Откуда ему вообще знать его?
И странное, неправильное чувство, словно что-то подобное уже было, точно так же необъяснимо, нелепо и некстати. Дежа вю, не иначе…
– Вы знали раньше этого моряка? – безмятежно осведомилась Лара.
Черт возьми, как специально, чтобы все ему испортить. Когда в присутствии женщины тебя посылают в таких выражениях… Попробуй потом выглядеть героем или просто настоящим мужчиной в ее глазах. И ведь неудобно дать по морде пеньку вдвое старше тебя, и единственно возможный ответ не для дамских ушей, так что приходится отступать, очень некрасиво поджимая хвост… Под ее изумленным и насмешливо-снисходительным взглядом.
В прошлый раз, по крайней мере, она уже успела проститься и уйти.
Точно!
Прошлый раз был позавчера, когда его имя орала неизвестно откуда возникшая безумная и бесцветная девица. Они как сговорились все, на этой проклятой набережной!
– Так вы его знаете?
– Нет, конечно, – кажется, его ответ прозвучал торопливо и напряженно. – У старика не все дома, вот и перепутал меня с кем-то.
– Ну, не такой уж он и старый, – голос Лары журчал праздно и равнодушно, но заминать тему она не собиралась. – Мне он даже понравился. Настоящий морской волк! У него, наверное, свои ассоциации с именем Франсис…
– Наверное.
Ну и что теперь делать? Когда ты сам отрезал себе пути для дальнейших маневров, назначив сегодняшнюю встречу прощальной, и когда эту решающую встречу вот так дурацки свел на нет случайно подвернувшийся под ноги старый алкаш? Обломаться? Чинно проводить Лару Штиль на съемочную площадку, где она должна появиться к трем часам?!
– Не расстраивайтесь, Франсис! – весело щебетнула она и, высвободив руку, побежала вперед, все так же старательно избегая стыков между плитами. Стройные загорелые ноги, обнаженные от колен, узкая спина, обтянутая трикотажной матроской. Та самая танцующая спина в обрамлении золотой чешуи в вечерней толпе, когда они с Полем… Черт, тогда он безошибочно высмотрел и назначил себе эту женщину, и теперь… это больше, чем просто желание.
Хотя и несравнимо меньше, чем настоящая мечта.
Так в чем же дело?
Он рванулся вслед за Ларой, догнал ее, обнял за плечи и шутливо развернул в сторону моря.
– Посмотрите, а как вам вон та яхта? Видите, большая, красивая, и называется «Мечта». Давайте прокатимся, вы еще успеете на ваши съемки!
Она пожала плечами.
– Давайте. На съемки можно и опоздать…
Странные обреченные нотки в звонком мажорном голосе. Меньше с тем, показалось. Она согласна!
… Штормовой ветер ударил в лицо, Франсис слегка повернул штурвал, направляя яхту к выходу из залива. Потом повернулся к Ларе, взял ее лицо в ладони и снял с нее, наконец, эти огромные непроницаемые очки. Она сощурилась на ярком солнце, опустила ресницы, слабо улыбнулась.
– А штурвал? Мы же собьемся с курса…
Довольный собой, Франсис расправил грудь и поучительно объявил:
– На нормальных современных яхтах, дорогая Лара, всегда есть автопилот.
* * *
Она и без него знала это.
Именно поэтому – маленькая скорлупка под названием «Изольда», на которой никакого автопилота на было и быть не могло. И они стояли бы на палубе: Франсис у штурвала, а она, Лара, рядом, держась за его локоть, мешая, дурачась, умоляя дать ей порулить, – и чуть не опрокинула бы яхту, добившись своего. Все было бы так весело, беззаботно, не всерьез. Час, максимум полтора, а потом на съемки.
Последний шанс.
Потерянный, как и все предыдущие.
Франсис, он вообще не должен был приходить. Ведь ему же передали, что она не захотела даже слышать о нем, порвала письмо… Не поверил. И она знала, что не поверит, – иначе зачем было обманывать Фрэнка, бежать в жару по парку, щурить глаза, напряженно вглядываясь сквозь темные стекла очков в нечастых прохожих на раскаленной набережной? Просто так, для очистки совести, уговаривала она себя, убивая очередной шанс на спасение.
