Только потому, что тянет возражать Герайду по любому поводу? Или… А вслух я закончил: – Год-два все равно ничего не изменят. Скорее всего, отец пошлет ее учиться в город после школы. Там ей скажут. Тогда она и решит…
Герайд покусал губы, провожая взглядом компанию, увлеченно тащившую заработанные нами канистры и, похоже, забывшую об их новых владельцах. Я невольно представил, как обвисают встопорщенные усы старосты, когда он услышит эту новость. В немагических семьях, случается, рождаются маги. И обычно это радость для всех. Но отчего-то мне кажется, что староста не обрадуется… А Динка? Что я знаю о ней, чтобы решать ее судьбу? Тем более что для меня решение данного вопроса однозначно.
Вспомнилось и лицо Ксении. «Я хочу избавиться от того, что мне действительно не нужно…»
…– Ксюш, а ты бы согласилась провести всю свою жизнь в глуши, например на ферме?
Прежде чем ответить, Ксения обернулась ко мне и одарила долгим укоризненным взглядом, который я встретил с самым безмятежным видом, и демонстративно пожал плечами. Ничьих тайн я не выдавал. Герайд случайно набрел на дилемму и теперь катает ее как котенок клубок, все больше запутываясь.
– Именно на ферме? – переспросила Ксения после паузы. – Думаешь, наше будущее так перспективно?
– Да нет. – Герайд слегка раздосадовано скривился. – Ты бы хотела никогда не узнать, что родилась магом?
– Ах вот ты о чем… – Теперь взгляд Ксении, брошенный мою сторону, был рассерженным. Кажется, она всерьез подозревала меня. Но ответила сдержанно: – Так неправильно ставить вопрос. Можно быть счастливым в глуши на ферме. А можно и не быть. И от наличия магического дара это никак не зависит.
– Ты хочешь сказать, что даже маг на ферме может быть счастлив?
– На ферме… В городе. С семьей. С любимой работой… Люди странные существа. Никогда не знаешь, чего они хотят от жизни…
Когда-то в Белых пределах…
Макс валялся на спине, заложив руки за голову и терзая зубами сухую былинку. Кончик стебелька вздрагивал метелкой, усыпанной семенами.
– …Понимаешь, – травинка шевельнулась, – я даже не знаю, как это описать. Я рядом с ней счастлив дальше некуда. Даже страшно становится.
– Отчего же страшно? – Рора краем глаза наблюдала за движением бестолковой травинки в изгибе таких знакомых губ.
– Боюсь, что она исчезнет, – сознался Макс, перекатываясь на бок и глядя на девушку расширившимися глазами. В них и впрямь встрепенулось беспокойство. – Не могу понять, что со мной. Когда она близко, мне хочется веселиться, кувыркаться, делать глупости…
– Все влюбленные такие же, – слегка принужденно пожала плечами Рора, отводя взгляд. Над головой плыли облака – пухлые, самодовольные, безразличные. По земле за ними бежали зыбкие тени.
– Наверное… – согласился задумчиво Макс.
– Кому знать, как не тебе. Ты ж у нас известный покоритель сердец во всей школе.
Макс помолчал, мимолетно поморщившись. Измятая травинка, прощально взмахнув кисточкой, улетела в кусты.
– Оказалось, что я ничего и не знаю… Ничего подобного со мной еще ни разу не было.
Он не заметил, как напряглась сидевшая рядом Рора. И спросила как можно небрежнее:
– А разве, когда мы с тобой встречались…
Макс встрепенулся, потянулся и обхватил девушку за талию:
– Pop, ну мы же совсем детьми были тогда! Ты мой самый старый и лучший друг еще со страшно подумать каких времен! – Он смеялся. – Ты самая замечательная, самая красивая…
– Конечно. – Рора улыбнулась в ответ, но в глазах ее стыл ледок. – Разве она такая же красивая, как и я?
– Да ты что, ревнуешь? – поразился Макс, уставившись на девушку во все глаза. – К другим ты не ревновала!
