Я слышала, появилось несколько новых тропов – как раз для таких случаев. «Отупин», «дебилон»… Цены кусаются, но ради тебя я на это пойду. Честное слово!
Я шлепнул себя ладонью по лбу:
– О-о, блин! Джеральдина, я тебя не прошу измениться, заруби это раз и навсегда у себя на носу. Я только пытаюсь объяснить, что мы с тобой не созданы друг для друга. Видишь ли, – я по-отечески обнял ее рукой за плечи, – ты прирожденная цыганка. Когда нужно со дна бухты грязь вычистить или опрыскать заеденный грушевой молью лес – тут тебе равных нет. Какую бы работу нам с тобой Стэк ни поручал, мы всегда справлялись прекрасно, горжусь тем, что ты – моя напарница. Но наши отношения могут быть только профессиональными, и дальше никогда не зайдет, ты поняла?
К концу моей речуги Джеральдина перекрыла краники. Вытерла кулачками глаза, затем протянула мне ладошку. Мы обменялись рукопожатиями.
– Ладно, – проговорила она с печалью проповедника, видящего, как разбегается его паства, – пусть будет, как ты хочешь. Все лучше, чем ничего.
Мы расцепили руки.
– Увидимся в самолете, Лью.
Я вернулся к сбору вещичек. Ну и взбалмошная девчонка моя напарница! Не понимаю, почему многие люди не умеют сдерживать эмоции. Да и не пытаются, если честно. Ведь у нас, слава Богу, есть тропы и строберы – только руку протяни, и ты в порядке. Даже представить страшно, каково жилось человеку считанные десятилетия назад, пока ученые головы не разобрались досконально, из каких винтиков-болтиков состоят мозги, и не подобрали к ним все ключики-отверточки.
Правда, слишком уж полагаться на все эти штучки вряд ли стоит. В защиту естественного образа жизни можно сказать немало слов. Взять хотя бы меня, к примеру. Если, в школе учась, я принимал все прописанные мнемотропины и многому благодаря им научился – что же, и дальше ими давиться? Черта с два, не для меня это. Мой батька так говаривал: «Сынок, если бы Господь хотел, чтобы мы получали знания в таблетках, он бы сделал так, чтобы их было легко глотать».
В тот же день, к вечеру, мы вышли на зарезервированную для ДЦИ суборбиту. В пути шутили и смеялись, мечтая, как вскоре будем гулять по улицам любимого Далласа. Не успели попривыкнуть к полету, как нам велят снова застегнуть ремни и приготовиться к посадке, то бишь принять циркадные регуляторы.
Всем хороши такие вот прыжки – за одним исключением: не успеваешь даже почувствовать толком, что ты путешествуешь. Только что твоя задница была в Монголии; часа не прошло, а ты уже дома. Неадаптированным мозгам такое не переварить.
Пару часов проторчали в таможне – дольше, чем летели. Двух наших ромал вывернули наизнанку – парни решили подзаработать, провезя в крови монгольских багов и толкнув их далласской диаспоре гонгонгских экспатриантов как этноэкзотику. Но таможенные датчики расшифровывают негенотипные коды быстрее, чем плевок сохнет на перегревшемся реакторе, и Стэку пришлось повертеться как угрю на сковородке, доказывая, что наши невинные овечки заразились, сами о том не подозревая, и промывка кровеносной системы будет для них достаточно серьезным наказанием.
В здании космовокзала мы прошли через атриум, и тут ввалилось отделение эмвээфовской спецполиции; вооруженные хромоварками и пистоляпами, были эти ребята суровы, как восьмидесятилетние девы с либидоблокировкой, намеренные сразиться с какой-нибудь инфекцией или инвазией из Четвертого Мира. Мы уступили им дорогу и сделали это со всем нашим уважением, ведь силовикам из МВФ достается работенка по-грязнее, чем цыганам. Да к тому же мы имеем дело с хорошо знакомыми неприятностями, а эти парни всякий раз сталкиваются с новым сверхопасным дерьмом.
