Одним словом, я упустил подходящий случай. А потом с равнины, где кончался сезон рыбной ловли, вернулся брат девушки, она оказалась под бдительным присмотром, и наши беседы стали редкими.
Этот ее брат, Цан, с первой же минуты, как увидел меня, проникся ко мне недоверием.
– Это еще кто такой? Откуда взялся? – спросил он, указывая на меня.
– Да это же Урод, чужеземец, работающий у нас на лесозаготовках, – объяснили ему. – А что? По-твоему, в нем есть что-то странное?
– Этот вопрос я хотел бы задать ему самому, – грозно произнес Цан. – Эй, ты, что в тебе странного?
Как я должен был ответить ему?
– Во мне? Ничего...
– Ага, выходит, по-твоему, ты не странный, – и он засмеялся. В тот раз дело дальше не пошло, но ничего хорошего для себя я уже не ждал.
Цан был одним из самых отчаянных типов в поселке. Он постранствовал по свету и щеголял тем, что знал больше других. Стоило ему услышать разговоры о нашем брате – Динозаврах, как он всем видом показывал, что они ему несносны.
– Сказки, – заявил он однажды. – Все это пустые сказки. Поглядел бы я на вас, если бы здесь появился настоящий Динозавр!
– Да ведь они уже давным-давно перевелись, – заметил один из рыбаков.
– Положим, не так уж давно... – ухмыльнулся Цан, – и неизвестно еще, не бродят ли их стада где-нибудь неподалеку... На равнине наши по очереди стоят в дозоре днем и ночью. Но там они хоть могут положиться друг на друга, потому что не подпускают к себе всяких бродяг, которых никто не знает... – и он намеренно задержал взгляд на мне.
Бессмысленно было затягивать эту историю: такому лучше сразу показать, что ты не намерен проглатывать оскорбления.
Я сделал шаг вперед.
– У тебя на меня зуб? – спросил я.
– У меня зуб на всех проходимцев без роду, без племени, которые неведомо откуда являются, а потом объедают нас и волочатся за нашими сестрами...
Кто-то из рыбаков вступился за меня:
– Так ведь Урод зарабатывает себе на жизнь, он трудится на совесть...
– Таскать бревна на горбу он, наверное, горазд, не отрицаю, – отпарировал Цан, – но в минуту опасности, когда нам придется защищаться когтями и зубами, кто поручится, что он поведет себя как должно?
Все заспорили. Странно, но никому даже в голову не приходило, что я могу быть Динозавром, обвинение против меня по-прежнему сводилось к одному: я был не таким, как они, был чужеземцем, а потому – неблагонадежным, и спор шел о том, в какой мере мое присутствие увеличивало опасность возвращения Динозавров.
– Хотел бы я поглядеть на него в бою, на этого молодчика с пастью ящерицы... – презрительно продолжал Цан с явным намерением довести меня до белого каления.
Я решительно подошел к нему вплотную, нос к носу.
– Можешь поглядеть хоть сейчас, если не убежишь без оглядки.
Этого он не ожидал. Он посмотрел на своих. Они стали в круг. Теперь оставалось только драться.
Я бросился вперед, увернулся, выгнув шею, от его зубов, тут же нанес ему лапой удар, перевернувший его на спину, и подмял его под себя. То был ошибочный прием – мне ли этого не знать, я ли не видел, как умирали Динозавры от когтей и зубов, впившихся в грудь и в живот, когда сами они уже не сомневались, что обезвредили врага? Но я умел еще действовать хвостом, чтобы сохранить устойчивость, – мне не хотелось давать противнику возможности вот так же уложить меня, я напряг все силы, но чувствовал, что начинаю сдавать...
И тогда кто-то из зрителей крикнул:
– Давай, Динозавр, держись!
Поняв, что меня разоблачили, я в тот же миг снова стал самим собою, стал таким же, как прежде: терять мне было нечего, а на них, раз уж на то пошло, следовало нагнать былого страху. И я ударил Цана раз, другой, третий...
Нас разняли.
– Цан, мы же тебя предупреждали, что сил у Урода хватает. С Уродом шутки плохи!
И они смеялись, поздравляя меня, хлопая лапами по спине. Я был уверен, что меня разоблачили, и потому ничего не понимал: только позже я сообразил, что словом «Динозавр» они обычно подбадривали участников состязаний и означало оно не что иное, как: «А ну-ка, покажи ему, ведь ты сильный!», и неизвестно было даже, к кому это относилось в данном случае – ко мне или к Цану.
