там, где было действие любви, они увидят всего лишь чревоугодие.
Так что лучше всего объясниться с самого начала. Тогда, скорее всего и сама компания разрешит вам постную трапезу (лишь бы при этом не было «постного» выражения лица).

— Религиозные праздники все более светские. Пасха — повод выпить. Церковь это осуждает?

— Конечно. Пасха для православного настолько радостный день, что у него в голове не укладывается: как можно такую радость заливать водкой? Пьянство само по себе грех, а когда это скотство сквернит святой день, когда за пьяным столом поминаются святые имена, грех усугубляется.

К сожалению, к этой пьянке подталкивает сегодня и государственная власть. Уж который год власти на Пасху оказывают Церкви медвежью услугу — снимают городские автобусы с рейсов и переправляют массы горожан на кладбища. Ну, а покойников надо «помянуть». Как их поминать, если нет ни молитв, ни священников? — Водкой…

— А почему на Пасху на кладбищах вдруг нет священников?
— Потому что Пасха — это праздник жизни. В этот день надо радоваться о Боге и о весне, и с этой радостью идти к живым, к друзьям, родным. Радость настолько наполняет в эти дни церковную жизнь, что ничто даже не читается в храме, но все — поётся. И поётся на такой мотив, что хочется буквально исполнить слова молитвы: «пасху празднуем веселыми ногами». Ни одной заупокойной молитвы в храмах в эти дни не возносится. Лишь на девятый день праздника — во вторник второй недели после Пасхи, на Радоницу возобновляются молитвы об усопших.
Привычка же на Пасху ездить на кладбища — это советская традиция, а не церковная. Люди хотели что-то религиозно-значимое сделать на Пасху, но в храм идти боялись. И тогда шли на террриторию, пограничную между властью советской и Царством Божьим — на кладбище. А для парткома была «отмазка»: весна, мол, съездили могилку подправить, ничего религиозного, просто семейный субботник…
Но сегодня все эти вереницы автобусов едут уж не от советской идеологии, а мимо Православия, мимо молитвы, мимо пасхальной радости…
— А что значит Пасха для христиан?
— Пасха в православии — это больше, чем праздник. Это и есть то мгновение, когда человек может по-настоящему быть человеком. Основное отличие между разными философскими системами и мировоззрениями в том, что они в разный мгновениях узнают «момент истины» — тот момент, когда в человеке проступает самое человеческое, самое подлинное. Кому-то кажется, что самое главное проявляется, когда человек совершает героический, мужественный поступок, кому-то — при общении с высоким искусством. Для кого-то самое важное — опыт сексуальных переживаний, для кого-то — его социальный и коммерческий опыт. А для христианства «момент истины» — это то мгновенье, когда наши маски отбрасываются, и то, что у нас в глубине, в сердце, просыпается и требовательно заявляет о своем существовании и о том, чему оно радуется и об утрате чего скорбит — вот это и есть Пасхальная ночь. Все, что существует в Церкви, существует ради Пасхи. И все то, от чего предостерегает Церковь людей, это всего-навсего правила дорожной безопасности по дороге к Пасхе. Церковь рассказывает, как надо жить, чтобы не потерять радость Пасхи, которая обретается в эту ночь.
— Есть ли какое-нибудь различие в православном и западнохристианском понимании Пасхи, кроме различия в обрядах и датах празднования?
— Разница есть. И не только в датах, а в восприятии Пасхи. Православие — религия Пасхи. В представлении католиков Пасха действительно большой и прекрасный праздник, но один из многих. Бытовая и церковная культура западных стран выше Пасхи ставит Рождество. Разумеется, Рождество — момент, когда Бог стал человеком — дивный праздник. Но в православном понимании нам важней осознать, ради чего Бог стал человеком: ради того, чтобы мы стали другими, перестали быть только людьми. Чтобы Богонасыщенность, которая была во Христе и так ярко проявилась именно в Пасхе, была наша. Это различие связано с другими различиями православной и католической культур. Вспомните, католическая живопись даже святых людей и Христа изображает как людей вполне обычных. Это натуралистическая живопись. Православные же иконы всегда подчеркивали светоносность, преображенность Христа и тех людей, которые пошли по Его пути.
В православном понимании важен не только вектор от Бога к человеку, но и обратный — от человека к Богу. По слову древнехристианского святого Иринея Лионского — «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». И Пасха показывает нам ту высоту, к которой мы призываемся.
