Небольшая задержка произошла из-за грейслендских береговых инспекторов, которые на подходе поднялись на борт для проверки соответствующих документов. Бумаги «Наемника» были в порядке, и официальный пропуск был получен быстро. Разгрузка началась. На пароходе прибыл только один пассажир — женщина, зарка по национальности. Ее тут же сопроводили в отделение таможни, где ее паспорт, равно как и прочие разрешающие въезд документы вместе со скудным багажом были с пристрастием изучены. Взятая в оборот таким образом, женщина из Зара не смогла проследить, как ее груз из недр парохода перекочевал на причал.
Немногие рабочие и зеваки на пристани обратили внимание на большой, обмотанный брезентом узел, исторгнутый из внутренностей «Рельского наемника». Узел был исключительных размеров и неправильной формы, но, несмотря на это, в немыслимой куче ящиков, бочек, гигантских тюков на него никто не обратил внимания.
Почти не обратил.
Две неприметные мужские фигуры в черном, прятавшиеся в тени примерно с семи часов, наблюдали за разгрузкой парохода с первой секунды его прибытия. Когда нестандартных размеров и формы узел выплыл на шести спинах сыплющих проклятия портовых грузчиков и предстал их глазам, эти двое оживились.
Грузчики освободились от своего бремени и ушли. Пока одна из фигур зорко смотрела по сторонам, вторая, называющая себя Папа, быстро, но без подозрительной спешки, направилась к узлу. Приблизившись к своей цели, на секунду остановился и быстро огляделся вокруг. Пристань была полна народу, но, похоже, все были заняты своими делами и на него не смотрели. Подняв брезент, он нагнулся к оголившейся металлической конструкции, прикрепил какой-то сверток под сиденье водителя и тут же быстро пошел прочь, позволив брезенту самостоятельно упасть на место. Еще раз он бросил взгляд по сторонам, проверяя, все ли ладно, и спокойно присоединился к своему компаньону. Вместе они покинули порт и мгновенно растворились в недрах города.
Когда в паспорте Шетт Уразоул появился требуемый штамп — выпуклая лантийская государственная печать в объятиях Вечного Огня Грейслендской Империи — зарская изобретательница покинула таможенное отделение и направилась на поиски своего транспорта. Представив суперкарго подписанную и заверенную печатью транспортную накладную, она получила разрешение забрать свой груз.
Уразоул сняла брезент, открыв чудесную самодвижущуюся коляску миру, и серебряное тело чудо-изобретения заблестело в лучах утреннего солнца. И в этот момент зеваки, пребывавшие в абсолютном равнодушии к странному узлу, вцепились зачарованными взглядами в диковину и в под стать ей необычного вида изобретательницу. Многие собрались поглазеть, как Уразоул забралась в нее, как развернула металлический парус, как отрегулировала положение боковых лопастей и наконец-то уселась на водительское место. С предельным любопытством зеваки наблюдали за ее манипуляциями, и их терпеливое любопытство было вознаграждено.
Несколько секунд спустя коляска ожила, издав оглушительный рев, и тут же взорвалась с еще более оглушительным грохотом. Вспыхнул огонь, клубами повалил дым, огромные металлические, стеклянные и деревянные осколки вместе с частями тела полетели в разные стороны. Взрыв уничтожил чудесную самодвижущуюся коляску, оставил в земле больших размеров дыру, и в мгновение ока убил Шетт Уразоул и еще человек двадцать стоявших рядом любопытных.
IV
«Карвайз» прибывал в порт назначения около полудня, и Лизелл стояла на палубе вместе с остальными «эллипсоидами», как участники гонок себя окрестили. Все с нетерпением стремились взглянуть на легендарную Ланти Уму.
И она показалась прямо по курсу парохода, поднимаясь из морских вод, как роскошная королева куртизанок из своей ванны — уже не молодая, но все еще прекрасная. В глаза бросились фантастические до бесстыдства башни и жемчужно-белые купола, сверкающие мосты и арки, шпили, возвышающиеся над сказочной красоты дворцами, бессчетное число лодок и барж. Общая картина великолепия и радужное многообразие красок путали мысли и ослепляли глаза.
Лизелл наслаждалась зрелищем, подставляя лицо мягкому, чуть влажному ветерку, вольно играющему на просторах гавани. Ее дух парил далеко в поднебесье, именно за эти воспарения она полюбила путешествия, несмотря на все неудобства и трудности, которые приходилось переживать и преодолевать на пути.
