– Выслушивать бред от торгашей и бандитов разной степени адекватности, а потом еще и искать в этом бреду зерно истины? Уволь, Суслик, для этого должны быть специальные люди. И не говори мне, что вы сами этим занимаетесь. У вас есть Клендерт, а у Клендерта – вся разведка империи…
Как только разговор выходил на круг, Тир его заканчивал. Это повторялось не однажды – Тир был терпелив и умел учить. Но в конце концов он убедился, что некоторые вещи Казимир то ли не может, то ли не желает понимать. Ну нет так нет. Князь – сам себе хозяин.
А Клендерт – Майр Клендерт – был всего лишь куратором. Вообще-то он не столько снабжал Старую Гвардию информацией, сколько обеспечивал Старой Гвардии безопасность. В мирное время. За прошедшие годы старогвардейцы стали слишком ценными кадрами и стали привлекать к себе слишком много внимания. Уже не только Тир фон Рауб – личный демон его величества – провоцировал немотивированную агрессию, остальные так или иначе столкнулись с попытками перекупить их, искалечить или убить – в зависимости от того, что было проще.
Клендерт за ними присматривал. Клендерт предотвращал покушения либо предупреждал о них: Тира, скажем, всегда предупреждал, чтобы не лишать законной добычи. Клендерт же в свое время подкатился к Тиру с просьбой поработать на разведку.
Мотивировка была разумная: у Старой Гвардии сложились обширные и интересные связи с купечеством, а у Тира были «определенные способности», позволяющие ему добывать информацию даже там, где ее, казалось бы, никогда и не было. Совокупность этих двух факторов, по мнению Клендерта и тех, кто направил его к Тиру с интересным предложением, должна была пойти на пользу Службе розыска и охраны. По мнению Тира, Служба розыска и охраны могла пойти сама. Не на пользу, а гораздо дальше.
Эрик, каким-то образом узнавший о состоявшемся разговоре, спросил, улучив подходящий момент:
– Почему ты отказался? Я не давлю на тебя, но мне интересно, что такого непристойного ты усмотрел в предложении послужить Вальдену?
– Я служу вам, – ответил Тир.
– Это не ответ, – серьезно заметил Эрик, – есть у тебя, Суслик, дурная привычка уходить от вопросов.
– Это ответ. – Тир улыбнулся своему императору. – Подумайте сами, ваше величество, и поймете, что это – ответ.
Эрик понял? Хотелось думать, что да, понял и больше не будет задавать подобных вопросов. Он умный человек – Эрик фон Геллет, сильный человек, он умеет летать. Он хозяин, но он не хочет считать себя хозяином.
Боится?
Нет!
…Дверной звонок еще не успел затихнуть, а Шаграт уже сорвался с места и понесся открывать.
Тир глянул на часы, пожал плечами. Вроде самое время кому-нибудь из старогвардейцев забрать Шаграта, но никогда раньше зеленый не демонстрировал такого отчаянного нетерпения. Что ж с ним сегодня-то стряслось?
– Добрый вечер, Суслик, – сказал Риттер, входя в гостиную спиной вперед.
– Мир тебе, сын мой, – поддержал Риттера Падре.
Он был к Тиру лицом и придерживал за противоположный от Риттера край нечто… громоздкое, что Риттер держал со своей стороны.
Шаграт подпрыгивал сзади, пытаясь проскользнуть в двустворчатую дверь, но даже в двустворчатую дверь никому еще не удавалось проскользнуть мимо Падре, если тот этого не хотел.
– Та-ак, – протянул Тир, надеясь, что получилось угрожающе, – что за гадость вы сюда притащили?
– Да не бойся, – поверх голов утешил его Мал, – это Шаграт тебе картину нарисовал.
– О боги, – пробормотал Тир, отступая к полуоткрытому окну, – за что мне это?
– За то, что ты одинокий, красивый и никого не любишь, – выдал Шаграт и раздулся, гордясь к месту приведенной цитатой.
