Этот же старец в ней спал.
Теперь, когда глаза попривыкли к полумраку, он смог различить некоторые не замеченные прежде детали. Так пол перед углом, как раз под одной из пустых полок, обильно закапан воском. Очевидно, там когда-то стояла икона, перед которой кто-то помногу молился. Вряд ли у отшельника были свечи; в его время они были недешевым удовольствием. Возможно, Чекалин прав, когда говорил о частенько наведывавшихся сюда настоятелях. По стенам тут и там встречались глубоко процарапанные буквы непривычных очертаний и оттого складывающиеся в непонятные слова. Рядом с колодой на полу пучок прутьев – не очень аккуратно сделанный веник. Слева от входа на полу – грубо слепленная плошка, по форме напоминающая пиалу. И вдруг Павел увидел то, что, казалось бы, должен был заметить сразу. Вся эта комнатенка, точнее ее пол, стены и потолок, были покрыты многочисленными мелкими блестками.
Сначала он подумал, что это иней, осевший на стенах, отражает свет свечи. Или мелкие кристаллы кварца, вкрапленные в почву. Он задул свечу, хотя абсолютную, непроглядную темноту не любил, и снова увидел эти точки.
Это были не заклятия. И не молитвы. Хотя и то, и другое он без большого труда разглядел в общем хороводе. Это было…
Ничего подобного он никогда не видел и даже не слышал о подобном, поэтому и готового названия под рукой не оказалось. Хотя уже догадывался о природе происходящего.
Вытянув руку, шагнул в сторону, нащупывая стену. На фоне многочисленных микроскопических светлячков его рука выглядела грозной пятипалой тенью. Стена не была теплой, как ему вдруг показалось – или захотелось? Но и не холодной тоже. Вступив в тактильный контакт с землей, Павел почувствовал, что она ему отвечает. Не в том смысле, как если бы он задал вопрос, а в ответ прозвучало объяснение. Это скорее походило на рукопожатие. Ты протянул руку – тебе тоже протянули, ты пожал – тебе ответили. Еще ничего как будто не произошло, еще ни слова не сказано, но в то же время нечто случилось.
Не будучи религиозным человеком, церкви он посещал считанное количество раз, причем по большей части в экскурсионных целях, при этом имел собственное отношение к религии. Или, точнее, с ней. И выражение «благодать», чувство, которое испытывают в храмах верующие, он тоже слышал, хотя и не очень понимал, что под этим подразумевается. Попроси его кто дать этому определение, он, скорее всего, синонимами выбрал бы слова «облегчение» или «экстаз». Здесь же… Нет, ни о каком облегчении или экстазе речь не шла. Он просто понял.
Неужели все так просто? Но ведь можно же было бы и объяснить. Просто сказать. Неужто люди… Ладно, не все. Но он-то! Уж если б и не поверил сразу, то нашел бы способ проверить. Ведь везде, во всем лежат подсказки, нужно их только увидеть.
– Паша! – глухо позвали его.
Он встрепенулся. Ну нет, так, в конце концов, не бывает. Не может быть. Не должно! А впрочем, откуда ему знать, как бывает и как должно быть.
– Ты идешь? Пора!
Это звал Чекалин.
Он повернулся и на ощупь вышел в ход, ведущий наружу, задев угол плечом. Здесь было светло. Проходя мимо родничка, он остановился, присел и, зачерпнув ладонью воды, смочил рот; отчего-то очень захотелось пить. Или это последствия пьянства? Может и такое быть.
– Пошли, – сказал Чекалин, стоя наверху на фоне обложенного низкими белыми облаками неба. Снизу небо выглядело совершенно по-зимнему. – Материал привезли, надо встретить.
– А ты не войдешь?
– Потом. Вылезай.
Пока отец Николай накладывал свои «сторожки» – Павел не стал подсматривать и вежливо отвернулся, – пока они вдвоем ставили на место тяжеленькую импровизированную дверь, оба молчали. Только отряхивая черный подол своего служебного наряда, Чекалин вдруг взглянул снизу вверх и неожиданно спросил:
– Ну и как тебе? Что тут ответишь?
