Но также мы думали о людях, погибших на фрегате. Сейчас шла война, смерть была повсюду, но эти люди погибли рядом с нами, защищая нас. Можно даже сказать – вместо нас...
– Капитан был эриданец, – произнёс Вебер, первым заговорив вслух о том, о чём мы все думали. – Старший помощник – из пилотов-отставников; кажется, родом с Брешии. Это всё, что я знаю.
– Я виноват, – отозвался Горан. – Я видел, что те проклятые эсминцы смещаются к периферии. Но рассчитывал, что успеем.
– Мы бы успели, – сказал суб-лейтенант Картрайт. – Если бы я не потратил три секунды на уточнение цели.
– А я задержалась с погружением, – внесла свою лепту Кортни.
Я понял, что это самобичевание нужно немедленно прекратить, и твёрдо произнёс:
– Никто ни в чём не виноват, просто так сложилось. Это война, уяснили? Отставить нытьё!
Мои подчинённые отставили. Принц тоже – хотя формально считался моим командиром.
Впрочем, свои командирские обязанности Горан воспринимал на особенный манер. При подготовке к очередному налёту на противника он составлял детальный план, расписанный по десятым долям секунды, передавал его мне и капитанам кораблей сопровождения, после чего предоставлял нам действовать самостоятельно. По ходу атаки он ни разу не вмешивался, так что оперативное командование нашей группой целиком ложилось на мои плечи. Такое положение всех устраивало: принц, обладая мощным аналитическим мышлением, разрабатывал довольно остроумные и грамотные планы атак, а их практическим воплощением занимались мы.
По прибытии на станцию мы с Гораном отправились для отчёта в штаб. Но не в штаб Седьмой эскадры, к которой на постоянной основе был приписан «Орион», а в штаб спешно сформированного Особого Стратегического Корпуса, в состав которого вошли все семь сотен ударных «зваповых» групп. Командовал им всё тот же вице-адмирал Бенсон – отец усиленно протаскивал его в полные адмиралы. Впрочем, Бенсон, несмотря на молодость, действительно был отличным военачальником и вполне заслуживал того, чтобы стать первым ютландцем с четырьмя адмиральскими звёздами на погонах.
С самим Бенсоном мы не встретились – он по-прежнему находился в космосе, осуществляя общее руководство ударными группами. Зато мы мило побеседовали с контр-адмиралом Сантьяго, который после того неприятного инцидента на перевалочной базе был переведён на кабинетную работу. Контр-адмирал не таил на меня обиды за то, что тогда я фактически выставил его недотёпой; наоборот, он испытывал ко мне чувство признательности, что я, настояв на немедленном преследовании лайнера, спас его от более крупных неприятностей, если бы он, из-за своей растерянности, позволил кораблю с предателем на борту ускользнуть. А так ему даже не вынесли выговора, а тихо и мирно сняли с должности командира дивизиона и назначили на не слишком ответственный, но почётный пост в штабе.
От Сантьяго мы узнали, что из ста семидесяти шести ударных групп нашей смены мы оказались на пятом месте по количеству уничтоженных кораблей противника с учётом их ранговой принадлежности. Для меня это оказалось большим и приятным сюрпризом; почему-то я ожидал, что мы будем плестись в самом хвосте по боевым показателям.
– Ты комплексуешь, Алекс, – сказал мне Горан, когда мы вышли из штаба. – Подсознательно считаешь, что раз ты такой молодой, то и толку от тебя мало. А на самом деле ты отличный капитан.
– А ты отличный стратег, – ответил я взаимной любезностью. – Твои планы атак были великолепны. Именно благодаря тебе мы достигли таких показателей.
Принц улыбнулся:
– Сойдёмся на том, что мы оба хороши.
6
На шестой день тяньгонский флот (вернее, то, что от него осталось) должен был начать торможение, если собирался вступить в бой у Ютланда, а не промчаться на всех парах мимо планеты. Но к этому времени враг потерял все свои самые тяжёлые корабли, а вместе с ними – и высшее командование в полном составе. Оставшиеся адмиралы дивизионного и бригадного звена, очевидно, долго не могли между собой договориться о дальнейших действиях, но затем наконец решились признать, что их вторжение захлебнулось, и корабли всех шести группировок, не сбавляя тяги ходовых двигателей, стали отклоняться от первоначального курса, чтобы кратчайшим путём уйти за пределы системы.