В том, что это была цитата, никто не сомневался. Равно как и в том, к сожалению, что цитировались пересуды о Тире.
– Наслушался, пьянь, – констатировал Риттер, поставив «картину» в чехле у ближайшей стены, – веришь ли, Суслик, это зеленое скоро станет заправским сердцеедом. Всего месяц без тебя прожил, а уже дамский любимец.
– Суслик тоже – любимец, – Падре повел плечами, – романтичный, загадочный, красивый…
– Падший, – вставил Риттер.
– Это само собой.
– Печальный демон, – сказал Тир с сарказмом.
– Вот-вот, – Падре покивал, – ты как будто тоже за нашими дамами повторяешь. Дух изгнанья. Летаешь, знаешь ли, над грешною землей…
Он поглядел на обалдевшего Тира и довольно заржал.
– Оцени лучше подарочек!
Нормальная картина не должна была быть такой тяжелой. Но Шаграт, конечно, не мог сделать ничего нормального. Поэтому тяжести и громоздкости подарка Тир не удивился. А вот когда Падре стянул с картины чехол, не удержался от удивленного возгласа.
Такого он точно не ожидал.
Это была Блудница. Его Блудница, такая, какой она стала за прошедшие пять лет. Уже не девочка – молодая женщина, познавшая вкус крови и экстатический восторг убийства. По-прежнему не ведающая греха, по-прежнему – живое воплощение греховности.
Она полулежала, опираясь на локоть, и улыбалась поверх золотого кубка. Улыбка была тихой и загадочной, а глаза пылали безумным весельем недавнего боя.
– Ему нравится, – сказал Мал.
Тир дернул плечом, давая понять, что комментарии неуместны.
– Гляди, выделывается еще, – недовольно заметил Шаграт, – типа мы тут быдло все, а он – экстракт.
– Эстет, – терпеливо поправил Тир, отвлекаясь от созерцания Блудницы. – Спасибо, Шаграт. У тебя получилось. С кого ты рисовал?
– С Блудницы. А это всякое, – Шаграт обвел руками в воздухе выразительные и пышные формы, – это Дара. Я ж думал, ты с ней – того… Я ж не знал, что вы ничего.
– Но это не значит, что Дара мне не нравится, хм… во многих смыслах. Так что не расстраивайся… стоп! А Казимир в курсе?
Четверо старогвардейцев расплылись в абсолютно одинаковых злорадных ухмылках. Их одинаковость на четырех совершенно разных физиономиях вызывала легкую оторопь.
Совершенно очевидно, что Казимир был в курсе. И не возражал.
Шаграт написал Блудницу не на холсте, а на специальном, толстом стекле, производимом все в том же Вотаншилльском институте. Естественно, какая же магия без Вотаншилла? Сколько стоило стекло такого размера, Тир не знал даже приблизительно. Понятно, что дорого – в Вотаншилле все дорого.
Но в данном случае дороговизна себя, кажется, оправдывала. Стекло позволяло задавать любой режим освещения, любое время суток, любой угол и изнутри – превратив картину в витраж, и снаружи. А можно было просто выставить таймер, и вешай тогда эту красоту хоть в подвал – будет тебе витражное окно, за которым пройдет свой дневной круг невидимое солнце.
Тир считал такие стекла баловством… но вот убедился, что в качестве подарка баловство нечувствительно превращается в предмет роскоши.
Странно было то, что Шаграт не пожадничал. Если только не грабанул втихую какой-нибудь конвой с грузом вотаншилльской продукции. Но даже и в этом случае мог ведь продать, а вместо этого нарисовал Блудницу и подарил.
– Ладно, – Тир повернулся на пятках и оглядел всех четверых, – по какому поводу подарок?
– По такому, что сегодня ты идешь с нами, – ответил за всех Риттер.
– Тебя нужно выгуливать, – объяснил Падре, – и мы тоже хотим причаститься романтичности и загадочности. Глядишь, увидят нас в твоей компании и тоже что-нибудь этакое придумают.
