Оглушительно выхлопывая газ, катерок двинулся по речке. Чуть заметные волны раскатывались за кормой. Вскоре выхлопы смягчились, двигатель стал часто и размеренно постукивать. Василий Кондратьевич удовлетворенно вздохнул и сказал:
– Хорошо… Как швейная строчит!
Катерок вышел из устья Соломбалки на широкий простор Северной Двины. Здесь легко дышалось. Слабый ветер приносил издалека волнующие воображение запахи смолы и морских водорослей.
Фарватером прошел буксирный пароход «Бревенник». Крутая волна высоко подняла наш катерок и бережно опустила. В груди появилось знакомое ощущение невесомости.
Перестук мотора над рекой звучал особенно отчетливо.
У причалов стояли пароходы и пароходики. Над их трубами, перемешиваясь, вились прозрачные струйки дыма и пара.
Вдруг на одном из пароходов звонко и весело ударили склянки. И моментально мелодичные, легкие в вечерней тишине, словно мячики, металлические звуки побежали по всем кораблям.
– Восемь часов, – сказал я.
– Да, смена вахт, – подтвердил Василий Кондратьевич. – Скоро они будут звонить и для вас.
– Еще не скоро, – Костя вздохнул. – Через год.
Катер шел вниз по реке. Остались справа на набережной окраинные дома Соломбалы. Впереди возвышались штабеля досок на лесной бирже. Издали лесная биржа походила на уменьшенный в масштабе город небоскребов. У причала грузились досками морские транспортеры-лесовозы.
Не рейде, нацелив в небо стрелы лебедок, неподвижно замерли два парохода. Вода лениво колыхалась у бортов, отражая в глубине перевернутые неясные, дрожащие очертания корпусов.
– Иностранцы, – разглядывая кормовые флаги, говорили ребята. – Один – норвежец, другой – англичанин.
Я почему-то невольно взглянул на Илько. Он сидел на кормовой банке, рядом с мастером, и глаза его, устремленные на иностранный пароход, казалось, остекленели. Что застыло в его глазах: удивление, горечь или ненависть? Вероятно, он вспомнил страшные дни, пережитые на пароходе, в неволе у американских офицеров.
Василий Кондратьевич круто развернул катер в обратную сторону.
Илько на мгновение ухватился за его руку:
– Подождите…
Мастер с недоумением посмотрел на Илько:
– Что такое?
– Нет, ничего… я так…
Илько отвернулся и стал смотреть в противоположную сторону. Потом он вновь повернул голову и долгим, запоминающим взором окинул рейд, где стоял английский пароход с широкой двухполосной маркой на трубе.
Пока катер шел по Северной Двине и потом по Соломбалке, Илько молчал в непонятном раздумье. На берегу он отвел меня в сторону и сказал:
– Дима, мне нужно лодку.
– Какую лодку?
– Вашу «Молнию».
– Зачем?
– Нужно поехать к английскому пароходу.
– А чего ты там забыл?
– Это, кажется, тот пароход, «Владимир». Он не английский…
– Как не английский? – не понял я. – На нем самый настоящий английский флаг.
– Не английский, – повторил Илько. – Это украденный у русских пароход. Меня везли на нем из Печоры. Только он теперь перекрашен.
Я оторопел. Мне было известно, что англичане и американцы увели с Севера несколько русских пароходов.
– Не может быть, Илько! Ты, наверно, спутал.
– Не знаю. Нужно поехать и посмотреть получше.
Мы подозвали Костю и рассказали ему о подозрении Илько.
– Поедемте сейчас, – решил Костя, но тут же передумал. – А если Илько ошибся?.. Кому-нибудь взрослому бы сказать…
– Николаю Ивановичу, – предложил я. – Или твоему отцу…
– Отца дома нету, он до завтрашнего дня в затон уехал. А Николая Ивановича где сейчас искать? В город нужно идти. За это время «англичанин» и уйти может.