С того дня меня уважали, как никого, все, в том числе и Цан, который приходил смотреть, как я работаю, чтобы лишний раз убедиться в моей силе. Должен сказать, что обычные разговоры Новых о Динозаврах со временем приобрели несколько иной оттенок, как бывает, когда надоест вечно мерить все одной и той же меркой и мода начнет меняться. Теперь у них вошло в привычку говорить, обсуждая происшествия в поселке, что между Динозаврами того-то и того-то никогда бы не случилось, что с Динозавров во многом следует брать пример, что о поведении Динозавров в той или иной ситуации (например, в личной жизни) и говорить не приходится и тому подобное. Одним словом, казалось, наступает полоса чуть ли не посмертного возвеличивания Динозавров, о которых ничего толком не знали. Однажды я не удержался:
– Не стоит преувеличивать. Ну как, по-вашему, что такое Динозавр, если уж на то пошло?
Они в один голос зашикали:
– Молчи, что ты понимаешь, если сам их никогда не видел?!
Минута была подходящая, чтобы назвать вещи своими именами.
– А вот и видел! – воскликнул я. – И если хотите, могу вам показать, как они выглядели!
Мне не поверили, думали, что я хочу посмеяться над ними. Для меня эта их новая манера толковать о Динозаврах была столь же невыносима, как и прежняя. Потому что, уж не говоря о скорби, которую я испытывал при мысли о жестокой участи, выпавшей на нашу долю, – кто, как не я, знал жизнь Динозавров, помнил, как вредила нам ограниченность, сколько в нас было предрассудков, как все это мешало идти в ногу со временем, приспосабливаться к новым обстоятельствам! И теперь я вынужден был смотреть, как Новые берут за образец наш узкий мирок, столь отсталый, столь – скажем прямо – скучный! И они, именно они, еще навязывали мне нечто вроде священного уважения к Динозаврам, уважения, которого я никогда не испытывал! Но, в сущности, так оно и должно быть: эти Новые, разве они так уж отличаются от Динозавров золотых времен? Уверенно чувствуя себя в своем поселке с запрудами и рыбными садками, они тоже зачванились, стали самонадеянными... Порой они становились для меня так же несносны, как некогда мои собственные сородичи, и чем больше Новые восторгались Динозаврами, тем сильнее я ненавидел и Динозавров и их.
– Знаешь, сегодня ночью мне приснилось, будто мимо нашего дома должен пройти Динозавр, – как-то сказала Цветок Папоротника, – великолепный Динозавр, принц или король Динозавров. Я прихорошилась, обвила ленту вокруг головы и подошла к окну. Я старалась привлечь внимание Динозавра, сделала ему реверанс, но он не обратил на меня внимания, даже взглядом не удостоил.
Этот сон по-новому раскрыл передо мной душу девушки, и я понял, что она думала обо мне: должно быть, приняла мою робость за презрительное высокомерие. Сейчас, воскрешая в памяти прошлое, я вижу, что мне достаточно было не разубеждать ее в этом еще какое-то время, сохраняя видимость гордой неприступности, и я бы ее окончательно завоевал. Но рассказанный сон до того растрогал меня, что я со слезами на глазах бросился к ее ногам:
– Нет, нет, о Цветок Папоротника, все не так, как тебе представляется, ты достойнее любого Динозавра, в сто раз достойнее, я чувствую, что я настолько ниже тебя...
Цветок Папоротника опешила, отступила на шаг.
– Да ты понимаешь, что говоришь?
Нет, не этого она ждала: она растерялась, сцена показалась ей неприятной. Я понял это слишком поздно, и хоть и поспешил сделать вид, будто ничего не случилось, но все равно между нами что-то уже нарушилось, появилось чувство взаимной неловкости.
То, что произошло вскоре, заставило нас забыть это недоразумение. В поселке появилась выбившиеся из сил гонцы.
– Динозавры возвращаются!
На равнине было обнаружено обезумевшее от стремительного бега стадо неведомых чудовищ. Если оно будет продвигаться с той же скоростью, завтра на рассвете поселок окажется в осаде.
Можете себе представить, какие чувства всколыхнуло в моей душе известие: вид, к которому я принадлежал, не вымер, я мог воссоединиться со своими братьями, снова зажить былой жизнью! Но в воспоминаниях об этой жизни, проснувшихся в моем сознании, я видел бесконечную цепь поражений, отступлений, опасностей – и только; быть может, начать все заново – значило лишь продлить ненадолго эту агонию, вернуться к этапу, который, хотелось верить, пройден раз и навсегда? А ведь к этому времени я, наконец, достиг здесь, в поселке, некоего душевного равновесия, и мне жаль было терять его.