Упавшая на нее тень заставила Лизелл обернуться — подошел и встал рядом Гирайз. Он внимательно посмотрел на приближающийся город, в его темных глазах засветилось явное удовольствие. Он снова стал молодым, вопреки седым вискам, и в этот момент боль кольнула ее, возвращая в прошлое, и она вспомнила, почему ей тогда безумно хотелось навсегда связать свою жизнь с ним. Ей захотелось прикоснуться к нему, но она подавила импульс.
Будто прочитав ее мысли, он повернул голову и посмотрел на нее, она тут же опустила взгляд, испугавшись, что он может прочитать ее тайну по глазам. Ну уж этому не бывать. Она заставила себя твердо выдержать его взор и спросила с деланым равнодушием:
— Ну, что скажешь обо всем этом?
— Великолепное зрелище, — ответил он, улыбаясь. — Причудливый сон, застывший в форме кристалла.
Да, дела совсем плохи. Она-то ждала фразу в его духе — воодушевление в рамках формального приличия с долей сарказма, но его слова выражали искреннюю теплоту, от которой у нее внутри все растаяло и возродило в ней девятнадцатилетнюю девчонку, и даже сейчас, шесть лет спустя, это тепло заставило трепетать ее сердце.
Вспомни обо всех стычках и ссорах, приказала она себе. Вспомни все гадости, что он тебе сказал!
— Все это кажется еще прекраснее, потому что рядом ты, — Гирайз произнес это так легко, что можно было подумать, что он шутит.
Мы могли бы быть рядом всегда, тогда весь миром казался бы великолепным, подумала она, и мысль отозвалась болью в душе, но она тут же разозлилась на себя. Он ведь мог просто разыгрывать ее, чтобы оставить в дураках. Нет, это у него не пройдет. Едкая реплика готова была сорваться с ее губ, но застряла, как только она взглянула ему в глаза.
— Зрелище прекрасно само по себе, и мое присутствие на него не влияет, — ответила Лизелл, найдя спасение в спокойном достоинстве. — Боюсь, что я должна лишить тебя своего присутствия, поскольку мне нужно еще уложить вещи. Пароход вот-вот причалит.
«Карвайз» причалил, и пассажиры вышли на берег. С чемоданчиком в руке Лизелл поспешила к отделению таможенного контроля. По дороге она заметила, что достаточно большая часть причала была оцеплена стоявшими как глыбы грейслендскими солдатами. За их спинами виднелась яма, огромные размеры которой просто ошарашили ее. Яма была свежая, с острыми обгоревшими краями.
Ей хотелось остановиться и расспросить подробно, что здесь произошло и происходит, но она заставила себя пройти мимо. На это нет времени.
Здание таможни пестрело радужными красками в сугубо лантийском стиле: выкрашенное снаружи в три разных цвета и с блестящей зеленой черепицей на крыше. Она вошла внутрь и заняла очередь, в которой уже стояло несколько «эллипсоидов». Но она не заметила ни Гирайза, ни Каслера. Бросилось в глаза шумное присутствие близнецов Фестинетти. Очередь медленно ползла к низкой стойке в конце комнаты. Наконец-то Лизелл приблизилась к ней и предъявила сидевшему за стойкой с постной физиономией таможеннику свой паспорт и багаж. Он, едва взглянув на содержимое ее сумки, поставил штамп в паспорт и большим пальцем руки сделал знак, чтобы она проходила.
Готово. Еще один штамп в ее паспорте, знак еще одной страны, охваченной Вечным Огнем империи, но все же существующей, вопреки этим «огненным» тискам. Как бы то ни было, далее маршрут Великого Эллипса вел в Аэннорве, куда еще нога грейслендских солдат не ступала. Пока не ступала.
Первое, что надо сделать сейчас — купить билет в Эшно, большой портовый город, самую конечную юго-западную точку Аэннорве. Министерство иностранных дел забронировало ей место на лантийском пассажирском лайнере «Девять островов», но он ушел вчера во второй половине дня. Ничего страшного, ей нужно только отыскать на пристани агента этого лайнера, и он, конечно же, обменяет ей билет. Или, может, лучше поспрашивать в других агентствах билет на любой ближайший пароход в восточном направлении?!
