчиняет их души себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Он повел рукой, соприкасаясь с плоским девичьим животиком, всею ладонью обжал круглую, упругую грудь, вжал пальцы, нащупывая отвердевший сосок. Неферит сама стащила с него схенти, запустила пальцы Сергию между ног, крепко обжимая, щупая, открывая тайное. Груди ее коснулись серегиных бедер, и он с острым удовольствием почувствовал обволакивающее движение губ девушки, обжигающих и влажных.
Излившись, опустошенный и ублаженный, Сергий впал в дрему, улавливая краем сознания опаляющий шепот:
– Мой котик… Мой лев… Мое солнышко…
Глава 6
1. Уасет – Фивы
Уасет завиднелся издалека – по восточному берегу Нила показались исполинские пилоны, заблестели гигантские обелиски, затрепетали флаги на высоких мачтах у святилищ. Ипет-Сут, храм Амона Фиванского.
Зухос стоял на носу миапарона, одномачтового суденышка, похищенного из военной гавани Кибот, и разглядывал окраины города, безразлично скользя глазами по белым стенам, по зелени пальм, по россыпям усыпальниц на западном берегу – Город мертвых вставал как отражение города живых. Мужчина Усмехнулся – он не верил в «Священную девятку», и его раздражала вековечная суета египтян, всю жизнь готовившихся к смерти.
– Торнай! – позвал Зухос, не оборачивая лица к гребцам.
Тот, к кому он обращался, тут же бросил весло и подбежал к хозяину, склонился в поклоне и вымолвил:
– Слушаю твой зов, мой господин!
– Высадишь меня у храма, и гребите в гавань. Не расходиться, ждите меня там.
– Будет исполнено! – согнулся Торнай.
Миапарон вильнул и направился к берегу.
Древний Уасет еще называли Нут-Амон, «Город Амона», или просто Нут. А уж что такого увидали в Уасете эллины и почему прозывали Нут «стовратными Фивами», история умалчивает. Может, просто впечатлились громадными размерами Нута? Во всяком случае, ворот в городской стене насчитывалось всего четверо. Зухос вошел через северные – стража смотрела на него в упор, но не видела.
Он по-прежнему таился и кутался в длинный химатий. Одна группа слуг шла впереди него, другая позади, а еще шестеро бойцов шествовали на флангах.
Зухос прикрывал лицо, шел и зыркал из-за складки химатия, как из амбразуры. Он не любил Уасет. Почему? Потому, быть может, что Птолемеи за свое владычество перестроили весь город, оставив всего два острова древности, Ипет-Сут на северной стороне и Мпет-Ресит – на южной? Бывший жрец обожал гигантские постройки предков – массивные, величественные, подавляющие робкую душу, – а все эти эллинские штучки, вроде хлипких портиков, вызывали в нем глухую досаду.
Зухос пересек по тропе правильные ряды пальм, обогнул стену Ипет-Сут, и сделал чуть ли не триста шагов, обходя колоссальные колоннады Дома Амона. Не доходя до главных пилонов храма, вытянувшихся в небо на пятьдесят локтей, он поднялся по лестнице на пешеходный переход через боковую улицу, и глянул на реку. За разлившимися водами Хапи зеленел большой плоский остров, заросший священными дубами Амона, а на том берегу громоздились великолепные постройки Города мертвых. Вдали, на фоне скал, запирающих долину, белел Зешер-Зешеру, заупокойный храм царицы Хатшепсут, а ближе к берегу, севернее колоссов Мемнона, пластался «Дом миллионов лет», который эллины прозывали Рамессеумом. Там, в святилище, где хранится барка Амона, сокрыта вторая дверь. Пройти ее – значит одолеть половину пути к вожделенному замку Тота.
Зухос самодовольно улыбнулся, и нежно погладил скипетр-секхем. Скоро уже, а пока… А пока займемся делами! Он пересек улицу по массивному переходу, спустился – слуги топотали следом – и быстро пошагал к Царской Дороге. Дорога эта шла через весь город с севера на юг. Широкая и гладко вымощенная, она была обсажена тенистыми деревьями и обставлена шеренгами сфинксов в коронах пшент. За густыми рядами деревьев прятались колоннады эллинских храмов и глухие фасады богатых домов. К одному такому, светлые стены коего покрывали росписи, и свернул Зухос. То был дом Иосефа сына Шимона, купца и аргентария. О состоянии, нажитом этим человеком, ходили легенды – чуть ли не миллиард динариев скопил он!
Но не богатство было причиной уважения, которое Зухос питал к Иосефу. Зухос презирал богачей, равно как и бедняков. Он смеялся над жрецами и терпеть не мог всяких там царей и принцепсов. Но жили на свете несколько человек, которых Зухос признавал ровней себе. Первым из них был Норбу Римпоче, чью обитель в горах далекой Индии посетил он в молодости, где жил и постигал великие тайны Иччхашакти и Крияшакти.