Снаружи нас ждали два дэдэишных энергенетикса (модель «коровье брюхо») с водителями. Большинство ребят сразу полезли в микроавтобусы (я постарался очутиться не в той машине, которую облюбовала Джеральдина). Но пришлось задержаться из-за Тино и Дрифтера – тех самых, которых прихватили на таможне, – им страсть как захотелось по-маленькому. Это был побочный эффект замены крови. Будут течь до завтра, как крыша хижины хлопкоуборщика в грозу,
– Не выбрасывайте зря биомассу, парни, – крикнул им Стэк.
Тино и Дрифтер промолчали, но каждый открыл крышку бака, расстегнул комбез, прижался к фургону и чем мог пополнил запас топлива в машине. Потом оба застегнулись и вяло полезли в кузова. Сидевшая со мною рядом Тамаринд, чернокожая девчонка в весе петуха, никогда за словом в карман не лазившая, спросила:
– Что, ребята, это мало похоже на те гнезда, куда вы втыкались в прошлый раз?
Тут мы дали волю хохоту. Цыганское товарищество ржало, ревело и выло так, что даже Дрифтер с Тони не вытерпели и присоединились.
А мы на них зла за потерянное время не держали, понимая, что в следующий раз таможенники схватят за руку кого-нибудь другого. Если до этого дойдет, то мы, цыгане, будем держаться друг за дружку, как слои ламинированной клещехватом сталефанеры.
Вот так, веселясь в отвязной цыганской манере, мы двинули к югу и выехали из скопления блестящих стеклом далласских башен. Нас ждала новая работа.
Ваксахачи расположен милях в двадцати пяти к югу от Далласа, так что примерно через сорок минут мы были на месте. «Коровье брюхо» трудно гнать быстрее шестидесяти в час, а когда оно груженое – и подавно. Кое-кто из наших задремал – это полезно, когда действуют циркадные регуляторы, но я слишком разволновался из-за возвращения домой, чтобы уснуть, поэтому открыл оконное стекло, пустив в машину знакомые пыльные запахи техасского лета, и стал разглядывать ползущий мимо пейзаж.
Мы проехали через небольшой грушевый сад. На деревьях было полно помесей, они собирали скоророщенные плоды. Человек-надсмотрщик лежал в тени, пульт связи с обручами трансгенов – рядом, под рукой. Если спросите меня, что это были за помеси, я так отвечу: процентов пятьдесят – шимпанзе, процентов сорок – лемур и десять процентов – человек. Но за точность этих цифр не поручусь.
– Не люблю я трансгенов, – сказала Тамаринд. – Слава богу, у нас есть законы, чтобы их держать в узде.
– Уже не говоря про обручи и диет-поводки, – добавил я. И тут у меня возник интересный вопросик, я решил не держать его при себе: – Слышь, Там, ты вот все говоришь, что трансгенов не любишь. А как же собственная наследственность? Ведь когда-то, века назад, твои предки находились в таком же положении, что и наши помеси.
– Черта с два! Мои предки были людьми! Большая разница.
Я понял, что она имела в виду.
– Ну что ж… Спасибо трансгенам хотя бы на том, что благодаря их появлению реднек вроде меня общается на равных с такой девчонкой, как ты, и редко задумывается, правильно ли это.
Там ущипнула меня за плечо:
– Ты совершенно прав, Лью.
Вскоре мы запарковались на площадке перед мотелем, о котором говорила на озере Байкал Джеральдина. Кругом стояло много машин, каждая с дэдэишными сплетенными молекулами на бортах. Как выяснилось чуть позже, другие цыганские бригады уже обосновались в номерах корпуса, что служил раньше персоналу ССК. Не иначе, предстоит один из самых крупных демонтажей в моей практике. Если повезет, работа затянется надолго, и я вдоволь посплю на настоящей койке, вдоволь поем доброй американской пищи и от души поугощаюсь сладким техасским пунтангом – эх, скорей бы подвергнуть эту сочную вкуснятину органолептическому экспресс-анализу!