Мозг работал четко, она покинула таможню и снова оказалась на пристани, залитой солнечным светом. Остановилась и огляделась. Пристань успела измениться. Плотная кучка людей, суетившаяся вокруг ямы, которую она заметила ранее, теперь со всех сторон обросла многочисленной толпой, состоявшей из молодых и старых, мужчин и женщин, богатых и бедных. Несмотря на такую внешнюю неоднородность толпы, ее объединяло нервное напряжение и ропот возмущения. Причина недовольства лежала на поверхности: территория запружена грейслендскими солдатами, пройти невозможно, а причина происходящего по-прежнему остается неизвестной.
Лизелл вытянулась на цыпочках, стараясь хоть что-нибудь увидеть поверх сотни голов. Бесполезно. Сосредоточенная суета вокруг ямы, недовольное жужжание взволнованной толпы, усмиряющая сила грейслендских солдат — вот все, что ей удалось рассмотреть.
— Что там случилось? — спросила она у стоявшей рядом женщины неопределенного возраста, возможно, жены какого-нибудь капитана. Забывшись, она заговорила на родном языке, за что была удостоена крайне удивленного взгляда. В первую секунду она подумала, что ее слова прозвучали непонятно для окружающих, но ей ответили на приличном вонарском, хотя и с очень сильным лантийским акцентом:
— Они топят Сезини.
— А что такое сезини?
— Его превосходительство Периф Нин Сезини, Мастер Выбора. Грейслендцы сейчас его топят.
— Что? Вы хотите сказать, что тут казнь? Публичная? И прямо сейчас ?
Еще один из стоявших рядом кивнул.
— А какое преступление он совершил?
— Преступление? — лантийка поджала губы, давая понять тем самым, что она не намерена быть такой неосмотрительной. Одержав свою маленькую победу, она, соблюдая осторожность, ответила: — Грейслендцы обвиняют сопротивление во взрыве, который произошел здесь вчера утром. Они не знают, кто привел в действие бомбу, но они знают, что просвещенные Выбора поддерживают сопротивление. Так что грейслендцы делают то, что они в растерянности могут сделать — топят его превосходительство Сезини здесь же, на месте, преступления. Такова их месть всем в назидание.
— Та большая яма появилась в результате взрыва бомбы лантийского сопротивления?
— Так говорят грейслендцы. Но… — лантийка поймала на себе чей-то пронзительный взгляд и, понизив голос, продолжала, — я скажу вам, каждому скажу, что это не дело рук сопротивления. Эти лантийские патриоты — вы понимаете меня, я хотела сказать, эти преступники — не ведут войну со своими. Взрыв повредил пристань, уничтожил зарку, которая участвовала в гонках, вместе с ее автомобилем, этот же взрыв убил несколько добропорядочных лантийцев. Люди из сопротивления не опускаются до такого.
— Шетт Уразоул? Она погибла? Вы говорите, что Шетт Уразоул была убита вчера, а ее коляска уничтожена?
— Да. И не только она, погибло много лантийцев. Я не думаю, что это сделало сопротивление. Но грейслендцы должны раскрыть преступление и наказать виновного, потому что они правители, они все знают, они всесильные. Вы понимаете меня? Вот поэтому сейчас они топят его превосходительство Сезини, и, конечно же, всем нам этот урок пойдет на пользу.
— Если ее убили не члены сопротивления, то кто же тогда?
— Какое это имеет значение? Лантийцы этого не делали. Может быть, за этим стоят соперники этой Уразоул. Эта северянка сама во всем виновата, вообразила себя великой, вот и накликала беду на свою голову, а мы, лантийцы, должны платить за ее глупость. Я думаю, ей надо было сидеть дома, праведная жизнь спасла бы ее, а где сейчас эта великая женщина?
— Вы точно уверены, что Шетт Уразоул мертва? — Вопрос казался явно риторическим, и Лизелл продолжила: — А что его превосходительство Нин Сезини? У грейслендцев есть веские доказательства его вины?
— Вы меня не понимаете, — ответила лантийка с ноткой нетерпения в голосе. — Им не нужны доказательства. Их совершенно не волнует, причастен к этому взрыву его превосходительство Сезини или нет. Это все — как вы это называете — забавы. Шуточки. Грейслендцам нужно довести до сведения каждого, что за любое преступление против Империи наказание должно пасть на головы лантийцев. Вот это они нам сейчас и демонстрируют.