– Впечатляет.
– И все?
– А что ты хотел услышать?
– Ну-у… Может, еще что скажешь. Свечку-то, смотрю, погасил?
Теперь стало понятно, что он имеет в виду.
– Погасил, это точно. – Павел помолчал, собираясь с мыслями. – Только я не знаю, как сказать. Надо переварить.
– Переваривай. Я, когда в первый раз увидел, тоже не знал.
– А теперь?
– Ты понимаешь, какая штука… Пошли, там действительно машина пришла. Откровения, они ведь у каждого свои. Нет, я не жлобствую. Хочешь, могу сказать. Только мне кажется, что ты сначала сам должен осознать. Ну, проникнуться, что ли. Сам! Я же тебя, так сказать, не вербую и проповедей не читаю. Кого другого – может быть. А тебе-то чего? Ты и сам с усам.
– А Ирине показывал?
– Показывал. Только она… В общем, не по этой части.
Они уже подходили к воротам.
– Слушай, тебя искали, – сказал Чекалин.
– Кто?
– Я не понял. Не то Петрович, не то… Мощно так.
– Это когда я там был?
– Да. И утром еще. Когда ты спал. Я, понимаешь, твой фантомчик сделал, – он показал еле заметную блестку на меховом отвороте рукава полушубка. – Извини, без спроса.
– Я поеду, – даже неожиданно для себя самого сказал Павел. – Только сумку заберу.
– Куда?
– Обратно, в Москву.
– Зачем, Паша?! Ну пусть там все утрясется. Хоть пару дней. Здесь тебя никто не найдет. Я тут таких заготовок для «болванов» сделал. И в Питере поставил, и в Нальчике, и в Херсоне. Даже в Штатах есть. И еще кое-где. Их активировать на тебя – тьфу! Такие фантомы классные будут! Я тебе обещаю.
– Спасибо, Коль. Но ехать надо. Поверь.
– Жаль. Ладно! Ты иди в дом, я скоро буду. Хочу тебе кое-что дать в дорожку. Авось пригодится. – И уже в спину добавил: – Не люблю я эти разборки.
Сразу за воротами стояла длинная фура с работающим двигателем, в кабине которой сидели двое и курили; дым выходил через приспущенное боковое стекло. Выходящего из калитки Павла они проводили равнодушными взглядами, но зато когда следом вышел отец Николай, они как по команде выскочили наружу.
Ирина, что-то делавшая в спальне, вышла навстречу со слегка вопросительным выражением лица. Мол, чего вернулся и где муж? А когда он сказал, что уезжает, встрепенулась и запричитала. Было видно, что ей действительно жаль отпускать гостя. Такое искреннее гостеприимство не могло не подкупать, и в иной ситуации Павел обязательно задержался бы, поддавшись на укоры вроде "А как же наши планы покататься?" да "Вы совсем не отдохнули". Так, наверное, было бы, если б он не слазил в ту пещеру. То, что кто-то его мощно искал, было скорее доводом в пользу того, чтобы не возвращаться.
Чекалин действительно пришел быстро. Ирина едва накрыла на стол – "на дорожку", что происходило у нее с невероятной скоростью, как он, запыхавшийся, вошел в дом. И чуть не с порога спросил:
– Ты не передумал?
– Поеду.
– Как знаешь. Я там с водителями договорился. Они тебя до шоссе подбросят. Им на Питер. Там уж сам сообразишь.
– Спасибо.
– Дурак, – вдруг огорчился тот. – Пожил бы здесь. Ну не надо туда возвращаться! Как ты не понимаешь? Волки там, сожрут и не подавятся.
– Не по чину выражаетесь, отец Николай, – попробовал перевести все в шутку Павел. Но шутка не прошла.
Чекалин развернулся, и по звуку было слышно – раздевается в прихожей. Оттуда же и крикнул:
– Ириш! Минут через пять водилы подойдут. Покормить бы.
– Сделаю!
