И они исчезли.
Это тоже не простое убийство, твердил он себе всю ночь. Но тогда что это? Между Авраамом Андерссоном и Гербертом Молином была какая-то связь. Будем считать ее основанием треугольника. Но на отсутствующей вершине этого треугольника существует кто-то, кто появляется из тьмы, и не один раз, а два, и убивает двух стариков, у которых на первый взгляд нет ничего общего. И тут у него перед носом захлопывались все двери. Это и есть зерно расследования, подумал он. Необъяснимая связь между двумя людьми, причем связь настолько глубокая, что кто-то решает убить их обоих. Об этом думает и Джузеппе, пока механически следует процедуре дознания и ждет рассвета, который, похоже, не наступит никогда. Он тоже пытается найти эту скрытую связь.
Стефан старался все время держаться поближе к Джузеппе. Он следовал за ним по пятам, пока они сновали от места преступления к дому, где у них был временный штаб, и удивлялся, с какой легкостью работает Джузеппе. Он даже засмеялся несколько раз, несмотря на чудовищность обстоятельств. Но этот смех не производил впечатления бесчувственности или цинизма – он помогал Джузеппе держаться.
Утро наконец наступило, и на газоне позади дома приземлился вертолет. Из него выскочили Рундстрём и три проводника служебных собак. Овчарки рвались с поводков. Вертолет тут же поднялся в воздух и исчез.
С наступлением рассвета все, чем они так мучительно долго занимались в течение ночи, приобрело иной характер. Хотя полицейские работали беспрерывно с того момента, как они прибыли на место, и их уставшие лица были такими же серыми, как блеклый утренний свет, они прибавили в темпе. Коротко доложив Рундстрёму обстановку, Джузеппе собрал кинологов у карты и обрисовал район поисков. Потом они пошли освободить тело Андерссона от веревок.
Одна из собак тут же нашла мобильный телефон Стефана. Ночью на него кто-то наступил, и батарейка была сломана. Стефан сунул телефон в карман и вдруг спросил себя – кому достанется его телефон, если он не выживет?
Через несколько часов молчаливой упорной работы Рундстрём собрал всех, чтобы подвести предварительные итоги. Подъехали еще две машины из Эстерсунда с недостающим оборудованием для криминалистов. Вертолет прилетел вновь и забрал тело Авраама Андерссона – из Эстерсунда его должны были направить на экспертизу в Умео.
Прежде чем начать совещание, Рундстрём подошел к сидевшему в машине Стефану и попросил его присутствовать. Пока он еще не задал вопроса – как вышло, что именно Стефан нашел тело убитого.
Уставшие и замерзшие полицейские собрались в просторной кухне. Джузеппе прислонился к стене и выдернул волосок из носа. Стефан подумал, что он выглядит старше своих сорока трех. Щеки впали, веки отекли. Иногда казалось, что он думает о чем-то постороннем – вид у него был совершенно отсутствующий. Но Стефан склонен был думать, что Джузеппе, скорее всего, просто ушел в себя – пытается справиться с водоворотом внезапно возникших загадок. Стефан догадывался, что он ищет ответ на извечный вопрос всех следователей: есть ли что-то такое, чего я не вижу?
Рундстрём говорил об ограждении. Его поставили на всех подъездах к дому. Еще до того, как на место прибыла полиция из Сэрны, поступило сообщение о машине, на большой скорости проследовавшей в направлении Идре. Это было важно. Рундстрём попросил Эрика Юханссона связаться с коллегами в Даларне.
Потом повернулся к Стефану.
– Не уверен, что все тебя здесь знают, – сказал он. – Среди нас коллега из Буроса, он когда-то работал с Гербертом Молином. Думаю, лучше всего будет, если ты сам расскажешь, как обнаружил тело.
Стефан рассказал обо всем, что произошло. Когда он кончил, Рундстрём задал несколько вопросов, прежде всего его интересовало точное время. Стефан прошел в свое время неплохую выучку и, обнаружив тело, не потерял присутствие духа настолько, чтобы не посмотреть на часы.