– Вот еще! – Рора уязвленно повела точеным плечом. – Просто не понимаю, чем она тебя так заворожила. Она же обыкновенная. Даже не особенно красивая.
– Ну ты неправа, – покачал головой Макс. – Она красивая. Она умная, она… Даже не знаю, как объяснить. Я ж говорил, что рядом с ней хочется смеяться до упаду. Рядом с ней светло и легко. Она как солнце! Я с ней как безумный. А когда она уходит, мне становится тоскливо и жутко…
– Тебе не кажется это странным? – Словно бес уселся на кончик языка Роры.
– Почему – странным?
– Ну она не такая уж красавица, а ты как привороженный носишься за ней. Будто влюбленный щенок, только что слюни не текут.
– Я счастлив, – буркнул озадаченный Макс.
– Ты знаешь, говорят, будто она ведьма.
– Что?
– Даже ее мать сошла с ума, когда узнала об этом.
– Погоди… что ты такое говоришь?
– То, что слышал.
Макс сел прямо. Лицо его, словно тенями от облаков, накрыло серым.
– Ты… ты хочешь сказать… хочешь сказать, что она заколдовала меня?
– Ну… – Рора вдруг ощутила, что перегнула палку, но сразу отступить не смогла. – Ведьмы не умеют колдовать. Но присушить могут…
Макс почернел, вскочив на ноги. Только что смешливый и беспечный, он вдруг стал темен и опасен, как пыльный смерч, несущий в сердцевине колючие разряды. Рора, растерявшись, смотрела на него снизу вверх.
– Я позвоню, – бросил Макс и, резко развернувшись, зашагал прочь.
Вечером зазвонил телефон. Звонок был не первым за день и звучал обычно, но Рора дернулась, словно ее прошило током. В переливах мелодии ей слышалось отчаяние.
– …Не понимаю, кто ему наговорил таких гадостей! – Подруга не плакала, но голос ее был ломким, неровным. – Как он мог подумать, что я… что я так с ним поступила? Как же он мог подумать…
Рора прижимала потную трубку к уху. Кончики пальцев, сжимающие скользкую пластмассу, похолодели. Теперь она уже искренне сожалела о том, что натворила, поддавшись минутной зависти.
– Ну не переживай так! – бормотала она, вслушиваясь в оцепенелую паузу на другом конце линии. – Он передумает. Или появится другой… Да что он тебе, этот Макс? Ну всем известно, что он бабник.
Только колкое потрескивание эфира.
– Да… – наконец глухо послышалось в трубке. – Только он не передумает. Он такое мне говорил… – Тихий, прерывистый вздох.
Рора вдруг снова не выдержала и осторожно обронила в сухое молчание:
– Скажи, а ты действительно никогда не…
Молчание пошло морозными, колючими изломами мгновенного льда:
– Никогда.
И гудки звонко посыпались по выстуженной поверхности.
21
Двухэтажный, раздобревший от хорошей жизни и ухода особняк Подипола высился на одноэтажной улочке как нелепая тыква на грядке с помидорами. Окна на первом этаже светились пурпуром, пропущенным через плотные шторы. Над входной дверью покачивался фонарь на декоративной цепи, бросавший пляшущие тени на капот приземистого автомобиля, припаркованного на подъездной дорожке. То ли у хозяина были гости, то ли он сам поленился загнать его в гараж. В унисон с фонарем над крыльцом качались фонари вдоль улицы – здоровенные матовые шары, потому казалось, что фонарные столбы дружно кивают.
– Ты всерьез намерен туда пойти? – снова спросила Ксения, пряча лицо от ветра в капюшон, отчего ее голос прозвучал зловеще, как традиционно водится в триллерах. – Думаешь, он не заметил нашего прошлого визита?
Ах да, она же не присутствовала при процессе вскрытия сейфа…
– Еще как заметил, – усмехнулся я. – Вон даже охранную систему поменял… – И кивнул на россыпь бледно-зеленых точек во взъерошенной, пожухлой траве и на деревьях вокруг жилища господина лауреата.
