Я опустил одну руку с плеча Маран на ее талию, ощущая мягкую упругость юного тела. Мне очень хотелось накрыть ладонью ее ягодицы, однако я удержался от такого безрассудства.
– Моя наставница не одобрила бы вашу манеру танцевать, Дамастес, – со смехом сказала она.
– Прошу прощения у невидимой железной леди. Но не у вас.
– Вы ужасный человек, сэр. Неужели в армии учат такому поведению?
– Такому, и еще хуже, моя милая графиня. Например, когда солдаты моего настоящего полка в далеком Мехуле посещают грешные притоны «Гнилого Ряда», они танцуют, плотно прижимая к себе партнершу обеими руками. Разумеется, мы, офицеры, не можем позволить себе столь фривольных развлечений.
– А этот танец быстрый или медленный?
– То быстрый, то медленный. В одной из фигур женщина подпрыгивает и обвивает ногами своего партнера, а затем откидывается назад, так что ее волосы касаются пола.
– Наверное, это грешно, – заметила Маран, – но определенно требует акробатической подготовки, – она рассмеялась. – Не будут ли шокированы почтенные граждане Никеи, если мы вдруг исполним эту фигуру танца?
– Пожалуй, – от ее замечания у меня закружилась голова. – Но я бы не стал обращать внимания на их реакцию.
– Осторожнее, сэр!
Кто-то прикоснулся к моему плечу. Я вернулся с небес на землю и с неохотой приготовился уступить танец. Передо мной стоял Эллиас Малебранш.
– Добрый вечер, капитан а'Симабу.
При виде его лица во мне вспыхнул гнев, но я промолчал и отступил в сторону. Маран с озадаченным видом направилась к Малебраншу, собираясь танцевать с ним. Она даже улыбнулась ему – должен признать, что ландграф не был уродом.
– Нет, графиня, я не прошу вас о танце, хотя и благодарю за оказанную честь, – сказал Малебранш. – Мой хозяин желает переговорить с вами.
Он кивнул мне.
– Мы просим леди почтить нас своим присутствием лишь на несколько минут, так что если вы не возражаете...
Маран покраснела.
– Капитан, – обратилась она ко мне. – Я не вполне понимаю, чего хочет этот человек, но меня возмущает его предложение отказаться от сопровождающего по прихоти его хозяина. Полагаю, вы знакомы?
– Да, – я справился со своей яростью и придал лицу выражение легкого недоумения. – Да, кажется, знакомы. Прошу прощения. Графиня Аграмонте-и-Лаведан, это Эллиас Малебранш. Если мне не изменяет память, он носит титул ландграфа.
Малебранш поклонился, но Маран едва кивнула в ответ. Прежде чем она успела ответить на оскорбительное приглашение, я перебил самым вежливым придворным тоном:
– Примите мои нижайшие извинения, ландграф Малебранш, но я не узнал вас без вашего желтого шелкового шнура.
В глазах Малебранша вспыхнула ярость, и он круто повернулся ко мне.
– Что это означает, сэр?
Вместо того чтобы ответить, я обратился к Маран:
– Наш добрый ландграф имеет в Кейте близких друзей, претворяющих в жизнь весьма необычные идеи личного обогащения. Я не стану называть здесь их имена, но это именно такой сброд, связи с которым можно ожидать от человека его нрава и поведения.
– А ваши манеры, сэр, именно таковы, каких можно ожидать от крестьянского увальня, на которого напялили солдатский мундир, – процедил Малебранш сквозь стиснутые зубы. – Мой хозяин просто подумал, что леди может доставить удовольствие компания джентльмена, а не наемника из забытой богами варварской провинции, который, возможно, дал обет безбрачия, если присмотреться к его наряду.
На это мог последовать только один ответ. Я был близок к взрыву, но увидел, как Малебранш бессознательно поглаживает рукоятку своего кинжала. Если я ударю его, он будет вправе защищаться любыми способами прямо здесь, а я был безоружен, хотя ничуть не боялся его. Если же я вызову его на дуэль, выбор оружия будет принадлежать ему, а он явно был мастером боя на ножах. Маран тоже понимала, что происходит, и ее гнев обратился в страх.
Не знаю, откуда взялась у меня выдержка – возможно, Танис или мой обезьяний бог Вахан даровали мне эту милость. Однако я заговорил совершенно спокойным тоном:
– Ландграф, я знаю, чего вы хотите от меня, но не могу удовлетворить ваше желание. Нумантийский офицер не имеет права бросить вызов человеку низшего сословия.
– Как вы осмелились! Род Малебраншей имеет тысячелетнюю историю!
