Песня-чары – мощное оружие.
– Только не Вина, – решительно возразил Данила. – Никаких эльфов. Зеленые драконы считают ваш народ за деликатес, а насколько мы знаем Гримноштадрано, он никогда не отказывается перекусить.
– Возражение принято, – ворчливо признал лунный эльф. – Певца-заклинателя мы придержим. – Взгляд Элайта упал на Моргаллу, внимательно слушавшую их разговор. – Ты можешь взять с собой дворфа, хотя бы на тот случай, если дракон и впрямь слишком голоден, чтобы разговаривать.
– Я сомневаюсь, что смогу удержать ее от драки, – заметил Данила при виде воинственного блеска в карих глазах. – И я не позавидую никому, кто решился бы попробовать ее съесть.
– Это ты правильно подметил, – кивнула Моргалла. – Но что будем делать, если чудовище нарушит условия сделки?
– Если большой зеленый друг обманет, – ответил Данила, – я попытаюсь продолжить соревнование и загадаю ему еще одну загадку. На самом деле это заклинание, и оно отвлечет дракона на достаточно долгое время, чтобы мы могли исчезнуть.
Элайта его предложение не убедило.
– Все же лучше бы взять с собой эльфа с его песней.
– Может, и так. А вот что интересно, Вин, – вновь заговорил Арфист, – ты зачаровал лягушек, но они были гораздо меньше дракона. Случалось ли тебе проверять действие магии на существах крупнее служанок из таверны?
– С драконом мне сталкиваться не приходилось, – признался Вин, и тень усмешки мелькнула в глубине его зеленых глаз. – Однако я провел некоторое время среди жителей Северных Земель, и их женщины, как оказалось, достаточно восприимчивы к действию песни-чары. Это вас устроит?
– Довольно близко, – с удовлетворением кивнул Данила.
После общения с Эрилин он понял, что юмор эльфов достаточно сдержан и суховат; замечание Вина, тем не менее, граничило с непристойностью. Хотя упоминание о северянках – а их всегда характеризовали как высокомерных и тяжеловесны созданий – было удивительно своевременным.
– В случае невосприимчивости дракона, лорд Танн, – а мы не можем не рассматривать возможность, – у меня имеется средство, которое воспламенит смертоносное дыхание Гримноша, – сказал Элайт и вытащил небольшой цилиндр. – Как только чудовище откроет пасть, мы закинем ему вот это. Результат должен быть как после поджога лавки алхимика. Взрыв обезвредит дракона на некоторое время, и мы успеем убежать.
– А кто рискнет подойти настолько, чтобы докинуть снаряд до цели? – спросила Моргалла. – У тебя такая сильная рука, эльф?
– Это мы предоставим Вартайну, – ответил Элайт. – Он мастерски стреляет из духовой трубки.
– И меня совсем не удивляет его талант, – сдержанно добавил Данила. – Этот тип перегоняет воздух не хуже северного ветра.
– Согласен, – признал несговорчивый в большинстве случаев эльф.
На лице дворфа вспыхнула саркастическая усмешка:
– Если уж вы двое начали петь в одну дуду, значит, пора на боковую. Может, утром все встанет на свои места и вы снова будете цапаться друг с другом.
– Да, уже поздно, – согласился Вин, и они с Моргаллой ушли на другой конец лагеря, оставив наедине двух союзников поневоле.
– Как ты догадался взять с собой этот снаряд против дракона? – равнодушным тоном поинтересовался Данила. Намерения эльфа слишком тесно переплетались с его собственными, чтобы Дан мог чувствовать себя спокойно перед грядущей схваткой. А то немногое, что было ему известно о лунном эльфе, еще сильнее подогревало беспокойство. – Разве в твои планы входило сражение с драконом?
– Нет, но наш маршрут пролегал довольно близко к его логовищу. Вартайн упомянул о возможности нежеланной встречи и посоветовал подготовиться должным образом, – с удивительной прямотой ответил Элайт.
– Дальновидный поступок, – с оттенком восхищения в голосе произнес Данила, притворившись, что принял ответ за чистую монету. – Вартайн оправдывает свою репутацию?
– Он настолько же хорош, насколько и зануден, – проворчал эльф. – Я ни разу не видел, чтобы он ошибся, но он без тени сомнений твердит об этом при каждом удобном случае.
– Скромник.
– Ты слушал его у костра. Вартайн твердо убежден в своей исключительности и необычайно гордится своими познаниями.