В доме напротив распахнулась дверь, выплескивая в дождливо-снежную тьму теплый свет и веселые голоса. Мы тревожно дрогнули, хотя ничем противозаконным пока не занимались, а мирно стояли на тротуаре, делая вид, что беседуем.
Если бы не непогода, то прохожих на улице Звонарей было бы определенно больше. А так в зыбкой, посверкивающей дождем и разбавленной мокрым снегом ночи мелькнуло человека три-четыре, вобравших головы в свои воротники и капюшоны и целеустремленно спешащих к теплым очагам. С одной стороны, хорошо, с другой не слишком: на таком фоне трудно выглядеть естественно…
Особенно в глазах раздраженных плохой погодой стражей порядка, совершающих очередной обход вверенных им территорий и наверняка мечтающих задержать кого-нибудь, чтобы с полным правом вернуться хоть ненадолго в участок. Вон как раз идет парочка…
Я и опомниться не успел, как дрожащая от озноба Ксения внезапно прильнула ко мне, обхватив руками, и сладострастно впилась в губы… Блестящие глаза, оказавшиеся совсем близко, смеялись. В них плясали отраженные искры качающихся фонарей. Я моментально согрелся, вдыхая знакомый запах ромашки и ощущая, как теплеют губы и щеки замерзшей Ксении.
Чужие шаги, чавканье грязи вперемешку со снежной крупой, снисходительное хмыканье… Приближаются, отдаляются…
– Все уже, – послышался из-за границ Ксениного капюшона, а может, с другого края Вселенной угрюмый голос Герайда. – Ушли они уже. А я вашим убедительным спектаклем достаточно насладился.
Дождь упал между нами мокрым занавесом, отсекая друг от друга. Ксения, мельком улыбнувшись, поправила упавший капюшон. Мрачный Герайд держал над головой газетный, изрядно потрепанный лист. Штаны его до колен были мокры и изгвазданы… Спешил.
– Вот, – буркнул он недовольно, – принес вам посмотреть…
Газета оказалась местной и старой, за прошедшую среду. На промокших насквозь страницах с трудом читались несвежие новости о вторжении в дом Лавра Подипола, уважаемого жителя города Правого Набрега, о полицейском расследовании, позволившем установить, что орудовала шайка грабителей во главе с неизвестным…
Я ухмыльнулся, рассматривая собственный профиль. Точнее, даже не профиль, а макушку, часть скулы и носа. Снимали сверху как раз в тот момент, когда я запустил загребущие лапы во вскрытый сейф.
Газета выражала сожаление по поводу того, что вторая камера, установленная над сейфом, и ее записи были безвозвратно уничтожены взрывом, чему виной непредусмотрительность самого Подипола, не пожелавшего вывести записывающее устройство за пределы кабинета…
– Так ты, значит, его еще и ограбил? – поразилась Ксения, разглядывая снимок.
– Это он меня ограбил, – проворчал я, вспоминая переведенную на счет лауреата сумму. И в отместку зачитал вслух: – По словам полиции, в доме также обнаружились следы пребывания как минимум еще одного человека, скорее всего, женщины, но ее изображение не сохранилось…
– К счастью, – констатировала мрачно Ксения. – В таком ракурсе я выгляжу неудачно.
– Зато Трой будет выглядеть еще удачнее на полицейском снимке анфас и в профиль, когда его возьмут при вторичной попытке проникновения в чужой дом, – пообещал Герайд.
– Нас обоих, – поправила Ксения.
– Ты с ума сошла, – сказали мы с Герайдом одновременно, кажется впервые с момента встречи придя к согласию хотя бы по одному поводу.
– Нет, не сошла, – нахмурилась Ксения. – Я примерно догадываюсь, Трой, куда именно ты хочешь вновь заглянуть, хотя не совсем понимаю зачем… Одному тебе не справиться.