– А если Матвееву? – спросил Илько. – Матвеев много лет плавал на «Владимире», он «Владимир» хорошо знает.
– Вот это правильно! – обрадованно вскричал Костя. – Если это «Владимир», Матвеев в один миг его узнает. Хороший моряк свое судно по гудку и по дыму даже узнает.
– По дыму не узнает. Дым у всех пароходов одинаковый, – возразил я.
– Да ладно, Димка, тебе бы только спорить! Тут не дым, а весь пароход будет на виду. А уж по виду-то Матвеев сразу скажет… Вот что. Ты, Дима, беги и приведи сюда «Молнию». А мы с Илько побежим за Матвеевым. Потом как ни в чем не бывало проплывем около парохода и посмотрим!
– Мне нужно взять тетрадку Петра Петрыча, – сказал Илько. – Там есть «Владимир», я его рисовал.
– Ладно, – согласился Костя, – иди за тетрадкой.
На речке опять застучал мотор – Василий Кондратьевич, как обещал, повез вторую группу ребят на Северную Двину.
Илько отправился в общежитие за тетрадкой, Костя – к Матвееву, а я, взволнованный необычайным сообщением, помчался по набережной Соломбалки к нашей улице, где на речке стояла старая, заслуженная «Молния».
Десяти минут мне было достаточно, чтобы взять весла и уключины, забраться в шлюпку и отчалить. Илько тоже не задержался, он уже ждал на берегу у старого моста.
А Кости и Матвеева все еще не было. Мы волновались.
Оставаясь в шлюпке, я то и дело привставал и всматривался вдаль. Наконец я не выдержал и выскочил на пристань. И увидел их: Матвеев шел спокойно и молча слушал Костю, а тот, забегая вперед, возбужденно рассказывал.
Спустя минуты две наша «Молния» двинулась в путь.
– Товарищ Матвеев, а вы сможете узнать, если это взаправду тот пароход? – спрашивал Костя, с силой нажимая на весла.
– «Владимира» своего не узнаю? Да я его из тысячи других таких же коробок узнаю! Плохой моряк, раз он свое судно с другим спутает.
– А если не «Владимир»?
На этот мой вопрос никто не ответил.
В устье речки нам встретился школьный катер.
– Куда вы так поздно, труженики? – спросил удивленно Василий Кондратьевич.
– Покататься, – уклончиво ответил Костя.
По течению мы быстро спустились вниз по Северной Двине до стоявших на рейде иностранных пароходов. На реке уже было по-вечернему прохладно. Низкий левый берег скрылся за мутно-белой пеленой росы.
– Это «Владимир», это он! – повторял взволнованно Илько. – Я несколько раз его рисовал. Дядя Матвеев, неужели вы не узнаете?
Матвеев молчал и хмурился.
Поравнявшись с пароходом под английским флагом, мы на значительном расстоянии стали рассматривать его. Потом мы смотрели на рисунки в тетради Илько. Сходство по очертаниям было полное. А Матвеев продолжал молчать, хотя мы поминутно задавали ему вопросы.
– Это он, – опять сказал Илько. – Я не мог ошибиться, потому что пять раз рисовал «Владимира». Вот каюта на корме, тут меня привязывали на цепочку… Костя, еще ближе!.. Смотрите, вон вмятина на борту. Видите? Это «Владимира» случайно ударил другой пароход, когда мы уходили из Печоры. Сильный был удар, я тогда даже свалился и набил себе на лбу шишку…
Костя направил «Молнию» к пароходу, и мы общими усилиями прочитали на носу его название, написанное по-английски: «Эдуард».
– Не волнуйтесь, ребята, – сказал наконец Матвеев к общей нашей радости. – Илько прав, это никакой не «Эдуард», это «Владимир». Я его узнал сразу же, как увидел. Только молчок, никому ни слова. Поняли? Я сейчас поеду в город. Илько поедет со мной.
Итак, Илько был прав. Англичане, уведя «Владимира» с грузом леса и пушнины, перекрасили его, поставили на трубе марку английской пароходной компании и дали новое название.
