* * *
К вечеру воскресного дня состояние Марины было почти обычным, если не считать нового для неё ощущения замкнутого защитного пространства вокруг. Муж ушёл в себя и не торопился возвращаться, телефон молчал – все будто забыли о их существовании, улицы и дома летнего города, утомлённые длительным теплом, экономили силы, сохраняя тишину. Что-то искусственное чувствовалось в безлюдности и неподвижности воскресения, неожиданно оставившего глубокий след в сознании мужской половины четы Сусаниных и спасшего от депрессии женскую. Марина казалась себе тупой и заторможенной. Разумно решив, что носить такое состояние комфортнее, чем утреннее, она решила не вмешиваться в происходящие с ней процессы, насилуя хрупкую психику силой собственной воли. В неестественной для городских условий тишине, сидя в старом продавленном кресле с невостребованной уже два часа книгой в руках, думая медленно, лениво ни о чём и обо всём, девушка неожиданно и чётко почувствовала чьё-то присутствие. Это невидимое, но ясно понимаемое и ощущаемое, было к северу от неё, рядом с молчащим телевизором. Оно не напугало, а наоборот, будто впрыснуло острую струю мгновенной радости и неизведанного ранее оттенка высокого счастья. Это явно засветилось намеренно, дав понять, что оно рядом, заразив мимоходом потоком глубокой и многогранной, вечной и бесконечной, постоянно прибывающей истины. Марина, пронзённая, на миг прозревшая, резко выпрямила спину, вынырнув из объятий умирающего мягкого пристанища пыли и лени, стряхнув оцепенение и заторможенность, поняла, что начинает пробуждаться.
* * *
Виктор Владимирович, испытывая какое-то особенное чувство, похожее на возбуждение от неожиданного успеха, названивал Сусаниным, чтобы сообщить о нашедшихся документах. Ему самому было неудобно перед собой за состояние мальчишки, ожидающего похвалу от взрослых по случаю хорошего поведения в гостях. Возбуждение не унималось, телефон Сусаниных продолжал быть хронически занят.
– Витюша, ты сядь, расслабься, позвонишь попозже.
– Сколько можно болтать!
– Они же не знают, что ты им пытаешься дозвониться. У них свой ритм жизни.
– Какой у них там ритм, когда документов нет!
Лаура вздохнула, решив не настаивать, так как её настоятельные рекомендации мужу расслабиться всегда вызывали дополнительный импульс упрямства в достижении ранее намеченной цели. Виктор Владимирович, попыхтев ещё немного у телефона, вскоре вообще забыл о существовании и Сусаниных, и документов у лесничего. Часов в десять вечера раздался звонок:
– Здравствуйте, Виктор Владимирович! Это Вы?
– Да. Здравствуйте.
– Виктор Владимирович, это Марина. Помните? Вы меня и мужа моего, Василия, до Москвы недавно подвозили.
– Да! Да, Мариночка, помню!
– Я решила на всякий случай вам позвонить, хотя мы завтра собрались идти о потере документов в милицию сообщать.
– Правильно, правильно сделали. Нашлись ваши документы.
– Не может быть! Здорово-то как! А они у Вас?
– Нет. В лесничестве. Нам ваши документы и вещи не отдают. У них там своя бюрократия. Вам придётся ехать за ними.
– Ничего-ничего, это ерунда. Я так рада, что они нашлись!
– А я хотел вам раньше об этом сообщить, но у вас всё телефон был занят.
– Странно. Вообще-то никто не разговаривал.
– Может, трубка плохо лежала?
– Нет. Нормально лежала.
– Чудеса. Хотите, мы вас с собой в следующие выходные возьмём?
– Спасибо. У нас отпуск ещё не закончился. Мы, наверно, сами завтра съездим.
– Как хотите. Если надо будет, обращайтесь.
– Спасибо Вам.
* * *
Сусанины на электричке добрались до города; на дребезжащем, чудом передвигающемся, рейсовом автобусе с вечно и беспричинно злым водителем доехали до села, в котором располагалось местное лесничество. В лесничестве, смущаясь, объяснили, что лесник, который имеет интересующую молодёжь информацию, находится неизвестно где, так как спектр его деятельности очень широк, но, на всякий случай, имеет смысл заглянуть к нему домой. Расположение дома объяснили, адрес, на тот же всякий случай, дали, хотя ни один из домов посёлка табличек с номерами и названиями не выносил. Сусанины по приметам опознали дом лесника и, подумав недолго, вошли в открытую калитку.
