Патриарх утверждал, что Бог помог Годунову, которого «крымский нечестивый царь Казы-Гирей со всеми своими злочестивыми агаряны убояся и устрашися зело».
Патриарх призвал собравшуюся на встречу государя знать и всенародство молиться о «благодарованиях» Бориса Федоровича, «еже подвиг свой велий сотворил еси и свободил еси род христианский от кровопролития и пленения безбожных агарян!». Затем, как гласит приписка к тексту речи Иова, он с архиереями и «всенародным множеством перед царем государем и великим князем Борисом Федоровичем всея Руси самодержцем падают на землю, от радости сердечныя благодарные многия слезы изливают».
Встав, все радостно приветствуют Бориса Федоровича, хваля его дарования и «здравствуя» новоутвержденное «скипетросодержание» . Торжественная встреча 2 июля прошла вполне благополучно, однако Годунов все еще опасался открыто вступить на престол. Сразу после празднества он вновь скрылся в Новодевичьем монастыре, оставив свои дела в столице патриарху.
Иов должен был провести общую присягу государю, без которой Борис Федорович не решался короноваться. Мелкодушного опричника не устраивал составленный Иовом чин венчания на царство, в котором все функции царедворцев берут на себя архиереи, а бояре не упоминаются вовсе. Конечно, это был проект, приготовленный патриархом на крайний случай, и он не понадобился.
Июль и август 1598 года прошли в напряженной работе патриаршей канцелярии и самого Иова, стремившихся узаконить восшествие Годунова на царский престол Рюриковичей. От московского первосвятителя потребовалась не только политическая изворотливость, но и талант историка, которым Иов, впрочем, в полной мере обладал. Он прекрасно понимал значение своевременного письменного изложения событий под выгодным автору углом зрения, чтобы оставить о себе и своих союзниках «потребную и лепую память».
Историки в последние десятилетия много спорили о летописании, которое велось при дворе патриарха Иова, продолжавшего традицию русских митрополитов. Хотя текст летописи Иосифа, келейника патриарха, восстанавливается по сохранившимся памятникам не вполне уверенно, ясно, что одной этой летописью работа приближенных Иова и его самого не ограничивалась. Однако при всей многоценности патриаршего летописания конца XVI – начала XVII века главные достижения Иова и его помощников как историографов относятся к области документальных и публицистических сочинений. Именно здесь изложены ретроспективные взгляды и оценки, оказавшие самое сильное влияние на современников и потомков.
Мы уже видели, сколь устойчивыми оказались взгляды на учреждение патриаршества, выраженные в историко-публицистическом сочинении патриаршей кафедры, убедились в значении других исторических высказываний Иова. А составлением Утвержденной грамоты об избрании царем Бориса Федоровича он сумел настолько запутать историков, что они до сих пор пребывают в жарких спорах, когда, как, в связи с какими событиями она появилась, что в ней ложно, а что соответствует истине.
Именно такая неясность и требовалась Иову, ибо доказать законность восхождения Годунова на царский престол было нелегко. Еще в Соборном определении, составленном в марте и описывавшем события 17 февраля, патриарх утверждал, что помимо завещания царства Годунову Иваном Грозным и Федором Иоанновичем тот был избран на царство. Однако обнародовать эту версию Иов не решился.
В последующие месяцы патриарх совершенствовал свою версию, одновременно добиваясь, чтобы под составлявшимся и пересоставлявшимся документом подписывались сначала явные сторонники Годунова (прежде всего члены подчиненного Иову Освященного Собора), а затем все большее и большее число лиц, изображающих «общее» мнение россиян.
Что же патриарх предлагал подписать? Знаток отечественной истории прежде всего рассказал, что «великих государей царей российских корень изыде от превысочайшаго цесарского престола и прекрасноцветущаго и пресветлаго корени Августа кесаря, обладающего вселенною». Именно от него, по преданию, происходил первый «князь великий Рюрик». Но во времена Иова от Рюрика вели происхождение множество княжеских родов.