В вестибюле мотеля Стэк устроил нам перекличку.
– Стрелок, вам с Бензиновым Биллом – триста шестнадцатый.
Я выругался. Бензиновый Билл, получивший это прозвище за татун на могучем правом бицепсе – кружащаяся формула Кекуле в виде змейки с собственным хвостом в зубах – тот еще сукин сын. Мне никогда не удавалось поладить с этой шпаной. Может, и правда лучше было бы поселиться с Джеральдиной – пусть бы и пришлось без конца отражать женские посягательства.
Я нашел в толпе Билла, и мы в напряженном молчании двинулись к нашему номеру.
Когда пришли, Билл произнес:
– Слышь, ты, башка-отстойник, если мне приспичит затащить сюда разъем-маму, лучше сваливай, как только мигну. И чтоб до утра духу твоего здесь не было.
Я положил ранец и спокойно посмотрел на Билла.
– Приятель, жаль тебя расстраивать, но факт есть факт: ты страшен, как помесь обезьяны и рогатой жабы, и ни одна «мама» не взглянет на тебя во второй раз, разве что за большие бабки или под комбинированным кайфом – «страхолюб» с «пофигином».
Билл сгреб нагрудник моего комбеза:
– Ты, козлина…
– Билл, – сказал я спокойно и вежливо, – вспомни, что было в Марселе.
Он фыркнул, но отпустил меня. Отошел к своей койке, принялся распаковывать ранец. Больше я не слышал требований «свалить», когда ему «приспичит».
Хорошее это дело, скажу я вам – с самого начала все по своим местам расставить.
В хлопотах день пролетел стремительно, но все же мы успели совершить экскурсию на ССК – познакомиться с тем, что нам предстояло стереть с лица планеты.
Но все были слегка разочарованы, прибыв на древний сверхпроводящий суперколлайдер, чья история изобиловала взлетами и падениями. ССК едва высовывался из земли, он почти целиком схоронился под прерией, вместе с ускорительно-накопительными кольцами, криогенными системами охлаждения и соленоидами детекторов заряженных частиц.
Это круглое в плане сооружение имело в диаметре около пятидесяти миль и было совершенно загажено за десятилетия «невинных» экспериментов, «практически не дающих радиации». (Мне было известно, что лунная установка, пришедшая на смену ССК, в два раза больше, и ее строительство обошлось в два раза дороже, хоть и велось в безвоздушном пространстве, с применением новых СП-кабелей.)
Впрочем, когда мы оказались внизу, у всех поприбавилось энтузиазма. Предстоящая нам работа выглядела несложной – никакой экзотики, если не считать жидкого водорода, – зато практически вечной, больно уж велик был этот ССК. Не заказ, а просто подарок судьбы!
Мы вернулись в мотель. К тому времени опустились сумерки, словно шелковые простыни в «Пари-Хелмсли». Оказалось, ДДИ в нашу честь устроила вечеринку с грандиозным техасо-мексиканским барбекю. Я уже тысячи раз говорил (и не однажды рядом находился Стэк и слышал), что с работодателями нам сказочно повезло. Пахло жарким – бизоньи стейки и котлеты из постносвинки. Я держал в руке кружку холодного пивчика-живчика и смотрел, как одна за другой в небе проклевываются звезды – точно разрозненные пиксели на древнем монохромном мониторе Господа Бога. И слушал оживленную болтовню приятелей-цыган, и размышлял о том, какая классная работа мне предстоит. Еще никогда в жизни я не был так близок к раю, даже не допускал мысли, что он вообще может существовать на нашей скорбной земле. И эта тихая радость, столь чистая и столь противоестественная, настораживала меня. Ибо, как оказалось, она предвещала неприятности.