Марина постучала в дверь дома и прислушалась. До её ушей, дислоцированных в районе крыльца, отчётливо донёсся топот копыт внутри дома. Василий, расположившийся было недалеко, под яблонькой, удивлённо принял стойку борзой на охоте.
Сутр, прильнувший к окну на втором этаже, узнал парочку насторожившихся любителей экстремального отдыха. Его раздирало озорством желание издать вопль в манере Певца. Пошарив глазами по окружающему пространству, на сколько позволял угол обзора, не увидев посторонних, Сутр разрешил себе акт насильственного воздействия на психику близких к прозрению, полагая, что отчитается за эту экзекуцию, если с него вдруг потребуют объяснение, универсальным мотивом: «Мол, в воспитательных целях».
Набрав в грудь побольше воздуха, для разогрева, на задержке дыхания, пару раз подпрыгнув на месте, топоча костяными стопами по половым доскам, и давясь от смеха, выпустил из себя странный вопль, мало похожий на ночную арию старшего по званию фавна. Потом, подкравшись к окну, стал подглядывать, желая насладиться произведённым впечатлением на гостей, но никого не увидел.
Напрягшийся было при первых доносящихся из дома звуках, Василий, как только Сутр запел дурным голосом свою булькающую хохотом песню, вспылил, будучи уверенный в розыгрыше, исполняемом местным шутником, и сам включился в эту игру. Решив, что неуважение к его персоне, проявленное обитателем дома, даёт ему полное право на подобную выходку, Сусанин, не дожидаясь приглашения, толкнул входную дверь и мягко, крадучись, не создавая шума от шагов, внедрился в дом. Быстро отыскав лестницу на второй этаж, легко взлетел по ступенькам, почти осязая покрасневшее от стыда уха какого-нибудь подростка в своей руке. Оба были объяты хулиганским азартом. От нетерпения Сутр высунул всю верхнюю часть туловища в окно, свесившись с подоконника на улицу, в доме оставалось всё, что ниже пояса.
Вместо подростка наверху Вася увидел гарцующий на больших и настоящих козлиных ногах лохматый зад с хвостом. Творческое возбуждение от возможного воспитательного процесса резко сменилось предвкушением близкой расправы над собственным физическим телом. Василий взмок от холодного пота, который обычно сопровождает проникновение энергии страха в расшатанную систему неподконтрольных тонких тел самоуверенного дилетанта. После победы над тяжёлым недугом, приобретенным в семнадцатилетнем возрасте, гордыня периодически наезжала на центральную нервную систему победившего рок, делая её нечувствительной к голосу разума.
Под прессом страха сейчас она вывернулась в чувство собственного ничтожества, испытанное уже однажды на ночных болотах. Сутр от нетерпения бил хвостом об пол, пританцовывал и не слышал шагов за своей спиной. Когда же он, разочарованный, не лицезрев желанного испуга, втянул себя полностью в дом и отвернулся от окна, то увидел бледное, в испарине, почти детское лицо с выражением мольбы о пощаде. Фавну стало стыдно за свою выходку.
– Да, ладно тебе, парень, расслабься, присядь: я мясо не ем.
Так как ноги почему-то свела знакомая до боли невосприимчивость к рекомендациям воли, Василий продолжал подпирать могучим телом бревенчатую стену. Сутр подошёл вплотную. Дневной свет и благородные черты лица вегетарианца постепенно отсутствием осязаемой угрозы возвращали чувствительность телу неучтивого гостя.
– Ты большой мальчик-то! Крупненький такой, а пугливый. Будешь так реагировать на всё новое, мочеполовая система будет годна только писать. Нервы береги!
Фавн назидательно погрозил средним пальцем своей роскошной руки и эротично повилял лохматыми бёдрами. Василий непроизвольно опустил глаза на уровень танцующей части тела и зажмурился то ли от ужаса, то ли от зависти. По лестнице поднималась Марина.
– Васечка, ты что тут застрял?
Ответил, освоившийся и хозяйствующий в доме лесника, радушно улыбающийся, Сутр:
– Мы беседуем, деточка. Хочешь присоединиться? Проходи, не стесняйся.
– Нет-нет… Я лучше внизу подожду.
Марина исполнила обещание буквально – она упала в обморок.
– Да что же это за беда с вами, с людьми! Чуть что – сразу теряем сознание. Что за слабая психика?! Что за выродившаяся генетика, не выдерживающая информационных переходов?! Никакой приспособленности к развитию. Чем вы занимаетесь, вообще, когда живёте? Новое не перевариваете, тело своё не бережёте, чужие территории осваивать не умеете. Ты почему без разрешения вломился? И женщина твоя такая же…
Ворча, Сутр поднял Марину и положил на хозяйский диван. Нажав на одному ему известные точки на голове девушки, пошептал что-то на непонятном языке и повернулся к Васечке, который уже чувствовал себя почти безопасно.