Во избежание посторонних притязаний патриарх подробно проследил преемственность «потомков Августа» на великокняжеском престоле, умело сгладив противоречия, связанные с перипетиями многовековой борьбы за власть, и подчеркнув заслуги избранных лиц вплоть до Ивана Грозного и Федора Иоанновича. Возможные претензии Рюриковичей заставили Иова со всей определенностью подчеркнуть, что их «корень» пресекся со смертью бездетного Федора.
«И грех ради наших, – констатировал патриарх, – всего православнаго християнства Российскаго царьствия, – Господь Бог праведным своим судом превысочайшаго и преславнаго корени Августа кесаря римскаго прекрасноцветущую и пресветлую ветвь в наследие великаго Российского царьствия не произведе». Царь Федор Иоаннович имел только одну дочь Феодосию, скончавшуюся раньше отца. Много крови прольется вскоре из-за «пресечения» династии, но политикам типа Иова не дано заглядывать в будущее!
После себя, утверждал патриарх, последний царь Августова корня оставил на престоле жену, царицу Ирину. «А душу свою праведную приказал отцу своему и богомольцу святейшему Иеву, патриарху Московскому и всея Руси, и шурину своему царьскому, а великие государыни нашей брату, государю Борису Федоровичу». То есть душеприказчиками Федора стали Иов и Годунов – как это и вышло в действительности, хотя и не по воле почившего царя.
Далее Иов от имени духовенства и всех россиян предлагает, чтобы Ирина «была на государстве», «а правити велела брату своему». Патриарх подробно описывает, как после отказа Ирины от престола опять же «все православное христьянство Российскаго царьства» во главе с ним самим просило принять трон Годунова.
«Великий государь Борис Федорович! – якобы обращались к правителю. – Тебе единаго предъизбра Бог и соблюде до нынешняго времени и остави истиннаго правителя Российскому государьству, християнского поборника, святым Божиим церквам теплаго заступника, царьского корени по сочетанию законнаго брака благорасленный цвет, государев шурин и ближней приятель!»
Патриарх понимал, конечно, что от повторения уверений, будто Годунов остался единственным претендентом на престол, права опричника, потомка татарского мурзы, не возрастут. И он решительно обрубает родословные притязания, доказывая, что занятие престола – дело Божие (и открывая дорогу тьмочисленным претендентам на трон в грядущей гражданской войне).
«Жребий убо Божий царьское величество: на него же возложит Бог – на том и совершится!» От земных причин, выходит, преемственность престола не зависит: «Глас народа – глас Божий», то есть кого хотим – того и поставим. Мысль смелая, оказавшая влияние на политическую концепцию первых Романовых. Мысль не новая, ибо и при царе-кровопийце бродили представления о монархе, опирающемся на единодушную поддержку Святорусской земли. Но как и многое, что измыслил Иов, мысль эта пророчила гражданское смертоубийство.
Утвержденная грамота подробно описывает перипетии выдвижения Бориса Федоровича на престол 17 февраля, подчеркивая, что уже тогда все единогласно порешили «неотложно бити челом государю Борису Федоровичу, а опричь государя Бориса Федоровича на государьство никого не искати!»
Однако доказательства «прав» Годунова по сравнению с мартовским Соборным определением изменены. «Завещания» Ивана и Федора исчезли: Грозный лишь поручает Борису заботиться о своем наследнике с супругой и «соблюдати их от всяких зол»; Федор Иоаннович не говорит и этого, а лишь награждает Годунова за великие государственные заслуги, подробно описанные Иовом.
В Утвержденной грамоте указывается, что 18 февраля избиратели клялись в Успенском соборе в верности Годунову, причем упорно повторяли, что не желают ему «лиха», а о «изменнике» будут доносить патриарху. Мотив борьбы с «изменой» царю, еще не севшему на престол, разработан столь подробно, что страхи Годунова, укрывавшегося в это время в Новодевичьем монастыре, приобретают реальные очертания.
Иов не пожалел красок, чтобы описать знакомые нам события «умоления» Годунова, особенно шествия в Новодевичий монастырь 21 февраля и торжественной встречи Бориса Федоровича в Москве 26 февраля. Мысль о составлении Утвержденной грамоты он относит к 9 марта, а нарушителям ее положений грозит церковным отлучением и «местью» по царским законам.