Разумеется, все требовалось еще раз проверить. Но это было уже не наше дело. Оставалось только сообщить о необычайном открытии нашему старому другу Николаю Ивановичу. А Николай Иванович, конечно, знает, кто во всей этой истории должен разобраться.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
НА «ОКТЯБРЕ»
Илько и Матвеев не ошиблись. Как нам потом рассказал Николай Иванович, при окончательной проверке действительно оказалось, что «Владимир» и «Эдуард» – это одно и то же судно. Были вызваны другие моряки, которые раньше плавали на «Владимире», и они тоже быстро опознали пароход.
Так Илько возвратил своей Родине ее собственность, похищенную во время англо-американского нашествия, – большой морской пароход.
…Английский флаг на судне был спущен, и сразу же по флагштоку взлетело и затрепетало на свежем порывистом ветру красное полотнище с серпом и молотом в уголке – флаг Советской страны.
Осенью «Владимир» вместе с другими судами был поставлен к соломбальскому причалу для текущего ремонта. Только теперь пароход получил уже новое название – «Октябрь».
– Ты знаешь, кто назначен старшим механиком на «Октябрь»? – спросил меня Костя, когда мы вечером возвращались из мастерской.
– Откуда же я знаю?
– Николай Иванович! – восхищенно сказал Костя. – И я хочу…
Он замолчал.
– Ну, чего же ты хочешь? – нетерпеливо спросил я.
– Я хочу… ох, это было бы здорово!.. Хочу попросить, чтобы меня, тоже послали на «Октябрь».
– На ремонт, что ли?
– Ясно дело, сейчас на ремонт, а весной и в плавание. С Николаем Ивановичем!
Признаться, я чуть не лопнул от зависти. Через две недели все мы, закончив производственное обучение в школьных мастерских, должны были пойти на практику, на ремонт пароходов. Конечно, если Костя попросит Николая Ивановича, старший механик охотно возьмет его к себе на судно. И как это Костя первый додумался? А куда же, на какой пароход пошлют меня? Впрочем…
– Послушай, Костя, а двух учеников не возьмут на «Октябрь»?
Мой приятель принял такой вид, словно он уже состоял в числе команды «Октября».
– Не знаю, – сказал он соболезнующе, – вряд ли. К чему нам двух учеников?
– А как же на «Днепре» в прошлом году двое учеников было?
Тут Костя расхохотался и покровительственно похлопал меня по плечу:
– Испугался, что я один попаду к Николаю Ивановичу, а? Не бойся! Могут даже троих на одно судно взять.
Я успокоился, обрадованный, и предложил:
– Мы еще Илько возьмем.
– Ясное дело, его нужно. Его на «Октябрь» обязательно возьмут. Ведь если бы он не вспомнил…
Мы были уверены, что нас троих пошлют на «Октябрь». Но вышло иначе. На «Октябрь» требовался только один ученик. Николай Иванович сам ходил в отдел кадров пароходства хлопотать о нас. Там едва-едва согласились дать ему двух учеников.
Мы были крайне огорчены. Кто же из нас пойдет на другой пароход? Я подумал и сказал Косте:
– Илько обязательно должен быть на «Октябре». Ведь если бы не он, пароход бы опять ушел в Англию.
– Конечно, – согласился Костя. – Пусть Илько идет на «Октябрь». А мы с тобой… бросим жребий.
Он свернул в трубочки два листка бумаги. На одном из листиков было написано заветное слово. Трубочки Костя положил в кепку.
– Тащи!
С трепетом запустил я руку в кепку, вытащил одну трубочку, развернул ее и прочитал: «Октябрь»!
Я радовался, смеялся и прыгал, пока не заметил разочарованно-хмурого взгляда Кости. Мне тоже сразу стало грустно.
– Слушай, Костя, иди на «Октябрь», а я пойду на другой пароход.