Один раз справился, подумал я, но промолчал. Неизвестно, справился бы я, если бы не эта упрямая девчонка, которую надо было вытащить во что бы то ни стало. Которую хотелось вытащить во что бы то ни стало.
– Куда заглянуть? – безнадежным тоном вздохнул Герайд. – Надеюсь, вы не Врата в этом доме нашли?
– Тут есть подсказка, – ответил я, стирая с лица пахнущую талым снегом воду. В покрое подаренной куртки капюшон не предусматривался, и за шиворот натекло порядком ледяной воды. Так что перспектива снова лезть в чужой дом уже не казалась такой неприятной. Про то, что будет дальше, я пока старался не думать…
Несколько минут мы ожесточенно, хотя и приглушенно, спорили, переступая в снежно-грязевом месиве, хватая друг друга за мокрые полы и стараясь рассмотреть лицо собеседников в качающихся отсветах терзаемых ветром фонарей, чтобы убедиться в доходчивости своих аргументов. Ксения была упряма. Герайд раздражен. Я раздосадован. Только снежная крупа, возле земли превращающаяся в воду, падала с небес с мерным и монотонным шуршанием, с одинаковой щедростью усеивая и нас, и крыши продрогших домов с затеплившимися в них уютными огнями; скатывалась с празднично освещенного шпиля ратуши, торчащего над улицами; барабанила по блестящим сонным машинам, притихшим на обочине дороги…
В конце концов договорились, что я ищу способ проникнуть в дом, проникаю, а затем в случае успеха приглашаю остальных желающих, если таковые найдутся. Если что-то пойдет не так, то пострадаю я один. А пока «таковые» будут ждать меня в машине.
– В случае чего обещаю не сдавать подельников даже под бесчеловечными пытками, – состроив суровую мину, поклялся я и двинулся вокруг дома.
Ложь оказалась легкой и безвкусной, как обезжиренное масло. Никого приглашать я не намеревался. Незачем Ксении второй раз даже приближаться к этому аду.
Осмотреться вокруг мы уже успели, так что предварительная оценка уязвимых мест вражеской крепости была произведена, согласно нашим способностям к диверсионной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Герайд покусал губы, провожая взглядом компанию, увлеченно тащившую заработанные нами канистры и, похоже, забывшую об их новых владельцах. Я невольно представил, как обвисают встопорщенные усы старосты, когда он услышит эту новость. В немагических семьях, случается, рождаются маги. И обычно это радость для всех. Но отчего-то мне кажется, что староста не обрадуется… А Динка? Что я знаю о ней, чтобы решать ее судьбу? Тем более что для меня решение данного вопроса однозначно.
Вспомнилось и лицо Ксении. «Я хочу избавиться от того, что мне действительно не нужно…»
…– Ксюш, а ты бы согласилась провести всю свою жизнь в глуши, например на ферме?
Прежде чем ответить, Ксения обернулась ко мне и одарила долгим укоризненным взглядом, который я встретил с самым безмятежным видом, и демонстративно пожал плечами. Ничьих тайн я не выдавал. Герайд случайно набрел на дилемму и теперь катает ее как котенок клубок, все больше запутываясь.
– Именно на ферме? – переспросила Ксения после паузы. – Думаешь, наше будущее так перспективно?
– Да нет. – Герайд слегка раздосадовано скривился. – Ты бы хотела никогда не узнать, что родилась магом?
– Ах вот ты о чем… – Теперь взгляд Ксении, брошенный мою сторону, был рассерженным. Кажется, она всерьез подозревала меня. Но ответила сдержанно: – Так неправильно ставить вопрос. Можно быть счастливым в глуши на ферме. А можно и не быть. И от наличия магического дара это никак не зависит.
– Ты хочешь сказать, что даже маг на ферме может быть счастлив?
– На ферме… В городе. С семьей. С любимой работой… Люди странные существа. Никогда не знаешь, чего они хотят от жизни…
Когда-то в Белых пределах…
Макс валялся на спине, заложив руки за голову и терзая зубами сухую былинку. Кончик стебелька вздрагивал метелкой, усыпанной семенами.
