!
Его конь дернулся, как будто Халлард невольно потянул его назад. Губы раскрылись; она слышала его скорое дыхание, пока он дорывался до нужных слов. Затем он медленно потянулся и тронул рукой ее предплечье.
– Рэдерле, – он произнес ее имя, словно о чем-то напоминая им обоим, – что ты собираешься с ним делать?
Она прочистила горло. Во рту у нее пересохло, пока она обдумывала свои намерения.
– Халлард, Звездоносец пересекает твои земли…
В его голосе прозвучало недоверие:
– Прямо сейчас?
Она кивнула.
– И позади него… Позади меня, по его следу, движется… может быть, это Основатель Лунголда. Я не могу защитить от него Моргона, но, наверное, удастся не позволить мертвецам Ана выдать его присутствие.
– С помощью черепа?
– Может, ты будешь говорить потише?
Он потер лицо ладонями.
– Кости Мадир! Звездоносец и сам может о себе позаботиться.
– Даже ему будет несладко одному против Основателя и распоясавшихся тайных сил Ана одновременно. – Ее голос зазвучал тверже. – Он идет в Ануйн. Я хочу убедиться, что он там появится. Если…
– Нет!
– Если ты не…
– Нет. – Его голова медленно покачивалась назад и вперед. – Нет.
– Халлард, – она не позволяла ему отвести взгляд, – если ты немедленно не уступишь мне череп, я наложу проклятие на твой порог, и ни один друг вовеки не пересечет его, на высокие ворота, на задние двери и двери конюшен – и они никогда не закроются вновь, на факелы в твоем доме, и они никогда не загорятся, на камни твоего очага, и никто, стоя под пустыми глазницами Фарра, не согреется. Клянусь в этом моим именем. Если ты не дашь мне этот череп, я сама подниму мертвецов Ана на твоей земле во имя королей Ана – и поведу их в бой на твоих полях против древних королей Хела. Клянусь в этом моим именем. Если ты не…
– Согласен!
Его крик, яростный и отчаянный, прокатился по его землям, разнесенный эхом. Его словно вырубленное из дерева лицо пошло белыми пятнами; он глазел на Рэдерле, тяжело дыша; а между тем позади их срывались с деревьев черные дрозды, и его люди на некотором расстоянии от них с трудом удерживали коней.
– Согласен, – прошептал он. – Почему бы и нет? Весь Ан в хаосе, почему бы тебе и не проехаться по стране с черепом древнего короля в руках? Но, женщина, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Потому что, если с тобой случится беда, проклятие скорби и вины падет на мой порог и, пока я не умру, огонь в моем очаге не будет достаточно велик, чтобы согреть меня. – Он развернул коня, не дожидаясь ее ответа; она последовала за ним через поля и через реку к его воротам, чувствуя, как испуганная кровь стучит у нее в ушах, словно шаги.
Она ждала, все еще верхом, он между тем скрылся внутри. Через ворота она видела пустой двор. Даже в кузнице не светился огонек. Не слонялись животные; дети не орали в закоулках – лишь непрестанно заливались невидимые псы. Вскоре Халлард вышел, неся нечто круглое, угадывающееся под складками большого и тяжелого куска красного бархата. Не говоря ни слова, он вручил это ей. Она подняла бархат, бросила взгляд на белые кости, стянутые золотым обручем, и сказала:
– Мне нужно еще кое-что.
– А если это не его голова? – Он пристально поглядел на Рэдерле. – Столько слухов возникает на пустом месте…
– Хорошо бы, если бы это был он, – прошептала девушка. – А еще мне нужно ожерелье из стеклянных бусин. Ты не мог бы такое найти?
– Стеклянные бусины… – Он закрыл глаза пальцами и взвыл, как его псы. Затем всплеснул руками и вернулся в дом. На этот раз он отсутствовал дольше; вид у него, когда он вышел, был, если такое возможно, еще более загнанный. Он покачал перед ней небольшим искрящимся кольцом из круглых стеклянных бусинок – простым ожерельем, какое торговец может подарить молоденькой девушке или измученной работой жене земледельца.