Исследователи выяснили многие трудности, которые патриарху пришлось преодолеть, чтобы заставить людей подписаться под такой версией событий. Подальше от подобного документа следовало держать даже некоторых самостоятельно мыслящих церковных деятелей, например известного крутым характером митрополита Казанского и Астраханского Гермогена. Были и технические сложности: так, патриаршей канцелярии весьма долго не удавалось получить списки членов государева двора, чтобы составить правдоподобный список участников «выборов».
Не менее сложно было удовлетворить Годунова, соглашавшегося венчаться на царство только при убедительном доказательстве всеобщего признания его власти. В конце концов Иову и его соратникам пришлось отложить приготовленный вариант Утвержденной грамоты и изготовить новый, еще раз развернув кампанию по сбору подписей. Теперь, после возвращения из победоносного похода, шансы правителя на престол значительно возросли – соответственно его «избрание» можно было приписать «всей Русской земле», Земскому собору представителей всех сословий.
Так на бумаге сбывалась мечта изгнанного из страны полководца и публициста Андрея Михайловича Курбского, сбывалась по воле злого врага возлюбленной Курбским Святорусской земли – правителя-опричника. Именно Годунов, по словам Иова, потребовал избрания царя, когда «съедутся со всей земли Российскаго государьства митрополиты, и архиепископы, и епископы, и весь Освященный Собор, еже на велицех соборех бывают… и весь царьский синклит всяких чинов, и царства Московскаго служивые и всякие люди».
Отныне в Утвержденной грамоте действует «вся Русская земля» в лице созванного в столице Собора, выражающего мысль духовенства, «а их, бояр, и дворян, и приказных, и служивых людей, и всего православнаго християнства всея Руския земли совет и хотение». Земский собор, разумеется, не собирался, хотя сбор подписей его «участников» под Утвержденной грамотой продолжался как минимум до февраля следующего, 1599 года. Так 400 лет назад еще одна светлая мысль была превращена в подножие власти политических игроков. Явление, до боли знакомое в XX веке, но не осознанное доморощенными проповедниками «соборности».
1 сентября 1598 года патриарх Иов возглавил еще одно, завершающее торжественное шествие в Новодевичий монастырь, чтобы пригласить Годунова на царский трон. Теперь правитель мог более уверенно согласиться на «моление» архиереев, бояр, гостей, приказных людей и «черных» жителей столицы. Утвержденная грамота засвидетельствовала его «право» на престол, а «всенародство» (и, главное, политические противники в Думе) приняли беспрецедентную присягу новому самодержцу.
Целовавшие крест на верность Борису Федоровичу под страхом церковного отлучения и гражданской казни обещали не наносить никакого вреда царю, его жене и детям с помощью еды, платья и питья. Клялись не травить царскую семью «зельем лихим и кореньем» ни по собственной инициативе, ни по чужому поручению, ни через посредников. Клялись не обращаться к ведунам и колдуньям «на государское лихо». Несколько раз повторяли клятву не колдовать против царской семьи «по ветру», и в особенности не вынимать следов (был такой способ наведения порчи). Несколько раз клялись доносить на колдующих против Бориса и его семьи…
Отдельно клялись не только «не хотеть» на царство Симеона Бекбулатовича или его детей, но также «не думать, не мыслить, не семьиться, не дружиться, не ссылаться с царем Симеоном ни грамотами, ни словом, не приказывать на всякое лихо ни которыми делами, ни которой хитростью», но старательно доносить на таких злодеев, невзирая на дружбу с оными.
Под угрозой лишиться благословения Иова и Освященного Собора обещали на кресте верно служить на царской службе, а в особенности не бунтовать против Бориса Федоровича, его жены, детей, бояр и ближних людей, «скопом и заговором и всяким лихим умышлением не приходить, и не умышлять, и не убивать, никакого человека до смерти не велеть ни которыми делы, ни которой хитростью».