Совещание было очень коротким. Техники работали на пределе возможностей – синоптики обещали во второй половине дня снег с дождем. Стефан с Джузеппе вышли во двор.
– Что-то не склеивается, – сказал Джузеппе, помолчав. – Ты как-то говорил, что причина смерти Герберта Молина скрывается, скорее всего, в его прошлом. Это показалось мне разумным. А что ты скажешь теперь? Авраам Андерссон не был полицейским – он играл в симфоническом оркестре на скрипке. Они не были знакомы, когда поселились в этом медвежьем углу. Все гипотезы относительно смерти Молина идут насмарку.
– С этим надо разобраться. У Герберта Молина и Авраама Андерссона могло при всем том быть что-то общее, чего мы просто не знаем.
Джузеппе покачал головой:
– Конечно, разберемся. Но мне так не кажется.
Он вдруг засмеялся.
– Я знаю, полицейскому и не должно казаться. Но тут ничего не поделаешь. С первой же минуты на месте преступления мы волей-неволей начинаем строить предварительные версии. Мы ставим сеть, еще не зная, какие должны быть ячейки, на какую рыбу и куда эту самую сетку забросить. В море или в горное озеро? В реку или в лесное болотце?
Стефан с трудом понимал, что хочет сказать Джузеппе своими метафорами, но оценил их изящество.
Из леса появился один из кинологов. Было видно, что собака устала.
– Ничего нет, – сказал тот. – К тому же мне кажется, Стамп заболел.
– А что с ним?
– Срыгнул. Может быть, какая-нибудь зараза.
Джузеппе кивнул, и они ушли. Стефан посмотрел на собаку Андерссона – та неподвижно стояла у своей конуры, уставившись туда, откуда доносились голоса криминалистов.
– Что такое происходит у нас в лесах? – вдруг спросил Джузеппе. – Мне это не нравится. Это как тень в сумерках – не знаешь, показалось или на самом деле.
– Какая тень?
– Какая-то тень. Мы тут к таким не привыкли. Тщательно подготовленное нападение на Герберта Молина. Казнь Авраама Андерссона. Я ничего не понимаю.
Их разговор прервал подбежавший Эрик Юханссон:
– Насчет машины под Сэрной можно забыть. Какой-то парень мчал жену в роддом.
Джузеппе что-то пробурчал. Эрик вернулся в дом.
– Ну и что ты думаешь? – спросил Джузеппе. – Что здесь произошло?
– Я бы употребил то же выражение, что и ты – казнь. Иначе для чего такие сложности – тащить человека в лес, привязать его и только потом расстрелять?
– Если только все произошло именно в этом порядке. Но я тоже так считаю, – сказал Джузеппе. – Для чего такие сложности? К тому же есть определенное сходство с убийством Молина. Для чего такие сложности – следы кровавого танго на полу?
И тут же ответил сам себе:
– Чтобы на что-то намекнуть. Только вопрос – кому? Мы уже говорили об этом. Преступник шлет послание. Кому? Нам или кому-то еще? И почему он это делает? Он или они. Мы ведь так и не знаем, сколько их было.
Джузеппе поглядел на затянутое тучами небо.
– Или мы имеем дело с психом? – сказал он. – И чего тогда ждать еще?
Они вернулись в дом. Рундстрём говорил с кем-то по телефону. Техники начали работать в доме. У Стефана вдруг возникло чувство, что он всем мешает. Рундстрём повесил трубку и показал на Стефана.
– Нам надо обменяться парой слов, – сказал он. – Выйдем-ка.
Они вышли на задний двор. Тучи становились все темнее.
– Ты еще останешься? – спросил Рундстрём.
– Хотел уехать сегодня, но теперь, наверное, уже завтра.
Рундстрём смотрел на него с недоверием:
– У меня такое чувство, что ты что-то недоговариваешь. Это так?
Стефан покачал головой.