– Если это так, в чем я сомневаюсь, то ваши предки сейчас качают головами при виде того, как низко пал их потомок.
Этого было достаточно.
– Отлично, – ледяным тоном произнес Малебранш. – Моим ответом будет поле чести. Это вас устраивает?
Я кивнул в знак согласия, и он ушел.
Красная пелена гнева перед глазами постепенно рассеялась. Я огляделся по сторонам. К счастью, никто не слышал нашей перепалки, лишь несколько человек озадаченно взглянули на нас, словно спрашивая, почему мы стоим неподвижно в центре танцующих.
Я взял Маран за руку и повлек ее к выходу, делая вид, что танцую.
– Что теперь будет? – прошептала она.
– Я убью этого мерзавца, вот и все.
Через несколько минут негодование Маран выплеснулось с новой силой: ей захотелось пойти к Чардин Шеру и сказать ему, какая он презренная свинья.
– Если желаете, я с радостью присоединюсь к вам, – сказал я, тщательно подбирая слова.
– Нет, не надо. Я в состоянии позаботиться о себе. Кроме того, вы можете отобрать кинжал у этого ужасного человека и заколете его, а что тогда?
– Тогда меня, разумеется, казнят. Но я умру счастливым и поднимусь со следующим поворотом Колеса – хотя бы за то, что служил такой очаровательной женщине.
– Перестаньте успокаивать меня, черт побери!
– Прошу прощения, – я хотел было добавить, что ее упрек направлен не по адресу, но вовремя прикусил язык. Мы были одни в саду. Мы вышли из бального зала, чтобы немного успокоиться, но, по-видимому, это нам не удалось. Маран молчала, глядя в ночь. Через некоторое время она повернулась ко мне.
– Нет, Дамастес. Это я должна извиниться. Визит к Чардин Шеру был бы глупостью с моей стороны. Он откажется от своих слов, и я опять окажусь в дураках. Ну почему, во имя девяти адов, у нас принято всегда верить мужчинам?
– Не знаю, – признался я. – Может быть, потому, что мужчины пишут законы.
– Какая чушь! – Маран снова вспыхнула. Ее платье, казалось, отвечало на ее гнев: по ткани вверх-вниз пробегали волнообразные колебания.
– Вы правы, – согласился я. Я не знал, что делать. Вечер был безнадежно испорчен, и лучше всего было бы незаметно уйти. Но вместо того, чтобы сказать об этом слух, я взял ее за руку и мягко привлек к себе.
Долгое время мы стояли в молчании. Ее дыхание участилось, успокоилось, потом снова участилось, как будто она тщетно пыталась совладать со своими чувствами.
– Я не собираюсь плакать, – пробормотала она, прижавшись лицом к моей груди. – Я и слезинки не пролью из-за этого сукиного сына!
Она подняла голову, и ее губы раскрылись. Я поцеловал ее; она с неожиданной силой ответила на поцелуй и тут же оттолкнула меня.
– Полагаю, он бы сказал о том, какое сильное впечатление я на него произвела, и предложил встретиться с ним попозже в его резиденции. Он не похож на человека, способного выпрашивать то, что ему хочется получить. Но я выслушивала и более мерзкие предложения, – продолжала она. – Сыновья богачей считают, что они могут ругаться как конюхи, если любое их желание не исполняется немедленно, и имеют очень странные представления о том, чего может хотеть молодая женщина.
Она улыбнулась уголком рта.
– Хотя до сих пор я не слышала подобных предложений от таких высокопоставленных особ, как Чардин Шер. Полагаю, мне следует считать себя польщенной.
К моему удивлению, она от души рассмеялась.
– Интересно, каким образом Малебранш удостоился чести стать сводником для Чардин Шера?
– Вероятно, продал ему свою мать или сестру, – ответил я. Я не сказал ей о том, что знал Малебранша в другом, гораздо более опасном обличье: теперь я понимал, что он выполняет грязную работу по поручению каллианского премьер-министра.
– Я скажу вам, что мы собираемся делать, – решительно заявила Маран. – Мы собираемся вернуться во дворец. Мы будем развлекаться и забудем о каллианцах. Мне уже давно не было так хорошо, и я не позволю им все испортить.
Именно так мы и поступили. Чардин Шер и его приспешники ушли, поэтому нам никто не мешал.
Бал должен был продолжаться до утра, но вскоре после полуночи Маран предложила уйти.
– Мы совершили выход в свет, я показала свой новый наряд, и мы узнали, что все каллианцы – ужасные свиньи. Что еще здесь делать? Есть я боюсь, потому что это платье может лопнуть по швам.
– Хм-мм... – промямлил я. – Какая интересная мысль. Вы не пробовали эклеры с того подноса? На вид они очень вкусные.