— Пасхе предшествует Великий пост. Но, как мне кажется, в нашей стране вряд ли резко сокращается объем продажи мясо-молочных продуктов.
— Я специально расспрашивал людей, работающих в ресторанном бизнесе. Потребление мяса сокращается даже в дорогих ресторанах. Правда, на сегодняшний день в нашей стране сложилась парадоксальная ситуация — рыба стоит дороже мяса. Ведь изначальный смысл поста так пояснялся Иоанном Златоустом в IV веке: подсчитай, сколько денег у тебя уходит на скоромный стол. Подсчитай, во сколько тебе будут обходиться постная трапеза без мяса и молока. И разницу отдавай нищим. Если же с началом поста начинаются кулинарные изыски и в итоге еда становится более дорогой и вкусной — то это извращение самой сути поста.
Но в любом случае, независимо от того, постился человек или нет, на Пасху приглашаются все, и в эту ночь Церковь не делает различия между теми, кто постился, а кто нет. Более того, в каждом храме будет читаться проповедь Иоанна Златоуста, где прямо говорится: «Постившиеся и не постившиеся, приидите. Для всех день радости».
— А в чем вообще суть поста? Разве для Бога важно, что у меня в тарелке?
— «Для Бога важен и дорог только ты сам. Соединение с Ним составляет благо для нас, а не для Него… Бог не нуждается в человеческой праведности. Все, в чем выражается истинное почитание Бога, полезно человеку, а не Богу» (Августин. О Граде Божием 10,17 и 10,5). В чем польза поста для человека?
Во-первых, пост — это упражнение. Если ты в малом не можешь переступить через свои хотелки, то сможешь ли ты в минуту испытания поступить по формуле Дамблдора: «если ему предстояло выбрать между легким и верным, он всегда выбирал верный путь»? Историю Церкви постоянно пересекают полосы гонений. Пост, если он серьезен, напоминает о том, что крест порой становится чем-то большим, чем метафора.
Во-вторых, пост — это борьба за человеческое в самом себе. От попытка более высокое в себе поставить выше чем просто-физиологическое. Если это удалось, то тогда это «более высокое» (то есть душа) будет благодарна тебе за свое вызволение от липучек. Так что правильный пост — это радость. Как и правильно переживаемое право-славие.
ВРЕДЯТ ЛИ ХРИСТИАНИНУ «ПОДБРОШЕННЫЕ» НЕЧИСТОТЫ?
Многие столетия христиане жили в мире, который на символическом уровне был христианским. Привыкли. И когда стали возвращаться языческие символы — появились страхи: а не повредит ли нам соседство или хотя бы даже зрительное прикосновение к языческим изображениям?
Первый испуг был связан с тем, что Петр Великий стал украшать дворы, залы и площади «аллегорическими статуями». Предили. Потом пришла советская символика (вот уж безвкусная и навязчивая дама была!). Теперь уже всякая.
Так может ли христианин употреблять предметы и документы, нагруженные нехристианской, языческой символикой. Возникает ли для христианина опасность в этом случае? — Не всегда.
Вспомним, что древние христиане по заповеди Спасителя платили налоги языческому государству, а на монетах того времени были языческие надписи и знаки. Христос не запретил пользоваться языческими деньгами -«отдавайте кесарево кесарю» Мф. 22, 21). Значит, не всякое прикосновение к символу, имеющему нехристианское и (или) антихристианское религиозное значение, сквернит христианина. «Для чистых все чисто» (Тит. 1,15).
Дело не в том, чего касается человек, а в том, как и зачем он это делает. «Не тo, чтo входит в уста, оскверняет человека, но тo, чтo выходит из уст» (Мф. 15, 11). Не предмет и не место оскверняют христианина, но его внутреннее отношение к тому, к чему он прикасается. Если для уплаты налога надо взять в руки монету с изображением человекобожеского кесаря — не нужно быть более религиозным, нежели сами языческие мытари. Уж если для них эта монета не идол и не религиозная святыня, а просто денежный знак, — тем более христианину не стоит видеть в этой монете что-то большее.
У той ситуации имелся и еще один значимый оттенок: в древности язычество было государственной религией. Из средств госказны выделялись пособия языческим жрецам; на «бюджетные» деньги строились языческие храмы. Таким образом, часть денег, передаваемых христианами сборщикам государственных налогов, затем шла в языческие храмы. И однако древняя Церковь не считала, что деньги, отданные языческому государству, есть форма языческой жертвы.