Водители пришли и явно чувствовали себя неловко. Но хлопотушка-хозяйка усадила их за стол и чуть не насильно накормила, подкладывая все новые угощенья. После недавнего завтрака Павлу есть не хотелось совершенно, он, что называется, поклевал, только чтобы не обидеть хозяйку. Кроме нее, за столом никто не говорил, только водители, смущаясь, то и дело произносили «спасибо». Чекалин зашел, только чтобы солидно благословить трапезу, и сразу исчез.
Объевшиеся и разомлевшие водители ушли, благодаря хозяйку и неумело крестясь на образ, отец Николай размашисто благословил их в дорогу, одновременно за руку удерживая Павла, собравшегося последовать за ними.
– На, – сказал он, когда гости вышли за дверь, и протянул Павлу тетрадь. Обычную общую тетрадь в коленкоровом переплете, при советской власти стоившую сорок восемь копеек.
– Это что?
Чекалин усмехнулся:
– Инструкция "Как построить дворец и разрушить город". Бери. Тебе нужно будет. Наверно.
– Может, не стоит?
– Может, и так. Но все равно бери. Считай – подарок. А от подарка отказываться грех. И возвращайся. Прочтешь – поговорим. Только никому чужому, ладно? Сам там прикрой. Я свое снял.
– Да, Павел, приезжайте, – подхватила вездесущая Ирина. И напористо спросила мужа: – Ты телефон-то свой догадался дать?
– Ох, мать!
С Павлом водители чувствовали себя куда свободнее, чем с батюшкой, но даже в кабине своего грузовика спросили у него разрешения закурить. А когда задымили втроем, то и вовсе расслабились, разговор завязался, кто да откуда. К удивлению, мужики были не из Питера, как вначале подумал Павел, а аж из Калининграда, везли сюда растаможенный груз, полученный в порту. "Какие-то деревяшки". За всю дорогу с ними Павел так и не заглянул в тетрадку. Расстались почти дружески.
Обуреваемый нетерпением, на Ленинградке, напротив поста ГАИ, Павел остановил громадный черный джип с московскими номерами. Уже подходя к нему, заметил удивленное лицо милиционера на той стороне трассы.
Даже беглый просмотр записей позволял увидеть, что делались они на протяжении длительного времени. Может быть, не один год. Конечно, это нельзя было назвать, скажем, "Учебником для начинающего волшебника". Уровень не пэтэушный. Но уже на подъезде к Солнечногорску Павел сумел создать бутылку пива. Правда, при этом в поле, справа по ходу движения, как будто кто-то взорвал гранату. С некоторым удивлением он должен был признать, что Чекалин гениальный маг.
Домой он заезжать не стал – зачем? Решил сразу ехать в офис. Двое парней, один директор фирмы, другой, тот, что за рулем, помощник депутата, категорически отказались от денег, сказав, что земля круглая.
Тетя Люся, зло шаркавшая шваброй в холле, увидев его, от удивления не выдержала. Впрочем, задержки в комментариях у нее никогда не наблюдались.
– Ну, срань господня.
– Здравствуй, теть Люсь. Петрович у себя?
– А то. Прямо вместе с мылом.
– С каким мылом? – не понял Павел.
– Которым зад смазывают, когда его наказывают.
Он понял, что сельская идиллия закончилась. Наступили московские будни.
– Я у тебя сумку оставлю?
– Бросай. А мыльце там можешь взять, – показала она на ведро с грязной мыльной водой и мутной пеной поверху.
– Даже так?
– А ты как хотел? Всухую?
– Поконкретнее нельзя?
– Да куда уж, е-мое, конкретнее? По самые помидоры! – Тетя Люся вздохнула, что должно было означать глубокую печаль, и тяжело, с надрывом, закашлялась. С расстояния выплюнув харкотину точно в центр ведра, пояснила: – Ухожу я отсюда. Все. Шабаш!
– И куда?
Он знал, что старая зэчка тут не просто работает – живет. Другого угла у нее не было.
– Да плевать! Забодали, – ответила та с надрывом. – Вали уже. За котомкой пригляжу, не очкуй. Крысятничать еще девкой отучили.
– Я не…
– Паша! Не напрягай. В каптерку сам положи; руки грязные.
