– Напоминание излишне.
Внизу, там, куда они падали, как в пропасть, что-то вспыхнуло, высветив засиявшую серебром ворсисто-мшистую поверхность остывшей звезды – включились прожекторы станции, хотя ее самой видно не было. Но по мере спуска «ворсинки» и «веточки мха» вырастали в грандиозные разлапистые «кораллы», «оленьи рога» и «заросли колючего кустарника», пока наконец не закрыли собой горизонт. Ратибор остановил падение, давая осмотреться членам группы. Инк «голема» доложил показания датчиков – все в пределах рассчитанных норм – и связался с киб-интеллетом станции, все еще скрытой невообразимо сложным сплетением всевозможных форм «кораллов» – выкристаллизовавшегося при охлаждении и сжатии вещества звезды. Видимо, здесь уже присутствовала атмосфера: свет прожекторов станции создавал белесое облако, сквозь которое, как сквозь туман, виднелись идущие из глубин поверхностного слоя колоссальные стволы и ветви, распадавшиеся в свою очередь на более мелкие веточки, прутики и чешуйки.
– Дебри… – раздался голос Забавы.
«Топологически правильные состояния», вспомнил Ратибор, единственный из всех, кто любовался окружающим пейзажем в напряжении, пытаясь определить возможную опасность.
– Фракталь, – отозвался кто-то из группы ученых. – Кристаллизация звезды происходила по законам фрактали. Математика явления известна, впечатляют лишь масштабы.
– А кроме математики, вы ничего не замечаете? – насмешливо обронила Боянова.
– Нет, – протянул озадаченный десантник.
– Жаль. По-моему, этот ландшафт даже мертвого способен потрясти своей необычностью и красотой!
– Я ученый, а не художник, – пробормотал собеседник Забавы.
– Жаль, – повторила председатель СЭКОНа. – Кто-то из древних философов сказал: «Если бы распахнулись врата истинного познания, человек увидел бы суть вещей, какая она есть – бесконечная. Но человек так долго замыкался в себе, что теперь видит мир лишь через узкие щели в пещере собственных представлений»{41}. Неужели это сказано о вас? Как же вы можете познавать мир, не видя его красоты, не удивляясь его неповторимой таинственности?
Десантник промолчал.
Ратибор покачал головой и скомандовал продолжать спуск.
Они достигли дна, если можно было так сказать, через полчаса, опустившись чуть в стороне от станции, вонзившей в зенит три толстых столба света. Конечно, дном то, что предстало перед глазами десанта, назвать было нельзя: из неведомых глубин звезды, откуда тянулись вверх созданные чудовищной силой охлаждения «стволы и ветви кораллов», то выше, то ниже вырастали на тонких ножках плоские зеркальные листы – точь-в-точь листья земных кувшинок на стебельках. Только размеры «гиппарховых кувшинок» на три порядка превышали размеры земных.
– Температура семьдесят шесть, – доложил координатор «голема». – Ускорение свободного падения двадцать один и шесть десятых «же».
Ратибор попытался разглядеть пространство под «листом кувшинки», но даже с помощью локатора не смог определить глубины пропасти, из которой равнодушно росли «кораллы» и «стебли кувшинок». Правда, инк назвал эти образования точнее; зонтичные структуры.
– Дно не лоцируется, – добавил он. – Вероятно, все «стебли» в конце концов срастаются в комлевую структуру.
– На какой глубине?
– Примерно на пару тысяч километров ниже.
– В таком случае этот мир не слишком разнообразен. – Ратибор испытал легкое разочарование и одновременно облегчение. Звезда превратилась в шарообразный сросток кристаллов, в друзу «кораллового леса» с одинаковыми свойствами по всей массе, и непрогнозируемой опасности, наверное, нести не могла. Единственное, чем мог восхищаться человек, так это масштабами небывалого явления: «в коралловой шубе», окружавшей ядро остывшей звезды, можно было упрятать тысячи планет типа Земли!
– Господи, представить невозможно, что здесь недавно клокотала плазма! – проговорила Боянова. – А ведь по логике вещей ниже должны идти совершенно иные структуры, отличные от поверхностного слоя.
– Вы правы, – откликнулся кто-то из ученых, похоже – тот же, кого Боянова упрекнула в отсутствии эстетических чувств. – Скорость охлаждения звезды, была такой, что все три ее слоя и ядро – по теории звездных оболочек – не успели перемешаться. Командир, разрешите прогуляться глубже?
