И когда ребенок плачет, он легонько снимает слезинку со щеки и подносит ее к своим губам. Если вы желаете работать с умирающими детьми, очень хорошо, если вы можете пробовать на вкус их слезы, если вы можете любить их в страдании и замешательстве, которым они окружены. Он тоже убедился в том, что страдания многих детей заимствованы ими от родителей. «Вам ничего не нужно делать, вам нужно только разделить с ними их принятие смерти и не усиливать страх и беспокойство, навеянные родителями».
Смерть ребенка – это огонь в уме. Ум не прекращает изобретать возможности, которым не суждено воплотиться в жизнь, не прекращает мечтать о чудесном исцелении и новейших возможностях нашей медицины. Если мы позволим этому огню гореть более сострадательно, горе нашего ума, фантазии и душевная тревога постепенно начинают уходить и ребенок еще глубже войдет в наше сердце. Мы можем использовать свое смятение для того, чтобы открыться более полно, чтобы как можно глубже войти в это последнее общение. И тогда, как сказал Рабиндранат Тагор в своем стихотворении «Конец», «Когда придет тетушка с подарком и спросит: „Где наш малыш, сестра?“, – мать тихо скажет ей: „Он в зрачках моих глаз. Он в моем сердце и в моей душе“.
* * *
Вопрос: Я слышала, что пребывание с ребенком в последние дни его жизни способствует открытию сердца? Но что вы скажете о тех родителях, чьи дети умирают во сне?
Ответ: Некоторым родителям суждено проводить с больными детьми месяцы и годы. У них есть возможность открыться для своей потери. Между тем десять тысяч младенцев ежегодно без видимых причин умирают во сне. Те, кто утром находит в кроватке своего ребенка бездыханным, часто терзают себя иррациональным страхом и чувством вины, которые приходят на ум, когда они понимают, что уже поздно что-то изменить. Я вспоминаю стихотворение З.Дж. Кеннеди «Памяти ребенка, который прожил одну минуту», заканчивающееся словами: «Я все же удивляюсь, как, вопреки нашей логике, в течение мгновения так много успело проявиться в таком маленьком».
ГЛАВА 10
РАБОТА С БОЛЬЮ
Несколько лет назад один друг пригласил меня повидать молодую женщину, которая умирала с большими болями. Ее опухоль обволакивала позвоночник. Большую часть времени у нее болели ноги, поскольку оказался сдавленным седалищный нерв. Спина же болела так, словно к ней приложили раскаленные угли.
С первых минут встречи было ясно, что эта женщина уже работала со своим сопротивлением болезни и сделала много, чтобы открыться смерти. Фактически за три года, которые истекли с тех пор, как у нее нашли рак, она стала искусной советчицей и присутствовала во время смерти нескольких других больных.
Она рассказала мне о различных медитациях и техниках избавления от боли, которые она узнала от целителей в холистических клиниках, где неоднократно лечилась. Она была знакома с несколькими методами снятия боли из восточных систем и традиции американских индейцев, а также с более современными холистическими методиками, основывающимися на визуализации и медитации. Она изучала также техники перенесения осознания в другие места с целью потерять чувствительность к боли.
Она стала столь искусной в использовании этих техник, что врачи часто обращались к ней с просьбой принять участие в их учебных семинарах. Ее приглашали на целительские фестивали, проводимые самыми уважаемыми целителями из традиции североамериканских индейцев. Однако она сказала, что теперь, когда ее тело оказалось в агонии, большинство из того, чему она научилась, практически не могло ей помочь. Боль была такой сильной, что она едва ли могла сосредоточиться. Она сказала, что работала с болью в течение более чем двух лет, но теперь боль стала такой сильной, что ей осталось только молиться, чтобы получить избавление.
С большим трудом она легла на кровать, а я сел рядом на журнальный столик. Мы начали работать с направленной медитацией на исследовании боли, которую в аналогичных условиях использовали многие. Эта медитация представляет собой попытку смягчить боль, открывшись переживанию за пределами страха и обусловленных страхом реакций, преодолев замешательство, которое часто возникает у человека в критической ситуации.