– Славная побрякушка и Фарру весьма к лицу. – Затем, когда она наклонилась, чтобы взять бусы, он опять вцепился в ее запястье. – Прошу тебя, – прошептал он. – Я дал тебе череп. А теперь войди в мой дом, побереги себя. Я не могу тебе позволить скакать через Хел. Пока что спокойно, но когда настанет ночь, никто не смеет высунуть нос за дверь и все покрепче запираются; ты окажешься одна, во тьме, с именем, которое носишь, и кругом – буйная злоба всех древних владетелей Хела. Той скромной силы, которую ты унаследовала, не хватит, чтобы защититься. Прошу тебя…
Она высвободилась и попятила лошадь.
– Тогда мне придется испытать в деле иное наследие. Если я не вернусь, это не имеет значения.
– Рэдерле!
Она ощутила, как звук ее имени прокатывается над его землями, эхом отдается в чаще лесов и мест тайных сборищ. Она спешно поскакала прочь от его дома, прежде чем он успел пуститься вдогонку. Вниз по реке она проехала к его южным полям, где лежала побитая и потоптанная молодая пшеница, а древние могилы Халлардовых предков, некогда – уютные зеленые жилища мертвых, двери которых по грудь ушли в землю, были раздавлены, словно яйца. Всадница осадила коня. Сквозь темную осыпавшуюся землю и разбитые камни тускло поблескивало богатое вооружение, которого не посмел бы коснуться никто живой. Рэдерле подняла голову. В лесах не было никакого движения, летнее небо безгранично простерлось над Аном, безоблачное и мирное, – разве что на западе голубизна сгустилась до темно-синего узкой полосой над самыми дубами. Всадница снова повернула коня, оглядывая пустынные шепчущиеся поля. Затем негромко проговорила по ветру:
– Фарр, твоя голова у меня. Хочешь ее вернуть, чтобы она лежала под землей с другими твоими костями, – приди и возьми.
Весь остаток дня она собирала хворост и сучья на краю леса над курганами. Как только зашло солнце, она развела костер и освободила череп от бархатистого покрова. Годы и копоть обесцветили его. Золотой ободок, окаймлявший широкий лоб, врезался в кости. Зубы, как она заметила, сохранились в тесно сомкнутых челюстях. Глубокие глазницы и широкие выдающиеся скулы давали представление о том, каков был из себя король, голова которого яростным и непокорившимся взглядом взирала на мир с кучи кухонных отбросов короля Эна. Свет костра заиграл тенями в глазницах, и во рту у Рэдерле пересохло. Она расстелила яркую ткань и положила череп сверху. Затем достала из кармана стеклянные бусы и связала их мысленный образ со своим именем. И бросила их в огонь. Она вместе с черепом, дровами для костра и тревожным скакуном оказалась в кругу сияющих огромных и ярких лун.
На восходе луны скотина в стойлах Халларда принялась реветь. В небольших усадьбах за лесом перепуганным визгливым хором залились собаки. Что-то вздохнуло за дубами, но не ветер, и ее плечи ссутулились, когда вздох проносился над ее головой. Конь, лежавший близ нее, кое-как поднялся на ноги, весь дрожа. Она попыталась ласково заговорить с ним, но слова застряли у нее в горле. Среди дальних деревьев раздался громкий треск; звери, до сих пор тихо таившиеся, зашевелились и бежали прочь. Мчавшийся не разбирая дороги олень стал на дыбы и возопил, наткнувшись внезапно на загадочный огненный круг; шарахнулся в сторону и устремился в открытое поле. Лисы, косули, ласки пробудились в ночи и молча, в отчаянии, пробежали мимо, одурев от треска ломающихся веток и жуткого таинственного воя, который снова и снова прокатывался по лесу. Рэдерле дрожала, ее руки заледенели, мысли развеялись, точно мякина по ветру, но она подкладывала в костер ветку за веткой, пока бусины не напились пламенем, словно кровью. Она едва удержалась, чтобы не сжечь все свои запасы сразу, и стояла, зажав руками рот, не давая сердцу выскочить из груди, ожидая, что вот-вот явится нечто поистине жуткое.