И вот закончилась первая рабочая неделя, и мы, цыгане, решили это событие отметить. Несколько дней вкалывали, как проклятые, рвали жилы и наживали грыжу – а после смены никаких развлечений, кроме тех, что предлагает плазменный экран, да еще игры во флэшкарты, да метаболизирования самогонки в грязном придорожном баре под названием «У Сэлли Мустанг» (владелица носила белый конский хвост); короче говоря, нам срочно требовалась психологическая разрядка.
Собралась компания – я, Джеральдина, Там, Тино, Спад, Женева, Иг-И и еще несколько наших, в том числе и Бензиновый Билл. Мы заказали автобус до Далласа – чтобы Оттянуться с большой буквы.
Машину вел я, и получалось очень даже легко. Мы все прошли тщательный тюнинг в дэдэишной клеткомойке, и нажитые на работе хвори и болячки исчезли без следа. Кожа у меня стала упругой, как у домашнего любимца фирмы «Гедоникс плюс». За ультрапрозрачным монокристаллическим лобовым стеклом мчалась навстречу ночная декорация в потрясно высоком разрешении; все тени просматривались во фрактальную глубину. Я не сомневался, что эта ночь внесет мегацифру в файл «расходы на развлечения».
И вот мы в Далласе, и чешем прямиком в Дип-Эл-лум, первый в городе район аттракционов. Паркуем автобус, включаем его защиту и топаем по запруженным народом тротуарам, взбрыкивая попками в цыганской манере; парни идут так, как будто у них бочка между ног, девчонки – будто скользят верхом по смазанному шесту.
Не буду скрывать правду: шагая по улицам с друзьями-чавэлами, я гордился, как десятилетний мальчишка, обрюхативший соседку-вдову. Я упивался духом товарищества, солидарности; я вполне понимал свою социальную значимость – и это было кайфово до невозможности.
В Дип-Эллуме было яблоку негде упасть – кто только не явился сюда, чтобы провести в атмосфере праздника искусственный галогенный день. Встречались помеси, выполнявшие поручения своих хозяев. Попадались малолетние пептид-попперсы (четыре или пять когорт от моей по генетической линии) – сами себе господа, они носились вместе с друзьями по шайкам и ватагам, щеголяя прикольными шмотками в стиле «потенциал действия».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я шлепнул себя ладонью по лбу:
– О-о, блин! Джеральдина, я тебя не прошу измениться, заруби это раз и навсегда у себя на носу. Я только пытаюсь объяснить, что мы с тобой не созданы друг для друга. Видишь ли, – я по-отечески обнял ее рукой за плечи, – ты прирожденная цыганка. Когда нужно со дна бухты грязь вычистить или опрыскать заеденный грушевой молью лес – тут тебе равных нет. Какую бы работу нам с тобой Стэк ни поручал, мы всегда справлялись прекрасно, горжусь тем, что ты – моя напарница. Но наши отношения могут быть только профессиональными, и дальше никогда не зайдет, ты поняла?
К концу моей речуги Джеральдина перекрыла краники. Вытерла кулачками глаза, затем протянула мне ладошку. Мы обменялись рукопожатиями.
– Ладно, – проговорила она с печалью проповедника, видящего, как разбегается его паства, – пусть будет, как ты хочешь. Все лучше, чем ничего.
Мы расцепили руки.
– Увидимся в самолете, Лью.
Я вернулся к сбору вещичек. Ну и взбалмошная девчонка моя напарница! Не понимаю, почему многие люди не умеют сдерживать эмоции. Да и не пытаются, если честно. Ведь у нас, слава Богу, есть тропы и строберы – только руку протяни, и ты в порядке. Даже представить страшно, каково жилось человеку считанные десятилетия назад, пока ученые головы не разобрались досконально, из каких винтиков-болтиков состоят мозги, и не подобрали к ним все ключики-отверточки.
Правда, слишком уж полагаться на все эти штучки вряд ли стоит. В защиту естественного образа жизни можно сказать немало слов. Взять хотя бы меня, к примеру. Если, в школе учась, я принимал все прописанные мнемотропины и многому благодаря им научился – что же, и дальше ими давиться? Черта с два, не для меня это. Мой батька так говаривал: «Сынок, если бы Господь хотел, чтобы мы получали знания в таблетках, он бы сделал так, чтобы их было легко глотать».