Ратибор наконец вспомнил парня: Имант Валдманис, физик-универсалист, доктор наук, двадцать семь лет.
– Идем вдвоем. Остальным расконсервировать станцию, развернуть программу, установить прямое ТФ-сообщение с базовым «гипп». Вернусь через два часа.
– Я с вами, – подала голос Боянова.
Ратибор хотел было возразить, но прикусил язык: не хотелось давать председателю СЭКОНа лишний повод для сомнений в правильности выбора Железовского.
* * *
Почти полтора часа они шли вниз в полной темноте, на радарном зрении, преодолев около шестисот километров, наблюдая все те же «дебри» из «коралловых сростков», пока не заметили, что тянувшийся мимо ландшафт изменился.
«Стволы и ветви» стали превращаться в гигантские плоские и гнутые перепонки, образующие колоссальнуе полости преимущественно шарообразной формы. В одной такой полости свободно могли бы уместиться спутники Марса Фобос и Деймос{42}.
Зависнув посредине одной такой полости, десантники включили прожекторы, но из-за сильного рассеивания света, – плотность здешней атмосферы была меньше земной, но «воздух» был не обычен – пары металлов, – ничего разглядеть не смогли, кроме облака сверкающего тумана, пришлось снова перейти на длинноволновую локацию. Связь с остальными членами группы, а тем более со спейсером, давно прекратилась, и докладывать об открытии было некому.
– Пенная структура, – сказал физик, увлеченный работой с аппаратурой «голема». – По всей видимости, это начинается переходная зона от внешней коры к первому обращающему слою. Еще пару сотен километров – и пойдет слой постепенного разгона реакций. Глянуть хотя бы одним глазком…
– Как мед, так и ложкой, – пробормотал Ратибор и вдруг насторожился: показалось, что в соседней полости, «этажом» ниже, шевельнулся мрак. Мгновением позже он дал в эфир сигнал: «Внимание!» Снизу из отверстия соединявшего нижний пузырь с верхней полостью, поднимался странный объект, напоминающий гигантскую морскую раковину спиралевидной формы, как у моллюска наутилуса. Однако размеры этой «раковины» говорили сами за себя – три километра в поперечнике – от концов шипов на створке раковины до вершины конуса!
– Черт возьми! Этого не может быть! – раздался голос Валдманиса. Его «голем» устремился было навстречу объекту, но Ратибор резким голосом приказал физику вернуться.
Убравшись с пути движения чудовищного образования, по шипам которого пробегали ритмические вспышки фиолетового света, люди молча смотрели, как гигант проплывает мимо, волоча за собой хвост жемчужных искр.
– Чужане, – тихо сказала Боянова. – Это корабль роидов, мастер.
Ратибор наконец сообразил, откуда у него появилось ощущение, будто он видел нечто подобное. Ну, конечно же, это чужане, вездесущие роиды, пути которых все чаще пересекаются с дорогами землян. Когда же они успели проникнуть в недра погасшей звезды? И что они там делают?
В наушниках послышался шумный вздох физика.
– Кажется, я несколько перефантазировал, приняв эту «раковину» за проявление местной жизни.
Забава Боянова тихонько рассмеялась.
– Похоже, у вас всего лишь запоздалая реакция на чудеса. Извините за предыдущую проповедь.
– Я не в обиде, – пробормотал Валдманис. – Просто диапазоны horror criptos{43} мы ощущаем по-разному!
Чужанский корабль прошел мимо, казалось, не обратив на людей никакого внимания, однако стоило Ратибору двинуться к центру полости, как вдруг в голове родилось необычное ощущение внутреннего давления. Отреагировал он на это моментально, крикнув на всякий случай: «Всем полную защиту!»– но опасности «давление» не представляло. Спустя несколько секунд навалившаяся на людей глухота прорвалась, и они услышали гулкий – показалось, даже кости черепа зарезонировали – пульсирующий, каркающий, нечеловеческий ГОЛОС!
– Торопиться… хомо обязательное… есть важность… сообщений о пресапиенсе…
Каждое слово отделялось паузой, и от этого казалось, будто слова наделены иным, неподдающимся разгадке, ужасным смыслом.
Голос перестал звучать, чужанская «раковина» исчезла в вышине, хвост ее медленно угас. Первой опомнилась Боянова:
– Это предупреждение, мастер, что-то случилось там, наверху. Мы никак не можем связаться со спейсером?