На страницах Евангелий чаще всего из уст Спасителя и Божиих вестников мы слышим призыв: «Не бойтесь!» С этими словами ангел явился Захарии, будущему отцу святого Иоанна Предтечи. С этими словами Архангел предстал Деве Марии в благовещении. С этими словами Воскресший Спаситель явил Себя апостолам. «Придавать смелость боящемуся не иному кому свойственно, как единому Богу, Который говорит боящемуся: „не бойся, с тобою есмь« (Ис. 41,10); нимало не приходи в робость, как говорит пророк о себе: «аще бо пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси« (Пс. 22,4). Да и Сам Владыка говорит боящимся: «да не смущается сердце ваше, ни устрашается« (Ин. 14,27) и «что страшливи есте, маловери« (Мф. 8,26), и «дерзайте, Аз есмь, не бойтеся« (Мк. 6,50) и еще «дерзайте, яко Аз победих мир« (Ин. 16,33)“.
Столь часто этот призыв звучит потому, что человека, который слишком всерьез отнесется к окружающим его угрозам, постигнет то, чего он боится. Ведь ум такого человека будет помышлять не о Боге, а о тех угрозах, которые исходят из внебожественного мира. Такая душа будет обращать внимание на умыслы и коварства своих земных недругов, а не на ту благодатную защиту, которую дает нам любящий Промысл Творца. Но если человек отвернулся от Бога и мыслит только о земном, пусть даже и боясь его, — то он и в самом деле остается один на один с тем, чего он боится. Своим недолжным страхом он закрывает свою душу от хранящей помощи Божией.
Нам же «дал Бог духа не боязни, но силы» (2 Тим. 1,7). Поэтому апостол Павел утешает: «если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8,31).
Бог — с нами?… Тогда зачем же мы боимся чего бы то ни было?
Я по себе знаю, как разрушает душу неуместный страх. Когда я только начинал свою церковную жизнь, то носил в себе немалый страх: боялся, узнают, что я, тогда студент кафедры научного атеизма, крестился и хожу в храм. Боялся семейного скандала, боялся изгнания из университета. И в первые месяцы после крещения каждый раз, когда хлопала дверь в храме, я озирался: вдруг вошел какой-нибудь знакомый, который заметит меня, узнает, «настучит». Я даже для крещения специально выбрал такой храм, который был бы как можно дальше и от моего дома, и от университета… И по сю пору в этот храм я и езжу, потому что служу именно в нем. И нередко по дороге к нему (полтора часа в один конец) думаю: «Эх, ну зачем же я тогда таким трусом был?!»… В том страхе я жил несколько месяцев, пока однажды я не внял сердцем (не ушами, а сердцем!) тому прокимену, который поется на водосвятном молебне: «Господь — просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся, Господь — защититель живота моего, кого устрашуся». Ах, как прав Александр Галич: «Неисповедимы дороги зла — но не надо, люди, бояться!»…
Вот замечательное свидетельство о той Силе, которая хранит христианина:
«Случилось некогда святому старцу послать ученика своего принести воды из колодца. Когда он пошел, то увидел внизу аспида, и не почерпнув воды, возвратился и сказал ему: «умрем мы, авва, ибо я видел аспида в колодце.« Он же внушал ему не бояться и качая головою сказал: «если захочется сатане, чтобы в колодце был змей или аспид, и попал в источники вод, неужели ты никогда не будешь пить?« И пошел старец, и сам зачерпнув полный сосуд, первый попробовал говоря: «где возложен крест, там не имеет силы никакое зло« (Древний Патерик 20,23).
Другой древний старец — Иоанн — спросил демонов: «Чего у христиан вы больше всего страшитесь?» — «Воистину вы имеете три великие вещи, — отвечали они. — Одну вы носите на шее; другая — это то омовение, что вы получаете в храме; и третья — это то, что вы едите на литургии». Иоанн снова спросил: «Но чего из этих трех вещей вы страшитесь больше всего?» — «Если бы вы бережно сохраняли то, от чего вы вкушаете в причастии, — отвечали они, — ни один из нас не был бы властен причинить какой бы то ни было вред христианину». Итак, не мы должны бояться демонов, а они нас — ибо у нас есть то, что страшит их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31