– Может быть, тебя связывает с Молином что-то, что нам следовало бы знать?
– Ровным счетом ничего.
Рундстрём пнул камень на земле.
– Лучше будет, если ты дашь нам вести расследование и не будешь вмешиваться.
– У меня даже мыслей не было вмешиваться в вашу работу.
Стефан заметил, что разозлился. Рундстрём говорил с напускным дружелюбием, и Стефана раздражала его неискренность.
– Договорились, – продолжал улыбаться Рундстрём. – Но конечно, хорошо, что ты обнаружил тело. Не то он провисел бы тут не знаю сколько времени.
Рундстрём ушел. Стефан заметил в окне наблюдающего за ним Джузеппе. Он жестом позвал его.
Они расстались у машины Стефана.
– Значит, едешь?
– Завтра.
– Я позвоню тебе попозже.
– Звони в гостиницу. Мобильник сломался.
Стефан двинулся в путь. Через несколько километров у него начали слипаться глаза. Он заехал в лес, выключил двигатель и откинул сиденье.
Он проснулся. Стояла полная тишина. Пока он спал, выпал снег, и дневной свет пробивался через густо залепленные стекла. Он задержал дыхание. Может ли так выглядеть смерть? Белое помещение, слабо освещенное белым потусторонним светом? Он поднял сиденье. Все тело затекло и ломило. Что-то ему снилось, но он не мог вспомнить что. Что-то о собаке Авраама Андерссона – как будто она ни с того ни с сего начала грызть свою лапу. Что бы там ему ни снилось, он не хотел вспоминать. Он поглядел на часы. Четверть двенадцатого. Он проспал больше двух часов. Он открыл дверь и вышел помочиться. Земля была совершенно белой, но снегопад уже прекратился. Не было ни ветерка, деревья стояли совершенно неподвижно. Какая тишина, подумал он. Если стоять не двигаясь, можно превратиться в дерево.
Он опять выбрался на шоссе. Надо вернуться в гостиницу, поесть и ждать звонка Джузеппе. Никаких других дел. Надо рассказать Джузеппе о его посещении Эльзы Берггрен. О нацистском мундире, запрятанном в глубине ее платяного шкафа. Прежде чем уехать из Свега, он должен сообщить Джузеппе все, что может помочь тому в следствии.
Он приближался к повороту к дому Герберта Молина. У него не было планов заезжать туда, и все равно он резко затормозил, так, что машину занесло на мокрой дороге. Почему он остановился? Заеду в последний раз, подумал Стефан. Просто брошу последний взгляд. Он подъехал к дому и вышел из машины. На белом свежевыпавшем снегу отпечатались чьи-то следы. Заяц, подумал он. Попытался вызвать в памяти рисунок кровавых следов и воспроизвести их на снегу. Представил Герберта Молина с его куклой. Человек и кукла танцуют танго на снегу. На опушке играет аргентинский оркестр. Какой состав инструментов нужен для танго? Гитара и скрипка? Контрабас? Может быть, аккордеон? Он не знал, да это и не имело никакого значения. Герберт Молин, сам того не зная, танцевал со смертью. Или может быть, знал, что смерть, дожидаясь его, прячется где-то в лесу. Он опасался леса и тогда, когда я знал его, вернее, мне казалось, что знал. Пожилой полицейский, никогда ничем не выделявшийся. Но все равно Молин находил время поговорить с ним, тогда еще совсем юным, еще не знающим, как это – когда тебя облюет алкаш с ног до головы, плюнет в лицо пьяная женщина или когда ты чудом избежишь гибели от руки взбесившегося психопата.
Стефан смотрел на дом. На фоне снега он выглядел как-то по-другому.