— Но Мастер Выбора — довольно значительная персона, человек, облеченный определенной властью. Грейслендцы не боятся силы Познания этого Просвещенного?
— Да вы смотрите, — посоветовал Лизелл другой человек, — и увидите, сильно ли они боятся.
Легче сказать, чем сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Немногие рабочие и зеваки на пристани обратили внимание на большой, обмотанный брезентом узел, исторгнутый из внутренностей «Рельского наемника». Узел был исключительных размеров и неправильной формы, но, несмотря на это, в немыслимой куче ящиков, бочек, гигантских тюков на него никто не обратил внимания.
Почти не обратил.
Две неприметные мужские фигуры в черном, прятавшиеся в тени примерно с семи часов, наблюдали за разгрузкой парохода с первой секунды его прибытия. Когда нестандартных размеров и формы узел выплыл на шести спинах сыплющих проклятия портовых грузчиков и предстал их глазам, эти двое оживились.
Грузчики освободились от своего бремени и ушли. Пока одна из фигур зорко смотрела по сторонам, вторая, называющая себя Папа, быстро, но без подозрительной спешки, направилась к узлу. Приблизившись к своей цели, на секунду остановился и быстро огляделся вокруг. Пристань была полна народу, но, похоже, все были заняты своими делами и на него не смотрели. Подняв брезент, он нагнулся к оголившейся металлической конструкции, прикрепил какой-то сверток под сиденье водителя и тут же быстро пошел прочь, позволив брезенту самостоятельно упасть на место. Еще раз он бросил взгляд по сторонам, проверяя, все ли ладно, и спокойно присоединился к своему компаньону. Вместе они покинули порт и мгновенно растворились в недрах города.
Когда в паспорте Шетт Уразоул появился требуемый штамп — выпуклая лантийская государственная печать в объятиях Вечного Огня Грейслендской Империи — зарская изобретательница покинула таможенное отделение и направилась на поиски своего транспорта. Представив суперкарго подписанную и заверенную печатью транспортную накладную, она получила разрешение забрать свой груз.
Уразоул сняла брезент, открыв чудесную самодвижущуюся коляску миру, и серебряное тело чудо-изобретения заблестело в лучах утреннего солнца. И в этот момент зеваки, пребывавшие в абсолютном равнодушии к странному узлу, вцепились зачарованными взглядами в диковину и в под стать ей необычного вида изобретательницу. Многие собрались поглазеть, как Уразоул забралась в нее, как развернула металлический парус, как отрегулировала положение боковых лопастей и наконец-то уселась на водительское место. С предельным любопытством зеваки наблюдали за ее манипуляциями, и их терпеливое любопытство было вознаграждено.
Несколько секунд спустя коляска ожила, издав оглушительный рев, и тут же взорвалась с еще более оглушительным грохотом. Вспыхнул огонь, клубами повалил дым, огромные металлические, стеклянные и деревянные осколки вместе с частями тела полетели в разные стороны. Взрыв уничтожил чудесную самодвижущуюся коляску, оставил в земле больших размеров дыру, и в мгновение ока убил Шетт Уразоул и еще человек двадцать стоявших рядом любопытных.
IV
«Карвайз» прибывал в порт назначения около полудня, и Лизелл стояла на палубе вместе с остальными «эллипсоидами», как участники гонок себя окрестили. Все с нетерпением стремились взглянуть на легендарную Ланти Уму.
И она показалась прямо по курсу парохода, поднимаясь из морских вод, как роскошная королева куртизанок из своей ванны — уже не молодая, но все еще прекрасная. В глаза бросились фантастические до бесстыдства башни и жемчужно-белые купола, сверкающие мосты и арки, шпили, возвышающиеся над сказочной красоты дворцами, бессчетное число лодок и барж. Общая картина великолепия и радужное многообразие красок путали мысли и ослепляли глаза.
Лизелл наслаждалась зрелищем, подставляя лицо мягкому, чуть влажному ветерку, вольно играющему на просторах гавани. Ее дух парил далеко в поднебесье, именно за эти воспарения она полюбила путешествия, несмотря на все неудобства и трудности, которые приходилось переживать и преодолевать на пути.