После общения с «конкретной» уборщицей уверенно-победное настроение как-то улетучилось. Отчего-то захотелось обратно, к отцу Николаю и его хлебосольному столу. И чего он приехал? Воевать? Каяться? Что-то доказывать?
Издалека все казалось проще, а сам он сильнее.
Он с усилием вспомнил пещеру и ощутил в руках и губах тепло. И улыбнулся.
– Вот это правильно, – прокомментировала уборщица. – Наш девиз: "Не ссать".
В приемной он сделал то, чего до этого момента никогда себе не позволял. Он одним взглядом обездвижил секретаршу, пригвоздив ее к месту в той позе, в какой застал, – с поднятой к прическе одной рукой и зеркальцем в другой. Она так и сидела, уставившись на дверной проем, который Павел уже миновал. В кабинет Горнина он вошел тоже понахалке – без стука.
– Явился? – спросило пространство голосом маг-директора. Его самого видно не было. Появился он только секунду спустя, выпрямившись в кресле. Оказалось, он просто наклонился, копаясь в нижнем ящике своего антикварного стола. – Ну и зачем ты это сделал?
– Вы же меня искали, кажется? – ощетинился Павел.
– Не придуривайся. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – зло сказал Горнин.
– Даже не собирался. Пожалуйста, уточните, что вы имеете в виду, – с оскорбительной вежливостью проговорил отлученный маг. – Присесть позволите?
– Вот так, значит, решил? Хорошо. Зачем ты убил парня?
Павел, не дождавшись разрешения, шагнул, отодвинул стул и сел, положив руки на стол.
– Вы имеете в виду Илью, как я понимаю? Так вот, я его не убивал.
– Экспертиза показывает твой след с вероятностью около восьмидесяти пяти процентов.
Павел кивнул, показывая, что услышал эту цифру. Это было много. Или все же не очень?
– А остальные пятнадцать? – спросил он, рассматривая лицо человека, который еще недавно был его наставником. Ему казалось, что за то небольшое время, которое они не виделись, тот здорово сдал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Теперь, когда глаза попривыкли к полумраку, он смог различить некоторые не замеченные прежде детали. Так пол перед углом, как раз под одной из пустых полок, обильно закапан воском. Очевидно, там когда-то стояла икона, перед которой кто-то помногу молился. Вряд ли у отшельника были свечи; в его время они были недешевым удовольствием. Возможно, Чекалин прав, когда говорил о частенько наведывавшихся сюда настоятелях. По стенам тут и там встречались глубоко процарапанные буквы непривычных очертаний и оттого складывающиеся в непонятные слова. Рядом с колодой на полу пучок прутьев – не очень аккуратно сделанный веник. Слева от входа на полу – грубо слепленная плошка, по форме напоминающая пиалу. И вдруг Павел увидел то, что, казалось бы, должен был заметить сразу. Вся эта комнатенка, точнее ее пол, стены и потолок, были покрыты многочисленными мелкими блестками.
Сначала он подумал, что это иней, осевший на стенах, отражает свет свечи. Или мелкие кристаллы кварца, вкрапленные в почву. Он задул свечу, хотя абсолютную, непроглядную темноту не любил, и снова увидел эти точки.
Это были не заклятия. И не молитвы. Хотя и то, и другое он без большого труда разглядел в общем хороводе. Это было…
Ничего подобного он никогда не видел и даже не слышал о подобном, поэтому и готового названия под рукой не оказалось. Хотя уже догадывался о природе происходящего.
Вытянув руку, шагнул в сторону, нащупывая стену. На фоне многочисленных микроскопических светлячков его рука выглядела грозной пятипалой тенью. Стена не была теплой, как ему вдруг показалось – или захотелось? Но и не холодной тоже. Вступив в тактильный контакт с землей, Павел почувствовал, что она ему отвечает. Не в том смысле, как если бы он задал вопрос, а в ответ прозвучало объяснение. Это скорее походило на рукопожатие. Ты протянул руку – тебе тоже протянули, ты пожал – тебе ответили. Еще ничего как будто не произошло, еще ни слова не сказано, но в то же время нечто случилось.