Лейтенант Брассен спас ей жизнь, твердила она. И было бы несправедливо, чтобы его, уже не поверившего Полю, уже сбежавшего с корабля, уже пошедшего на риск быть разжалованным, – никто не ждал под черной доской на набережной. Если бы он не пришел, она бы вздохнула с облегчением. И она вздохнула с облегчением, не обнаружив вдоль всей чугунной решетки, стрелой уходившей в перспективу, ни одной фигуры в кремовом мундире.
Значит, поверил, не стал рисковать, не пришел. Значит, они не попрощаются… Жаль, конечно. Зато мир не перевернулся, и ее по-прежнему ждет в маленьком коттедже у моря единственный на свете мужчина…
И в этот момент она увидела.
Вы будете богаты, Франсис.
А я пропала.
… – Мы обогнем мыс Эйн, – возбужденно говорил лейтенант Брассен, широким жестом покорителя морей указывая направление. – Вы знаете, что там, дальше? Я – нет. Но не может же быть, чтоб это оказался еще один праздный курортный городишко!
– Ни в коем случае! – с готовностью подыграла она. – Мы откроем новую землю, куда еще не ступала нога человека. Прекрасную лазурную бухту с прозрачной водой и белым песком, окруженную неприступными скалами…
Таковы правила. Ты – безрассудная, взбалмошная красавица, давно привыкшая очертя голову бросаться в любые водовороты, не думая о последствиях, вообще ни о чем не думая, ты ведь живешь одними чувствами, не имея над ними никакой разумной власти. Ты – неуправляемая кареглазая кошка, ты не могла не прочитать письма, не могла не прийти, не могла не оказаться на борту большой белой яхты, уверенно взрезающей волны на автопилоте. Ты с самого начала знала, чем это кончится, и ты мечтала о том, чтобы кончилось именно так и никак иначе…
И он – победительно-красивый, пронзительно-синеглазый, сильный и отважный, он стоит на трепещущей палубе, ни за что не держась, чуть-чуть расставив ноги, почти незаметно покачиваясь. Яркое небо, слепящие блики на волнах, маленькая радуга в россыпи брызг из-под яхты. Все вокруг бушующе-живое и настоящее, и он – неразрывная часть всего этого, без него распалась бы сияющая гармония, он здесь просто необходим, он необходим ей, как только может мужчина быть необходим женщине! – и так должно быть.
Вы безгранично свободны – ты и он – вы молоды и прекрасны, вы созданы друг для друга.
На резком развороте – густое облако морской пыли в лицо, и заразительный хохот, и волосы, облепившие щеки, и поток радостных обвинений, и шутливые удары в широкую грудь, и совершенно мокрое платье, ну разве так можно, Франсис, ну как я теперь, вот простужусь и заболею, а ты будешь виноват, да, конечно, в каюту, конечно, кофе, конечно, это платье надо снять и просушить, конечно, конечно…
Там, за мысом Эйн, похожим на динозавра, есть прекрасная лазоревая бухта, где живут маленькие разноцветные рыбки, а дно выложено самоцветными камешками и перламутровыми раковинами, туда еще не ступала нога человека… И наши с тобой тоже не ступят, для этого надо вернуться на палубу, изменить курс… но ты ведь не уйдешь, Франсис?! Не уходи, зачем тебе видеть еще один праздный, никому не нужный город…
Боже мой, ты весь соленый… Волосы, губы, усы, глаза, ресницы, снова губы, шея, плечи, белый налет на курчавых волосках на груди… Да что ты говоришь? Неужели вплавь?! Только для того, чтобы меня увидеть?… Сумасшедший, безумный, смешной, ненаглядный, любимый… Мальчишка, а если б на тебя акула напала? Нет у тебя никакого кортика, забыл? А мне так даже больше нравится, правда… ты такой молодой в этих джинсах… и всегда тут замок заедает? Ну что ты делаешь, прекрати немедленно, ну разве можно, мы же взрослые люди, перестань сейчас же, Фрэнк!