Упавшая на нее тень заставила Лизелл обернуться — подошел и встал рядом Гирайз. Он внимательно посмотрел на приближающийся город, в его темных глазах засветилось явное удовольствие. Он снова стал молодым, вопреки седым вискам, и в этот момент боль кольнула ее, возвращая в прошлое, и она вспомнила, почему ей тогда безумно хотелось навсегда связать свою жизнь с ним. Ей захотелось прикоснуться к нему, но она подавила импульс.
Будто прочитав ее мысли, он повернул голову и посмотрел на нее, она тут же опустила взгляд, испугавшись, что он может прочитать ее тайну по глазам. Ну уж этому не бывать. Она заставила себя твердо выдержать его взор и спросила с деланым равнодушием:
— Ну, что скажешь обо всем этом?
— Великолепное зрелище, — ответил он, улыбаясь. — Причудливый сон, застывший в форме кристалла.
Да, дела совсем плохи. Она-то ждала фразу в его духе — воодушевление в рамках формального приличия с долей сарказма, но его слова выражали искреннюю теплоту, от которой у нее внутри все растаяло и возродило в ней девятнадцатилетнюю девчонку, и даже сейчас, шесть лет спустя, это тепло заставило трепетать ее сердце.
Вспомни обо всех стычках и ссорах, приказала она себе. Вспомни все гадости, что он тебе сказал!
— Все это кажется еще прекраснее, потому что рядом ты, — Гирайз произнес это так легко, что можно было подумать, что он шутит.
Мы могли бы быть рядом всегда, тогда весь миром казался бы великолепным, подумала она, и мысль отозвалась болью в душе, но она тут же разозлилась на себя. Он ведь мог просто разыгрывать ее, чтобы оставить в дураках. Нет, это у него не пройдет. Едкая реплика готова была сорваться с ее губ, но застряла, как только она взглянула ему в глаза.
— Зрелище прекрасно само по себе, и мое присутствие на него не влияет, — ответила Лизелл, найдя спасение в спокойном достоинстве. — Боюсь, что я должна лишить тебя своего присутствия, поскольку мне нужно еще уложить вещи. Пароход вот-вот причалит.
«Карвайз» причалил, и пассажиры вышли на берег. С чемоданчиком в руке Лизелл поспешила к отделению таможенного контроля. По дороге она заметила, что достаточно большая часть причала была оцеплена стоявшими как глыбы грейслендскими солдатами. За их спинами виднелась яма, огромные размеры которой просто ошарашили ее. Яма была свежая, с острыми обгоревшими краями.
Ей хотелось остановиться и расспросить подробно, что здесь произошло и происходит, но она заставила себя пройти мимо. На это нет времени.
Здание таможни пестрело радужными красками в сугубо лантийском стиле: выкрашенное снаружи в три разных цвета и с блестящей зеленой черепицей на крыше. Она вошла внутрь и заняла очередь, в которой уже стояло несколько «эллипсоидов». Но она не заметила ни Гирайза, ни Каслера. Бросилось в глаза шумное присутствие близнецов Фестинетти. Очередь медленно ползла к низкой стойке в конце комнаты. Наконец-то Лизелл приблизилась к ней и предъявила сидевшему за стойкой с постной физиономией таможеннику свой паспорт и багаж. Он, едва взглянув на содержимое ее сумки, поставил штамп в паспорт и большим пальцем руки сделал знак, чтобы она проходила.
Готово. Еще один штамп в ее паспорте, знак еще одной страны, охваченной Вечным Огнем империи, но все же существующей, вопреки этим «огненным» тискам. Как бы то ни было, далее маршрут Великого Эллипса вел в Аэннорве, куда еще нога грейслендских солдат не ступала. Пока не ступала.
Первое, что надо сделать сейчас — купить билет в Эшно, большой портовый город, самую конечную юго-западную точку Аэннорве. Министерство иностранных дел забронировало ей место на лантийском пассажирском лайнере «Девять островов», но он ушел вчера во второй половине дня. Ничего страшного, ей нужно только отыскать на пристани агента этого лайнера, и он, конечно же, обменяет ей билет. Или, может, лучше поспрашивать в других агентствах билет на любой ближайший пароход в восточном направлении?!
Мозг работал четко, она покинула таможню и снова оказалась на пристани, залитой солнечным светом. Остановилась и огляделась. Пристань успела измениться. Плотная кучка людей, суетившаяся вокруг ямы, которую она заметила ранее, теперь со всех сторон обросла многочисленной толпой, состоявшей из молодых и старых, мужчин и женщин, богатых и бедных. Несмотря на такую внешнюю неоднородность толпы, ее объединяло нервное напряжение и ропот возмущения. Причина недовольства лежала на поверхности: территория запружена грейслендскими солдатами, пройти невозможно, а причина происходящего по-прежнему остается неизвестной.