Направив свое внимание к ощущениям, которые возникают в спине и ногах, она начала смягчать боль, начала позволять боли – возможно, впервые за все это время – быть и тем самым обнаружила, какова ее реальная природа. Она начала замечать сопротивление, которое, казалось, сжимало боль в кулак, и постепенно расслаблять пальцы, которые сомкнулись вокруг боли. Вернув свое осознание к сильным ощущениям в ногах и спине, она начала расслаблять мышцы, сухожилья, ткани – все, что было закрепощено болью, позволяя сопротивлению уйти, открываясь ему почти на клеточном уровне. Не пытаясь изменить боль, а пуская ее свободно парить, позволяя ей просто быть в пространстве, не стремясь избавиться от нее. Просто открываясь боли, как это описано в первой медитации на боли.
Когда в теле возникает боль, привычной реакцией является замыкание на ней. Однако наше сопротивление и страх, наша боязнь неприятного – все это лишь усиливает боль. Это похоже на то, как в ладони сжимают раскаленный уголек. Чем сильнее вы его сжимаете, тем больше он вас обжигает.
Легко можно убедиться, что большинство из того, что мы называем болью, в действительности представляет собой сопротивление, душевное напряжение, отраженное и умноженное в теле.
Когда она начала смягчаться вокруг боли, позволяя ей свободно парить в теле, она начала смягчаться вокруг идей и страхов своего ума. Мысли о «боли», «опухоли» и «раке» усиливали сопротивление и обостряли боль. Эти концепции и модели делали реальность опасной.
Без малейших усилий, не прилагая никакого воздействия к уму и телу, она позволила этим мыслям и устрашающим образам начать растворяться. Она предоставила им пространство, позволила им свободно уйти. Напоминая телу о том, что оно должно быть уступчивым и расслабленным, она больше не боролась с болью. Она больше не поддерживала навязчивого сопротивления, которое было призвано устранить источник неприятных ощущений. Она начала входить в них, исследовать то, что на самом деле было болью. Это был процесс, который, как она заметила потом, довольно сильно отличался от всего, что она изучила раньше. Направляя свое внимание на боль, она мгновение за мгновением исследовала истину своих переживаний. Как она сказала позже: «Я страдала от боли в течение нескольких лет, прежде чем решилась войти в нее и исследовать ее; едва ли я когда-либо задавалась вопросом о том, что же такое боль». Она начала свое исследование. Какова фактура этого ощущения? Жжет оно или морозит? Остается ли оно в одном месте или движется? Как оно меняется во времени? Какого оно цвета и формы? Присуща ли ему структура? Каково на самом деле переживание, которое ум так легко называет болью и неприятным ощущением?
Чтобы развить расслабление и чувствительность, которые позволяют достичь этого мягкого осознания и пространственности см. Медитацию на боли номер II.
Она вошла в ощущения, возникающие у нее в спине и ногах с принятием и открытостью, на которые раньше не могла отважиться. Она начала исследовать то, чего всю жизнь училась избегать. От мгновения к мгновению она проникала в поток ощущений. Впоследствии она снова вернулась к этому мгновению вхождения в свою боль и сказала: «В этом исследовании была пространственность и мягкость, которую я никогда не связывала с таким тяжелым состоянием». Непосредственное переживание боли довольно существенно отличалось от того, что она могла себе вообразить. Она говорила, что большая часть того, что она всегда считала болью, в действительности оказалось сопротивлением. Конечно же, было давление и напряжение. Но слово «боль» не ассоциируется с этим переживанием. Она получила большое удовлетворение от вхождения в то, чего всегда пыталась избежать.
В самом начале работы иногда моменты сопротивления окружали боль и заставляли ее усилиться, создавая вокруг нее узел напряжения. Ее отвращение к боли было адом, которое усиливало и отягощало и без того неприятные ощущения. Чем больше она сопротивлялась, тем более выраженной становилась боль. Чем больше был испуган ее ум, тем больше она пыталась спрятаться, но единственным местом, куда она при этом попадала, был ад. Но теперь, когда она открылась ему, она обнаруживала пространство, в котором могла видеть все, что происходит.