Потом его взгляд упал на сарай. Он уже заходил туда в первый раз, но тогда его больше интересовал сам дом. Он открыл дверь. Это было довольно большое помещение с бетонным полом. Он зажег свет. У одной стены была сложена поленница. Напротив стоял верстак с инструментами и железный шкаф. Стефан открыл шкаф, подумав, что там тоже мог бы висеть эсэсовский мундир. Но там обнаружился всего-навсего грязный комбинезон, да еще пара резиновых сапог. Он прикрыл шкаф и еще раз огляделся – О чем все это говорит? Поленница не говорила ни о чем ином, кроме как об искусстве Герберта Молина идеально складывать дрова. Он подошел к инструментам. А о чем говорят инструменты? Ничего примечательного.
Стефан вспомнил, что у его отца в сарае стоял точно такой же верстак. Здесь были инструменты для мелкого столярного и строительного ремонта, гаечные ключи – наверное, он сам возился и с машиной. Ничего такого, что дало бы пищу воображению.
В углу стояли лыжи и палки. Он взял одну лыжу и поднес ее к двери. Крепления были порядком потерты – Герберт Молин ходил на лыжах. Может быть, в хорошую погоду он бегал по замерзшему озеру. Потому что ему это нравилось? Или просто для необходимой физической тренировки? А может, он увлекался зимней рыбалкой? Он поставил лыжу на место. А вот это неожиданность – еще одна пара лыж, покороче, может быть женские. Вдруг он представил себе двоих стариков в солнечный день на сверкающем снегу. Герберт Молин и Эльза Берггрен. О чем они говорили во время лыжных прогулок? Или вообще ни о чем не говорили – на лыжах много не поговоришь. Стефан точно не знал, потому что он ни разу не вставал на лыжи с тех пор, как вышел из детского возраста. Он еще раз осмотрелся. В углу стояли сломанные финские санки, несколько мотков стальной проволоки, черепица.
Что-то привлекло его внимание. Он пригляделся. Через минуту сообразил – черепица была сложена неаккуратно. Странно для Герберта Молина – он увлекался головоломками, дрова были сложены безукоризненно, у него было чувство симметрии и порядка. В таком же порядке лежали и инструменты. Но черепица была сложена небрежно. Как-то не так, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Это тоже не простое убийство, твердил он себе всю ночь. Но тогда что это? Между Авраамом Андерссоном и Гербертом Молином была какая-то связь. Будем считать ее основанием треугольника. Но на отсутствующей вершине этого треугольника существует кто-то, кто появляется из тьмы, и не один раз, а два, и убивает двух стариков, у которых на первый взгляд нет ничего общего. И тут у него перед носом захлопывались все двери. Это и есть зерно расследования, подумал он. Необъяснимая связь между двумя людьми, причем связь настолько глубокая, что кто-то решает убить их обоих. Об этом думает и Джузеппе, пока механически следует процедуре дознания и ждет рассвета, который, похоже, не наступит никогда. Он тоже пытается найти эту скрытую связь.
Стефан старался все время держаться поближе к Джузеппе. Он следовал за ним по пятам, пока они сновали от места преступления к дому, где у них был временный штаб, и удивлялся, с какой легкостью работает Джузеппе. Он даже засмеялся несколько раз, несмотря на чудовищность обстоятельств. Но этот смех не производил впечатления бесчувственности или цинизма – он помогал Джузеппе держаться.
Утро наконец наступило, и на газоне позади дома приземлился вертолет. Из него выскочили Рундстрём и три проводника служебных собак. Овчарки рвались с поводков. Вертолет тут же поднялся в воздух и исчез.
С наступлением рассвета все, чем они так мучительно долго занимались в течение ночи, приобрело иной характер. Хотя полицейские работали беспрерывно с того момента, как они прибыли на место, и их уставшие лица были такими же серыми, как блеклый утренний свет, они прибавили в темпе. Коротко доложив Рундстрёму обстановку, Джузеппе собрал кинологов у карты и обрисовал район поисков. Потом они пошли освободить тело Андерссона от веревок.
Одна из собак тут же нашла мобильный телефон Стефана. Ночью на него кто-то наступил, и батарейка была сломана. Стефан сунул телефон в карман и вдруг спросил себя – кому достанется его телефон, если он не выживет?