И оно примчалось в облике Большого Белого Быка из Аума. Громадное животное, которое Кин Крэг любил не меньше, чем Райт Хелский своих свиней, возникло в ночи, бегущее на ее огонь, безжалостно гонимое всадниками, скакуны которых – золотистые, рыжие, черные – были поджары, длинноноги, с недобрым полыханием в глазах. Головы их мотались из стороны в сторону, они покусывали жертву на бегу. Бык был запятнан кровью и потом, его здоровенная плоская морда выражала безумный ужас; он пронесся так близко от ее волшебного круга, что она разглядела его глаза с ободком и учуяла мускусный дух его страха. Всадники зароились вокруг него, когда он повернул, не замечая Рэдерле, – за исключением последнего, который, обратив к ней ухмыляющееся лицо, показал рассекающий его старый шрам, заканчивающийся под тусклым белесым глазом. Все окрестные звуки словно стремились в некое единое место в ее голове, где угасали, и она смутно подумала: а вдруг она упадет в обморок… Рев быка в отдалении снова заставил ее открыть глаза. Она увидела его, огромного, бледно-пепельного в лунном свете, блуждающего с опущенными рогами по Халлардовым полям. Всадники с посверкивающим, словно синевато-серебряные молнии, оружием безжалостно и целенаправленно гнали его к запертым воротам Халларда. Они оставят его, как подсказало ей внезапное и жуткое озарение, словно дар, у дверей Халларда – окоченевшего и мертвого, и ему придется давать объяснения владетелю Аума. В эту долю секунды ей подумалось: а каково сейчас свиньям Райта? Затем позади заржал ее конь, она развернулась, хватая воздух ртом, и очутилась лицом к лицу с призраком Фарра, короля Хелского.
Как ей и представлялось, то был рослый и сильный мужчина, с лицом белым и плоским, смахивающим на захлопнутые ворота. Его длинные волосы и борода были цвета меди; на каждой костяшке пальцев поблескивало по кольцу из твердой стали, а его меч, взлетевший над одной из стеклянных лун, был у основания шириной в длину его ладони. Он не стал тратить времени на разговоры, а рубанул мечом по наваждению так, что едва не вылетел из седла. Он удержался и попытался направить своего коня прямо, но животное воспротивилось, завопив от боли, и скосило на него разъяренный глаз. Он осадил коня и попытался одолеть препятствие прыжком; Рэдерле взяла череп и подняла его над костром.
– Я брошу его, – предупредила она, едва дыша. – А затем заберу его, черный от пепла, в Ануйн и опять кину в кухонные отбросы.
– Тебе не уцелеть, – сказал он. Этот голос прозвучал в ее мозгу. Тут же она увидела неровный алый рубец у его горла. Он стал проклинать ее хриплым завывающим голосом, основательно и последовательно, с головы до ног, на языке, какого она отродясь не слыхала.
Лицо ее пылало, когда он закончил. Она покачала свой трофей над пламенем, подцепив его одним пальцем за глазницу, и строго сказала:
– Так нужен он тебе или нет? Или пусть горит в моем костре?
– Ты изведешь все свои запасы до зари, – сказал неумолимый голос. – И тогда я заберу его.
– Не видать тебе его. – Ее голос, окрашенный гневом, зазвучал с неколебимой уверенностью, которую она почти что чувствовала. – Поверь мне. Твои кости гниют в полях человека, который поклялся в верности Ану, и только ты помнишь, какие берцовые кости и шейные позвонки твои… Если ты получишь эту корону, она может придать тебе достоинство как воспоминание, но ты ее у меня не отберешь. Если я сама пожелаю, я отдам ее тебе. За разумную цену.