Однако в эйнштейновом космосе поменять направление движения гораздо труднее, чем в глубоком вакууме или, скажем, в воздушном пространстве, где можно совершить резкий разворот, опираясь на сопротивление внешней среды – насыщенного энергией инсайда или воздуха. Направленная в сторону планеты скорость никуда не делась, и чтобы погасить её, требовалось столько же времени, как и на разгон. Поэтому тяньгонские корабли вынуждены были идти по широкой дуге и могли покинуть область, недоступную для погружения, лишь через пять или шесть дней.
На Ютланде уже начались празднества по поводу победы, а между тем наш флот не прекращал атак на уже убегающего противника. В своём обращении к народу и Вооружённым Силам отец заявил, что мы должны нанести тяньгонцам полное и окончательное поражение – в качестве наглядного урока всем потенциальным агрессорам, которые втихую точат на нас зубы. Эта позиция получила всемерную поддержку общественности и военных.
Одновременно с этим по всем доступным каналам связи противнику был предъявлен ультиматум с требованием безоговорочной капитуляции. В случае неподчинения наше командование грозило им полным уничтожением.
В первые часы после ультиматума никакой реакции не было, но спустя некоторое время под беспрерывными атаками наших сил тяньгонцы убедились, что мы не собираемся так просто отпускать их. Элементарные расчёты показывали, что при сохранении нынешней динамики потерь шансы на спасение имела лишь малая часть флота.
Поначалу дезертировали отдельные корабли – стремительным рывком они вылетали за пределы своей группировки, на частоте позывных сообщали о сдаче и начинали торможение. Некоторые из таких кораблей подбивали свои же, но с каждым часом дезертиров становилось всё больше, а потом начали сдаваться целые бригады и дивизионы. Но опять же – всё из-за той же скорости нам предстояло ждать ещё несколько дней, пока корабли замедлят движение и на их борт можно будет высадить космических пехотинцев с призовыми командами. А пока суть да дело, на ещё незаселённых островах в Западном океане строились лагеря для военнопленных – мы не собирались долго держать их на своих хлебах, но чтобы организовать их доставку на одну из нейтральных планет для последующей передачи властям Тянь-Го, требовалось некоторое время.
Элис прокомментировала это так:
– Наконец-то и нашим армейским будет чем заняться. Правда, не думаю, что они обрадуются роли надзирателей...
Но далеко не все тяньгонцы собирались сдаваться. Некоторые корабли совершали самоубийственные погружения и гибли уже в апертуре, иные продолжали надеяться на спасение. Однако теперь, когда половина недобитого вражеского флота предпочла плен смерти, у остальных почти не было шансов добраться до «точки возврата».
Впрочем, мы – имея в виду мою команду – в охоте за беглецами не участвовали. Для нас война уже практически закончилась. Когда стало ясно, что тяньгонцы отказались от намерения атаковать Ютланд, отец провёл совещание Генерального Штаба, на котором единодушно согласились, что с военной, политической и моральной точек зрения было бы большой ошибкой оставлять Группировку Планетарной Обороны в стороне от боевых действий. А поскольку на её судах отсутствовали излучатели, то было решено произвести временную ротацию личного состава – «планетарники» заняли корабли Звёздного Флота, а мы, «звёздники», отравились нести боевое дежурство в окрестностях Ютланда. Хотя какое там «боевое дежурство»! Нас просто определили в орбитальный санаторий – отдыхать, расслабляться и безучастно наблюдать за завершающей фазой войны.
Принц Горан, хотя и мог настоять на продолжении своего участия в сражении, всё же решил не качать права и сложил с себя обязанности командира ударной группы. Заявив, что исполнил свой долг перед памятью сестры, он даже снял адмиральский мундир и переоделся в штатское. Мы попрощались с ним на Станции-Один, а потом наш «Орион» отправился к границе «теневой зоны», где для обмена экипажами встречались корабли Звёздного Флота и Планетарной Обороны.
Нашими сменщиками был экипаж командора Михайлова – того самого бывшего лейтенанта с «Марианны», старшего пилота мятежной Четвёртой лётной группы, которая вместе с десантниками участвовала в захвате фрегата. Михайлов и его ребята пострадали из-за предательства Гарсии – никаких обвинений им, правда, не предъявляли и вряд ли даже всерьёз подозревали их в соучастии, но на всякий случай решили перестраховаться и направили служить в Группировку Планетарной Обороны.