Через несколько часов молчаливой упорной работы Рундстрём собрал всех, чтобы подвести предварительные итоги. Подъехали еще две машины из Эстерсунда с недостающим оборудованием для криминалистов. Вертолет прилетел вновь и забрал тело Авраама Андерссона – из Эстерсунда его должны были направить на экспертизу в Умео.
Прежде чем начать совещание, Рундстрём подошел к сидевшему в машине Стефану и попросил его присутствовать. Пока он еще не задал вопроса – как вышло, что именно Стефан нашел тело убитого.
Уставшие и замерзшие полицейские собрались в просторной кухне. Джузеппе прислонился к стене и выдернул волосок из носа. Стефан подумал, что он выглядит старше своих сорока трех. Щеки впали, веки отекли. Иногда казалось, что он думает о чем-то постороннем – вид у него был совершенно отсутствующий. Но Стефан склонен был думать, что Джузеппе, скорее всего, просто ушел в себя – пытается справиться с водоворотом внезапно возникших загадок. Стефан догадывался, что он ищет ответ на извечный вопрос всех следователей: есть ли что-то такое, чего я не вижу?
Рундстрём говорил об ограждении. Его поставили на всех подъездах к дому. Еще до того, как на место прибыла полиция из Сэрны, поступило сообщение о машине, на большой скорости проследовавшей в направлении Идре. Это было важно. Рундстрём попросил Эрика Юханссона связаться с коллегами в Даларне.
Потом повернулся к Стефану.
– Не уверен, что все тебя здесь знают, – сказал он. – Среди нас коллега из Буроса, он когда-то работал с Гербертом Молином. Думаю, лучше всего будет, если ты сам расскажешь, как обнаружил тело.
Стефан рассказал обо всем, что произошло. Когда он кончил, Рундстрём задал несколько вопросов, прежде всего его интересовало точное время. Стефан прошел в свое время неплохую выучку и, обнаружив тело, не потерял присутствие духа настолько, чтобы не посмотреть на часы.
Совещание было очень коротким. Техники работали на пределе возможностей – синоптики обещали во второй половине дня снег с дождем. Стефан с Джузеппе вышли во двор.
– Что-то не склеивается, – сказал Джузеппе, помолчав. – Ты как-то говорил, что причина смерти Герберта Молина скрывается, скорее всего, в его прошлом. Это показалось мне разумным. А что ты скажешь теперь? Авраам Андерссон не был полицейским – он играл в симфоническом оркестре на скрипке. Они не были знакомы, когда поселились в этом медвежьем углу. Все гипотезы относительно смерти Молина идут насмарку.
– С этим надо разобраться. У Герберта Молина и Авраама Андерссона могло при всем том быть что-то общее, чего мы просто не знаем.
Джузеппе покачал головой:
– Конечно, разберемся. Но мне так не кажется.
Он вдруг засмеялся.
– Я знаю, полицейскому и не должно казаться. Но тут ничего не поделаешь. С первой же минуты на месте преступления мы волей-неволей начинаем строить предварительные версии. Мы ставим сеть, еще не зная, какие должны быть ячейки, на какую рыбу и куда эту самую сетку забросить. В море или в горное озеро? В реку или в лесное болотце?
Стефан с трудом понимал, что хочет сказать Джузеппе своими метафорами, но оценил их изящество.
Из леса появился один из кинологов. Было видно, что собака устала.
– Ничего нет, – сказал тот. – К тому же мне кажется, Стамп заболел.
– А что с ним?
– Срыгнул. Может быть, какая-нибудь зараза.
Джузеппе кивнул, и они ушли. Стефан посмотрел на собаку Андерссона – та неподвижно стояла у своей конуры, уставившись туда, откуда доносились голоса криминалистов.
– Что такое происходит у нас в лесах? – вдруг спросил Джузеппе. – Мне это не нравится. Это как тень в сумерках – не знаешь, показалось или на самом деле.