– Я ни с кем не торгуюсь. Я никому не подчиняюсь. И меньше всего – женщине, отродью королей Ана.
– Я отродье кое-кого похуже. Я отдам тебе твой череп только за одну цену. Если ты в ней откажешь, череп будет уничтожен. Мне нужно, чтобы короли сопровождали через Хел в Ануйн одного человека…
– В Ануйн! – Это название болезненно отдалось в ее собственном черепе, и она содрогнулась.
– Я никогда…
– Я прошу только один раз. Этот человек не здешний. Он Меняющий Обличья. Он движется через Ан, и жизнь его в опасности. Я желаю, чтобы он был укрыт и защищен. Его преследует величайший из волшебников Обитаемого Мира; он попытается остановить вас, но вы не подчинитесь ему. Если по пути в Ануйн чародей чем-либо повредит моему подопечному, твой коронованный череп пропал. – Она выждала и страстно добавила: – Все прочее, что вы совершите, проходя через Ан, – ваше дело до тех пор, пока он защищен. Я отдам тебе череп в доме королей Ана.
Он хранил молчание. Внезапно она заметила, что кругом стало очень тихо; умолкли даже псы Халларда Черной Зари. Она подумала: а живы ли они? А затем подумала ни с того ни с сего: а что скажет Дуак, когда увидит призраки хелских королей в своем доме? Голос Фарра проник в ее мысли.
– А потом?
– Потом?
– После того, как мы прибудем в Ануйн? Чего ты потребуешь, какие ограничения наложишь на нас в своем доме?
Она набрала побольше воздуху и почувствовала, что у нее нет храбрости еще чего-то требовать.
– Если он будет в безопасности, то никаких. Если вы обеспечите ему безопасность. Но его свита должна быть только из королей Хела, не нужно собирать войско мертвецов.
Наступило новое долгое молчание. Рэдерле подтянула к огню ветку и увидела по глазам Фарра, что он что-то прикидывает. Затем он вдруг спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Его конь дернулся, как будто Халлард невольно потянул его назад. Губы раскрылись; она слышала его скорое дыхание, пока он дорывался до нужных слов. Затем он медленно потянулся и тронул рукой ее предплечье.
– Рэдерле, – он произнес ее имя, словно о чем-то напоминая им обоим, – что ты собираешься с ним делать?
Она прочистила горло. Во рту у нее пересохло, пока она обдумывала свои намерения.
– Халлард, Звездоносец пересекает твои земли…
В его голосе прозвучало недоверие:
– Прямо сейчас?
Она кивнула.
– И позади него… Позади меня, по его следу, движется… может быть, это Основатель Лунголда. Я не могу защитить от него Моргона, но, наверное, удастся не позволить мертвецам Ана выдать его присутствие.
– С помощью черепа?
– Может, ты будешь говорить потише?
Он потер лицо ладонями.
– Кости Мадир! Звездоносец и сам может о себе позаботиться.
– Даже ему будет несладко одному против Основателя и распоясавшихся тайных сил Ана одновременно. – Ее голос зазвучал тверже. – Он идет в Ануйн. Я хочу убедиться, что он там появится. Если…
– Нет!
– Если ты не…
– Нет. – Его голова медленно покачивалась назад и вперед. – Нет.
– Халлард, – она не позволяла ему отвести взгляд, – если ты немедленно не уступишь мне череп, я наложу проклятие на твой порог, и ни один друг вовеки не пересечет его, на высокие ворота, на задние двери и двери конюшен – и они никогда не закроются вновь, на факелы в твоем доме, и они никогда не загорятся, на камни твоего очага, и никто, стоя под пустыми глазницами Фарра, не согреется. Клянусь в этом моим именем. Если ты не дашь мне этот череп, я сама подниму мертвецов Ана на твоей земле во имя королей Ана – и поведу их в бой на твоих полях против древних королей Хела. Клянусь в этом моим именем. Если ты не…
– Согласен!