Не будучи религиозным человеком, церкви он посещал считанное количество раз, причем по большей части в экскурсионных целях, при этом имел собственное отношение к религии. Или, точнее, с ней. И выражение «благодать», чувство, которое испытывают в храмах верующие, он тоже слышал, хотя и не очень понимал, что под этим подразумевается. Попроси его кто дать этому определение, он, скорее всего, синонимами выбрал бы слова «облегчение» или «экстаз». Здесь же… Нет, ни о каком облегчении или экстазе речь не шла. Он просто понял.
Неужели все так просто? Но ведь можно же было бы и объяснить. Просто сказать. Неужто люди… Ладно, не все. Но он-то! Уж если б и не поверил сразу, то нашел бы способ проверить. Ведь везде, во всем лежат подсказки, нужно их только увидеть.
– Паша! – глухо позвали его.
Он встрепенулся. Ну нет, так, в конце концов, не бывает. Не может быть. Не должно! А впрочем, откуда ему знать, как бывает и как должно быть.
– Ты идешь? Пора!
Это звал Чекалин.
Он повернулся и на ощупь вышел в ход, ведущий наружу, задев угол плечом. Здесь было светло. Проходя мимо родничка, он остановился, присел и, зачерпнув ладонью воды, смочил рот; отчего-то очень захотелось пить. Или это последствия пьянства? Может и такое быть.
– Пошли, – сказал Чекалин, стоя наверху на фоне обложенного низкими белыми облаками неба. Снизу небо выглядело совершенно по-зимнему. – Материал привезли, надо встретить.
– А ты не войдешь?
– Потом. Вылезай.
Пока отец Николай накладывал свои «сторожки» – Павел не стал подсматривать и вежливо отвернулся, – пока они вдвоем ставили на место тяжеленькую импровизированную дверь, оба молчали. Только отряхивая черный подол своего служебного наряда, Чекалин вдруг взглянул снизу вверх и неожиданно спросил:
– Ну и как тебе? Что тут ответишь?
– Впечатляет.
– И все?
– А что ты хотел услышать?
– Ну-у… Может, еще что скажешь. Свечку-то, смотрю, погасил?
Теперь стало понятно, что он имеет в виду.
– Погасил, это точно. – Павел помолчал, собираясь с мыслями. – Только я не знаю, как сказать. Надо переварить.
– Переваривай. Я, когда в первый раз увидел, тоже не знал.
– А теперь?
– Ты понимаешь, какая штука… Пошли, там действительно машина пришла. Откровения, они ведь у каждого свои. Нет, я не жлобствую. Хочешь, могу сказать. Только мне кажется, что ты сначала сам должен осознать. Ну, проникнуться, что ли. Сам! Я же тебя, так сказать, не вербую и проповедей не читаю. Кого другого – может быть. А тебе-то чего? Ты и сам с усам.
– А Ирине показывал?
– Показывал. Только она… В общем, не по этой части.
Они уже подходили к воротам.
– Слушай, тебя искали, – сказал Чекалин.
– Кто?
– Я не понял. Не то Петрович, не то… Мощно так.
– Это когда я там был?
– Да. И утром еще. Когда ты спал. Я, понимаешь, твой фантомчик сделал, – он показал еле заметную блестку на меховом отвороте рукава полушубка. – Извини, без спроса.
– Я поеду, – даже неожиданно для себя самого сказал Павел. – Только сумку заберу.
– Куда?
– Обратно, в Москву.
– Зачем, Паша?! Ну пусть там все утрясется. Хоть пару дней. Здесь тебя никто не найдет. Я тут таких заготовок для «болванов» сделал. И в Питере поставил, и в Нальчике, и в Херсоне. Даже в Штатах есть. И еще кое-где. Их активировать на тебя – тьфу! Такие фантомы классные будут! Я тебе обещаю.
– Спасибо, Коль. Но ехать надо. Поверь.
– Жаль. Ладно! Ты иди в дом, я скоро буду. Хочу тебе кое-что дать в дорожку. Авось пригодится. – И уже в спину добавил: – Не люблю я эти разборки.