– Какая тень?
– Какая-то тень. Мы тут к таким не привыкли. Тщательно подготовленное нападение на Герберта Молина. Казнь Авраама Андерссона. Я ничего не понимаю.
Их разговор прервал подбежавший Эрик Юханссон:
– Насчет машины под Сэрной можно забыть. Какой-то парень мчал жену в роддом.
Джузеппе что-то пробурчал. Эрик вернулся в дом.
– Ну и что ты думаешь? – спросил Джузеппе. – Что здесь произошло?
– Я бы употребил то же выражение, что и ты – казнь. Иначе для чего такие сложности – тащить человека в лес, привязать его и только потом расстрелять?
– Если только все произошло именно в этом порядке. Но я тоже так считаю, – сказал Джузеппе. – Для чего такие сложности? К тому же есть определенное сходство с убийством Молина. Для чего такие сложности – следы кровавого танго на полу?
И тут же ответил сам себе:
– Чтобы на что-то намекнуть. Только вопрос – кому? Мы уже говорили об этом. Преступник шлет послание. Кому? Нам или кому-то еще? И почему он это делает? Он или они. Мы ведь так и не знаем, сколько их было.
Джузеппе поглядел на затянутое тучами небо.
– Или мы имеем дело с психом? – сказал он. – И чего тогда ждать еще?
Они вернулись в дом. Рундстрём говорил с кем-то по телефону. Техники начали работать в доме. У Стефана вдруг возникло чувство, что он всем мешает. Рундстрём повесил трубку и показал на Стефана.
– Нам надо обменяться парой слов, – сказал он. – Выйдем-ка.
Они вышли на задний двор. Тучи становились все темнее.
– Ты еще останешься? – спросил Рундстрём.
– Хотел уехать сегодня, но теперь, наверное, уже завтра.
Рундстрём смотрел на него с недоверием:
– У меня такое чувство, что ты что-то недоговариваешь. Это так?
Стефан покачал головой.
– Может быть, тебя связывает с Молином что-то, что нам следовало бы знать?
– Ровным счетом ничего.
Рундстрём пнул камень на земле.
– Лучше будет, если ты дашь нам вести расследование и не будешь вмешиваться.
– У меня даже мыслей не было вмешиваться в вашу работу.
Стефан заметил, что разозлился. Рундстрём говорил с напускным дружелюбием, и Стефана раздражала его неискренность.
– Договорились, – продолжал улыбаться Рундстрём. – Но конечно, хорошо, что ты обнаружил тело. Не то он провисел бы тут не знаю сколько времени.
Рундстрём ушел. Стефан заметил в окне наблюдающего за ним Джузеппе. Он жестом позвал его.
Они расстались у машины Стефана.
– Значит, едешь?
– Завтра.
– Я позвоню тебе попозже.
– Звони в гостиницу. Мобильник сломался.
Стефан двинулся в путь. Через несколько километров у него начали слипаться глаза. Он заехал в лес, выключил двигатель и откинул сиденье.
Он проснулся. Стояла полная тишина. Пока он спал, выпал снег, и дневной свет пробивался через густо залепленные стекла. Он задержал дыхание. Может ли так выглядеть смерть? Белое помещение, слабо освещенное белым потусторонним светом? Он поднял сиденье. Все тело затекло и ломило. Что-то ему снилось, но он не мог вспомнить что. Что-то о собаке Авраама Андерссона – как будто она ни с того ни с сего начала грызть свою лапу. Что бы там ему ни снилось, он не хотел вспоминать. Он поглядел на часы. Четверть двенадцатого. Он проспал больше двух часов. Он открыл дверь и вышел помочиться. Земля была совершенно белой, но снегопад уже прекратился. Не было ни ветерка, деревья стояли совершенно неподвижно. Какая тишина, подумал он. Если стоять не двигаясь, можно превратиться в дерево.