Его крик, яростный и отчаянный, прокатился по его землям, разнесенный эхом. Его словно вырубленное из дерева лицо пошло белыми пятнами; он глазел на Рэдерле, тяжело дыша; а между тем позади их срывались с деревьев черные дрозды, и его люди на некотором расстоянии от них с трудом удерживали коней.
– Согласен, – прошептал он. – Почему бы и нет? Весь Ан в хаосе, почему бы тебе и не проехаться по стране с черепом древнего короля в руках? Но, женщина, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Потому что, если с тобой случится беда, проклятие скорби и вины падет на мой порог и, пока я не умру, огонь в моем очаге не будет достаточно велик, чтобы согреть меня. – Он развернул коня, не дожидаясь ее ответа; она последовала за ним через поля и через реку к его воротам, чувствуя, как испуганная кровь стучит у нее в ушах, словно шаги.
Она ждала, все еще верхом, он между тем скрылся внутри. Через ворота она видела пустой двор. Даже в кузнице не светился огонек. Не слонялись животные; дети не орали в закоулках – лишь непрестанно заливались невидимые псы. Вскоре Халлард вышел, неся нечто круглое, угадывающееся под складками большого и тяжелого куска красного бархата. Не говоря ни слова, он вручил это ей. Она подняла бархат, бросила взгляд на белые кости, стянутые золотым обручем, и сказала:
– Мне нужно еще кое-что.
– А если это не его голова? – Он пристально поглядел на Рэдерле. – Столько слухов возникает на пустом месте…
– Хорошо бы, если бы это был он, – прошептала девушка. – А еще мне нужно ожерелье из стеклянных бусин. Ты не мог бы такое найти?
– Стеклянные бусины… – Он закрыл глаза пальцами и взвыл, как его псы. Затем всплеснул руками и вернулся в дом. На этот раз он отсутствовал дольше; вид у него, когда он вышел, был, если такое возможно, еще более загнанный. Он покачал перед ней небольшим искрящимся кольцом из круглых стеклянных бусинок – простым ожерельем, какое торговец может подарить молоденькой девушке или измученной работой жене земледельца.
– Славная побрякушка и Фарру весьма к лицу. – Затем, когда она наклонилась, чтобы взять бусы, он опять вцепился в ее запястье. – Прошу тебя, – прошептал он. – Я дал тебе череп. А теперь войди в мой дом, побереги себя. Я не могу тебе позволить скакать через Хел. Пока что спокойно, но когда настанет ночь, никто не смеет высунуть нос за дверь и все покрепче запираются; ты окажешься одна, во тьме, с именем, которое носишь, и кругом – буйная злоба всех древних владетелей Хела. Той скромной силы, которую ты унаследовала, не хватит, чтобы защититься. Прошу тебя…
Она высвободилась и попятила лошадь.
– Тогда мне придется испытать в деле иное наследие. Если я не вернусь, это не имеет значения.
– Рэдерле!
Она ощутила, как звук ее имени прокатывается над его землями, эхом отдается в чаще лесов и мест тайных сборищ. Она спешно поскакала прочь от его дома, прежде чем он успел пуститься вдогонку. Вниз по реке она проехала к его южным полям, где лежала побитая и потоптанная молодая пшеница, а древние могилы Халлардовых предков, некогда – уютные зеленые жилища мертвых, двери которых по грудь ушли в землю, были раздавлены, словно яйца. Всадница осадила коня. Сквозь темную осыпавшуюся землю и разбитые камни тускло поблескивало богатое вооружение, которого не посмел бы коснуться никто живой. Рэдерле подняла голову. В лесах не было никакого движения, летнее небо безгранично простерлось над Аном, безоблачное и мирное, – разве что на западе голубизна сгустилась до темно-синего узкой полосой над самыми дубами. Всадница снова повернула коня, оглядывая пустынные шепчущиеся поля. Затем негромко проговорила по ветру:
– Фарр, твоя голова у меня. Хочешь ее вернуть, чтобы она лежала под землей с другими твоими костями, – приди и возьми.