Она сказала, что буквально видит волны сопротивления, которые накатываются на ее новую открытость и отдаются в нервных окончаниях, усиливая тем самым боль. Отказ от сопротивления позволяет развить мягкость и легкость, которые уступают место страданиям и дают им возможность свободно парить, что ей казалось полностью невозможным.
Она сказала, что, как это ни странно, она впервые за эти годы непосредственно пережила то, что постоянно было частью ее жизни. Открывшись этому ощущению и войдя в него, она заметила, что на самом деле боль не стоит на одном месте и даже не имеет постоянной формы. Боль похожа на амёбу, вибрирует и постоянно меняется. Боль не похожа на прожигающий луч лазера, который она всегда себе воображала. Боль не похожа на твердое ядро неприятных переживаний. Это скорее уже совокупность многих меняющихся ощущений. Иногда она переживается как тепло, иногда как зуд и давление. При отказе от сопротивления в уме возникает много беспокойства. Сосредоточение на постоянных изменениях ощущений позволяет достичь единства с переживанием. Оно придает спокойствие уму, потому что боль – ярко выраженный объект для исследования. Она сказала, что это похоже на пребывание в ярком солнечном свете, от которого она вначале хотела уйти, но через некоторое время ее глаза привыкли к нему и могли видеть частицы этого света, образующие сияющее светило. (См. Медитацию на боли номер III).
По словам больной, она поняла, что все техники для преодоления боли, которые она изучала раньше, неявно способствовали развитию сопротивления, которое только усиливало ее страдания. Она убедилась, что пока не посмотрела непосредственно на переживание боли, все эти методы, которые были призваны смягчить боль, на тонком уровне развивали в ней сопротивление, желание отстраниться. Она на мгновение стала одним целым с тем, от чего всегда отчаянно искала спасения. Отталкивание боли, сказала она, неявно усиливало ее желание контролировать события и страх смерти.
Используя свою реакцию на боль как зеркало для отражения сопротивления жизни, она увидела, как много привязанностей было у нее в уме, как много страха перед жизнью и смертью. Стоило ей только познать природу боли и сопротивления, как боль перестала быть врагом и она смогла для устранения этого неудобства использовать другие методы. Она больше не пыталась избавить свое осознание от страданий, она научилась доверять своей боли, открываться ей и направлять свое осознание к спокойствию.
Большая часть наших страданий усиливается теми, кто находится рядом с нами и не желает, чтобы мы страдали. Фактически, многие из тех, кто желают помочь нам, но сами боятся боли – врачи, сестры, близкие и целители, – просто навязывают нам свое сопротивление высказываниями вроде: «О мой бедный мальчик!» Усиливать страдания больного может даже вид морщин во круг глаз у его врача. Те, в ком нет места для их собственной боли, кто находит боль во многих отношениях недопустимой, редко позволяют другим глубоко входить в это переживание и тем самым смягчать сопротивление и привязанность, которые лишь усиливают страдания. Большинство относится к боли как к трагедии. Лишь немногие находят глубокие исследования милостью. Как сказал один человек, открывшись и исследовав свою боль: «Меня поработила не боль в спине, в голове или костях, а боль моей жизни, от которой я всегда отстранялся. Наблюдение за этой болью в теле позволяет мне видеть, как редко в своей жизни я открывался физическим и душевным страданиям».
Многие из тех, кто работали с этими упражнениями, говорят, что раньше они не понимали не только боль в себе, но и страх, скуку, беспокойство, сомнение или гнев, от которых они всегда убегали и в которые они не могли позволить себе войти. Они говорят, что никогда в жизни не встречались с собой и всегда отстранялись от смерти, потому что их учили отворачиваться от всего неприятного. Таким образом неприятное играло для них роль тюремщика.