– Вы пришли-то зачем?
– Вещи наши и документы у лесника.
– Эти что ли?
Сутр показал на кучу хлама, приготовленного Евдокией на выброс и упакованного в мешки из-под картошки.
– Нет. Что-то не похоже. У нас рюкзаки из синего брезента.
– Не видел, не знаю. Ждите хозяев, они должны скоро появиться.
На диване завозилась, усаживаясь по удобнее, пришедшая в себя Марина. Она с интересом рассматривала стоящее рядом с ней тело.
– Простите, а вы кто?
– В каком смысле? Если вас интересует моя родословная, то, вкратце, я – фавн по имени Сутр. А в этом доме я гость лесника и его жены. Позвольте задать встречный вопрос. А вы кто?
– Мы люди.
– Я заметил.
– Меня зовут Василий, а это моя жена, Марина.
– Прекрасно. А ваши вещи и документы какими судьбами занесло в дом лесника?
– Мы их в лесу потеряли.
– Как же вы их потеряли? Что же вы делали в лесу?
– Отдыхали. У нас отпуск.
– Как же надо отдыхать, чтобы потерять рюкзаки в лесу?
– Какое вам дело? Почему вы так интересуетесь?
Марина начала раздражаться. Фавну именно это и было надо.
– А почему вы нервничаете? Вы что-то дурное замыслили, раз нервничаете? Больные нервы – верный признак того, что вы живёте не в ладах со своей совестью. Совесть свою надо чаще слушать. Это всё равно, как с Богом поговорить, многое проясняется. Через совесть-то ваше Высшее Я, то есть часть Бога, с вашим разумом и связывается.
– Я знаю.
Василий гордо выпятил грудь:
– Я практикую йогу.
– Знаешь, практикуешь, а совестью не пользуешься. Вы, люди – большая загадка. Что толку знать, если ты не применяешь знания на практике? Только спишь хуже.
– Я применяю. Я излечился от паралича нижних конечностей!
– Это похвально. Оживить конечности – дело нужное, а с центром управления связаться вы не пробовали? Вы только на периферии работаете? Головной мозг не очень интересует?
– Что вы себе позволяете?! Да я. Да что вам объяснять!
– Расскажите-расскажите. Очень интересно.
– Вы специально нас оскорбляете. Я не хочу говорить с вами в таких тонах.
– А вы не оскорбляйтесь. Мало ли кто чего говорит. Давайте поговорим в других тонах. Задайте интонацию.
Сутр присел на обшарпанный стул, сдвинув ноги, положив руки на колени, как девочка-школьница, всем видом своим демонстрируя смирение и расположенность к собеседникам. Василий позволил себе устроиться на диване рядом с женой. Посидели молча.
– Так что с головным мозгом? Вы так и не расскажите?
– Вот ты пристал!
– Сударь! Мы с вами уже на «ты»? Хорошо. А в чужой дом ты без приглашения вломился в сговоре с мозгом? Или с совестью? Кто заводила?
– Так ты же меня сам спровоцировал!
– Мало ли кто кого на что провоцирует! Тебе мозг на что? Ты не провоцируйся. Ты же практикуешь техники, позволяющие отличить чью-то провокацию от голоса разума.
– Да уже как-то не регулярно. Не получается заниматься регулярно: работаю, учусь.
– Ну, да: «за чертями по болотам бегаю.» Понимаю. Не до практик, не до совести.
– Откуда вы знаете?
– Совесть и разум слушаю. Они передают.
Детские щёки огромного юноши покрылись багровым румянцем, маленькая спутница жизни его заелозила на своём месте и зашмыгала носом. Сутр угомонился – его совесть передала, что цель достигнута.
– Хотите чаю? Мне разрешено здесь распоряжаться в отсутствии хозяев.
– Да, если можно.
– Сейчас, только пойду юбку надену, чтобы вас не смущать.
– Спасибо.
* * *
С самого утра Сонечку тянуло из дома вон. Если бы у неё были деньги, то она, не раздумывая, поехала бы на рынок в город и накупила бы детских вещичек. Но денег не было. В огороде хлопотала мама. Обречённостью веяло от её согнувшейся над грядкой фигуры. Сердце опять оказалось в тесках, заныло, запечалилось.
Захотелось броситься к маме на шею и расплакаться, как в детстве, уткнувшись носом в теплую грудь. Остановив свой порыв, стряхнув с себя жалость и нежность, она собралась, восстановив прежнюю решительность: «Нет-нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51