Весь остаток дня она собирала хворост и сучья на краю леса над курганами. Как только зашло солнце, она развела костер и освободила череп от бархатистого покрова. Годы и копоть обесцветили его. Золотой ободок, окаймлявший широкий лоб, врезался в кости. Зубы, как она заметила, сохранились в тесно сомкнутых челюстях. Глубокие глазницы и широкие выдающиеся скулы давали представление о том, каков был из себя король, голова которого яростным и непокорившимся взглядом взирала на мир с кучи кухонных отбросов короля Эна. Свет костра заиграл тенями в глазницах, и во рту у Рэдерле пересохло. Она расстелила яркую ткань и положила череп сверху. Затем достала из кармана стеклянные бусы и связала их мысленный образ со своим именем. И бросила их в огонь. Она вместе с черепом, дровами для костра и тревожным скакуном оказалась в кругу сияющих огромных и ярких лун.
На восходе луны скотина в стойлах Халларда принялась реветь. В небольших усадьбах за лесом перепуганным визгливым хором залились собаки. Что-то вздохнуло за дубами, но не ветер, и ее плечи ссутулились, когда вздох проносился над ее головой. Конь, лежавший близ нее, кое-как поднялся на ноги, весь дрожа. Она попыталась ласково заговорить с ним, но слова застряли у нее в горле. Среди дальних деревьев раздался громкий треск; звери, до сих пор тихо таившиеся, зашевелились и бежали прочь. Мчавшийся не разбирая дороги олень стал на дыбы и возопил, наткнувшись внезапно на загадочный огненный круг; шарахнулся в сторону и устремился в открытое поле. Лисы, косули, ласки пробудились в ночи и молча, в отчаянии, пробежали мимо, одурев от треска ломающихся веток и жуткого таинственного воя, который снова и снова прокатывался по лесу. Рэдерле дрожала, ее руки заледенели, мысли развеялись, точно мякина по ветру, но она подкладывала в костер ветку за веткой, пока бусины не напились пламенем, словно кровью. Она едва удержалась, чтобы не сжечь все свои запасы сразу, и стояла, зажав руками рот, не давая сердцу выскочить из груди, ожидая, что вот-вот явится нечто поистине жуткое.
И оно примчалось в облике Большого Белого Быка из Аума. Громадное животное, которое Кин Крэг любил не меньше, чем Райт Хелский своих свиней, возникло в ночи, бегущее на ее огонь, безжалостно гонимое всадниками, скакуны которых – золотистые, рыжие, черные – были поджары, длинноноги, с недобрым полыханием в глазах. Головы их мотались из стороны в сторону, они покусывали жертву на бегу. Бык был запятнан кровью и потом, его здоровенная плоская морда выражала безумный ужас; он пронесся так близко от ее волшебного круга, что она разглядела его глаза с ободком и учуяла мускусный дух его страха. Всадники зароились вокруг него, когда он повернул, не замечая Рэдерле, – за исключением последнего, который, обратив к ней ухмыляющееся лицо, показал рассекающий его старый шрам, заканчивающийся под тусклым белесым глазом. Все окрестные звуки словно стремились в некое единое место в ее голове, где угасали, и она смутно подумала: а вдруг она упадет в обморок… Рев быка в отдалении снова заставил ее открыть глаза. Она увидела его, огромного, бледно-пепельного в лунном свете, блуждающего с опущенными рогами по Халлардовым полям. Всадники с посверкивающим, словно синевато-серебряные молнии, оружием безжалостно и целенаправленно гнали его к запертым воротам Халларда. Они оставят его, как подсказало ей внезапное и жуткое озарение, словно дар, у дверей Халларда – окоченевшего и мертвого, и ему придется давать объяснения владетелю Аума. В эту долю секунды ей подумалось: а каково сейчас свиньям Райта? Затем позади заржал ее конь, она развернулась, хватая воздух ртом, и очутилась лицом к лицу с призраком Фарра, короля Хелского.