Лизелл вытянулась на цыпочках, стараясь хоть что-нибудь увидеть поверх сотни голов. Бесполезно. Сосредоточенная суета вокруг ямы, недовольное жужжание взволнованной толпы, усмиряющая сила грейслендских солдат — вот все, что ей удалось рассмотреть.
— Что там случилось? — спросила она у стоявшей рядом женщины неопределенного возраста, возможно, жены какого-нибудь капитана. Забывшись, она заговорила на родном языке, за что была удостоена крайне удивленного взгляда. В первую секунду она подумала, что ее слова прозвучали непонятно для окружающих, но ей ответили на приличном вонарском, хотя и с очень сильным лантийским акцентом:
— Они топят Сезини.
— А что такое сезини?
— Его превосходительство Периф Нин Сезини, Мастер Выбора. Грейслендцы сейчас его топят.
— Что? Вы хотите сказать, что тут казнь? Публичная? И прямо сейчас ?
Еще один из стоявших рядом кивнул.
— А какое преступление он совершил?
— Преступление? — лантийка поджала губы, давая понять тем самым, что она не намерена быть такой неосмотрительной. Одержав свою маленькую победу, она, соблюдая осторожность, ответила: — Грейслендцы обвиняют сопротивление во взрыве, который произошел здесь вчера утром. Они не знают, кто привел в действие бомбу, но они знают, что просвещенные Выбора поддерживают сопротивление. Так что грейслендцы делают то, что они в растерянности могут сделать — топят его превосходительство Сезини здесь же, на месте, преступления. Такова их месть всем в назидание.
— Та большая яма появилась в результате взрыва бомбы лантийского сопротивления?
— Так говорят грейслендцы. Но… — лантийка поймала на себе чей-то пронзительный взгляд и, понизив голос, продолжала, — я скажу вам, каждому скажу, что это не дело рук сопротивления. Эти лантийские патриоты — вы понимаете меня, я хотела сказать, эти преступники — не ведут войну со своими. Взрыв повредил пристань, уничтожил зарку, которая участвовала в гонках, вместе с ее автомобилем, этот же взрыв убил несколько добропорядочных лантийцев. Люди из сопротивления не опускаются до такого.
— Шетт Уразоул? Она погибла? Вы говорите, что Шетт Уразоул была убита вчера, а ее коляска уничтожена?
— Да. И не только она, погибло много лантийцев. Я не думаю, что это сделало сопротивление. Но грейслендцы должны раскрыть преступление и наказать виновного, потому что они правители, они все знают, они всесильные. Вы понимаете меня? Вот поэтому сейчас они топят его превосходительство Сезини, и, конечно же, всем нам этот урок пойдет на пользу.
— Если ее убили не члены сопротивления, то кто же тогда?
— Какое это имеет значение? Лантийцы этого не делали. Может быть, за этим стоят соперники этой Уразоул. Эта северянка сама во всем виновата, вообразила себя великой, вот и накликала беду на свою голову, а мы, лантийцы, должны платить за ее глупость. Я думаю, ей надо было сидеть дома, праведная жизнь спасла бы ее, а где сейчас эта великая женщина?
— Вы точно уверены, что Шетт Уразоул мертва? — Вопрос казался явно риторическим, и Лизелл продолжила: — А что его превосходительство Нин Сезини? У грейслендцев есть веские доказательства его вины?
— Вы меня не понимаете, — ответила лантийка с ноткой нетерпения в голосе. — Им не нужны доказательства. Их совершенно не волнует, причастен к этому взрыву его превосходительство Сезини или нет. Это все — как вы это называете — забавы. Шуточки. Грейслендцам нужно довести до сведения каждого, что за любое преступление против Империи наказание должно пасть на головы лантийцев. Вот это они нам сейчас и демонстрируют.
— Но Мастер Выбора — довольно значительная персона, человек, облеченный определенной властью. Грейслендцы не боятся силы Познания этого Просвещенного?
— Да вы смотрите, — посоветовал Лизелл другой человек, — и увидите, сильно ли они боятся.
Легче сказать, чем сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103