Многие говорили нам, что открытие страданию позволило им начать открываться тому, что сделало их жизнь трудной. Позволило им начать понимать, что такое гнев, что такое страх, что такое сама жизнь. Жизнь начинает открываться нам, когда мы осознаем масштаб нашего сопротивления ей. Как бы трудно ни приходилось телу, беспокойство в уме причиняет намного больше хлопот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Смерть ребенка – это огонь в уме. Ум не прекращает изобретать возможности, которым не суждено воплотиться в жизнь, не прекращает мечтать о чудесном исцелении и новейших возможностях нашей медицины. Если мы позволим этому огню гореть более сострадательно, горе нашего ума, фантазии и душевная тревога постепенно начинают уходить и ребенок еще глубже войдет в наше сердце. Мы можем использовать свое смятение для того, чтобы открыться более полно, чтобы как можно глубже войти в это последнее общение. И тогда, как сказал Рабиндранат Тагор в своем стихотворении «Конец», «Когда придет тетушка с подарком и спросит: „Где наш малыш, сестра?“, – мать тихо скажет ей: „Он в зрачках моих глаз. Он в моем сердце и в моей душе“.
* * *
Вопрос: Я слышала, что пребывание с ребенком в последние дни его жизни способствует открытию сердца? Но что вы скажете о тех родителях, чьи дети умирают во сне?
Ответ: Некоторым родителям суждено проводить с больными детьми месяцы и годы. У них есть возможность открыться для своей потери. Между тем десять тысяч младенцев ежегодно без видимых причин умирают во сне. Те, кто утром находит в кроватке своего ребенка бездыханным, часто терзают себя иррациональным страхом и чувством вины, которые приходят на ум, когда они понимают, что уже поздно что-то изменить. Я вспоминаю стихотворение З.Дж. Кеннеди «Памяти ребенка, который прожил одну минуту», заканчивающееся словами: «Я все же удивляюсь, как, вопреки нашей логике, в течение мгновения так много успело проявиться в таком маленьком».
ГЛАВА 10
РАБОТА С БОЛЬЮ
Несколько лет назад один друг пригласил меня повидать молодую женщину, которая умирала с большими болями. Ее опухоль обволакивала позвоночник. Большую часть времени у нее болели ноги, поскольку оказался сдавленным седалищный нерв. Спина же болела так, словно к ней приложили раскаленные угли.
С первых минут встречи было ясно, что эта женщина уже работала со своим сопротивлением болезни и сделала много, чтобы открыться смерти. Фактически за три года, которые истекли с тех пор, как у нее нашли рак, она стала искусной советчицей и присутствовала во время смерти нескольких других больных.
Она рассказала мне о различных медитациях и техниках избавления от боли, которые она узнала от целителей в холистических клиниках, где неоднократно лечилась. Она была знакома с несколькими методами снятия боли из восточных систем и традиции американских индейцев, а также с более современными холистическими методиками, основывающимися на визуализации и медитации. Она изучала также техники перенесения осознания в другие места с целью потерять чувствительность к боли.
Она стала столь искусной в использовании этих техник, что врачи часто обращались к ней с просьбой принять участие в их учебных семинарах. Ее приглашали на целительские фестивали, проводимые самыми уважаемыми целителями из традиции североамериканских индейцев. Однако она сказала, что теперь, когда ее тело оказалось в агонии, большинство из того, чему она научилась, практически не могло ей помочь. Боль была такой сильной, что она едва ли могла сосредоточиться. Она сказала, что работала с болью в течение более чем двух лет, но теперь боль стала такой сильной, что ей осталось только молиться, чтобы получить избавление.
С большим трудом она легла на кровать, а я сел рядом на журнальный столик. Мы начали работать с направленной медитацией на исследовании боли, которую в аналогичных условиях использовали многие. Эта медитация представляет собой попытку смягчить боль, открывшись переживанию за пределами страха и обусловленных страхом реакций, преодолев замешательство, которое часто возникает у человека в критической ситуации.