– …Понимаешь, – травинка шевельнулась, – я даже не знаю, как это описать. Я рядом с ней счастлив дальше некуда. Даже страшно становится.
– Отчего же страшно? – Рора краем глаза наблюдала за движением бестолковой травинки в изгибе таких знакомых губ.
– Боюсь, что она исчезнет, – сознался Макс, перекатываясь на бок и глядя на девушку расширившимися глазами. В них и впрямь встрепенулось беспокойство. – Не могу понять, что со мной. Когда она близко, мне хочется веселиться, кувыркаться, делать глупости…
– Все влюбленные такие же, – слегка принужденно пожала плечами Рора, отводя взгляд. Над головой плыли облака – пухлые, самодовольные, безразличные. По земле за ними бежали зыбкие тени.
– Наверное… – согласился задумчиво Макс.
– Кому знать, как не тебе. Ты ж у нас известный покоритель сердец во всей школе.
Макс помолчал, мимолетно поморщившись. Измятая травинка, прощально взмахнув кисточкой, улетела в кусты.
– Оказалось, что я ничего и не знаю… Ничего подобного со мной еще ни разу не было.
Он не заметил, как напряглась сидевшая рядом Рора. И спросила как можно небрежнее:
– А разве, когда мы с тобой встречались…
Макс встрепенулся, потянулся и обхватил девушку за талию:
– Pop, ну мы же совсем детьми были тогда! Ты мой самый старый и лучший друг еще со страшно подумать каких времен! – Он смеялся. – Ты самая замечательная, самая красивая…
– Конечно. – Рора улыбнулась в ответ, но в глазах ее стыл ледок. – Разве она такая же красивая, как и я?
– Да ты что, ревнуешь? – поразился Макс, уставившись на девушку во все глаза. – К другим ты не ревновала!
– Вот еще! – Рора уязвленно повела точеным плечом. – Просто не понимаю, чем она тебя так заворожила. Она же обыкновенная. Даже не особенно красивая.
– Ну ты неправа, – покачал головой Макс. – Она красивая. Она умная, она… Даже не знаю, как объяснить. Я ж говорил, что рядом с ней хочется смеяться до упаду. Рядом с ней светло и легко. Она как солнце! Я с ней как безумный. А когда она уходит, мне становится тоскливо и жутко…
– Тебе не кажется это странным? – Словно бес уселся на кончик языка Роры.
– Почему – странным?
– Ну она не такая уж красавица, а ты как привороженный носишься за ней. Будто влюбленный щенок, только что слюни не текут.
– Я счастлив, – буркнул озадаченный Макс.
– Ты знаешь, говорят, будто она ведьма.
– Что?
– Даже ее мать сошла с ума, когда узнала об этом.
– Погоди… что ты такое говоришь?
– То, что слышал.
Макс сел прямо. Лицо его, словно тенями от облаков, накрыло серым.
– Ты… ты хочешь сказать… хочешь сказать, что она заколдовала меня?
– Ну… – Рора вдруг ощутила, что перегнула палку, но сразу отступить не смогла. – Ведьмы не умеют колдовать. Но присушить могут…
Макс почернел, вскочив на ноги. Только что смешливый и беспечный, он вдруг стал темен и опасен, как пыльный смерч, несущий в сердцевине колючие разряды. Рора, растерявшись, смотрела на него снизу вверх.
– Я позвоню, – бросил Макс и, резко развернувшись, зашагал прочь.
Вечером зазвонил телефон. Звонок был не первым за день и звучал обычно, но Рора дернулась, словно ее прошило током. В переливах мелодии ей слышалось отчаяние.
– …Не понимаю, кто ему наговорил таких гадостей! – Подруга не плакала, но голос ее был ломким, неровным. – Как он мог подумать, что я… что я так с ним поступила? Как же он мог подумать…
Рора прижимала потную трубку к уху. Кончики пальцев, сжимающие скользкую пластмассу, похолодели. Теперь она уже искренне сожалела о том, что натворила, поддавшись минутной зависти.