Клялись не просто не «отъезжать» за рубеж, но не отъезжать конкретно к султану турецкому, императору (Священной Римской империи германской нации), польскому королю Сигизмунду, к королям испанскому, французскому, чешскому, датскому, венгерскому, шведскому, не бежать в Англию и «в иные ни в которые немцы», в Крым, в Ногайскую Орду, «ни в иные ни в которые государства не отъехать и лиха мне и измены ни которыя не учинить».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Патриарх призвал собравшуюся на встречу государя знать и всенародство молиться о «благодарованиях» Бориса Федоровича, «еже подвиг свой велий сотворил еси и свободил еси род христианский от кровопролития и пленения безбожных агарян!». Затем, как гласит приписка к тексту речи Иова, он с архиереями и «всенародным множеством перед царем государем и великим князем Борисом Федоровичем всея Руси самодержцем падают на землю, от радости сердечныя благодарные многия слезы изливают».
Встав, все радостно приветствуют Бориса Федоровича, хваля его дарования и «здравствуя» новоутвержденное «скипетросодержание» . Торжественная встреча 2 июля прошла вполне благополучно, однако Годунов все еще опасался открыто вступить на престол. Сразу после празднества он вновь скрылся в Новодевичьем монастыре, оставив свои дела в столице патриарху.
Иов должен был провести общую присягу государю, без которой Борис Федорович не решался короноваться. Мелкодушного опричника не устраивал составленный Иовом чин венчания на царство, в котором все функции царедворцев берут на себя архиереи, а бояре не упоминаются вовсе. Конечно, это был проект, приготовленный патриархом на крайний случай, и он не понадобился.
Июль и август 1598 года прошли в напряженной работе патриаршей канцелярии и самого Иова, стремившихся узаконить восшествие Годунова на царский престол Рюриковичей. От московского первосвятителя потребовалась не только политическая изворотливость, но и талант историка, которым Иов, впрочем, в полной мере обладал. Он прекрасно понимал значение своевременного письменного изложения событий под выгодным автору углом зрения, чтобы оставить о себе и своих союзниках «потребную и лепую память».
Историки в последние десятилетия много спорили о летописании, которое велось при дворе патриарха Иова, продолжавшего традицию русских митрополитов. Хотя текст летописи Иосифа, келейника патриарха, восстанавливается по сохранившимся памятникам не вполне уверенно, ясно, что одной этой летописью работа приближенных Иова и его самого не ограничивалась. Однако при всей многоценности патриаршего летописания конца XVI – начала XVII века главные достижения Иова и его помощников как историографов относятся к области документальных и публицистических сочинений. Именно здесь изложены ретроспективные взгляды и оценки, оказавшие самое сильное влияние на современников и потомков.
Мы уже видели, сколь устойчивыми оказались взгляды на учреждение патриаршества, выраженные в историко-публицистическом сочинении патриаршей кафедры, убедились в значении других исторических высказываний Иова. А составлением Утвержденной грамоты об избрании царем Бориса Федоровича он сумел настолько запутать историков, что они до сих пор пребывают в жарких спорах, когда, как, в связи с какими событиями она появилась, что в ней ложно, а что соответствует истине.
Именно такая неясность и требовалась Иову, ибо доказать законность восхождения Годунова на царский престол было нелегко. Еще в Соборном определении, составленном в марте и описывавшем события 17 февраля, патриарх утверждал, что помимо завещания царства Годунову Иваном Грозным и Федором Иоанновичем тот был избран на царство. Однако обнародовать эту версию Иов не решился.
В последующие месяцы патриарх совершенствовал свою версию, одновременно добиваясь, чтобы под составлявшимся и пересоставлявшимся документом подписывались сначала явные сторонники Годунова (прежде всего члены подчиненного Иову Освященного Собора), а затем все большее и большее число лиц, изображающих «общее» мнение россиян.
Что же патриарх предлагал подписать? Знаток отечественной истории прежде всего рассказал, что «великих государей царей российских корень изыде от превысочайшаго цесарского престола и прекрасноцветущаго и пресветлаго корени Августа кесаря, обладающего вселенною». Именно от него, по преданию, происходил первый «князь великий Рюрик». Но во времена Иова от Рюрика вели происхождение множество княжеских родов.
Во избежание посторонних притязаний патриарх подробно проследил преемственность «потомков Августа» на великокняжеском престоле, умело сгладив противоречия, связанные с перипетиями многовековой борьбы за власть, и подчеркнув заслуги избранных лиц вплоть до Ивана Грозного и Федора Иоанновича. Возможные претензии Рюриковичей заставили Иова со всей определенностью подчеркнуть, что их «корень» пресекся со смертью бездетного Федора.