Вот и Иосеф был не прост, очень не прост… Этот купец и банкир носил титул Баал-Шем, «Владеющего именем Бога». Будучи крупнейшим знатоком Хокмат Эмэт, «Истинной мудрости», сын Шимона весьма и весьма преуспел в прикладной каббале – каббале маасит – постигнув все десять Сфирот, «Божественных сущностей». Он обрел великую мощь, и побороть его даже всею силою сэтеп-са не удавалось.
Подойдя к широкой двери, Зухос взял висящую на цепи деревянную колотушку и постучал. Ждать пришлось долго. Сначала открылся ставень на втором этаже, прямо над дверью, потом заскрипела лестница, и подрагивающий баритон спросил через бронзовую решетку, вделанную в дверь:
– Кто?
– Это я, – коротко ответил Зухос. – Достаточно?
– Я узнал тебя… – вздохнули за дверью.
Громыхнули тяжкие засовы, и дверь отворилась. Зухос сделал знак слугам ждать на улице и вошел. Коренастая фигура хозяина, плохо видимая в темноте, показала рукой на светлый проем, и заперла дверь. Пришелец двинулся в указанном направлении.
Пройдя темной галереей, он вышел к подобию маленького рая – внутреннему двору, где плескался бассейн, били фонтаны, сильно и тяжело пахли низкорослые мирровые деревья с обильной золотисто-зеленой листвой. Прямоугольный двор был окружен плотным строем колонн из кипенного мрамора – именно мрамора, а не египетского белого известняка. Видать, не поскупился старый жмот, привез камень из далекой Каррары…
Коренастый обернулся, и Зухос узнал Иосефа. Купец ничуть не изменился за год – все то же суровое лицо, обветренное и загорелое, цвета седельной кожи, все тот же острый взгляд, и мужественные черты, хранящие былую красоту, проявившую себя именно сейчас, в середине жизни.
– Ну, здравствуй, рабби… – сказал Зухос со скользящей улыбочкой. – Давно не виделись!
Хозяин дома наметил усмешку.
– Только не говори, что соскучился.
Гость рассмеялся, а Иосеф поморщился – голос у Зухоса был на зависть – ясный, звучный, где надо – бархатный и обволакивающий, или гремящий медью, но смех… Грубый гогот, да еще какой-то взвизгивавший, всхрапывавший… Ужас! Не смех, а пытка для ушей…
– Я пришел по делу, – сказал Зухос, отсмеявшись.
– Слушаю, – прикрыл глаза Иосеф.
– Пандион уже интересовался насчет оружия…
– И я дал ему ответ, – открыл глаза купец. – Будет золото – будет оружие.
– Учти, – нахмурился гость, – я хочу вооружить легион!
– Хоть два, – улыбнулся Иосеф. – Скажи мне лучше, чего ты этим добиваешься?
– А для тебя это секрет? – осклабился Зухос.
– Тебе нужна власть… – сказал хозяин дома, так, будто ставил диагноз тяжелобольному.
– Да! Мне нужна власть, а Египту нужен новый царь! Новый фараон, которому поклоняются как божеству. Так было встарь, так и должно быть!
– Знаешь, – усмехнулся Иосеф, – почему каббалу боятся и ненавидят все жрецы подряд – и египетские, и эллинские, и римские, иудеи и христиане? Потому что они поклоняются своим богам и молят их, выпрашивая подачки, а каббала меняет человека, возвышая его и приближая к богу.
Зухос оскалился.
– Приближая к «Бесконечному и непостижимому началу», хочешь ты сказать? – проговорил он. – К тому, что вы зовете Эйнсоф? Так это не бог!
– Ты хочешь вступить со мной в дискуссию? – насмешливо усмехнулся сын Шимона.
– Нет! – буркнул его визави. – Просто ты превратно понимаешь мои намерения. Власть над Египтом нужна мне не для того, чтобы упиваться поклонением людских толп. Мне нужно, чтобы эти толпы слушали меня и слышали, понимали и делали то, что я им скажу!
– А станут ли эти толпы счастливее под твоей властью? – вздохнул Иосеф.
– Станут! – уверенно сказал Зухос. – Я освобожу рабов. Пахари станут вкалывать на полях фараона, ремесленники – в мастерских фараона. Это будут трудовики, низшая каста, и я дам им все для счастья – дом, женщину, хлеб и зрелища. А еще будет каста боевиков! Эти воины, что верой и правдой отслужат фараону двадцать пять лет, сходят в походы по его приказу, будут бросаться в атаку с его именем на устах, смогут, по высочайшему повелению, занять место в высшей касте хранителей! Я составлю ее из жрецов, из преданных мне и смекалистых начальников. Вот тогда, – торжественно заключил Зухос, – в государстве будет порядок!