Ой, прости… Но это ведь то же самое имя, я потому и ошиблась… А давай я так и буду звать тебя: Фрэнк. Тебе пойдет, а я зато не проговорюсь перед мужем… Видишь, какая я коварная, вероломная, страшная женщина, зачем ты связался со мной, Франсис? Может быть, во мне твоя погибель…у-у-у… испугался? Ты ничего не боишься, я знаю… и я тоже ничего не боюсь с тобой…
И больше – ни единого слова, только жаркий полет в раскаленном мареве и горькая соль на губах. Я пропала, я давно пропала… Я растворилась, меня не существует, и некому остановиться, некому повернуть назад, некому, да и незачем в последнюю секунду сказать «нет»… Я люблю его. Я, может быть, любила бы кого-то другого, но больше никого нет и никогда не было во всем мире… Почему я раньше не знала этого? Как я жила раньше?!
… Сине-зеленый, с переплетенными петлями щупальцами осьминог на потолке. Лара положила голову между расслабленным плечом и вздымающейся грудью Франсиса. Осьминог. Можно пересчитать его фиолетовые кружки-присоски. Одна, вторая, третья, четвертая… нет, пятая – это уже на другой ноге, так недолго и сбиться. Сначала: один, два, три…
– Вот ты и опоздала на свои съемки.
Она перекатилась к стене, повернулась на бок, приподнялась на локте.
– Если точнее, я вообще туда не пошла.
Франсис резко встал и тут же взмахнул руками, едва удержав равновесие, когда яхту резко качнуло волной. Негромко выругался сквозь зубы, балансируя совершенно голый на ходящем ходуном полу, и огляделся вокруг в поисках джинсов.
– Вообще-то ты еще можешь успеть, – говорил он, расправляя задубевшие от соли штанины, – если сейчас полным ходом назад… То есть, опоздаешь, конечно, на пару часов, но ты же звезда, тебе простительно. А завтра встретимся с самого утра, чтоб не перебивать тебе работу…
– Завтра?
Но он же писал?!…
Ну да, разумеется. Как всегда. Как и все.
– Нам поменяли дату отплытия, – между тем сбивчиво объяснял Франсис, – что-то там не согласовали с местными властями насчет питьевой воды… Словом, у нас с тобой еще два дня, дорогая!
Лара села, опершись на вздрагивающую стену, обхватив колени руками. Как скучно, когда врут. Особенно – если так неубедительно, коряво, жалко и неумело. Да нет, не то что бы неумело – просто не тот случай, когда нужно стараться, демонстрируя виртуозные навыки. Глупая влюбленная женщина поверит и так.
– Не собираюсь я сегодня работать. Можешь не торопиться.
– Вот и отлично! – он влез, наконец, в штаны и втянул живот, застегивая молнию. – Пройдем вдоль побережья. Кто его знает, может, там и вправду бухта, по ту сторону Эйн, а?
– Может быть.
Она поднялась, придерживаясь за стену, нашла и встряхнула влажное платье-матроску. На теле высохнет быстрее, тем более под солнцем. Франсис уже закончил одеваться, выпрямился, без видимых усилий непринужденно сохраняя равновесие, самодовольно черкнул указательным пальцем над верхней губой. Смешно, безразлично подумала Лара.
– Поднимемся на палубу?
Он подал руку, и Лара взбежала по короткой лесенке, на ходу приглаживая волосы, все равно мгновенно растрепанные ветром. Солнце уже ушло из зенита, а шторм заметно поутих, только кое-где на пологих волнах время от времени вздыблялись квелые пенные всплески. Она посмотрела на берег: совершенно незнакомая изломанная линия голых скал, отвесными уступами обрывающихся в море. Только через пару минут Лара узнала в крайней справа скале мыс Эйн. С этой стороны он не был похож даже на грустного тритона.
Франсис обнял ее за талию и, прищурившись, тоже взглянул на береговые скалы. Присвистнул.
– А мы далековато зашли… и время как-то незаметно прошло, правда?
Она кивнула.