«И грех ради наших, – констатировал патриарх, – всего православнаго християнства Российскаго царьствия, – Господь Бог праведным своим судом превысочайшаго и преславнаго корени Августа кесаря римскаго прекрасноцветущую и пресветлую ветвь в наследие великаго Российского царьствия не произведе». Царь Федор Иоаннович имел только одну дочь Феодосию, скончавшуюся раньше отца. Много крови прольется вскоре из-за «пресечения» династии, но политикам типа Иова не дано заглядывать в будущее!
После себя, утверждал патриарх, последний царь Августова корня оставил на престоле жену, царицу Ирину. «А душу свою праведную приказал отцу своему и богомольцу святейшему Иеву, патриарху Московскому и всея Руси, и шурину своему царьскому, а великие государыни нашей брату, государю Борису Федоровичу». То есть душеприказчиками Федора стали Иов и Годунов – как это и вышло в действительности, хотя и не по воле почившего царя.
Далее Иов от имени духовенства и всех россиян предлагает, чтобы Ирина «была на государстве», «а правити велела брату своему». Патриарх подробно описывает, как после отказа Ирины от престола опять же «все православное христьянство Российскаго царьства» во главе с ним самим просило принять трон Годунова.
«Великий государь Борис Федорович! – якобы обращались к правителю. – Тебе единаго предъизбра Бог и соблюде до нынешняго времени и остави истиннаго правителя Российскому государьству, християнского поборника, святым Божиим церквам теплаго заступника, царьского корени по сочетанию законнаго брака благорасленный цвет, государев шурин и ближней приятель!»
Патриарх понимал, конечно, что от повторения уверений, будто Годунов остался единственным претендентом на престол, права опричника, потомка татарского мурзы, не возрастут. И он решительно обрубает родословные притязания, доказывая, что занятие престола – дело Божие (и открывая дорогу тьмочисленным претендентам на трон в грядущей гражданской войне).
«Жребий убо Божий царьское величество: на него же возложит Бог – на том и совершится!» От земных причин, выходит, преемственность престола не зависит: «Глас народа – глас Божий», то есть кого хотим – того и поставим. Мысль смелая, оказавшая влияние на политическую концепцию первых Романовых. Мысль не новая, ибо и при царе-кровопийце бродили представления о монархе, опирающемся на единодушную поддержку Святорусской земли. Но как и многое, что измыслил Иов, мысль эта пророчила гражданское смертоубийство.
Утвержденная грамота подробно описывает перипетии выдвижения Бориса Федоровича на престол 17 февраля, подчеркивая, что уже тогда все единогласно порешили «неотложно бити челом государю Борису Федоровичу, а опричь государя Бориса Федоровича на государьство никого не искати!»
Однако доказательства «прав» Годунова по сравнению с мартовским Соборным определением изменены. «Завещания» Ивана и Федора исчезли: Грозный лишь поручает Борису заботиться о своем наследнике с супругой и «соблюдати их от всяких зол»; Федор Иоаннович не говорит и этого, а лишь награждает Годунова за великие государственные заслуги, подробно описанные Иовом.
В Утвержденной грамоте указывается, что 18 февраля избиратели клялись в Успенском соборе в верности Годунову, причем упорно повторяли, что не желают ему «лиха», а о «изменнике» будут доносить патриарху. Мотив борьбы с «изменой» царю, еще не севшему на престол, разработан столь подробно, что страхи Годунова, укрывавшегося в это время в Новодевичьем монастыре, приобретают реальные очертания.
Иов не пожалел красок, чтобы описать знакомые нам события «умоления» Годунова, особенно шествия в Новодевичий монастырь 21 февраля и торжественной встречи Бориса Федоровича в Москве 26 февраля. Мысль о составлении Утвержденной грамоты он относит к 9 марта, а нарушителям ее положений грозит церковным отлучением и «местью» по царским законам.