В тот же день, к вечеру, мы вышли на зарезервированную для ДЦИ суборбиту. В пути шутили и смеялись, мечтая, как вскоре будем гулять по улицам любимого Далласа. Не успели попривыкнуть к полету, как нам велят снова застегнуть ремни и приготовиться к посадке, то бишь принять циркадные регуляторы.
Всем хороши такие вот прыжки – за одним исключением: не успеваешь даже почувствовать толком, что ты путешествуешь. Только что твоя задница была в Монголии; часа не прошло, а ты уже дома. Неадаптированным мозгам такое не переварить.
Пару часов проторчали в таможне – дольше, чем летели. Двух наших ромал вывернули наизнанку – парни решили подзаработать, провезя в крови монгольских багов и толкнув их далласской диаспоре гонгонгских экспатриантов как этноэкзотику. Но таможенные датчики расшифровывают негенотипные коды быстрее, чем плевок сохнет на перегревшемся реакторе, и Стэку пришлось повертеться как угрю на сковородке, доказывая, что наши невинные овечки заразились, сами о том не подозревая, и промывка кровеносной системы будет для них достаточно серьезным наказанием.
В здании космовокзала мы прошли через атриум, и тут ввалилось отделение эмвээфовской спецполиции; вооруженные хромоварками и пистоляпами, были эти ребята суровы, как восьмидесятилетние девы с либидоблокировкой, намеренные сразиться с какой-нибудь инфекцией или инвазией из Четвертого Мира. Мы уступили им дорогу и сделали это со всем нашим уважением, ведь силовикам из МВФ достается работенка по-грязнее, чем цыганам. Да к тому же мы имеем дело с хорошо знакомыми неприятностями, а эти парни всякий раз сталкиваются с новым сверхопасным дерьмом.
Снаружи нас ждали два дэдэишных энергенетикса (модель «коровье брюхо») с водителями. Большинство ребят сразу полезли в микроавтобусы (я постарался очутиться не в той машине, которую облюбовала Джеральдина). Но пришлось задержаться из-за Тино и Дрифтера – тех самых, которых прихватили на таможне, – им страсть как захотелось по-маленькому. Это был побочный эффект замены крови. Будут течь до завтра, как крыша хижины хлопкоуборщика в грозу,
– Не выбрасывайте зря биомассу, парни, – крикнул им Стэк.
Тино и Дрифтер промолчали, но каждый открыл крышку бака, расстегнул комбез, прижался к фургону и чем мог пополнил запас топлива в машине. Потом оба застегнулись и вяло полезли в кузова. Сидевшая со мною рядом Тамаринд, чернокожая девчонка в весе петуха, никогда за словом в карман не лазившая, спросила:
– Что, ребята, это мало похоже на те гнезда, куда вы втыкались в прошлый раз?
Тут мы дали волю хохоту. Цыганское товарищество ржало, ревело и выло так, что даже Дрифтер с Тони не вытерпели и присоединились.
А мы на них зла за потерянное время не держали, понимая, что в следующий раз таможенники схватят за руку кого-нибудь другого. Если до этого дойдет, то мы, цыгане, будем держаться друг за дружку, как слои ламинированной клещехватом сталефанеры.
Вот так, веселясь в отвязной цыганской манере, мы двинули к югу и выехали из скопления блестящих стеклом далласских башен. Нас ждала новая работа.
Ваксахачи расположен милях в двадцати пяти к югу от Далласа, так что примерно через сорок минут мы были на месте. «Коровье брюхо» трудно гнать быстрее шестидесяти в час, а когда оно груженое – и подавно. Кое-кто из наших задремал – это полезно, когда действуют циркадные регуляторы, но я слишком разволновался из-за возвращения домой, чтобы уснуть, поэтому открыл оконное стекло, пустив в машину знакомые пыльные запахи техасского лета, и стал разглядывать ползущий мимо пейзаж.