– Нет, – сказал Костя, и глаза его просветлели. – Уговор дороже денег… Мы еще с тобой поработаем на одном корабле и поплаваем. А раз сейчас тебе выпал «Октябрь» – ты и иди.
…«Октябрь» был большой пароход с машиной в тысячу сил, с трехтопочным котлом и множеством вспомогательных механизмов.
Когда мы с Илько пришли на пароход, на его трубе уже красовалась марка советского торгового флота – неширокая красная полоса. Котел еще был под паром, но скоро огни в топках должны были погасить. Для зимнего ремонта на судне оставались механики, три машиниста и два кочегара.
– Справимся! – сказал Николай Иванович и, показывая на нас, добавил: – Вон у нас еще какие помощники есть!
Мы смущенно молчали, а механики и машинисты с любопытством смотрели на нас – своих помощников.
Кроме Николая Ивановича, на «Октябре» оказался еще один наш знакомый, которому мы несказанно обрадовались. Это был кочегар Матвеев. Он упросил в пароходстве, чтобы его направили на старое судно, где он плавал много лет.
– Вы все знаете, – продолжал Николай Иванович, разговаривая с командой, – что наш «Октябрь», бывший пароход «Владимир», недавно возвращен советскому флоту. Во время интервенции он был уведен англичанами за границу. В то время интервенты похитили из разных советских портов свыше двухсот наших крупных пароходов. Это вам, товарищи, известно. Но вы, кроме Матвеева, не знаете, что наш «Октябрь» возвращен Родине благодаря вот этому мальчику, благодаря Илько…
Конечно, механики, машинисты и кочегары этого не знали и были изумлены сообщением старшего механика. Тут начались расспросы, и Николаю Ивановичу пришлось рассказать историю возвращения корабля.
– Вот это здорово! – восторженно сказал один из машинистов, когда механик закончил рассказ. – Я сам видел, как уводили наши пароходы за границу. Больно было смотреть… я помню те дни… Спасибо тебе, Илько!
Машинист подошел к Илько и крепко пожал руку моему другу. Вслед за ним и все остальные члены команды «Октября» с благодарностью пожимали руку смущенному Илько.
–Ну, с чего начнем? – спросил Николай Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Хорошо… Как швейная строчит!
Катерок вышел из устья Соломбалки на широкий простор Северной Двины. Здесь легко дышалось. Слабый ветер приносил издалека волнующие воображение запахи смолы и морских водорослей.
Фарватером прошел буксирный пароход «Бревенник». Крутая волна высоко подняла наш катерок и бережно опустила. В груди появилось знакомое ощущение невесомости.
Перестук мотора над рекой звучал особенно отчетливо.
У причалов стояли пароходы и пароходики. Над их трубами, перемешиваясь, вились прозрачные струйки дыма и пара.
Вдруг на одном из пароходов звонко и весело ударили склянки. И моментально мелодичные, легкие в вечерней тишине, словно мячики, металлические звуки побежали по всем кораблям.
– Восемь часов, – сказал я.
– Да, смена вахт, – подтвердил Василий Кондратьевич. – Скоро они будут звонить и для вас.
– Еще не скоро, – Костя вздохнул. – Через год.
Катер шел вниз по реке. Остались справа на набережной окраинные дома Соломбалы. Впереди возвышались штабеля досок на лесной бирже. Издали лесная биржа походила на уменьшенный в масштабе город небоскребов. У причала грузились досками морские транспортеры-лесовозы.
Не рейде, нацелив в небо стрелы лебедок, неподвижно замерли два парохода. Вода лениво колыхалась у бортов, отражая в глубине перевернутые неясные, дрожащие очертания корпусов.
– Иностранцы, – разглядывая кормовые флаги, говорили ребята. – Один – норвежец, другой – англичанин.
Я почему-то невольно взглянул на Илько. Он сидел на кормовой банке, рядом с мастером, и глаза его, устремленные на иностранный пароход, казалось, остекленели. Что застыло в его глазах: удивление, горечь или ненависть? Вероятно, он вспомнил страшные дни, пережитые на пароходе, в неволе у американских офицеров.