Новых тоже обуревали противоречивые чувства. В их душах панический страх сменялся желанием восторжествовать над давним врагом, и в то же время они считали, что, коль скоро Динозавры выжили и теперь наступают, мечтая о реванше, значит, никто не может их остановить, и не исключено, что победа Динозавров, как бы жестоки ни были победители, послужит ко всеобщему благу. Иначе говоря, Новые хотели и защищаться, и спасаться бегством, и уничтожить врага, и оказаться побежденными; и неуверенность эта сказывалась в той неорганизованности, с какой они готовились к обороне.
– Стойте! – крикнул Цан. – Среди нас лишь один способен взять на себя командование! Самый сильный из нас, Урод!
– Правильно! Нами должен командовать Урод! – хором откликнулись остальные. – Да, да, пусть Урод принимает командование! – И они вытянулись передо мной по стойке «смирно».
– Да нет, неужели вы хотите, чтобы я, чужеземец... Я недостоин! – возражал я. Но переубедить их было невозможно.
Что оставалось делать? В ту ночь я не сомкнул глаз. Голос крови повелевал мне дезертировать и присоединиться к братьям, тогда как чувство долга по отношению к Новым, которые приняли меня и приютили, подсказывало, что я должен оставаться на их стороне. Но в то же время я прекрасно знал, что ни Динозавры, ни Новые не заслуживали того, чтобы пальцем ради них шевельнуть! Если Динозавры стремились восстановить свое господство путем нашествий и кровопролитий, значит опыт ничему их не научил, значит они выжили лишь по ошибке. А Новые – это было очевидно, – возложив на меня командование, нашли наиболее удобный выход из положения: всю ответственность взвалили на чужеземца, и этот чужеземец мог стать или их спасителем, или в случае поражения – козлом отпущения, которого не жалко выдать неприятелю, чтобы задобрить его; наконец, он мог стать изменником, который, предав Новых врагу, осуществил бы их тайную мечту оказаться под властью Динозавров. Одним словом, я не желал знать ни тех, ни других, мне было на них на всех наплевать – пусть себе перебьют друг друга до последнего. Я должен был, пока не поздно, бежать, оставить их вариться в собственном соку, не вмешиваться в эти старые дрязги.
В ту же ночь, крадучись в темноте, я выбрался из поселка. Первым моим побуждением было убраться подальше от поля боя, вернуться в мои тайные убежища; но любопытство оказалось сильнее: мне хотелось увидеть себе подобных, знать, кто окажется победителем. Я укрылся на вершине скалистых гор, высящихся над излучиной реки, и стал ждать рассвета.
Когда занялось утро, на горизонте показались какие-то фигуры. Они стремительно приближались. Еще раньше, чем мне удалось их как следует разглядеть, я мог поручиться, что передо мной не Динозавры: чтобы хоть один Динозавр бежал так неуклюже, это для меня исключалось. Когда же я узнал Носорогов, я не ведал – смеяться мне или плакать. Да, то было стадо первых Носорогов, крупных, нескладных, покрытых роговыми неростами, но совершенно безобидных – им бы только пощипать травки. Так вот кого Новые приняли за древних царей Земли!
Стадо Носорогов пронеслось с шумом, подобным грому, остановилось подкрепиться кустарником и вновь устремилось к горизонту, даже не заметив укреплений рыбаков.
Я бегом вернулся в поселок.
– Вы ничего не поняли? Это не Динозавры! – возвестил я. – Носороги, вот это кто! Они уже ушли! Опасность миновала! – И добавил, желая оправдать свое дезертирство: – Я ходил в разведку! Чтобы все выяснить и сообщить вам!
– Мы могли, конечно, не понять, что это были не Динозавры, – спокойно заметил Цан, – зато мы поняли, что ты не герой, – и он показал мне спину.
Разумеется, они разочаровались и в Динозаврах и во мне. Теперь их рассказы о Динозаврах уступили место анекдотам, где страшные чудовища выглядели комическими персонажами. Но меня больше не трогало это убожество Новых, я оценил, наконец, величие духа, заставившее нас предпочесть исчезнуть с лица земли, чем жить в мире, который нам больше не принадлежал. Если я еще жил, то лишь потому, что Динозавр продолжал чувствовать себя Динозавром среди этого народишка, прикрывавшего банальными шуточками царивший в нем страх. Впрочем, что еще оставалось им делать?
И у Цветка Папоротника отношение к Динозаврам изменилось;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Этот ее брат, Цан, с первой же минуты, как увидел меня, проникся ко мне недоверием.