– Да. – Данила согласно кивнул. – Иногда этим он напоминает мне эльфов.
Брови Элайта удивленно взлетели вверх.
– Именно так, – не без юмора заметил он. Данила решил воспользоваться непривычной мягкостью собеседника и получить интересующую его информацию.
– Если уж зашел разговор об эльфах, традициях и обычаях, позволь сказать, что танец с мечами был восхитительным. Во время представления я заметил, что ты оставил при себе наследственный меч. И не мог не удивиться, что ты носишь его с собой – это ведь не в твоих привычках.
Шаткое перемирие было мгновенно нарушено.
– Это не твое дело, – холодно процедил Элайт.
Он развернулся и бесследно растворился темноте, не добавив ни слова.

* * *
Темнота ночи побледнела, сменившись серебряными проблесками рассвета, и Текстер Странник продолжил свое одинокое путешествие. Несмотря на глубокую преданность родному городу и обязанности Тайного Лорда Глубоководья, Текстер не мог долго оставаться в плену крепостных стен. Он часто в одиночку отправлялся в далекие края во имя Тира, бога справедливости, которому посвятил свою жизнь. Тишина очищала его мысли и позволяла углубиться в себя в поисках новых сил, а превратности дальних дорог позволяли проявить себя. Такие поездки также помогали увидеть своими глазами то, что происходило в далеких Северных Землях.
А обстановка в местах к северу от Глубоководья оказалась очень напряженной, как и предполагал Текстер, отправляясь в путь.
С седла своего рослого могучего жеребца Странник обозревал пораженные неизвестной болезнью поля. В это время года отава должна бы достигать колен, а под копытами коня виднелись только жалкие скрюченные стебельки, едва пробившиеся из-под земли. Эти поля, лежащие почти на краю дикой степи, были предназначены для выращивания кормов, но то же самое можно было сказать и о зерновых, посеянных поблизости от деревень. Уже много дней перед глазами Текстера проплывали картины опустошения, и он заметил в них определенную закономерность. Поля были поражены вокруг всего города, но по мере продвижения на север область бедствия сужалась. Что бы или кто бы ни вызвал болезнь растений, он оставил ясный след.
Чахлые посевы остались позади, и Текстер направил коня к первым низкорослым деревья предвещавшим приближение леса. По пути к реке Дессарин Текстер отметил, что и деревья вдоль этого загадочного следа поражены недугом. Полегла высокая трава, мох на поваленных деревьях почернел, а в лесу не было слышно птичьего щёбета.
Из-за невысокого холма внезапно донесся женский крик. Текстер пустил коня галопом и поскакал на голос.
Неподалеку от берега два серо-зеленых орка забавлялись с молодой женщиной. Они отложили в сторону свое оружие и перебрасывали ее друг-другу, словно мягкую игрушку. В лучах восходящего солнца их глаза отсвечивали красным цветом, а заостренные книзу клыки поблескивали от удовольствия при виде объятой ужасом жертвы.
Текстер обнажил меч и погнал коня вниз по склону холма. Грохот копыт могучего жеребца сотряс землю, и испуганные орки, бросив женщину, потянулись к оружию. Один из них схватил боевой топор и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда Текстер замахнулся для первого удара. Его оказалось достаточно, чтобы обезглавить противника. Голова орка скатилась в воду и унеслась вниз по течению.
Второй орк перепрыгнул через тело погибшего собрата и рванулся вперед с усеянной шипами палицей наперевес. Закаленный в боях конь Текстера проворно шагнул в сторону и пропустил врага мимо себя. Странник нанес удар слева обратной стороной меча, но этого хватило, чтобы орк опрокинулся навзничь. Отдергивая меч, Текстер срезал с груди врага часть шкуры, и в воздух полетели клочья серой шерсти. Последним ударом Странник поразил орка в самое сердце, и тот остался лежать без движения в луже собственной крови.
Текстер спешился и бросился к лежащей на земле плачущей женщине.
– Не беспокойтесь, леди, – ласково сказал он. – Теперь вы в безопасности.
Слезы, не переставая, катились по щекам, но спасенная подняла голову. Она оказалась удивительно молодой, не больше пятнадцати зим, и поразительно красивой, несмотря на заплаканные глаза. По спине змеились две каштановые косы, глаза светились благодарностью, а лоб и щеки украшала россыпь веснушек.