Лично я уже давно не питал враждебности ни к Михайлову, ни к другим мятежникам, но неприятный осадок после тех событий всё же остался. Чисто по-человечески я не мог забыть и полностью простить захват корабля, выстрел из шокера и трёхдневное заключение в собственной каюте. Поэтому отношения между нами никак нельзя было назвать тёплыми и дружескими.
Я провёл Михайлова в свою каюту и сказал ему:
– Что ж, коллега, желаю тебе удачи. Зарабатывай капитанский чин и место в Звёздном Флоте. Но предупреждаю: если позволишь подбить мой корабль, я тебя и в аду достану.
Он сдержанно улыбнулся:
– Всё будет в порядке, кэп, не беспокойся. В ад я не тороплюсь, делать мне там нечего. Одни религии описывают его холодным, другие – огненным, но все сходятся на том, что космоса и звёзд там нет. Так что корабль я верну тебе в целости и сохранности.
С этими словами Михайлов заглянул в спальню.
«Если он ехидно ухмыльнётся, – решил я, – то получит в зубы. И пусть тогда осмелится дать сдачи сыну адмирала Шнайдера...»
Но Михайлов не думал ухмыляться.
– Очень приятная обстановка. У меня, кстати, тоже такой матрас. Правда, я сообразил под него и широкую койку. А без неё, по-твоему, лучше?
Помимо своей воли я оказался втянутым в короткую дискуссию о преимуществах и недостатках высоких и низких постелей. В итоге мы решили по окончании войны сравнить свои впечатления.
Как и положено капитану, я последним покинул «Орион» и перешёл на борт лёгкого эсминца «Сан-Себастьян», где меня уже ждала вся команда. Поскольку обмен экипажами состоялся на самой границе «теневой зоны», весь путь к Ютланду нам предстояло пройти без погружения, на реактивных двигателях. Это задание я поручил Тому Наумову с Кончитой Беккер, которые в сражении почти не участвовали, лишь изредка и ненадолго подменяя Элис на посту помощника штурмана, да ещё садились за пульты основных пилотов, когда корабль следовал от базы в район боевых действий и обратно.
Главный старшина Маковский от имени своей группы «старых вояк» наконец-то обратился ко мне с просьбой разрешить им принять чего-нибудь покрепче слабоакогольного пива. Я разрешил – и не только принять, но и хорошенько напиться, распространив своё разрешение на всех свободных от вахты членов команды. А в офицерской кают-компании мы устроили небольшую пирушку с шампанским по случаю уже окончившейся для нас войны.
Именно на этой вечеринке я впервые заметил отсутствие Кортни Прайс. И вспомнил, что в последний раз видел её, когда «Орион» ещё стоял на приколе возле Станции-Один; а во время короткого перелёта к месту встречи с «Сан-Себастьяном» оператором погружения была Беккер.
Охваченный смутными подозрениями, я не стал поднимать эту тему на всеобщее обсуждение, а улучил момент, отвёл в сторону Купера и спросил его, знает ли он, где Прайс.
– Да, кэп, – тихо ответил старпом. – Ещё на базе она обратилась в штаб с просьбой об отпуске по семейным обстоятельствам. Её без проблем отпустили – для нас-то война уже кончилась.
– Вот как? А кто завизировал её рапорт?
– Я. Она не хотела обращаться к вам, кэп... Ну, не хотела сцен прощания. А я пошёл ей навстречу. – Он посмотрел мне в глаза. – Если что, я готов нести за это ответственность.
Я мотнул головой:
– Что за глупости! Какая там ответственность!
А Купер тихо вздохнул:
– Боюсь, её больше не будет в нашей команде. Жаль. Прайс отличный пилот. И очень привлекательная девушка...
Позже, когда мы отпраздновали и разошлись по своим новым каютам, Лина, лёжа между мной и Элис в постели, задумчиво произнесла:
– Без Кортни как-то непривычно.
– Тебе понравилось с ней? – спросила Элис.
– Допустим, понравилось. А тебе что, нет?
– Мне тоже понравилось, – признала моя старшая жена. – Но она была лишней.
– Да, лишней, – согласилась младшая. – С ней было хорошо, но мы не чувствовали себя единой семьёй. А сейчас всё стало как прежде, так легко и уютно... хотя немного грустно.