Василий Кондратьевич круто развернул катер в обратную сторону.
Илько на мгновение ухватился за его руку:
– Подождите…
Мастер с недоумением посмотрел на Илько:
– Что такое?
– Нет, ничего… я так…
Илько отвернулся и стал смотреть в противоположную сторону. Потом он вновь повернул голову и долгим, запоминающим взором окинул рейд, где стоял английский пароход с широкой двухполосной маркой на трубе.
Пока катер шел по Северной Двине и потом по Соломбалке, Илько молчал в непонятном раздумье. На берегу он отвел меня в сторону и сказал:
– Дима, мне нужно лодку.
– Какую лодку?
– Вашу «Молнию».
– Зачем?
– Нужно поехать к английскому пароходу.
– А чего ты там забыл?
– Это, кажется, тот пароход, «Владимир». Он не английский…
– Как не английский? – не понял я. – На нем самый настоящий английский флаг.
– Не английский, – повторил Илько. – Это украденный у русских пароход. Меня везли на нем из Печоры. Только он теперь перекрашен.
Я оторопел. Мне было известно, что англичане и американцы увели с Севера несколько русских пароходов.
– Не может быть, Илько! Ты, наверно, спутал.
– Не знаю. Нужно поехать и посмотреть получше.
Мы подозвали Костю и рассказали ему о подозрении Илько.
– Поедемте сейчас, – решил Костя, но тут же передумал. – А если Илько ошибся?.. Кому-нибудь взрослому бы сказать…
– Николаю Ивановичу, – предложил я. – Или твоему отцу…
– Отца дома нету, он до завтрашнего дня в затон уехал. А Николая Ивановича где сейчас искать? В город нужно идти. За это время «англичанин» и уйти может.
– А если Матвееву? – спросил Илько. – Матвеев много лет плавал на «Владимире», он «Владимир» хорошо знает.
– Вот это правильно! – обрадованно вскричал Костя. – Если это «Владимир», Матвеев в один миг его узнает. Хороший моряк свое судно по гудку и по дыму даже узнает.
– По дыму не узнает. Дым у всех пароходов одинаковый, – возразил я.
– Да ладно, Димка, тебе бы только спорить! Тут не дым, а весь пароход будет на виду. А уж по виду-то Матвеев сразу скажет… Вот что. Ты, Дима, беги и приведи сюда «Молнию». А мы с Илько побежим за Матвеевым. Потом как ни в чем не бывало проплывем около парохода и посмотрим!
– Мне нужно взять тетрадку Петра Петрыча, – сказал Илько. – Там есть «Владимир», я его рисовал.
– Ладно, – согласился Костя, – иди за тетрадкой.
На речке опять застучал мотор – Василий Кондратьевич, как обещал, повез вторую группу ребят на Северную Двину.
Илько отправился в общежитие за тетрадкой, Костя – к Матвееву, а я, взволнованный необычайным сообщением, помчался по набережной Соломбалки к нашей улице, где на речке стояла старая, заслуженная «Молния».
Десяти минут мне было достаточно, чтобы взять весла и уключины, забраться в шлюпку и отчалить. Илько тоже не задержался, он уже ждал на берегу у старого моста.
А Кости и Матвеева все еще не было. Мы волновались.
Оставаясь в шлюпке, я то и дело привставал и всматривался вдаль. Наконец я не выдержал и выскочил на пристань. И увидел их: Матвеев шел спокойно и молча слушал Костю, а тот, забегая вперед, возбужденно рассказывал.
Спустя минуты две наша «Молния» двинулась в путь.
– Товарищ Матвеев, а вы сможете узнать, если это взаправду тот пароход? – спрашивал Костя, с силой нажимая на весла.
– «Владимира» своего не узнаю? Да я его из тысячи других таких же коробок узнаю! Плохой моряк, раз он свое судно с другим спутает.
– А если не «Владимир»?
На этот мой вопрос никто не ответил.