Она прекрасно знала, что «големы» не имеют «струнных» раций, и этот риторический вопрос говорил лишь об ее растерянности или желании утвердить свое реноме проницательной женщины. Мысль мелькнула и исчезла. Ратибор тоже расшифровал послание чужан, как попытку предупреждения (уж если роиды второй раз снизошли до этого, то дела с БВ обстоят очень серьезно!), а поскольку в данной ситуации он был не просто командиром развед-исследовательского десанта, но и оператором РП, следовало в первую очередь думать об основном задании.
– Идем вверх, – скомандовал Берестов. – Со свистом!
И на этот раз даже физик Валдманис не посмел возразить.
Назад они шли со скоростью около тысячи километров в час, обогнав угрюмый чужанский корабль, инстинктивно ожидая от него еще каких-нибудь сообщений или действий. Но роиды сказали все, что хотели сказать, и не возобновили связи.
Председатель СЭКОНа заговорила за время в пути только один раз, словно делясь мыслями сама с собой:
– Мне иной раз кажется, что чужане знают о нас все, и уж во всяком случае гораздо больше, чем мы о них. Почему они вдруг стали интересоваться нами, проявлять странную заботу, больше века до этого отвергая все попытки контакта? Меня давно мучает этот вопрос, и я, кажется, нашла ответ: БВ угрожает не только нам, но и каким-то образом самим чужанам, отсюда их неожиданно проснувшаяся доброжелательность. Ваше мнение, мастер?
– Я не ксенопсихолог, – ответил застигнутый врасплох Ратибор, – проверить вашу концепцию алгеброй не могу, но в глубине души я согласен с вами.
– Спасибо и на том, – с обычной тонкой насмешливостью, которая была чем-то сродни иронии Грехова, отозвалась Боянова. – А знаете, что меня поразило больше всего в сегодняшнем путешествии? Мысль, что под нами звезда, погашенная одним лишь дыханием Конструктора! Понимаете ли вы это?
Ратибор промолчал, решив не реагировать на колкие выпады Забавы, пытавшейся, очевидно, каким-то образом расшевелить его, проверить хладнокровие и умение мыслить нестандартно.
Ведомые автоматикой «големов», запомнивший путь вниз, они подошли к станции через два часа, прошедших с минуты старта отсюда. За это время связь станции со спейсером была установлена, и Ратибор, чье сердце сжалось в предчувствии дурных вестей, вызвал «Афанеор».
– Только что получены «три девятки» по «треку, – проговорил командир спейсера, не удивившись вопросу оператора (Ну, что у нас плохого?), – и прямое сообщение. Дословно: «Оператору РП Берестову и председателю СЭКОНа Бояновой – «полундра».
Ратибор и Забава, вылезшие из «големов» и переодевшиеся в свои личные кокосы, переглянулись.
– Господи, что там еще произошло? – нахмурилась Боянова.
По классификации кодовых сигналов, разработанных в Управлении спасателей и применяемых всеми службами, сигнал «полундра» означал высшую степень не поддающейся прогнозу опасности, могущей повлечь катастрофические последствия глобального масштаба,
– Что могло произойти?
– Кажется, «пуля» БВ ускорила полет, – сказал невозмутимый командир «Афаиеора», успевший связаться с коллегами из погранотряда.
– Готовьте «струну» на Землю. – Ратибор отступил в сторону, пропуская женщину вперед, и внезапно ему померещилось, будто за спиной кто-то злобно и трусливо захихикал.

Психология роковой черты
По сигналу «полундра» Берестов должен был подключиться к «спруту» – компьютерной системе связи отдела не позднее, чем через полчаса после его получения, а так как в отделе оптимальным считался срок двадцать минут, у него после возвращения из экспедиции «Афанеора» еще оставалось время на то, чтобы позвонить Анастасии и договориться с ней о встрече.
Девушка выглядела утомленной – инк отыскал ее в личном оперативном боксе расчетного центра ИВКа, – но при виде Берестова лицо ее просветлело. В ответ на его предложение она только кивнула, и у Ратибора осталось впечатление, что его возвращению рады. В отдел он вошел точно по расчету, спустя двадцать минут после того, как получил «полундру». Где в этот момент находилась Боянова, думать не хотелось.
Дверь в кабинет Железовского была открыта, Ратибор собрался войти, как вдруг раздавшиеся изнутри голоса заставили его остановиться. Говорили двое: сам хозяин кабинета – его бас ни с каким другим спутать было нельзя, и женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82