Сразу за воротами стояла длинная фура с работающим двигателем, в кабине которой сидели двое и курили; дым выходил через приспущенное боковое стекло. Выходящего из калитки Павла они проводили равнодушными взглядами, но зато когда следом вышел отец Николай, они как по команде выскочили наружу.
Ирина, что-то делавшая в спальне, вышла навстречу со слегка вопросительным выражением лица. Мол, чего вернулся и где муж? А когда он сказал, что уезжает, встрепенулась и запричитала. Было видно, что ей действительно жаль отпускать гостя. Такое искреннее гостеприимство не могло не подкупать, и в иной ситуации Павел обязательно задержался бы, поддавшись на укоры вроде "А как же наши планы покататься?" да "Вы совсем не отдохнули". Так, наверное, было бы, если б он не слазил в ту пещеру. То, что кто-то его мощно искал, было скорее доводом в пользу того, чтобы не возвращаться.
Чекалин действительно пришел быстро. Ирина едва накрыла на стол – "на дорожку", что происходило у нее с невероятной скоростью, как он, запыхавшийся, вошел в дом. И чуть не с порога спросил:
– Ты не передумал?
– Поеду.
– Как знаешь. Я там с водителями договорился. Они тебя до шоссе подбросят. Им на Питер. Там уж сам сообразишь.
– Спасибо.
– Дурак, – вдруг огорчился тот. – Пожил бы здесь. Ну не надо туда возвращаться! Как ты не понимаешь? Волки там, сожрут и не подавятся.
– Не по чину выражаетесь, отец Николай, – попробовал перевести все в шутку Павел. Но шутка не прошла.
Чекалин развернулся, и по звуку было слышно – раздевается в прихожей. Оттуда же и крикнул:
– Ириш! Минут через пять водилы подойдут. Покормить бы.
– Сделаю!
Водители пришли и явно чувствовали себя неловко. Но хлопотушка-хозяйка усадила их за стол и чуть не насильно накормила, подкладывая все новые угощенья. После недавнего завтрака Павлу есть не хотелось совершенно, он, что называется, поклевал, только чтобы не обидеть хозяйку. Кроме нее, за столом никто не говорил, только водители, смущаясь, то и дело произносили «спасибо». Чекалин зашел, только чтобы солидно благословить трапезу, и сразу исчез.
Объевшиеся и разомлевшие водители ушли, благодаря хозяйку и неумело крестясь на образ, отец Николай размашисто благословил их в дорогу, одновременно за руку удерживая Павла, собравшегося последовать за ними.
– На, – сказал он, когда гости вышли за дверь, и протянул Павлу тетрадь. Обычную общую тетрадь в коленкоровом переплете, при советской власти стоившую сорок восемь копеек.
– Это что?
Чекалин усмехнулся:
– Инструкция "Как построить дворец и разрушить город". Бери. Тебе нужно будет. Наверно.
– Может, не стоит?
– Может, и так. Но все равно бери. Считай – подарок. А от подарка отказываться грех. И возвращайся. Прочтешь – поговорим. Только никому чужому, ладно? Сам там прикрой. Я свое снял.
– Да, Павел, приезжайте, – подхватила вездесущая Ирина. И напористо спросила мужа: – Ты телефон-то свой догадался дать?
– Ох, мать!
С Павлом водители чувствовали себя куда свободнее, чем с батюшкой, но даже в кабине своего грузовика спросили у него разрешения закурить. А когда задымили втроем, то и вовсе расслабились, разговор завязался, кто да откуда. К удивлению, мужики были не из Питера, как вначале подумал Павел, а аж из Калининграда, везли сюда растаможенный груз, полученный в порту. "Какие-то деревяшки". За всю дорогу с ними Павел так и не заглянул в тетрадку. Расстались почти дружески.
Обуреваемый нетерпением, на Ленинградке, напротив поста ГАИ, Павел остановил громадный черный джип с московскими номерами. Уже подходя к нему, заметил удивленное лицо милиционера на той стороне трассы.