Я молчал и не вмешивался в их разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Капитан был эриданец, – произнёс Вебер, первым заговорив вслух о том, о чём мы все думали. – Старший помощник – из пилотов-отставников; кажется, родом с Брешии. Это всё, что я знаю.
– Я виноват, – отозвался Горан. – Я видел, что те проклятые эсминцы смещаются к периферии. Но рассчитывал, что успеем.
– Мы бы успели, – сказал суб-лейтенант Картрайт. – Если бы я не потратил три секунды на уточнение цели.
– А я задержалась с погружением, – внесла свою лепту Кортни.
Я понял, что это самобичевание нужно немедленно прекратить, и твёрдо произнёс:
– Никто ни в чём не виноват, просто так сложилось. Это война, уяснили? Отставить нытьё!
Мои подчинённые отставили. Принц тоже – хотя формально считался моим командиром.
Впрочем, свои командирские обязанности Горан воспринимал на особенный манер. При подготовке к очередному налёту на противника он составлял детальный план, расписанный по десятым долям секунды, передавал его мне и капитанам кораблей сопровождения, после чего предоставлял нам действовать самостоятельно. По ходу атаки он ни разу не вмешивался, так что оперативное командование нашей группой целиком ложилось на мои плечи. Такое положение всех устраивало: принц, обладая мощным аналитическим мышлением, разрабатывал довольно остроумные и грамотные планы атак, а их практическим воплощением занимались мы.
По прибытии на станцию мы с Гораном отправились для отчёта в штаб. Но не в штаб Седьмой эскадры, к которой на постоянной основе был приписан «Орион», а в штаб спешно сформированного Особого Стратегического Корпуса, в состав которого вошли все семь сотен ударных «зваповых» групп. Командовал им всё тот же вице-адмирал Бенсон – отец усиленно протаскивал его в полные адмиралы. Впрочем, Бенсон, несмотря на молодость, действительно был отличным военачальником и вполне заслуживал того, чтобы стать первым ютландцем с четырьмя адмиральскими звёздами на погонах.
С самим Бенсоном мы не встретились – он по-прежнему находился в космосе, осуществляя общее руководство ударными группами. Зато мы мило побеседовали с контр-адмиралом Сантьяго, который после того неприятного инцидента на перевалочной базе был переведён на кабинетную работу. Контр-адмирал не таил на меня обиды за то, что тогда я фактически выставил его недотёпой; наоборот, он испытывал ко мне чувство признательности, что я, настояв на немедленном преследовании лайнера, спас его от более крупных неприятностей, если бы он, из-за своей растерянности, позволил кораблю с предателем на борту ускользнуть. А так ему даже не вынесли выговора, а тихо и мирно сняли с должности командира дивизиона и назначили на не слишком ответственный, но почётный пост в штабе.
От Сантьяго мы узнали, что из ста семидесяти шести ударных групп нашей смены мы оказались на пятом месте по количеству уничтоженных кораблей противника с учётом их ранговой принадлежности. Для меня это оказалось большим и приятным сюрпризом; почему-то я ожидал, что мы будем плестись в самом хвосте по боевым показателям.
– Ты комплексуешь, Алекс, – сказал мне Горан, когда мы вышли из штаба. – Подсознательно считаешь, что раз ты такой молодой, то и толку от тебя мало. А на самом деле ты отличный капитан.
– А ты отличный стратег, – ответил я взаимной любезностью. – Твои планы атак были великолепны. Именно благодаря тебе мы достигли таких показателей.
Принц улыбнулся:
– Сойдёмся на том, что мы оба хороши.
6
На шестой день тяньгонский флот (вернее, то, что от него осталось) должен был начать торможение, если собирался вступить в бой у Ютланда, а не промчаться на всех парах мимо планеты. Но к этому времени враг потерял все свои самые тяжёлые корабли, а вместе с ними – и высшее командование в полном составе. Оставшиеся адмиралы дивизионного и бригадного звена, очевидно, долго не могли между собой договориться о дальнейших действиях, но затем наконец решились признать, что их вторжение захлебнулось, и корабли всех шести группировок, не сбавляя тяги ходовых двигателей, стали отклоняться от первоначального курса, чтобы кратчайшим путём уйти за пределы системы.