Направив свое внимание к ощущениям, которые возникают в спине и ногах, она начала смягчать боль, начала позволять боли – возможно, впервые за все это время – быть и тем самым обнаружила, какова ее реальная природа. Она начала замечать сопротивление, которое, казалось, сжимало боль в кулак, и постепенно расслаблять пальцы, которые сомкнулись вокруг боли. Вернув свое осознание к сильным ощущениям в ногах и спине, она начала расслаблять мышцы, сухожилья, ткани – все, что было закрепощено болью, позволяя сопротивлению уйти, открываясь ему почти на клеточном уровне. Не пытаясь изменить боль, а пуская ее свободно парить, позволяя ей просто быть в пространстве, не стремясь избавиться от нее. Просто открываясь боли, как это описано в первой медитации на боли.
Когда в теле возникает боль, привычной реакцией является замыкание на ней. Однако наше сопротивление и страх, наша боязнь неприятного – все это лишь усиливает боль. Это похоже на то, как в ладони сжимают раскаленный уголек. Чем сильнее вы его сжимаете, тем больше он вас обжигает.
Легко можно убедиться, что большинство из того, что мы называем болью, в действительности представляет собой сопротивление, душевное напряжение, отраженное и умноженное в теле.
Когда она начала смягчаться вокруг боли, позволяя ей свободно парить в теле, она начала смягчаться вокруг идей и страхов своего ума. Мысли о «боли», «опухоли» и «раке» усиливали сопротивление и обостряли боль. Эти концепции и модели делали реальность опасной.
Без малейших усилий, не прилагая никакого воздействия к уму и телу, она позволила этим мыслям и устрашающим образам начать растворяться. Она предоставила им пространство, позволила им свободно уйти. Напоминая телу о том, что оно должно быть уступчивым и расслабленным, она больше не боролась с болью. Она больше не поддерживала навязчивого сопротивления, которое было призвано устранить источник неприятных ощущений. Она начала входить в них, исследовать то, что на самом деле было болью. Это был процесс, который, как она заметила потом, довольно сильно отличался от всего, что она изучила раньше. Направляя свое внимание на боль, она мгновение за мгновением исследовала истину своих переживаний. Как она сказала позже: «Я страдала от боли в течение нескольких лет, прежде чем решилась войти в нее и исследовать ее; едва ли я когда-либо задавалась вопросом о том, что же такое боль». Она начала свое исследование. Какова фактура этого ощущения? Жжет оно или морозит? Остается ли оно в одном месте или движется? Как оно меняется во времени? Какого оно цвета и формы? Присуща ли ему структура? Каково на самом деле переживание, которое ум так легко называет болью и неприятным ощущением?
Чтобы развить расслабление и чувствительность, которые позволяют достичь этого мягкого осознания и пространственности см. Медитацию на боли номер II.
Она вошла в ощущения, возникающие у нее в спине и ногах с принятием и открытостью, на которые раньше не могла отважиться. Она начала исследовать то, чего всю жизнь училась избегать. От мгновения к мгновению она проникала в поток ощущений. Впоследствии она снова вернулась к этому мгновению вхождения в свою боль и сказала: «В этом исследовании была пространственность и мягкость, которую я никогда не связывала с таким тяжелым состоянием». Непосредственное переживание боли довольно существенно отличалось от того, что она могла себе вообразить. Она говорила, что большая часть того, что она всегда считала болью, в действительности оказалось сопротивлением. Конечно же, было давление и напряжение. Но слово «боль» не ассоциируется с этим переживанием. Она получила большое удовлетворение от вхождения в то, чего всегда пыталась избежать.
В самом начале работы иногда моменты сопротивления окружали боль и заставляли ее усилиться, создавая вокруг нее узел напряжения. Ее отвращение к боли было адом, которое усиливало и отягощало и без того неприятные ощущения. Чем больше она сопротивлялась, тем более выраженной становилась боль. Чем больше был испуган ее ум, тем больше она пыталась спрятаться, но единственным местом, куда она при этом попадала, был ад. Но теперь, когда она открылась ему, она обнаруживала пространство, в котором могла видеть все, что происходит.