Мы проехали через небольшой грушевый сад. На деревьях было полно помесей, они собирали скоророщенные плоды. Человек-надсмотрщик лежал в тени, пульт связи с обручами трансгенов – рядом, под рукой. Если спросите меня, что это были за помеси, я так отвечу: процентов пятьдесят – шимпанзе, процентов сорок – лемур и десять процентов – человек. Но за точность этих цифр не поручусь.
– Не люблю я трансгенов, – сказала Тамаринд. – Слава богу, у нас есть законы, чтобы их держать в узде.
– Уже не говоря про обручи и диет-поводки, – добавил я. И тут у меня возник интересный вопросик, я решил не держать его при себе: – Слышь, Там, ты вот все говоришь, что трансгенов не любишь. А как же собственная наследственность? Ведь когда-то, века назад, твои предки находились в таком же положении, что и наши помеси.
– Черта с два! Мои предки были людьми! Большая разница.
Я понял, что она имела в виду.
– Ну что ж… Спасибо трансгенам хотя бы на том, что благодаря их появлению реднек вроде меня общается на равных с такой девчонкой, как ты, и редко задумывается, правильно ли это.
Там ущипнула меня за плечо:
– Ты совершенно прав, Лью.
Вскоре мы запарковались на площадке перед мотелем, о котором говорила на озере Байкал Джеральдина. Кругом стояло много машин, каждая с дэдэишными сплетенными молекулами на бортах. Как выяснилось чуть позже, другие цыганские бригады уже обосновались в номерах корпуса, что служил раньше персоналу ССК. Не иначе, предстоит один из самых крупных демонтажей в моей практике. Если повезет, работа затянется надолго, и я вдоволь посплю на настоящей койке, вдоволь поем доброй американской пищи и от души поугощаюсь сладким техасским пунтангом – эх, скорей бы подвергнуть эту сочную вкуснятину органолептическому экспресс-анализу!
В вестибюле мотеля Стэк устроил нам перекличку.
– Стрелок, вам с Бензиновым Биллом – триста шестнадцатый.
Я выругался. Бензиновый Билл, получивший это прозвище за татун на могучем правом бицепсе – кружащаяся формула Кекуле в виде змейки с собственным хвостом в зубах – тот еще сукин сын. Мне никогда не удавалось поладить с этой шпаной. Может, и правда лучше было бы поселиться с Джеральдиной – пусть бы и пришлось без конца отражать женские посягательства.
Я нашел в толпе Билла, и мы в напряженном молчании двинулись к нашему номеру.
Когда пришли, Билл произнес:
– Слышь, ты, башка-отстойник, если мне приспичит затащить сюда разъем-маму, лучше сваливай, как только мигну. И чтоб до утра духу твоего здесь не было.
Я положил ранец и спокойно посмотрел на Билла.
– Приятель, жаль тебя расстраивать, но факт есть факт: ты страшен, как помесь обезьяны и рогатой жабы, и ни одна «мама» не взглянет на тебя во второй раз, разве что за большие бабки или под комбинированным кайфом – «страхолюб» с «пофигином».
Билл сгреб нагрудник моего комбеза:
– Ты, козлина…
– Билл, – сказал я спокойно и вежливо, – вспомни, что было в Марселе.
Он фыркнул, но отпустил меня. Отошел к своей койке, принялся распаковывать ранец. Больше я не слышал требований «свалить», когда ему «приспичит».
Хорошее это дело, скажу я вам – с самого начала все по своим местам расставить.
В хлопотах день пролетел стремительно, но все же мы успели совершить экскурсию на ССК – познакомиться с тем, что нам предстояло стереть с лица планеты.
Но все были слегка разочарованы, прибыв на древний сверхпроводящий суперколлайдер, чья история изобиловала взлетами и падениями. ССК едва высовывался из земли, он почти целиком схоронился под прерией, вместе с ускорительно-накопительными кольцами, криогенными системами охлаждения и соленоидами детекторов заряженных частиц.