Однако в эйнштейновом космосе поменять направление движения гораздо труднее, чем в глубоком вакууме или, скажем, в воздушном пространстве, где можно совершить резкий разворот, опираясь на сопротивление внешней среды – насыщенного энергией инсайда или воздуха. Направленная в сторону планеты скорость никуда не делась, и чтобы погасить её, требовалось столько же времени, как и на разгон. Поэтому тяньгонские корабли вынуждены были идти по широкой дуге и могли покинуть область, недоступную для погружения, лишь через пять или шесть дней.
На Ютланде уже начались празднества по поводу победы, а между тем наш флот не прекращал атак на уже убегающего противника. В своём обращении к народу и Вооружённым Силам отец заявил, что мы должны нанести тяньгонцам полное и окончательное поражение – в качестве наглядного урока всем потенциальным агрессорам, которые втихую точат на нас зубы. Эта позиция получила всемерную поддержку общественности и военных.
Одновременно с этим по всем доступным каналам связи противнику был предъявлен ультиматум с требованием безоговорочной капитуляции. В случае неподчинения наше командование грозило им полным уничтожением.
В первые часы после ультиматума никакой реакции не было, но спустя некоторое время под беспрерывными атаками наших сил тяньгонцы убедились, что мы не собираемся так просто отпускать их. Элементарные расчёты показывали, что при сохранении нынешней динамики потерь шансы на спасение имела лишь малая часть флота.
Поначалу дезертировали отдельные корабли – стремительным рывком они вылетали за пределы своей группировки, на частоте позывных сообщали о сдаче и начинали торможение. Некоторые из таких кораблей подбивали свои же, но с каждым часом дезертиров становилось всё больше, а потом начали сдаваться целые бригады и дивизионы. Но опять же – всё из-за той же скорости нам предстояло ждать ещё несколько дней, пока корабли замедлят движение и на их борт можно будет высадить космических пехотинцев с призовыми командами. А пока суть да дело, на ещё незаселённых островах в Западном океане строились лагеря для военнопленных – мы не собирались долго держать их на своих хлебах, но чтобы организовать их доставку на одну из нейтральных планет для последующей передачи властям Тянь-Го, требовалось некоторое время.
Элис прокомментировала это так:
– Наконец-то и нашим армейским будет чем заняться. Правда, не думаю, что они обрадуются роли надзирателей...
Но далеко не все тяньгонцы собирались сдаваться. Некоторые корабли совершали самоубийственные погружения и гибли уже в апертуре, иные продолжали надеяться на спасение. Однако теперь, когда половина недобитого вражеского флота предпочла плен смерти, у остальных почти не было шансов добраться до «точки возврата».
Впрочем, мы – имея в виду мою команду – в охоте за беглецами не участвовали. Для нас война уже практически закончилась. Когда стало ясно, что тяньгонцы отказались от намерения атаковать Ютланд, отец провёл совещание Генерального Штаба, на котором единодушно согласились, что с военной, политической и моральной точек зрения было бы большой ошибкой оставлять Группировку Планетарной Обороны в стороне от боевых действий. А поскольку на её судах отсутствовали излучатели, то было решено произвести временную ротацию личного состава – «планетарники» заняли корабли Звёздного Флота, а мы, «звёздники», отравились нести боевое дежурство в окрестностях Ютланда. Хотя какое там «боевое дежурство»! Нас просто определили в орбитальный санаторий – отдыхать, расслабляться и безучастно наблюдать за завершающей фазой войны.
Принц Горан, хотя и мог настоять на продолжении своего участия в сражении, всё же решил не качать права и сложил с себя обязанности командира ударной группы. Заявив, что исполнил свой долг перед памятью сестры, он даже снял адмиральский мундир и переоделся в штатское. Мы попрощались с ним на Станции-Один, а потом наш «Орион» отправился к границе «теневой зоны», где для обмена экипажами встречались корабли Звёздного Флота и Планетарной Обороны.
Нашими сменщиками был экипаж командора Михайлова – того самого бывшего лейтенанта с «Марианны», старшего пилота мятежной Четвёртой лётной группы, которая вместе с десантниками участвовала в захвате фрегата. Михайлов и его ребята пострадали из-за предательства Гарсии – никаких обвинений им, правда, не предъявляли и вряд ли даже всерьёз подозревали их в соучастии, но на всякий случай решили перестраховаться и направили служить в Группировку Планетарной Обороны.