Никаких, разумеется, «Серебряных башен» и прочих респектабельных заведений. Никакой светской публики. «Черепица», второсортный кабак. Двери в честь теплого вечера нараспашку – шумит пьяная толпа. Половина – пилоты, половина – не пойми кто… Нет, гляди-ка, пехотинцы. «Грифоны». Чего их сюда занесло? Кабак традиционно пилотский…
Тир, уже заходящий на посадку, резко дернулся вверх. Остальные машинально рванули за ним.
Падре покрутил пальцем у виска.
Тир кивнул и вновь направился вниз. Уже спокойно.
На всякий случай, закрыв воздухозаборник ШМГ.
Неладно было внизу. И пилоты не гулеванили, как полагалось бы к вечеру-то выходного дня. И «Грифоны» собрались там не просто так. И именно на общий эмоциональный настрой – на пьяное от крови бешенство – Тир отреагировал, начав «горку» – маневр, позволяющий в кратчайший срок разогнать ШМГ до максимальной скорости.
Хорошо еще, что вовремя остановился.
Когда пять машин Старой Гвардии одновременно, синхронно приземлились каждый на своем пятачке посадочной площадки, шум драки в «Черепице» затих.
А Тир несколько секунд приходил в себя: столько агрессии единовременно раньше забирать не приходилось.
…Идя во главе старогвардейцев сквозь расступающуюся толпу, он ощущал острую нехватку барабана.
На котором можно сидеть.
Сразу из болида – на публику. С корабля на бал… никакой подходящей личины, добавляющей ему роста и солидности, он надеть не успел, и выглядел таким, каким был на самом деле, прекрасно зная, как это смотрится со стороны: наглый недомерок, окруженный тремя здоровенными лбами.
И зеленая человекообразная обезьянка-фамильяр.
«Авторитет», лично явившийся на разборку. Тьфу, смотреть противно.
Зал был основательно погромлен. Столы перевернуты, некоторые – сломаны. Пол заляпан образцами незамысловатой здешней кухни и обильно полит спиртными напитками. Красотища!
Пройдя в центр зала, Тир приглядел уцелевший и ничем не испачканный стул. И сел, чтобы не смущать публику нормальным для пилота, но не подобающим старогвардейцу ростом.
Шаграт недолго думая тоже притащил себе стул и уселся рядом.
В кабак в форме не ходят, но всех собравшихся здесь пилотов Тир знал поименно и по званиям. Так что, немедленно выделив в толпе лейтенанта, командира крыла, выжидающе на него взглянул:
– Габиг? Что здесь произошло?
Лейтенант в должности комкрыла, строго говоря, был выше по рангу, чем рядовой гвардеец. Даже старогвардеец. И вовсе не обязан был отвечать на вопросы. Но кто в Вальдене об этом помнил?
– Бардак тут произошел, – ответил он, – Жареному два пальца сломали…
– Твою мать! – вырвалось у Риттера. – Когда успели?! Он же только сегодня с границы…
– Часа полтора назад. – Габиг не понял, был ли вопрос риторическим, и предпочел ответить. – Они еще и гулять не начали, а уже подрались.
Пальцы берегли. Руки берегли. Поэтому дрались, когда приходилось драться, непременно с кастетами. Казимир, тот вообще так обходился – ногами бил, – но то Казимир, не о нем сейчас речь.
В «Черепице», как и в паре других заведений того же уровня, облюбованных пилотами, на видном месте висели грозные предупреждения: «За сломанные пальцы проламывают голову».
Напиться, поссориться, начать выяснять отношения при помощи подручных предметов – это сколько угодно. Калечить руки – не сметь. Известное дело: оторви пилоту башку – он не сможет материться, отруби пальцы – умрет.