– Ну не переживай так! – бормотала она, вслушиваясь в оцепенелую паузу на другом конце линии. – Он передумает. Или появится другой… Да что он тебе, этот Макс? Ну всем известно, что он бабник.
Только колкое потрескивание эфира.
– Да… – наконец глухо послышалось в трубке. – Только он не передумает. Он такое мне говорил… – Тихий, прерывистый вздох.
Рора вдруг снова не выдержала и осторожно обронила в сухое молчание:
– Скажи, а ты действительно никогда не…
Молчание пошло морозными, колючими изломами мгновенного льда:
– Никогда.
И гудки звонко посыпались по выстуженной поверхности.
21
Двухэтажный, раздобревший от хорошей жизни и ухода особняк Подипола высился на одноэтажной улочке как нелепая тыква на грядке с помидорами. Окна на первом этаже светились пурпуром, пропущенным через плотные шторы. Над входной дверью покачивался фонарь на декоративной цепи, бросавший пляшущие тени на капот приземистого автомобиля, припаркованного на подъездной дорожке. То ли у хозяина были гости, то ли он сам поленился загнать его в гараж. В унисон с фонарем над крыльцом качались фонари вдоль улицы – здоровенные матовые шары, потому казалось, что фонарные столбы дружно кивают.
– Ты всерьез намерен туда пойти? – снова спросила Ксения, пряча лицо от ветра в капюшон, отчего ее голос прозвучал зловеще, как традиционно водится в триллерах. – Думаешь, он не заметил нашего прошлого визита?
Ах да, она же не присутствовала при процессе вскрытия сейфа…
– Еще как заметил, – усмехнулся я. – Вон даже охранную систему поменял… – И кивнул на россыпь бледно-зеленых точек во взъерошенной, пожухлой траве и на деревьях вокруг жилища господина лауреата.
В доме напротив распахнулась дверь, выплескивая в дождливо-снежную тьму теплый свет и веселые голоса. Мы тревожно дрогнули, хотя ничем противозаконным пока не занимались, а мирно стояли на тротуаре, делая вид, что беседуем.
Если бы не непогода, то прохожих на улице Звонарей было бы определенно больше. А так в зыбкой, посверкивающей дождем и разбавленной мокрым снегом ночи мелькнуло человека три-четыре, вобравших головы в свои воротники и капюшоны и целеустремленно спешащих к теплым очагам. С одной стороны, хорошо, с другой не слишком: на таком фоне трудно выглядеть естественно…
Особенно в глазах раздраженных плохой погодой стражей порядка, совершающих очередной обход вверенных им территорий и наверняка мечтающих задержать кого-нибудь, чтобы с полным правом вернуться хоть ненадолго в участок. Вон как раз идет парочка…
Я и опомниться не успел, как дрожащая от озноба Ксения внезапно прильнула ко мне, обхватив руками, и сладострастно впилась в губы… Блестящие глаза, оказавшиеся совсем близко, смеялись. В них плясали отраженные искры качающихся фонарей. Я моментально согрелся, вдыхая знакомый запах ромашки и ощущая, как теплеют губы и щеки замерзшей Ксении.
Чужие шаги, чавканье грязи вперемешку со снежной крупой, снисходительное хмыканье… Приближаются, отдаляются…
– Все уже, – послышался из-за границ Ксениного капюшона, а может, с другого края Вселенной угрюмый голос Герайда. – Ушли они уже. А я вашим убедительным спектаклем достаточно насладился.
Дождь упал между нами мокрым занавесом, отсекая друг от друга. Ксения, мельком улыбнувшись, поправила упавший капюшон. Мрачный Герайд держал над головой газетный, изрядно потрепанный лист. Штаны его до колен были мокры и изгвазданы… Спешил.