Она сказала, что буквально видит волны сопротивления, которые накатываются на ее новую открытость и отдаются в нервных окончаниях, усиливая тем самым боль. Отказ от сопротивления позволяет развить мягкость и легкость, которые уступают место страданиям и дают им возможность свободно парить, что ей казалось полностью невозможным.
Она сказала, что, как это ни странно, она впервые за эти годы непосредственно пережила то, что постоянно было частью ее жизни. Открывшись этому ощущению и войдя в него, она заметила, что на самом деле боль не стоит на одном месте и даже не имеет постоянной формы. Боль похожа на амёбу, вибрирует и постоянно меняется. Боль не похожа на прожигающий луч лазера, который она всегда себе воображала. Боль не похожа на твердое ядро неприятных переживаний. Это скорее уже совокупность многих меняющихся ощущений. Иногда она переживается как тепло, иногда как зуд и давление. При отказе от сопротивления в уме возникает много беспокойства. Сосредоточение на постоянных изменениях ощущений позволяет достичь единства с переживанием. Оно придает спокойствие уму, потому что боль – ярко выраженный объект для исследования. Она сказала, что это похоже на пребывание в ярком солнечном свете, от которого она вначале хотела уйти, но через некоторое время ее глаза привыкли к нему и могли видеть частицы этого света, образующие сияющее светило. (См. Медитацию на боли номер III).
По словам больной, она поняла, что все техники для преодоления боли, которые она изучала раньше, неявно способствовали развитию сопротивления, которое только усиливало ее страдания. Она убедилась, что пока не посмотрела непосредственно на переживание боли, все эти методы, которые были призваны смягчить боль, на тонком уровне развивали в ней сопротивление, желание отстраниться. Она на мгновение стала одним целым с тем, от чего всегда отчаянно искала спасения. Отталкивание боли, сказала она, неявно усиливало ее желание контролировать события и страх смерти.
Используя свою реакцию на боль как зеркало для отражения сопротивления жизни, она увидела, как много привязанностей было у нее в уме, как много страха перед жизнью и смертью. Стоило ей только познать природу боли и сопротивления, как боль перестала быть врагом и она смогла для устранения этого неудобства использовать другие методы. Она больше не пыталась избавить свое осознание от страданий, она научилась доверять своей боли, открываться ей и направлять свое осознание к спокойствию.
Большая часть наших страданий усиливается теми, кто находится рядом с нами и не желает, чтобы мы страдали. Фактически, многие из тех, кто желают помочь нам, но сами боятся боли – врачи, сестры, близкие и целители, – просто навязывают нам свое сопротивление высказываниями вроде: «О мой бедный мальчик!» Усиливать страдания больного может даже вид морщин во круг глаз у его врача. Те, в ком нет места для их собственной боли, кто находит боль во многих отношениях недопустимой, редко позволяют другим глубоко входить в это переживание и тем самым смягчать сопротивление и привязанность, которые лишь усиливают страдания. Большинство относится к боли как к трагедии. Лишь немногие находят глубокие исследования милостью. Как сказал один человек, открывшись и исследовав свою боль: «Меня поработила не боль в спине, в голове или костях, а боль моей жизни, от которой я всегда отстранялся. Наблюдение за этой болью в теле позволяет мне видеть, как редко в своей жизни я открывался физическим и душевным страданиям».
Многие из тех, кто работали с этими упражнениями, говорят, что раньше они не понимали не только боль в себе, но и страх, скуку, беспокойство, сомнение или гнев, от которых они всегда убегали и в которые они не могли позволить себе войти. Они говорят, что никогда в жизни не встречались с собой и всегда отстранялись от смерти, потому что их учили отворачиваться от всего неприятного. Таким образом неприятное играло для них роль тюремщика.
Многие говорили нам, что открытие страданию позволило им начать открываться тому, что сделало их жизнь трудной. Позволило им начать понимать, что такое гнев, что такое страх, что такое сама жизнь. Жизнь начинает открываться нам, когда мы осознаем масштаб нашего сопротивления ей. Как бы трудно ни приходилось телу, беспокойство в уме причиняет намного больше хлопот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51