И вот, пожалуйста. Сразу два пальца. Не бог весть какая проблема, безусловно. Чинятся эти пальцы за десять минут, если маг возьмется, или за пару недель, если обычный медик. Но один раз починят, второй… а сбои-то накапливаются. Рано или поздно скажутся переломы, и скажутся в бою, при максимальных перегрузках, и человек погибнет из-за того, что несколько лет назад, по дурости, позволил себя искалечить.
– Жареный где? – спросил Тир.
– В госпиталь пошел, магов упрашивать.
– Кто его и почему?
– Так вон, – Габиг зыркнул в сторону недовольных пехотинцев, – стоят.
«Стояло» шестнадцать человек, и вряд ли они все вместе ломали Жареному пальцы. С «Грифонами», кстати, был их собственный лейтенант в должности командира роты. Чин на чин – все правильно. Если уж дошло до разборок на высоком уровне, но без привлечения стражи, с обеих сторон должны быть равные звания.
– Спровоцировали наши, конечно, – признался Габиг. – Вели себя вызывающе, мол, они с границы, а пехтура по тылам землю ест. Фронтовики, шило у них в заду колется. За ними в первые дни как за детьми смотреть надо, так ведь не дети уже… Подрались. Да, понимаешь, какое дело, Суслик, не в том беда, что подрались, а в том, что по пальцам специально ударили.
О как… Габиг уверен, что говорит правду. Вон аж при посторонней пехоте об официозе позабыл.
Дальше все было ясно и без объяснений. Что Падре и дал понять задумчивым:
– М-да-а…
Жареному сломали пальцы, специально или нет, пока неясно, но свидетели утверждают, что его руку прижали к столешнице и ударили по пальцам ножкой от стула. Свидетели в такой драке – штука ненадежная, они что не увидят, то додумают. Ну а в тот момент и на додумывание время не тратили: в соответствии с предупреждением на плакате той же ножкой треснули виновника по голове. Череп, конечно, не проломили – куда тем стульям против хорошего-то черепа, – но оглушили и содрали кусок скальпа. В результате – кровища, вопли: «наших убивают» и безобразное месилово, в которое вмешались, в конце концов, два лейтенанта. Причем лейтенант «Грифонов» явно привел подкрепление. Решать дело миром, по крайней мере, на первых порах, он точно не собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Как только разговор выходил на круг, Тир его заканчивал. Это повторялось не однажды – Тир был терпелив и умел учить. Но в конце концов он убедился, что некоторые вещи Казимир то ли не может, то ли не желает понимать. Ну нет так нет. Князь – сам себе хозяин.
А Клендерт – Майр Клендерт – был всего лишь куратором. Вообще-то он не столько снабжал Старую Гвардию информацией, сколько обеспечивал Старой Гвардии безопасность. В мирное время. За прошедшие годы старогвардейцы стали слишком ценными кадрами и стали привлекать к себе слишком много внимания. Уже не только Тир фон Рауб – личный демон его величества – провоцировал немотивированную агрессию, остальные так или иначе столкнулись с попытками перекупить их, искалечить или убить – в зависимости от того, что было проще.
Клендерт за ними присматривал. Клендерт предотвращал покушения либо предупреждал о них: Тира, скажем, всегда предупреждал, чтобы не лишать законной добычи. Клендерт же в свое время подкатился к Тиру с просьбой поработать на разведку.
Мотивировка была разумная: у Старой Гвардии сложились обширные и интересные связи с купечеством, а у Тира были «определенные способности», позволяющие ему добывать информацию даже там, где ее, казалось бы, никогда и не было. Совокупность этих двух факторов, по мнению Клендерта и тех, кто направил его к Тиру с интересным предложением, должна была пойти на пользу Службе розыска и охраны. По мнению Тира, Служба розыска и охраны могла пойти сама. Не на пользу, а гораздо дальше.
Эрик, каким-то образом узнавший о состоявшемся разговоре, спросил, улучив подходящий момент:
– Почему ты отказался? Я не давлю на тебя, но мне интересно, что такого непристойного ты усмотрел в предложении послужить Вальдену?
– Я служу вам, – ответил Тир.