– Незаметно…
Его лицо вдруг напряглось, стало серьезным и озабоченным. Отстранив Лару и сделав ей знак молчать, Франсис прислушался.
– Кажется, что-то не то с мотором. Слышишь? Сейчас сбегаю посмотрю, в чем дело. Не выпади пока за борт!
Он звонко чмокнул ее в щеку и убежал куда-то вниз. Лара выпрямилась у борта, подставляя солнцу мокрое платье. Ветер дул довольно ощутимо, и она почти замерзла. «Не выпади за борт»… а если бы выпала, что тогда?…
Вырывающиеся из-под носа яхты брызги водопадом обрушивались на темно-зеленую колышащуюся глубину. Потом вдруг водопад иссяк, и неожиданно высокая волна с силой ударила в борт. Лару передернуло.
Франсис показался на палубе, запыхавшийся, покрытый бусинками пота.
– Так и есть, перегрелся ко всем чертям, – возвестил он. – С этого идиота, хозяина яхты, надо еще доплату взять за риск: мы же могли и на воздух взлететь! Ну успокойся, не взлетели же… В общем, мотор я отключил, пусть остывает, а пока…
Он сунул в рот палец, пригладив попутно усы, поднял его над головой, с явной рисовкой классически определил направление ветра, затем взялся за мачту и запрокинул голову.
– А пока мы пойдем под парусом!
Надо бы восхититься, вздохнула Лара.
– Под парусом? Какая прелесть! А ты умеешь?
– Я моряк!
Не будем мешать моряку. Покачивая раскинутыми руками, Лара порхнула к самой корме, присела там на корточки, держась за свернутый канат и свободной рукой обхватив колени.
Франсис метался взад-вперед по палубе, подтягивая и отпуская какие-то веревки, развязывая узлы, закрепляя снасти и совершая еще множество совершенно непонятных и потому внешне бессмысленных действий. И все равно она внимательно следила за высокой светловолосой фигурой в растянутой футболке и потертых джинсах, следила до рези в прищуренных глазах, не упуская ни малейшего его движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
И странное, неправильное чувство, словно что-то подобное уже было, точно так же необъяснимо, нелепо и некстати. Дежа вю, не иначе…
– Вы знали раньше этого моряка? – безмятежно осведомилась Лара.
Черт возьми, как специально, чтобы все ему испортить. Когда в присутствии женщины тебя посылают в таких выражениях… Попробуй потом выглядеть героем или просто настоящим мужчиной в ее глазах. И ведь неудобно дать по морде пеньку вдвое старше тебя, и единственно возможный ответ не для дамских ушей, так что приходится отступать, очень некрасиво поджимая хвост… Под ее изумленным и насмешливо-снисходительным взглядом.
В прошлый раз, по крайней мере, она уже успела проститься и уйти.
Точно!
Прошлый раз был позавчера, когда его имя орала неизвестно откуда возникшая безумная и бесцветная девица. Они как сговорились все, на этой проклятой набережной!
– Так вы его знаете?
– Нет, конечно, – кажется, его ответ прозвучал торопливо и напряженно. – У старика не все дома, вот и перепутал меня с кем-то.
– Ну, не такой уж он и старый, – голос Лары журчал праздно и равнодушно, но заминать тему она не собиралась. – Мне он даже понравился. Настоящий морской волк! У него, наверное, свои ассоциации с именем Франсис…
– Наверное.
Ну и что теперь делать? Когда ты сам отрезал себе пути для дальнейших маневров, назначив сегодняшнюю встречу прощальной, и когда эту решающую встречу вот так дурацки свел на нет случайно подвернувшийся под ноги старый алкаш? Обломаться? Чинно проводить Лару Штиль на съемочную площадку, где она должна появиться к трем часам?!
– Не расстраивайтесь, Франсис! – весело щебетнула она и, высвободив руку, побежала вперед, все так же старательно избегая стыков между плитами. Стройные загорелые ноги, обнаженные от колен, узкая спина, обтянутая трикотажной матроской. Та самая танцующая спина в обрамлении золотой чешуи в вечерней толпе, когда они с Полем… Черт, тогда он безошибочно высмотрел и назначил себе эту женщину, и теперь… это больше, чем просто желание.