Крестьянская красотка, отметил про себя Текстер. Возможно, с фермы близ Йартара, хотя она и зашла далеко от дома. Причина столь дальней прогулки содержалась в стоящей рядом корзинке – связка стеблей молодого папоротника, росшего вдоль тихой речной заводи. Это растение, приготовленное с маслом, было очень вкусным, а учитывая гибнущий урожай, и совершенно необходимым добавлением к крестьянскому столу.
– Я отвезу тебя домой, – предложил Текстер, протягивая руку. – Галадин достаточно силен, чтобы легко выдержать нас обоих.
Девушка позволила Страннику поднять Себя на ноги.
– Сначала я должна поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь, – заговорила она мелодичным, чистым и на удивление спокойным голосом. – Сожалею, что мне нечем тебя вознаградить, кроме песни.
Потупив взор, девушка захлопала в ладоши и запела. В ее пении слышались мелодии ветра и моря, тоска почти забытых воспоминаний. Песня продолжалась, а лицо девушки менялось, из миловидной крестьянки она превратилась в красивую даму. На глазах у изумленного Текстера ее лицо стало настолько прекрасным, что перед ним не устояло бы ни одно мужское сердце. Роскошные волосы расплелись сами собой, изменили цвет на зеленоватый и пышной волной закрыли плечи. Тонкие руки с перепонками между пальцами продолжали грациозно двигаться в такт мелодии. Только цвет глаз остался неизменным: зеленовато-синий цвет морской волны, цвет глаз сирены.
Все внимание Текстера было поглощено чудесным пением сирены, а между тем пейзаж вокруг него стал меняться: очертания утратили четкость, цвета стали расплываться и смешиваться между собой, словно на акварельной картине, оставленной под дождем. Текстер не замечал ничего, кроме чарующей песни без слов и звучащего в ней пронзительного одиночества, от которого перехватывало дыхание.
Не отдавая себе отчета, Текстер снова взобрался на коня, и сирена поманила Странника за собой, а сама, не переставая петь, вошла в воду. Она легко поплыла против стремительных струй течения, направляясь на север, а песня все продолжалась.
Очарованный пением Текстер некоторое время ехал вдоль берега реки, не подозревая, что прекрасная певунья заманивает его в темную морскую бездну.
Глава 7
Путешественники поднялись очень рано и еще до восхода солнца вступили в Высокий Лес. Тропа, ведущая на север, все больше сужалась, пока не превратилась в узенькую стежку, почти полностью скрытую густой травой. По обе стороны росли высокие папоротники, а сплетения выступавших на поверхность корней были укутаны толстым слоем бархатистого мха. Время от времени между деревьями мелькала река Единорога, и было слышно, как ее резвые струи плещутся на отполированных камнях. Сам воздух казался зеленоватым, поскольку свет проникал через густую листву, легкий ветерок приносил аромат дикой мяты, по слухам, Любимой травы единорогов. Данила внимательно оглядывался по сторонам в поисках этих волшебных животных, но утро прошло, а знака удачи все не было. Возможно, единороги чувствовали опасность, грозящую путникам, и держались от них подальше.
Молодой человек ни на мгновение не забывал, что дракон всего лишь одна из подстерегающих их опасностей. Хотя ему почти не удалось поспать, поскольку заучивание сложного заклинания заняло чуть ли не всю ночь. Арфист держался настороженно и внимательно следил за окрестностями.
Своему партнеру, лунному эльфу, он и раньше не доверял, а то, что Элайт не расставался с Лунным Клинком, только добавляло беспокойства. Данила никак не мог понять, зачем эльф носит при себе свидетельство своего падения. Да и остальные мотивы его поведения немного смущали юношу. Даниле было непонятно, почему Элайт запросил из сокровищ дракона лишь груду драгоценных камней. При его страстной любви к магическим предметам эльф мог придумать нечто более интересное, чем ювелирные поделки. К подозрениям Арфиста добавилось еще одно: Элайт может нарушить соглашение, как только достигнет первоначальной цели своего путешествия.
Всадники добрались до небольшой полянки задолго до полудня и начали подготовку, следуя указаниям Элайта. Двое наемников развели костер, а лучший лучник подстрелил несколько белок, резвящихся на древних дубах. Вскоре в котелке закипела щедро приправленная травами похлебка, и аромат, распространившийся в воздухе, мог привлечь не только дракона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42