– Это не ответ, – серьезно заметил Эрик, – есть у тебя, Суслик, дурная привычка уходить от вопросов.
– Это ответ. – Тир улыбнулся своему императору. – Подумайте сами, ваше величество, и поймете, что это – ответ.
Эрик понял? Хотелось думать, что да, понял и больше не будет задавать подобных вопросов. Он умный человек – Эрик фон Геллет, сильный человек, он умеет летать. Он хозяин, но он не хочет считать себя хозяином.
Боится?
Нет!
…Дверной звонок еще не успел затихнуть, а Шаграт уже сорвался с места и понесся открывать.
Тир глянул на часы, пожал плечами. Вроде самое время кому-нибудь из старогвардейцев забрать Шаграта, но никогда раньше зеленый не демонстрировал такого отчаянного нетерпения. Что ж с ним сегодня-то стряслось?
– Добрый вечер, Суслик, – сказал Риттер, входя в гостиную спиной вперед.
– Мир тебе, сын мой, – поддержал Риттера Падре.
Он был к Тиру лицом и придерживал за противоположный от Риттера край нечто… громоздкое, что Риттер держал со своей стороны.
Шаграт подпрыгивал сзади, пытаясь проскользнуть в двустворчатую дверь, но даже в двустворчатую дверь никому еще не удавалось проскользнуть мимо Падре, если тот этого не хотел.
– Та-ак, – протянул Тир, надеясь, что получилось угрожающе, – что за гадость вы сюда притащили?
– Да не бойся, – поверх голов утешил его Мал, – это Шаграт тебе картину нарисовал.
– О боги, – пробормотал Тир, отступая к полуоткрытому окну, – за что мне это?
– За то, что ты одинокий, красивый и никого не любишь, – выдал Шаграт и раздулся, гордясь к месту приведенной цитатой.
В том, что это была цитата, никто не сомневался. Равно как и в том, к сожалению, что цитировались пересуды о Тире.
– Наслушался, пьянь, – констатировал Риттер, поставив «картину» в чехле у ближайшей стены, – веришь ли, Суслик, это зеленое скоро станет заправским сердцеедом. Всего месяц без тебя прожил, а уже дамский любимец.
– Суслик тоже – любимец, – Падре повел плечами, – романтичный, загадочный, красивый…
– Падший, – вставил Риттер.
– Это само собой.
– Печальный демон, – сказал Тир с сарказмом.
– Вот-вот, – Падре покивал, – ты как будто тоже за нашими дамами повторяешь. Дух изгнанья. Летаешь, знаешь ли, над грешною землей…
Он поглядел на обалдевшего Тира и довольно заржал.
– Оцени лучше подарочек!
Нормальная картина не должна была быть такой тяжелой. Но Шаграт, конечно, не мог сделать ничего нормального. Поэтому тяжести и громоздкости подарка Тир не удивился. А вот когда Падре стянул с картины чехол, не удержался от удивленного возгласа.
Такого он точно не ожидал.
Это была Блудница. Его Блудница, такая, какой она стала за прошедшие пять лет. Уже не девочка – молодая женщина, познавшая вкус крови и экстатический восторг убийства. По-прежнему не ведающая греха, по-прежнему – живое воплощение греховности.
Она полулежала, опираясь на локоть, и улыбалась поверх золотого кубка. Улыбка была тихой и загадочной, а глаза пылали безумным весельем недавнего боя.
– Ему нравится, – сказал Мал.
Тир дернул плечом, давая понять, что комментарии неуместны.
– Гляди, выделывается еще, – недовольно заметил Шаграт, – типа мы тут быдло все, а он – экстракт.
– Эстет, – терпеливо поправил Тир, отвлекаясь от созерцания Блудницы. – Спасибо, Шаграт. У тебя получилось. С кого ты рисовал?
– С Блудницы. А это всякое, – Шаграт обвел руками в воздухе выразительные и пышные формы, – это Дара. Я ж думал, ты с ней – того… Я ж не знал, что вы ничего.