Хотя и несравнимо меньше, чем настоящая мечта.
Так в чем же дело?
Он рванулся вслед за Ларой, догнал ее, обнял за плечи и шутливо развернул в сторону моря.
– Посмотрите, а как вам вон та яхта? Видите, большая, красивая, и называется «Мечта». Давайте прокатимся, вы еще успеете на ваши съемки!
Она пожала плечами.
– Давайте. На съемки можно и опоздать…
Странные обреченные нотки в звонком мажорном голосе. Меньше с тем, показалось. Она согласна!
… Штормовой ветер ударил в лицо, Франсис слегка повернул штурвал, направляя яхту к выходу из залива. Потом повернулся к Ларе, взял ее лицо в ладони и снял с нее, наконец, эти огромные непроницаемые очки. Она сощурилась на ярком солнце, опустила ресницы, слабо улыбнулась.
– А штурвал? Мы же собьемся с курса…
Довольный собой, Франсис расправил грудь и поучительно объявил:
– На нормальных современных яхтах, дорогая Лара, всегда есть автопилот.
* * *
Она и без него знала это.
Именно поэтому – маленькая скорлупка под названием «Изольда», на которой никакого автопилота на было и быть не могло. И они стояли бы на палубе: Франсис у штурвала, а она, Лара, рядом, держась за его локоть, мешая, дурачась, умоляя дать ей порулить, – и чуть не опрокинула бы яхту, добившись своего. Все было бы так весело, беззаботно, не всерьез. Час, максимум полтора, а потом на съемки.
Последний шанс.
Потерянный, как и все предыдущие.
Франсис, он вообще не должен был приходить. Ведь ему же передали, что она не захотела даже слышать о нем, порвала письмо… Не поверил. И она знала, что не поверит, – иначе зачем было обманывать Фрэнка, бежать в жару по парку, щурить глаза, напряженно вглядываясь сквозь темные стекла очков в нечастых прохожих на раскаленной набережной? Просто так, для очистки совести, уговаривала она себя, убивая очередной шанс на спасение.
Лейтенант Брассен спас ей жизнь, твердила она. И было бы несправедливо, чтобы его, уже не поверившего Полю, уже сбежавшего с корабля, уже пошедшего на риск быть разжалованным, – никто не ждал под черной доской на набережной. Если бы он не пришел, она бы вздохнула с облегчением. И она вздохнула с облегчением, не обнаружив вдоль всей чугунной решетки, стрелой уходившей в перспективу, ни одной фигуры в кремовом мундире.
Значит, поверил, не стал рисковать, не пришел. Значит, они не попрощаются… Жаль, конечно. Зато мир не перевернулся, и ее по-прежнему ждет в маленьком коттедже у моря единственный на свете мужчина…
И в этот момент она увидела.
Вы будете богаты, Франсис.
А я пропала.
… – Мы обогнем мыс Эйн, – возбужденно говорил лейтенант Брассен, широким жестом покорителя морей указывая направление. – Вы знаете, что там, дальше? Я – нет. Но не может же быть, чтоб это оказался еще один праздный курортный городишко!
– Ни в коем случае! – с готовностью подыграла она. – Мы откроем новую землю, куда еще не ступала нога человека. Прекрасную лазурную бухту с прозрачной водой и белым песком, окруженную неприступными скалами…
Таковы правила. Ты – безрассудная, взбалмошная красавица, давно привыкшая очертя голову бросаться в любые водовороты, не думая о последствиях, вообще ни о чем не думая, ты ведь живешь одними чувствами, не имея над ними никакой разумной власти. Ты – неуправляемая кареглазая кошка, ты не могла не прочитать письма, не могла не прийти, не могла не оказаться на борту большой белой яхты, уверенно взрезающей волны на автопилоте. Ты с самого начала знала, чем это кончится, и ты мечтала о том, чтобы кончилось именно так и никак иначе…
И он – победительно-красивый, пронзительно-синеглазый, сильный и отважный, он стоит на трепещущей палубе, ни за что не держась, чуть-чуть расставив ноги, почти незаметно покачиваясь. Яркое небо, слепящие блики на волнах, маленькая радуга в россыпи брызг из-под яхты. Все вокруг бушующе-живое и настоящее, и он – неразрывная часть всего этого, без него распалась бы сияющая гармония, он здесь просто необходим, он необходим ей, как только может мужчина быть необходим женщине! – и так должно быть.