Он опять выбрался на шоссе. Надо вернуться в гостиницу, поесть и ждать звонка Джузеппе. Никаких других дел. Надо рассказать Джузеппе о его посещении Эльзы Берггрен. О нацистском мундире, запрятанном в глубине ее платяного шкафа. Прежде чем уехать из Свега, он должен сообщить Джузеппе все, что может помочь тому в следствии.
Он приближался к повороту к дому Герберта Молина. У него не было планов заезжать туда, и все равно он резко затормозил, так, что машину занесло на мокрой дороге. Почему он остановился? Заеду в последний раз, подумал Стефан. Просто брошу последний взгляд. Он подъехал к дому и вышел из машины. На белом свежевыпавшем снегу отпечатались чьи-то следы. Заяц, подумал он. Попытался вызвать в памяти рисунок кровавых следов и воспроизвести их на снегу. Представил Герберта Молина с его куклой. Человек и кукла танцуют танго на снегу. На опушке играет аргентинский оркестр. Какой состав инструментов нужен для танго? Гитара и скрипка? Контрабас? Может быть, аккордеон? Он не знал, да это и не имело никакого значения. Герберт Молин, сам того не зная, танцевал со смертью. Или может быть, знал, что смерть, дожидаясь его, прячется где-то в лесу. Он опасался леса и тогда, когда я знал его, вернее, мне казалось, что знал. Пожилой полицейский, никогда ничем не выделявшийся. Но все равно Молин находил время поговорить с ним, тогда еще совсем юным, еще не знающим, как это – когда тебя облюет алкаш с ног до головы, плюнет в лицо пьяная женщина или когда ты чудом избежишь гибели от руки взбесившегося психопата.
Стефан смотрел на дом. На фоне снега он выглядел как-то по-другому.
Потом его взгляд упал на сарай. Он уже заходил туда в первый раз, но тогда его больше интересовал сам дом. Он открыл дверь. Это было довольно большое помещение с бетонным полом. Он зажег свет. У одной стены была сложена поленница. Напротив стоял верстак с инструментами и железный шкаф. Стефан открыл шкаф, подумав, что там тоже мог бы висеть эсэсовский мундир. Но там обнаружился всего-навсего грязный комбинезон, да еще пара резиновых сапог. Он прикрыл шкаф и еще раз огляделся – О чем все это говорит? Поленница не говорила ни о чем ином, кроме как об искусстве Герберта Молина идеально складывать дрова. Он подошел к инструментам. А о чем говорят инструменты? Ничего примечательного.
Стефан вспомнил, что у его отца в сарае стоял точно такой же верстак. Здесь были инструменты для мелкого столярного и строительного ремонта, гаечные ключи – наверное, он сам возился и с машиной. Ничего такого, что дало бы пищу воображению.
В углу стояли лыжи и палки. Он взял одну лыжу и поднес ее к двери. Крепления были порядком потерты – Герберт Молин ходил на лыжах. Может быть, в хорошую погоду он бегал по замерзшему озеру. Потому что ему это нравилось? Или просто для необходимой физической тренировки? А может, он увлекался зимней рыбалкой? Он поставил лыжу на место. А вот это неожиданность – еще одна пара лыж, покороче, может быть женские. Вдруг он представил себе двоих стариков в солнечный день на сверкающем снегу. Герберт Молин и Эльза Берггрен. О чем они говорили во время лыжных прогулок? Или вообще ни о чем не говорили – на лыжах много не поговоришь. Стефан точно не знал, потому что он ни разу не вставал на лыжи с тех пор, как вышел из детского возраста. Он еще раз осмотрелся. В углу стояли сломанные финские санки, несколько мотков стальной проволоки, черепица.
Что-то привлекло его внимание. Он пригляделся. Через минуту сообразил – черепица была сложена неаккуратно. Странно для Герберта Молина – он увлекался головоломками, дрова были сложены безукоризненно, у него было чувство симметрии и порядка. В таком же порядке лежали и инструменты. Но черепица была сложена небрежно. Как-то не так, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57