– Но это не значит, что Дара мне не нравится, хм… во многих смыслах. Так что не расстраивайся… стоп! А Казимир в курсе?
Четверо старогвардейцев расплылись в абсолютно одинаковых злорадных ухмылках. Их одинаковость на четырех совершенно разных физиономиях вызывала легкую оторопь.
Совершенно очевидно, что Казимир был в курсе. И не возражал.
Шаграт написал Блудницу не на холсте, а на специальном, толстом стекле, производимом все в том же Вотаншилльском институте. Естественно, какая же магия без Вотаншилла? Сколько стоило стекло такого размера, Тир не знал даже приблизительно. Понятно, что дорого – в Вотаншилле все дорого.
Но в данном случае дороговизна себя, кажется, оправдывала. Стекло позволяло задавать любой режим освещения, любое время суток, любой угол и изнутри – превратив картину в витраж, и снаружи. А можно было просто выставить таймер, и вешай тогда эту красоту хоть в подвал – будет тебе витражное окно, за которым пройдет свой дневной круг невидимое солнце.
Тир считал такие стекла баловством… но вот убедился, что в качестве подарка баловство нечувствительно превращается в предмет роскоши.
Странно было то, что Шаграт не пожадничал. Если только не грабанул втихую какой-нибудь конвой с грузом вотаншилльской продукции. Но даже и в этом случае мог ведь продать, а вместо этого нарисовал Блудницу и подарил.
– Ладно, – Тир повернулся на пятках и оглядел всех четверых, – по какому поводу подарок?
– По такому, что сегодня ты идешь с нами, – ответил за всех Риттер.
– Тебя нужно выгуливать, – объяснил Падре, – и мы тоже хотим причаститься романтичности и загадочности. Глядишь, увидят нас в твоей компании и тоже что-нибудь этакое придумают.
Никаких, разумеется, «Серебряных башен» и прочих респектабельных заведений. Никакой светской публики. «Черепица», второсортный кабак. Двери в честь теплого вечера нараспашку – шумит пьяная толпа. Половина – пилоты, половина – не пойми кто… Нет, гляди-ка, пехотинцы. «Грифоны». Чего их сюда занесло? Кабак традиционно пилотский…
Тир, уже заходящий на посадку, резко дернулся вверх. Остальные машинально рванули за ним.
Падре покрутил пальцем у виска.
Тир кивнул и вновь направился вниз. Уже спокойно.
На всякий случай, закрыв воздухозаборник ШМГ.
Неладно было внизу. И пилоты не гулеванили, как полагалось бы к вечеру-то выходного дня. И «Грифоны» собрались там не просто так. И именно на общий эмоциональный настрой – на пьяное от крови бешенство – Тир отреагировал, начав «горку» – маневр, позволяющий в кратчайший срок разогнать ШМГ до максимальной скорости.
Хорошо еще, что вовремя остановился.
Когда пять машин Старой Гвардии одновременно, синхронно приземлились каждый на своем пятачке посадочной площадки, шум драки в «Черепице» затих.
А Тир несколько секунд приходил в себя: столько агрессии единовременно раньше забирать не приходилось.
…Идя во главе старогвардейцев сквозь расступающуюся толпу, он ощущал острую нехватку барабана.
На котором можно сидеть.
Сразу из болида – на публику. С корабля на бал… никакой подходящей личины, добавляющей ему роста и солидности, он надеть не успел, и выглядел таким, каким был на самом деле, прекрасно зная, как это смотрится со стороны: наглый недомерок, окруженный тремя здоровенными лбами.
И зеленая человекообразная обезьянка-фамильяр.
«Авторитет», лично явившийся на разборку. Тьфу, смотреть противно.
Зал был основательно погромлен. Столы перевернуты, некоторые – сломаны. Пол заляпан образцами незамысловатой здешней кухни и обильно полит спиртными напитками. Красотища!