Вы безгранично свободны – ты и он – вы молоды и прекрасны, вы созданы друг для друга.
На резком развороте – густое облако морской пыли в лицо, и заразительный хохот, и волосы, облепившие щеки, и поток радостных обвинений, и шутливые удары в широкую грудь, и совершенно мокрое платье, ну разве так можно, Франсис, ну как я теперь, вот простужусь и заболею, а ты будешь виноват, да, конечно, в каюту, конечно, кофе, конечно, это платье надо снять и просушить, конечно, конечно…
Там, за мысом Эйн, похожим на динозавра, есть прекрасная лазоревая бухта, где живут маленькие разноцветные рыбки, а дно выложено самоцветными камешками и перламутровыми раковинами, туда еще не ступала нога человека… И наши с тобой тоже не ступят, для этого надо вернуться на палубу, изменить курс… но ты ведь не уйдешь, Франсис?! Не уходи, зачем тебе видеть еще один праздный, никому не нужный город…
Боже мой, ты весь соленый… Волосы, губы, усы, глаза, ресницы, снова губы, шея, плечи, белый налет на курчавых волосках на груди… Да что ты говоришь? Неужели вплавь?! Только для того, чтобы меня увидеть?… Сумасшедший, безумный, смешной, ненаглядный, любимый… Мальчишка, а если б на тебя акула напала? Нет у тебя никакого кортика, забыл? А мне так даже больше нравится, правда… ты такой молодой в этих джинсах… и всегда тут замок заедает? Ну что ты делаешь, прекрати немедленно, ну разве можно, мы же взрослые люди, перестань сейчас же, Фрэнк!
Ой, прости… Но это ведь то же самое имя, я потому и ошиблась… А давай я так и буду звать тебя: Фрэнк. Тебе пойдет, а я зато не проговорюсь перед мужем… Видишь, какая я коварная, вероломная, страшная женщина, зачем ты связался со мной, Франсис? Может быть, во мне твоя погибель…у-у-у… испугался? Ты ничего не боишься, я знаю… и я тоже ничего не боюсь с тобой…
И больше – ни единого слова, только жаркий полет в раскаленном мареве и горькая соль на губах. Я пропала, я давно пропала… Я растворилась, меня не существует, и некому остановиться, некому повернуть назад, некому, да и незачем в последнюю секунду сказать «нет»… Я люблю его. Я, может быть, любила бы кого-то другого, но больше никого нет и никогда не было во всем мире… Почему я раньше не знала этого? Как я жила раньше?!
… Сине-зеленый, с переплетенными петлями щупальцами осьминог на потолке. Лара положила голову между расслабленным плечом и вздымающейся грудью Франсиса. Осьминог. Можно пересчитать его фиолетовые кружки-присоски. Одна, вторая, третья, четвертая… нет, пятая – это уже на другой ноге, так недолго и сбиться. Сначала: один, два, три…
– Вот ты и опоздала на свои съемки.
Она перекатилась к стене, повернулась на бок, приподнялась на локте.
– Если точнее, я вообще туда не пошла.
Франсис резко встал и тут же взмахнул руками, едва удержав равновесие, когда яхту резко качнуло волной. Негромко выругался сквозь зубы, балансируя совершенно голый на ходящем ходуном полу, и огляделся вокруг в поисках джинсов.
– Вообще-то ты еще можешь успеть, – говорил он, расправляя задубевшие от соли штанины, – если сейчас полным ходом назад… То есть, опоздаешь, конечно, на пару часов, но ты же звезда, тебе простительно. А завтра встретимся с самого утра, чтоб не перебивать тебе работу…
– Завтра?