– Вот, – буркнул он недовольно, – принес вам посмотреть…
Газета оказалась местной и старой, за прошедшую среду. На промокших насквозь страницах с трудом читались несвежие новости о вторжении в дом Лавра Подипола, уважаемого жителя города Правого Набрега, о полицейском расследовании, позволившем установить, что орудовала шайка грабителей во главе с неизвестным…
Я ухмыльнулся, рассматривая собственный профиль. Точнее, даже не профиль, а макушку, часть скулы и носа. Снимали сверху как раз в тот момент, когда я запустил загребущие лапы во вскрытый сейф.
Газета выражала сожаление по поводу того, что вторая камера, установленная над сейфом, и ее записи были безвозвратно уничтожены взрывом, чему виной непредусмотрительность самого Подипола, не пожелавшего вывести записывающее устройство за пределы кабинета…
– Так ты, значит, его еще и ограбил? – поразилась Ксения, разглядывая снимок.
– Это он меня ограбил, – проворчал я, вспоминая переведенную на счет лауреата сумму. И в отместку зачитал вслух: – По словам полиции, в доме также обнаружились следы пребывания как минимум еще одного человека, скорее всего, женщины, но ее изображение не сохранилось…
– К счастью, – констатировала мрачно Ксения. – В таком ракурсе я выгляжу неудачно.
– Зато Трой будет выглядеть еще удачнее на полицейском снимке анфас и в профиль, когда его возьмут при вторичной попытке проникновения в чужой дом, – пообещал Герайд.
– Нас обоих, – поправила Ксения.
– Ты с ума сошла, – сказали мы с Герайдом одновременно, кажется впервые с момента встречи придя к согласию хотя бы по одному поводу.
– Нет, не сошла, – нахмурилась Ксения. – Я примерно догадываюсь, Трой, куда именно ты хочешь вновь заглянуть, хотя не совсем понимаю зачем… Одному тебе не справиться.
Один раз справился, подумал я, но промолчал. Неизвестно, справился бы я, если бы не эта упрямая девчонка, которую надо было вытащить во что бы то ни стало. Которую хотелось вытащить во что бы то ни стало.
– Куда заглянуть? – безнадежным тоном вздохнул Герайд. – Надеюсь, вы не Врата в этом доме нашли?
– Тут есть подсказка, – ответил я, стирая с лица пахнущую талым снегом воду. В покрое подаренной куртки капюшон не предусматривался, и за шиворот натекло порядком ледяной воды. Так что перспектива снова лезть в чужой дом уже не казалась такой неприятной. Про то, что будет дальше, я пока старался не думать…
Несколько минут мы ожесточенно, хотя и приглушенно, спорили, переступая в снежно-грязевом месиве, хватая друг друга за мокрые полы и стараясь рассмотреть лицо собеседников в качающихся отсветах терзаемых ветром фонарей, чтобы убедиться в доходчивости своих аргументов. Ксения была упряма. Герайд раздражен. Я раздосадован. Только снежная крупа, возле земли превращающаяся в воду, падала с небес с мерным и монотонным шуршанием, с одинаковой щедростью усеивая и нас, и крыши продрогших домов с затеплившимися в них уютными огнями; скатывалась с празднично освещенного шпиля ратуши, торчащего над улицами; барабанила по блестящим сонным машинам, притихшим на обочине дороги…
В конце концов договорились, что я ищу способ проникнуть в дом, проникаю, а затем в случае успеха приглашаю остальных желающих, если таковые найдутся. Если что-то пойдет не так, то пострадаю я один. А пока «таковые» будут ждать меня в машине.
– В случае чего обещаю не сдавать подельников даже под бесчеловечными пытками, – состроив суровую мину, поклялся я и двинулся вокруг дома.
Ложь оказалась легкой и безвкусной, как обезжиренное масло. Никого приглашать я не намеревался. Незачем Ксении второй раз даже приближаться к этому аду.
Осмотреться вокруг мы уже успели, так что предварительная оценка уязвимых мест вражеской крепости была произведена, согласно нашим способностям к диверсионной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82