В устье речки нам встретился школьный катер.
– Куда вы так поздно, труженики? – спросил удивленно Василий Кондратьевич.
– Покататься, – уклончиво ответил Костя.
По течению мы быстро спустились вниз по Северной Двине до стоявших на рейде иностранных пароходов. На реке уже было по-вечернему прохладно. Низкий левый берег скрылся за мутно-белой пеленой росы.
– Это «Владимир», это он! – повторял взволнованно Илько. – Я несколько раз его рисовал. Дядя Матвеев, неужели вы не узнаете?
Матвеев молчал и хмурился.
Поравнявшись с пароходом под английским флагом, мы на значительном расстоянии стали рассматривать его. Потом мы смотрели на рисунки в тетради Илько. Сходство по очертаниям было полное. А Матвеев продолжал молчать, хотя мы поминутно задавали ему вопросы.
– Это он, – опять сказал Илько. – Я не мог ошибиться, потому что пять раз рисовал «Владимира». Вот каюта на корме, тут меня привязывали на цепочку… Костя, еще ближе!.. Смотрите, вон вмятина на борту. Видите? Это «Владимира» случайно ударил другой пароход, когда мы уходили из Печоры. Сильный был удар, я тогда даже свалился и набил себе на лбу шишку…
Костя направил «Молнию» к пароходу, и мы общими усилиями прочитали на носу его название, написанное по-английски: «Эдуард».
– Не волнуйтесь, ребята, – сказал наконец Матвеев к общей нашей радости. – Илько прав, это никакой не «Эдуард», это «Владимир». Я его узнал сразу же, как увидел. Только молчок, никому ни слова. Поняли? Я сейчас поеду в город. Илько поедет со мной.
Итак, Илько был прав. Англичане, уведя «Владимира» с грузом леса и пушнины, перекрасили его, поставили на трубе марку английской пароходной компании и дали новое название.
Разумеется, все требовалось еще раз проверить. Но это было уже не наше дело. Оставалось только сообщить о необычайном открытии нашему старому другу Николаю Ивановичу. А Николай Иванович, конечно, знает, кто во всей этой истории должен разобраться.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
НА «ОКТЯБРЕ»
Илько и Матвеев не ошиблись. Как нам потом рассказал Николай Иванович, при окончательной проверке действительно оказалось, что «Владимир» и «Эдуард» – это одно и то же судно. Были вызваны другие моряки, которые раньше плавали на «Владимире», и они тоже быстро опознали пароход.
Так Илько возвратил своей Родине ее собственность, похищенную во время англо-американского нашествия, – большой морской пароход.
…Английский флаг на судне был спущен, и сразу же по флагштоку взлетело и затрепетало на свежем порывистом ветру красное полотнище с серпом и молотом в уголке – флаг Советской страны.
Осенью «Владимир» вместе с другими судами был поставлен к соломбальскому причалу для текущего ремонта. Только теперь пароход получил уже новое название – «Октябрь».
– Ты знаешь, кто назначен старшим механиком на «Октябрь»? – спросил меня Костя, когда мы вечером возвращались из мастерской.
– Откуда же я знаю?
– Николай Иванович! – восхищенно сказал Костя. – И я хочу…
Он замолчал.
– Ну, чего же ты хочешь? – нетерпеливо спросил я.
– Я хочу… ох, это было бы здорово!.. Хочу попросить, чтобы меня, тоже послали на «Октябрь».
– На ремонт, что ли?
– Ясно дело, сейчас на ремонт, а весной и в плавание. С Николаем Ивановичем!
Признаться, я чуть не лопнул от зависти. Через две недели все мы, закончив производственное обучение в школьных мастерских, должны были пойти на практику, на ремонт пароходов. Конечно, если Костя попросит Николая Ивановича, старший механик охотно возьмет его к себе на судно. И как это Костя первый додумался? А куда же, на какой пароход пошлют меня? Впрочем…
– Послушай, Костя, а двух учеников не возьмут на «Октябрь»?