Исследователи выяснили многие трудности, которые патриарху пришлось преодолеть, чтобы заставить людей подписаться под такой версией событий. Подальше от подобного документа следовало держать даже некоторых самостоятельно мыслящих церковных деятелей, например известного крутым характером митрополита Казанского и Астраханского Гермогена. Были и технические сложности: так, патриаршей канцелярии весьма долго не удавалось получить списки членов государева двора, чтобы составить правдоподобный список участников «выборов».
Не менее сложно было удовлетворить Годунова, соглашавшегося венчаться на царство только при убедительном доказательстве всеобщего признания его власти. В конце концов Иову и его соратникам пришлось отложить приготовленный вариант Утвержденной грамоты и изготовить новый, еще раз развернув кампанию по сбору подписей. Теперь, после возвращения из победоносного похода, шансы правителя на престол значительно возросли – соответственно его «избрание» можно было приписать «всей Русской земле», Земскому собору представителей всех сословий.
Так на бумаге сбывалась мечта изгнанного из страны полководца и публициста Андрея Михайловича Курбского, сбывалась по воле злого врага возлюбленной Курбским Святорусской земли – правителя-опричника. Именно Годунов, по словам Иова, потребовал избрания царя, когда «съедутся со всей земли Российскаго государьства митрополиты, и архиепископы, и епископы, и весь Освященный Собор, еже на велицех соборех бывают… и весь царьский синклит всяких чинов, и царства Московскаго служивые и всякие люди».
Отныне в Утвержденной грамоте действует «вся Русская земля» в лице созванного в столице Собора, выражающего мысль духовенства, «а их, бояр, и дворян, и приказных, и служивых людей, и всего православнаго християнства всея Руския земли совет и хотение». Земский собор, разумеется, не собирался, хотя сбор подписей его «участников» под Утвержденной грамотой продолжался как минимум до февраля следующего, 1599 года. Так 400 лет назад еще одна светлая мысль была превращена в подножие власти политических игроков. Явление, до боли знакомое в XX веке, но не осознанное доморощенными проповедниками «соборности».
1 сентября 1598 года патриарх Иов возглавил еще одно, завершающее торжественное шествие в Новодевичий монастырь, чтобы пригласить Годунова на царский трон. Теперь правитель мог более уверенно согласиться на «моление» архиереев, бояр, гостей, приказных людей и «черных» жителей столицы. Утвержденная грамота засвидетельствовала его «право» на престол, а «всенародство» (и, главное, политические противники в Думе) приняли беспрецедентную присягу новому самодержцу.
Целовавшие крест на верность Борису Федоровичу под страхом церковного отлучения и гражданской казни обещали не наносить никакого вреда царю, его жене и детям с помощью еды, платья и питья. Клялись не травить царскую семью «зельем лихим и кореньем» ни по собственной инициативе, ни по чужому поручению, ни через посредников. Клялись не обращаться к ведунам и колдуньям «на государское лихо». Несколько раз повторяли клятву не колдовать против царской семьи «по ветру», и в особенности не вынимать следов (был такой способ наведения порчи). Несколько раз клялись доносить на колдующих против Бориса и его семьи…
Отдельно клялись не только «не хотеть» на царство Симеона Бекбулатовича или его детей, но также «не думать, не мыслить, не семьиться, не дружиться, не ссылаться с царем Симеоном ни грамотами, ни словом, не приказывать на всякое лихо ни которыми делами, ни которой хитростью», но старательно доносить на таких злодеев, невзирая на дружбу с оными.
Под угрозой лишиться благословения Иова и Освященного Собора обещали на кресте верно служить на царской службе, а в особенности не бунтовать против Бориса Федоровича, его жены, детей, бояр и ближних людей, «скопом и заговором и всяким лихим умышлением не приходить, и не умышлять, и не убивать, никакого человека до смерти не велеть ни которыми делы, ни которой хитростью».
Клялись не просто не «отъезжать» за рубеж, но не отъезжать конкретно к султану турецкому, императору (Священной Римской империи германской нации), польскому королю Сигизмунду, к королям испанскому, французскому, чешскому, датскому, венгерскому, шведскому, не бежать в Англию и «в иные ни в которые немцы», в Крым, в Ногайскую Орду, «ни в иные ни в которые государства не отъехать и лиха мне и измены ни которыя не учинить».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51