Лично я уже давно не питал враждебности ни к Михайлову, ни к другим мятежникам, но неприятный осадок после тех событий всё же остался. Чисто по-человечески я не мог забыть и полностью простить захват корабля, выстрел из шокера и трёхдневное заключение в собственной каюте. Поэтому отношения между нами никак нельзя было назвать тёплыми и дружескими.
Я провёл Михайлова в свою каюту и сказал ему:
– Что ж, коллега, желаю тебе удачи. Зарабатывай капитанский чин и место в Звёздном Флоте. Но предупреждаю: если позволишь подбить мой корабль, я тебя и в аду достану.
Он сдержанно улыбнулся:
– Всё будет в порядке, кэп, не беспокойся. В ад я не тороплюсь, делать мне там нечего. Одни религии описывают его холодным, другие – огненным, но все сходятся на том, что космоса и звёзд там нет. Так что корабль я верну тебе в целости и сохранности.
С этими словами Михайлов заглянул в спальню.
«Если он ехидно ухмыльнётся, – решил я, – то получит в зубы. И пусть тогда осмелится дать сдачи сыну адмирала Шнайдера...»
Но Михайлов не думал ухмыляться.
– Очень приятная обстановка. У меня, кстати, тоже такой матрас. Правда, я сообразил под него и широкую койку. А без неё, по-твоему, лучше?
Помимо своей воли я оказался втянутым в короткую дискуссию о преимуществах и недостатках высоких и низких постелей. В итоге мы решили по окончании войны сравнить свои впечатления.
Как и положено капитану, я последним покинул «Орион» и перешёл на борт лёгкого эсминца «Сан-Себастьян», где меня уже ждала вся команда. Поскольку обмен экипажами состоялся на самой границе «теневой зоны», весь путь к Ютланду нам предстояло пройти без погружения, на реактивных двигателях. Это задание я поручил Тому Наумову с Кончитой Беккер, которые в сражении почти не участвовали, лишь изредка и ненадолго подменяя Элис на посту помощника штурмана, да ещё садились за пульты основных пилотов, когда корабль следовал от базы в район боевых действий и обратно.
Главный старшина Маковский от имени своей группы «старых вояк» наконец-то обратился ко мне с просьбой разрешить им принять чего-нибудь покрепче слабоакогольного пива. Я разрешил – и не только принять, но и хорошенько напиться, распространив своё разрешение на всех свободных от вахты членов команды. А в офицерской кают-компании мы устроили небольшую пирушку с шампанским по случаю уже окончившейся для нас войны.
Именно на этой вечеринке я впервые заметил отсутствие Кортни Прайс. И вспомнил, что в последний раз видел её, когда «Орион» ещё стоял на приколе возле Станции-Один; а во время короткого перелёта к месту встречи с «Сан-Себастьяном» оператором погружения была Беккер.
Охваченный смутными подозрениями, я не стал поднимать эту тему на всеобщее обсуждение, а улучил момент, отвёл в сторону Купера и спросил его, знает ли он, где Прайс.
– Да, кэп, – тихо ответил старпом. – Ещё на базе она обратилась в штаб с просьбой об отпуске по семейным обстоятельствам. Её без проблем отпустили – для нас-то война уже кончилась.
– Вот как? А кто завизировал её рапорт?
– Я. Она не хотела обращаться к вам, кэп... Ну, не хотела сцен прощания. А я пошёл ей навстречу. – Он посмотрел мне в глаза. – Если что, я готов нести за это ответственность.
Я мотнул головой:
– Что за глупости! Какая там ответственность!
А Купер тихо вздохнул:
– Боюсь, её больше не будет в нашей команде. Жаль. Прайс отличный пилот. И очень привлекательная девушка...
Позже, когда мы отпраздновали и разошлись по своим новым каютам, Лина, лёжа между мной и Элис в постели, задумчиво произнесла:
– Без Кортни как-то непривычно.
– Тебе понравилось с ней? – спросила Элис.
– Допустим, понравилось. А тебе что, нет?
– Мне тоже понравилось, – признала моя старшая жена. – Но она была лишней.
– Да, лишней, – согласилась младшая. – С ней было хорошо, но мы не чувствовали себя единой семьёй. А сейчас всё стало как прежде, так легко и уютно... хотя немного грустно.
Я молчал и не вмешивался в их разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51