Мой приятель принял такой вид, словно он уже состоял в числе команды «Октября».
– Не знаю, – сказал он соболезнующе, – вряд ли. К чему нам двух учеников?
– А как же на «Днепре» в прошлом году двое учеников было?
Тут Костя расхохотался и покровительственно похлопал меня по плечу:
– Испугался, что я один попаду к Николаю Ивановичу, а? Не бойся! Могут даже троих на одно судно взять.
Я успокоился, обрадованный, и предложил:
– Мы еще Илько возьмем.
– Ясное дело, его нужно. Его на «Октябрь» обязательно возьмут. Ведь если бы он не вспомнил…
Мы были уверены, что нас троих пошлют на «Октябрь». Но вышло иначе. На «Октябрь» требовался только один ученик. Николай Иванович сам ходил в отдел кадров пароходства хлопотать о нас. Там едва-едва согласились дать ему двух учеников.
Мы были крайне огорчены. Кто же из нас пойдет на другой пароход? Я подумал и сказал Косте:
– Илько обязательно должен быть на «Октябре». Ведь если бы не он, пароход бы опять ушел в Англию.
– Конечно, – согласился Костя. – Пусть Илько идет на «Октябрь». А мы с тобой… бросим жребий.
Он свернул в трубочки два листка бумаги. На одном из листиков было написано заветное слово. Трубочки Костя положил в кепку.
– Тащи!
С трепетом запустил я руку в кепку, вытащил одну трубочку, развернул ее и прочитал: «Октябрь»!
Я радовался, смеялся и прыгал, пока не заметил разочарованно-хмурого взгляда Кости. Мне тоже сразу стало грустно.
– Слушай, Костя, иди на «Октябрь», а я пойду на другой пароход.
– Нет, – сказал Костя, и глаза его просветлели. – Уговор дороже денег… Мы еще с тобой поработаем на одном корабле и поплаваем. А раз сейчас тебе выпал «Октябрь» – ты и иди.
…«Октябрь» был большой пароход с машиной в тысячу сил, с трехтопочным котлом и множеством вспомогательных механизмов.
Когда мы с Илько пришли на пароход, на его трубе уже красовалась марка советского торгового флота – неширокая красная полоса. Котел еще был под паром, но скоро огни в топках должны были погасить. Для зимнего ремонта на судне оставались механики, три машиниста и два кочегара.
– Справимся! – сказал Николай Иванович и, показывая на нас, добавил: – Вон у нас еще какие помощники есть!
Мы смущенно молчали, а механики и машинисты с любопытством смотрели на нас – своих помощников.
Кроме Николая Ивановича, на «Октябре» оказался еще один наш знакомый, которому мы несказанно обрадовались. Это был кочегар Матвеев. Он упросил в пароходстве, чтобы его направили на старое судно, где он плавал много лет.
– Вы все знаете, – продолжал Николай Иванович, разговаривая с командой, – что наш «Октябрь», бывший пароход «Владимир», недавно возвращен советскому флоту. Во время интервенции он был уведен англичанами за границу. В то время интервенты похитили из разных советских портов свыше двухсот наших крупных пароходов. Это вам, товарищи, известно. Но вы, кроме Матвеева, не знаете, что наш «Октябрь» возвращен Родине благодаря вот этому мальчику, благодаря Илько…
Конечно, механики, машинисты и кочегары этого не знали и были изумлены сообщением старшего механика. Тут начались расспросы, и Николаю Ивановичу пришлось рассказать историю возвращения корабля.
– Вот это здорово! – восторженно сказал один из машинистов, когда механик закончил рассказ. – Я сам видел, как уводили наши пароходы за границу. Больно было смотреть… я помню те дни… Спасибо тебе, Илько!
Машинист подошел к Илько и крепко пожал руку моему другу. Вслед за ним и все остальные члены команды «Октября» с благодарностью пожимали руку смущенному Илько.
–Ну, с чего начнем? – спросил Николай Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14