Это круглое в плане сооружение имело в диаметре около пятидесяти миль и было совершенно загажено за десятилетия «невинных» экспериментов, «практически не дающих радиации». (Мне было известно, что лунная установка, пришедшая на смену ССК, в два раза больше, и ее строительство обошлось в два раза дороже, хоть и велось в безвоздушном пространстве, с применением новых СП-кабелей.)
Впрочем, когда мы оказались внизу, у всех поприбавилось энтузиазма. Предстоящая нам работа выглядела несложной – никакой экзотики, если не считать жидкого водорода, – зато практически вечной, больно уж велик был этот ССК. Не заказ, а просто подарок судьбы!
Мы вернулись в мотель. К тому времени опустились сумерки, словно шелковые простыни в «Пари-Хелмсли». Оказалось, ДДИ в нашу честь устроила вечеринку с грандиозным техасо-мексиканским барбекю. Я уже тысячи раз говорил (и не однажды рядом находился Стэк и слышал), что с работодателями нам сказочно повезло. Пахло жарким – бизоньи стейки и котлеты из постносвинки. Я держал в руке кружку холодного пивчика-живчика и смотрел, как одна за другой в небе проклевываются звезды – точно разрозненные пиксели на древнем монохромном мониторе Господа Бога. И слушал оживленную болтовню приятелей-цыган, и размышлял о том, какая классная работа мне предстоит. Еще никогда в жизни я не был так близок к раю, даже не допускал мысли, что он вообще может существовать на нашей скорбной земле. И эта тихая радость, столь чистая и столь противоестественная, настораживала меня. Ибо, как оказалось, она предвещала неприятности.
И вот закончилась первая рабочая неделя, и мы, цыгане, решили это событие отметить. Несколько дней вкалывали, как проклятые, рвали жилы и наживали грыжу – а после смены никаких развлечений, кроме тех, что предлагает плазменный экран, да еще игры во флэшкарты, да метаболизирования самогонки в грязном придорожном баре под названием «У Сэлли Мустанг» (владелица носила белый конский хвост); короче говоря, нам срочно требовалась психологическая разрядка.
Собралась компания – я, Джеральдина, Там, Тино, Спад, Женева, Иг-И и еще несколько наших, в том числе и Бензиновый Билл. Мы заказали автобус до Далласа – чтобы Оттянуться с большой буквы.
Машину вел я, и получалось очень даже легко. Мы все прошли тщательный тюнинг в дэдэишной клеткомойке, и нажитые на работе хвори и болячки исчезли без следа. Кожа у меня стала упругой, как у домашнего любимца фирмы «Гедоникс плюс». За ультрапрозрачным монокристаллическим лобовым стеклом мчалась навстречу ночная декорация в потрясно высоком разрешении; все тени просматривались во фрактальную глубину. Я не сомневался, что эта ночь внесет мегацифру в файл «расходы на развлечения».
И вот мы в Далласе, и чешем прямиком в Дип-Эл-лум, первый в городе район аттракционов. Паркуем автобус, включаем его защиту и топаем по запруженным народом тротуарам, взбрыкивая попками в цыганской манере; парни идут так, как будто у них бочка между ног, девчонки – будто скользят верхом по смазанному шесту.
Не буду скрывать правду: шагая по улицам с друзьями-чавэлами, я гордился, как десятилетний мальчишка, обрюхативший соседку-вдову. Я упивался духом товарищества, солидарности; я вполне понимал свою социальную значимость – и это было кайфово до невозможности.
В Дип-Эллуме было яблоку негде упасть – кто только не явился сюда, чтобы провести в атмосфере праздника искусственный галогенный день. Встречались помеси, выполнявшие поручения своих хозяев. Попадались малолетние пептид-попперсы (четыре или пять когорт от моей по генетической линии) – сами себе господа, они носились вместе с друзьями по шайкам и ватагам, щеголяя прикольными шмотками в стиле «потенциал действия».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32