Даже беглый просмотр записей позволял увидеть, что делались они на протяжении длительного времени. Может быть, не один год. Конечно, это нельзя было назвать, скажем, "Учебником для начинающего волшебника". Уровень не пэтэушный. Но уже на подъезде к Солнечногорску Павел сумел создать бутылку пива. Правда, при этом в поле, справа по ходу движения, как будто кто-то взорвал гранату. С некоторым удивлением он должен был признать, что Чекалин гениальный маг.
Домой он заезжать не стал – зачем? Решил сразу ехать в офис. Двое парней, один директор фирмы, другой, тот, что за рулем, помощник депутата, категорически отказались от денег, сказав, что земля круглая.
Тетя Люся, зло шаркавшая шваброй в холле, увидев его, от удивления не выдержала. Впрочем, задержки в комментариях у нее никогда не наблюдались.
– Ну, срань господня.
– Здравствуй, теть Люсь. Петрович у себя?
– А то. Прямо вместе с мылом.
– С каким мылом? – не понял Павел.
– Которым зад смазывают, когда его наказывают.
Он понял, что сельская идиллия закончилась. Наступили московские будни.
– Я у тебя сумку оставлю?
– Бросай. А мыльце там можешь взять, – показала она на ведро с грязной мыльной водой и мутной пеной поверху.
– Даже так?
– А ты как хотел? Всухую?
– Поконкретнее нельзя?
– Да куда уж, е-мое, конкретнее? По самые помидоры! – Тетя Люся вздохнула, что должно было означать глубокую печаль, и тяжело, с надрывом, закашлялась. С расстояния выплюнув харкотину точно в центр ведра, пояснила: – Ухожу я отсюда. Все. Шабаш!
– И куда?
Он знал, что старая зэчка тут не просто работает – живет. Другого угла у нее не было.
– Да плевать! Забодали, – ответила та с надрывом. – Вали уже. За котомкой пригляжу, не очкуй. Крысятничать еще девкой отучили.
– Я не…
– Паша! Не напрягай. В каптерку сам положи; руки грязные.
После общения с «конкретной» уборщицей уверенно-победное настроение как-то улетучилось. Отчего-то захотелось обратно, к отцу Николаю и его хлебосольному столу. И чего он приехал? Воевать? Каяться? Что-то доказывать?
Издалека все казалось проще, а сам он сильнее.
Он с усилием вспомнил пещеру и ощутил в руках и губах тепло. И улыбнулся.
– Вот это правильно, – прокомментировала уборщица. – Наш девиз: "Не ссать".
В приемной он сделал то, чего до этого момента никогда себе не позволял. Он одним взглядом обездвижил секретаршу, пригвоздив ее к месту в той позе, в какой застал, – с поднятой к прическе одной рукой и зеркальцем в другой. Она так и сидела, уставившись на дверной проем, который Павел уже миновал. В кабинет Горнина он вошел тоже понахалке – без стука.
– Явился? – спросило пространство голосом маг-директора. Его самого видно не было. Появился он только секунду спустя, выпрямившись в кресле. Оказалось, он просто наклонился, копаясь в нижнем ящике своего антикварного стола. – Ну и зачем ты это сделал?
– Вы же меня искали, кажется? – ощетинился Павел.
– Не придуривайся. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – зло сказал Горнин.
– Даже не собирался. Пожалуйста, уточните, что вы имеете в виду, – с оскорбительной вежливостью проговорил отлученный маг. – Присесть позволите?
– Вот так, значит, решил? Хорошо. Зачем ты убил парня?
Павел, не дождавшись разрешения, шагнул, отодвинул стул и сел, положив руки на стол.
– Вы имеете в виду Илью, как я понимаю? Так вот, я его не убивал.
– Экспертиза показывает твой след с вероятностью около восьмидесяти пяти процентов.
Павел кивнул, показывая, что услышал эту цифру. Это было много. Или все же не очень?
– А остальные пятнадцать? – спросил он, рассматривая лицо человека, который еще недавно был его наставником. Ему казалось, что за то небольшое время, которое они не виделись, тот здорово сдал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49