Но он же писал?!…
Ну да, разумеется. Как всегда. Как и все.
– Нам поменяли дату отплытия, – между тем сбивчиво объяснял Франсис, – что-то там не согласовали с местными властями насчет питьевой воды… Словом, у нас с тобой еще два дня, дорогая!
Лара села, опершись на вздрагивающую стену, обхватив колени руками. Как скучно, когда врут. Особенно – если так неубедительно, коряво, жалко и неумело. Да нет, не то что бы неумело – просто не тот случай, когда нужно стараться, демонстрируя виртуозные навыки. Глупая влюбленная женщина поверит и так.
– Не собираюсь я сегодня работать. Можешь не торопиться.
– Вот и отлично! – он влез, наконец, в штаны и втянул живот, застегивая молнию. – Пройдем вдоль побережья. Кто его знает, может, там и вправду бухта, по ту сторону Эйн, а?
– Может быть.
Она поднялась, придерживаясь за стену, нашла и встряхнула влажное платье-матроску. На теле высохнет быстрее, тем более под солнцем. Франсис уже закончил одеваться, выпрямился, без видимых усилий непринужденно сохраняя равновесие, самодовольно черкнул указательным пальцем над верхней губой. Смешно, безразлично подумала Лара.
– Поднимемся на палубу?
Он подал руку, и Лара взбежала по короткой лесенке, на ходу приглаживая волосы, все равно мгновенно растрепанные ветром. Солнце уже ушло из зенита, а шторм заметно поутих, только кое-где на пологих волнах время от времени вздыблялись квелые пенные всплески. Она посмотрела на берег: совершенно незнакомая изломанная линия голых скал, отвесными уступами обрывающихся в море. Только через пару минут Лара узнала в крайней справа скале мыс Эйн. С этой стороны он не был похож даже на грустного тритона.
Франсис обнял ее за талию и, прищурившись, тоже взглянул на береговые скалы. Присвистнул.
– А мы далековато зашли… и время как-то незаметно прошло, правда?
Она кивнула.
– Незаметно…
Его лицо вдруг напряглось, стало серьезным и озабоченным. Отстранив Лару и сделав ей знак молчать, Франсис прислушался.
– Кажется, что-то не то с мотором. Слышишь? Сейчас сбегаю посмотрю, в чем дело. Не выпади пока за борт!
Он звонко чмокнул ее в щеку и убежал куда-то вниз. Лара выпрямилась у борта, подставляя солнцу мокрое платье. Ветер дул довольно ощутимо, и она почти замерзла. «Не выпади за борт»… а если бы выпала, что тогда?…
Вырывающиеся из-под носа яхты брызги водопадом обрушивались на темно-зеленую колышащуюся глубину. Потом вдруг водопад иссяк, и неожиданно высокая волна с силой ударила в борт. Лару передернуло.
Франсис показался на палубе, запыхавшийся, покрытый бусинками пота.
– Так и есть, перегрелся ко всем чертям, – возвестил он. – С этого идиота, хозяина яхты, надо еще доплату взять за риск: мы же могли и на воздух взлететь! Ну успокойся, не взлетели же… В общем, мотор я отключил, пусть остывает, а пока…
Он сунул в рот палец, пригладив попутно усы, поднял его над головой, с явной рисовкой классически определил направление ветра, затем взялся за мачту и запрокинул голову.
– А пока мы пойдем под парусом!
Надо бы восхититься, вздохнула Лара.
– Под парусом? Какая прелесть! А ты умеешь?
– Я моряк!
Не будем мешать моряку. Покачивая раскинутыми руками, Лара порхнула к самой корме, присела там на корточки, держась за свернутый канат и свободной рукой обхватив колени.
Франсис метался взад-вперед по палубе, подтягивая и отпуская какие-то веревки, развязывая узлы, закрепляя снасти и совершая еще множество совершенно непонятных и потому внешне бессмысленных действий. И все равно она внимательно следила за высокой светловолосой фигурой в растянутой футболке и потертых джинсах, следила до рези в прищуренных глазах, не упуская ни малейшего его движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11