Как ей и представлялось, то был рослый и сильный мужчина, с лицом белым и плоским, смахивающим на захлопнутые ворота. Его длинные волосы и борода были цвета меди; на каждой костяшке пальцев поблескивало по кольцу из твердой стали, а его меч, взлетевший над одной из стеклянных лун, был у основания шириной в длину его ладони. Он не стал тратить времени на разговоры, а рубанул мечом по наваждению так, что едва не вылетел из седла. Он удержался и попытался направить своего коня прямо, но животное воспротивилось, завопив от боли, и скосило на него разъяренный глаз. Он осадил коня и попытался одолеть препятствие прыжком; Рэдерле взяла череп и подняла его над костром.
– Я брошу его, – предупредила она, едва дыша. – А затем заберу его, черный от пепла, в Ануйн и опять кину в кухонные отбросы.
– Тебе не уцелеть, – сказал он. Этот голос прозвучал в ее мозгу. Тут же она увидела неровный алый рубец у его горла. Он стал проклинать ее хриплым завывающим голосом, основательно и последовательно, с головы до ног, на языке, какого она отродясь не слыхала.
Лицо ее пылало, когда он закончил. Она покачала свой трофей над пламенем, подцепив его одним пальцем за глазницу, и строго сказала:
– Так нужен он тебе или нет? Или пусть горит в моем костре?
– Ты изведешь все свои запасы до зари, – сказал неумолимый голос. – И тогда я заберу его.
– Не видать тебе его. – Ее голос, окрашенный гневом, зазвучал с неколебимой уверенностью, которую она почти что чувствовала. – Поверь мне. Твои кости гниют в полях человека, который поклялся в верности Ану, и только ты помнишь, какие берцовые кости и шейные позвонки твои… Если ты получишь эту корону, она может придать тебе достоинство как воспоминание, но ты ее у меня не отберешь. Если я сама пожелаю, я отдам ее тебе. За разумную цену.
– Я ни с кем не торгуюсь. Я никому не подчиняюсь. И меньше всего – женщине, отродью королей Ана.
– Я отродье кое-кого похуже. Я отдам тебе твой череп только за одну цену. Если ты в ней откажешь, череп будет уничтожен. Мне нужно, чтобы короли сопровождали через Хел в Ануйн одного человека…
– В Ануйн! – Это название болезненно отдалось в ее собственном черепе, и она содрогнулась.
– Я никогда…
– Я прошу только один раз. Этот человек не здешний. Он Меняющий Обличья. Он движется через Ан, и жизнь его в опасности. Я желаю, чтобы он был укрыт и защищен. Его преследует величайший из волшебников Обитаемого Мира; он попытается остановить вас, но вы не подчинитесь ему. Если по пути в Ануйн чародей чем-либо повредит моему подопечному, твой коронованный череп пропал. – Она выждала и страстно добавила: – Все прочее, что вы совершите, проходя через Ан, – ваше дело до тех пор, пока он защищен. Я отдам тебе череп в доме королей Ана.
Он хранил молчание. Внезапно она заметила, что кругом стало очень тихо; умолкли даже псы Халларда Черной Зари. Она подумала: а живы ли они? А затем подумала ни с того ни с сего: а что скажет Дуак, когда увидит призраки хелских королей в своем доме? Голос Фарра проник в ее мысли.
– А потом?
– Потом?
– После того, как мы прибудем в Ануйн? Чего ты потребуешь, какие ограничения наложишь на нас в своем доме?
Она набрала побольше воздуху и почувствовала, что у нее нет храбрости еще чего-то требовать.
– Если он будет в безопасности, то никаких. Если вы обеспечите ему безопасность. Но его свита должна быть только из королей Хела, не нужно собирать войско мертвецов.
Наступило новое долгое молчание. Рэдерле подтянула к огню ветку и увидела по глазам Фарра, что он что-то прикидывает. Затем он вдруг спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28