Пройдя в центр зала, Тир приглядел уцелевший и ничем не испачканный стул. И сел, чтобы не смущать публику нормальным для пилота, но не подобающим старогвардейцу ростом.
Шаграт недолго думая тоже притащил себе стул и уселся рядом.
В кабак в форме не ходят, но всех собравшихся здесь пилотов Тир знал поименно и по званиям. Так что, немедленно выделив в толпе лейтенанта, командира крыла, выжидающе на него взглянул:
– Габиг? Что здесь произошло?
Лейтенант в должности комкрыла, строго говоря, был выше по рангу, чем рядовой гвардеец. Даже старогвардеец. И вовсе не обязан был отвечать на вопросы. Но кто в Вальдене об этом помнил?
– Бардак тут произошел, – ответил он, – Жареному два пальца сломали…
– Твою мать! – вырвалось у Риттера. – Когда успели?! Он же только сегодня с границы…
– Часа полтора назад. – Габиг не понял, был ли вопрос риторическим, и предпочел ответить. – Они еще и гулять не начали, а уже подрались.
Пальцы берегли. Руки берегли. Поэтому дрались, когда приходилось драться, непременно с кастетами. Казимир, тот вообще так обходился – ногами бил, – но то Казимир, не о нем сейчас речь.
В «Черепице», как и в паре других заведений того же уровня, облюбованных пилотами, на видном месте висели грозные предупреждения: «За сломанные пальцы проламывают голову».
Напиться, поссориться, начать выяснять отношения при помощи подручных предметов – это сколько угодно. Калечить руки – не сметь. Известное дело: оторви пилоту башку – он не сможет материться, отруби пальцы – умрет.
И вот, пожалуйста. Сразу два пальца. Не бог весть какая проблема, безусловно. Чинятся эти пальцы за десять минут, если маг возьмется, или за пару недель, если обычный медик. Но один раз починят, второй… а сбои-то накапливаются. Рано или поздно скажутся переломы, и скажутся в бою, при максимальных перегрузках, и человек погибнет из-за того, что несколько лет назад, по дурости, позволил себя искалечить.
– Жареный где? – спросил Тир.
– В госпиталь пошел, магов упрашивать.
– Кто его и почему?
– Так вон, – Габиг зыркнул в сторону недовольных пехотинцев, – стоят.
«Стояло» шестнадцать человек, и вряд ли они все вместе ломали Жареному пальцы. С «Грифонами», кстати, был их собственный лейтенант в должности командира роты. Чин на чин – все правильно. Если уж дошло до разборок на высоком уровне, но без привлечения стражи, с обеих сторон должны быть равные звания.
– Спровоцировали наши, конечно, – признался Габиг. – Вели себя вызывающе, мол, они с границы, а пехтура по тылам землю ест. Фронтовики, шило у них в заду колется. За ними в первые дни как за детьми смотреть надо, так ведь не дети уже… Подрались. Да, понимаешь, какое дело, Суслик, не в том беда, что подрались, а в том, что по пальцам специально ударили.
О как… Габиг уверен, что говорит правду. Вон аж при посторонней пехоте об официозе позабыл.
Дальше все было ясно и без объяснений. Что Падре и дал понять задумчивым:
– М-да-а…
Жареному сломали пальцы, специально или нет, пока неясно, но свидетели утверждают, что его руку прижали к столешнице и ударили по пальцам ножкой от стула. Свидетели в такой драке – штука ненадежная, они что не увидят, то додумают. Ну а в тот момент и на додумывание время не тратили: в соответствии с предупреждением на плакате той же ножкой треснули виновника по голове. Череп, конечно, не проломили – куда тем стульям против хорошего-то черепа, – но оглушили и содрали кусок скальпа. В результате – кровища, вопли: «наших убивают» и безобразное месилово, в которое вмешались, в конце концов, два лейтенанта. Причем лейтенант «Грифонов» явно привел подкрепление. Решать дело миром, по крайней мере, на первых порах, он точно не собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56