– Полно мечтать, о пылкий симабуанец! – она рассмеялась, сняла с головы маску морского змея, и ее волосы свободно рассыпались по плечам. Я тоже снял свою маску и последовал за ней.
Во время обратной поездки Маран упорно молчала. Я решил, что она не может забыть об оскорблении, нанесенном Чардин Шером, и попытался развеселить ее непринужденной болтовней.
Когда карета остановилась, я вышел из нее и протянул руку. Я уже собирался пожелать Маран спокойной ночи и отправиться на конюшню за Луканом, когда она неожиданно спросила:
– Капитан, вы джентльмен?
– Надеюсь, что да, графиня.
– В таком случае, я могу пригласить вас к себе, хотя не имею представления, чем вас угостить?
– В честь такого случая, мадам, я сделаю исключение из своих правил и выпью капельку вашего самого лучшего бренди.
– Сразу видно, что вы учтивый человек, сэр, – всегда готовы помочь расстроенной и сконфуженной девушке.
Дом был пуст. Ни одного слуги не попалось мне на глаза, хотя газовые лампы горели на полную мощность.
– Полагаю, все решили, что нас не будет до утра, и разошлись по собственным маленьким праздникам, – Маран нахмурилась. – Очень-очень старое бренди? Скорее всего, его можно найти в... в чьем-то кабинете.
Мы поднялись наверх, и она попросила меня подождать. Я стоял в роскошном коридоре, чувствуя себя последним дураком в моей оранжевой рясе. Минуту спустя она вернулась с хрустальным графином; многочисленные полированные грани разбрасывали повсюду отражения светильников.
– Так, куда теперь? О, я знаю! Вы же еще не видели солярия. Пошли, – она взяла меня за руку и провела по лестнице на верхний этаж.
Это было большое помещение со стеклянной крышей, изогнутой как верхушка хлебного каравая. Все здесь было выкрашено в белый цвет, начиная от гнутых железных стульев и столов и кончая оконными рамами. В дальней стене имелась дверь, ведущая на открытую балюстраду.
Я осторожно опустился на затейливый стул. Маран налила мне бренди и устроилась на хрупкой кушетке, которая наверняка рухнула бы под моим весом.
– Я хочу поблагодарить вас за приглашение на бал, – сказал я. – Иначе я был бы одним из тех бедных кавалеристов, которых мы видели на улице. Я болтался бы в седле, пытаясь выглядеть благородно и отмораживая мои... мои...
– Если не ошибаюсь, вы хотите произнести слово «яйца»?
– Нет, но и оно сойдет. Кстати, я собирался выразить свое восхищение вашим словарным запасом. Я не знал, что аристократы умеют так ругаться.
– Умеют, если они выросли в сельской местности и много ездили верхом. Все мои лошади лучше откликаются на этот язык, чем на нежное сюсюканье.
– Странно, – заметил я. – Армейские лошади предпочитают ласку и мягкое обращение. Может быть, животные лучше воспринимают незнакомое?
Я улыбнулся, и она нерешительно улыбнулась в ответ. На долю секунды на ее лице вновь промелькнуло выражение провинившегося ребенка, ожидающего наказания. Она встала и подошла к двери, ведущей на балюстраду. Я взял свой бокал и присоединился к ней.
Внизу несла свои воды Латана, и даже в этот поздний час я видел огни барж и торговых судов. Мне послышался какой-то звук, и я открыл дверь. Я не ошибся: с реки доносилась тихая музыка. Вскоре я увидел ее источник – сверху по течению к нам медленно приближался роскошный паром, на палубе которого играл оркестр.
Я стоял совсем рядом с Маран и ощущал чистый аромат ее волос, опьянявший гораздо сильнее, чем запах выдержанного бренди. Она повернулась, взяла у меня бокал и поставила его на подоконник.
– Ну вот, мой преданный рыцарь, теперь мы вдалеке от любопытных глаз, и у нас есть волшебный оркестр. Я хотела бы познакомиться с этим танцем из «Гнилого Ряда», сэр.
Я замешкался, но выражение ее глаз заставило меня принять решение.
– К черту джентльменство, – пробормотал я.
Ее руки обвились вокруг меня, и она растаяла в моих объятиях. Я тоже обнял ее, а потом, как и мечтал, прикрыл ладонями ее ягодицы. Она затаила дыхание, просунула одну ногу между моих ног, и мы задвигались как одно целое. Я начал поглаживать ее ягодицы. Ее дыхание участилось, и даже через мой балахон я почувствовал, как отвердели ее соски. Мой напрягшийся член прижался к ее бедру, но она не отстранилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84