– В каком государстве? – сощурился хозяин.
– Сначала – в Египте, – ухмыльнулся гость. – Потом мне подчинится Нумидия, Киренаика, Мавритания, Иудея, Сирия… Я соберу легионы боевиков и поведу их на Рим! Вся империя покорится мне!
– Но ты на этом не остановишься, – понятливо покивал Иосеф.
– Нет! – крикнул Зухос, разгоряченный своими фантазиями. – Я не стану, как римляне, вести вялую войну с германцами за Данувием и Реносом! Я провозглашу с десяток слабых северных царств, буду стравливать их между собою или мирить, пока не доведу те племена до полного отчаяния и истощения! А после присоединю их все, до самого Янтарного берега, к своей державе, и германцы станут славить меня и благословлять!
– А потом – Индия? – негромко поинтересовался аргентарий.
– Конечно! Парфия, Индия, земли арабов и кушитов! И повсюду будут возводиться храмы в мою честь, и на всех языках зазвучат гимны и хвалебные песни, прославляющие меня! Я хочу этого! И так будет!
– А начнешь ты с Дельты… – проговорил задумчиво Иосеф, приземляя распалившегося «фараона».
– Да… – приугас Зухос.
– Поведешь на римлян буколов, необученных и необузданных «волопасов»…
– Я вложу в их трусливые сердца храбрость и лишу страха!
– Сколько же крови сольется в Нил…
– Война не бывает бескровной, – пожал плечами Зухос, и нахмурился: – Ты отказываешь мне в оружии?
– Нет, – покачал головой Иосеф. – Не я, так другой… Лучше уж я! Но помни: мне нужно золото. Золото и серебро – на этом стоит моя власть! Ты хочешь Рим завоевать, а я его покупаю по сходной цене!
– Послушай… – вкрадчиво заговорил пришелец. – Когда я овладею Египтом, и жрецы водрузят на мою голову красную и белую короны, я сделаю тебя моим чати. Хочешь? Ты будешь распоряжаться всем добром Египта, и станешь по своему разумению умножать его, не забывая о себе!
Выслушав лестное предложение, Иосеф осведомился:
– Так у тебя нет золота?
Зухос злобно ощерился.
– Нет у меня золота! – крикнул он. – Пока нет! Но я протягиваю тебе руку!
– А я не принимаю пустой руки, – твердо заявил Иосеф.
Опасный гость усилием воли вызвал грозную силу сетэп-са, напрягся, отдавая мысленный приказ повиноваться, но хозяин не отпрянул в страхе. Он мгновенно сосредоточился, и вытянул руку, выгибая ладонь в жесте отталкивания.
– Ана Бэкоах, – зазвучал его голос, рокоча на низких регистрах, – Гдулат Йаминха, Татир Црура! На Гибор, Доршей Йехудха, Кэбэват Шомрэм!
Зухос ощутил неприятное чувство зависания. Словно одна кожа от него осталась, надутая как мехи, и колышется он в прозрачной воде человекообразным пузырем. Он почувствовал, как в нем зарождается страх, и пришел в ярость. Гость вытянул обе руки, широко расставляя пальцы, лоб его покрылся испариной в чудовищном усилии мысли.
– Повинуйся!
Но хозяин дома лишь набычился.
– Бархэ Таарем, Рахамэй Цидкэдха, Тамид Гомлэм! – рокотал его напряженный голос, и вот взревел торжествующе: – Барух шем квод малкуто леолам ваэд!
Зухосу почудилось; будто воздух вокруг него загустел, и пала тьма – черный, тягучий, беспросветный мрак, колючий и холодный на ощупь. Он почувствовал, как тает его сила, отбираемая сгустками тьмы. Сердце дало сбой, и немочь разлилась по жилам.
– Хватит! – прохрипел Зухос. – Довольно!
И тьма растаяла, оставив по себе мурашки и липкий пот.
– Я достану золото…
– Жду, – ответил Иосеф. – Жду до праздника Опет в гавани Суу – это за пустыней, на берегу Эритрейского моря. Туда я приведу два гаула, груженых оружием и доспехами.
– Жди, – буркнул Зухос.
Он заметил бледность на лице иудея, и черные тени под глазами, и взбодрился: победа досталась тому нелегко!
Повернувшись, бывший жрец вышел из дому и захлопнул за собой дверь. Нерастраченная злоба клокотала в нём, требуя выхода. Слуги будто почувствовали его состояние – сжались, оплывая ужасом.
– Господин гневается на нас? – пролепетал нубиец Икеда.
– Нет…
Зухос вышел на Царскую Дорогу и зашагал в сторону гавани. Сомнения, порою всплывавшие в нем, закопошились снова. Превращая людей в слуг, он лишает их воли, подчиняет их души себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47