– Это еще кто такой? Откуда взялся? – спросил он, указывая на меня.
– Да это же Урод, чужеземец, работающий у нас на лесозаготовках, – объяснили ему. – А что? По-твоему, в нем есть что-то странное?
– Этот вопрос я хотел бы задать ему самому, – грозно произнес Цан. – Эй, ты, что в тебе странного?
Как я должен был ответить ему?
– Во мне? Ничего...
– Ага, выходит, по-твоему, ты не странный, – и он засмеялся. В тот раз дело дальше не пошло, но ничего хорошего для себя я уже не ждал.
Цан был одним из самых отчаянных типов в поселке. Он постранствовал по свету и щеголял тем, что знал больше других. Стоило ему услышать разговоры о нашем брате – Динозаврах, как он всем видом показывал, что они ему несносны.
– Сказки, – заявил он однажды. – Все это пустые сказки. Поглядел бы я на вас, если бы здесь появился настоящий Динозавр!
– Да ведь они уже давным-давно перевелись, – заметил один из рыбаков.
– Положим, не так уж давно... – ухмыльнулся Цан, – и неизвестно еще, не бродят ли их стада где-нибудь неподалеку... На равнине наши по очереди стоят в дозоре днем и ночью. Но там они хоть могут положиться друг на друга, потому что не подпускают к себе всяких бродяг, которых никто не знает... – и он намеренно задержал взгляд на мне.
Бессмысленно было затягивать эту историю: такому лучше сразу показать, что ты не намерен проглатывать оскорбления.
Я сделал шаг вперед.
– У тебя на меня зуб? – спросил я.
– У меня зуб на всех проходимцев без роду, без племени, которые неведомо откуда являются, а потом объедают нас и волочатся за нашими сестрами...
Кто-то из рыбаков вступился за меня:
– Так ведь Урод зарабатывает себе на жизнь, он трудится на совесть...
– Таскать бревна на горбу он, наверное, горазд, не отрицаю, – отпарировал Цан, – но в минуту опасности, когда нам придется защищаться когтями и зубами, кто поручится, что он поведет себя как должно?
Все заспорили. Странно, но никому даже в голову не приходило, что я могу быть Динозавром, обвинение против меня по-прежнему сводилось к одному: я был не таким, как они, был чужеземцем, а потому – неблагонадежным, и спор шел о том, в какой мере мое присутствие увеличивало опасность возвращения Динозавров.
– Хотел бы я поглядеть на него в бою, на этого молодчика с пастью ящерицы... – презрительно продолжал Цан с явным намерением довести меня до белого каления.
Я решительно подошел к нему вплотную, нос к носу.
– Можешь поглядеть хоть сейчас, если не убежишь без оглядки.
Этого он не ожидал. Он посмотрел на своих. Они стали в круг. Теперь оставалось только драться.
Я бросился вперед, увернулся, выгнув шею, от его зубов, тут же нанес ему лапой удар, перевернувший его на спину, и подмял его под себя. То был ошибочный прием – мне ли этого не знать, я ли не видел, как умирали Динозавры от когтей и зубов, впившихся в грудь и в живот, когда сами они уже не сомневались, что обезвредили врага? Но я умел еще действовать хвостом, чтобы сохранить устойчивость, – мне не хотелось давать противнику возможности вот так же уложить меня, я напряг все силы, но чувствовал, что начинаю сдавать...
И тогда кто-то из зрителей крикнул:
– Давай, Динозавр, держись!
Поняв, что меня разоблачили, я в тот же миг снова стал самим собою, стал таким же, как прежде: терять мне было нечего, а на них, раз уж на то пошло, следовало нагнать былого страху. И я ударил Цана раз, другой, третий...
Нас разняли.
– Цан, мы же тебя предупреждали, что сил у Урода хватает. С Уродом шутки плохи!
И они смеялись, поздравляя меня, хлопая лапами по спине. Я был уверен, что меня разоблачили, и потому ничего не понимал: только позже я сообразил, что словом «Динозавр» они обычно подбадривали участников состязаний и означало оно не что иное, как: «А ну-ка, покажи ему, ведь ты сильный!», и неизвестно было даже, к кому это относилось в данном случае – ко мне или к Цану.
С того дня меня уважали, как никого, все, в том числе и Цан, который приходил смотреть, как я работаю, чтобы лишний раз убедиться в моей силе. Должен сказать, что обычные разговоры Новых о Динозаврах со временем приобрели несколько иной оттенок, как бывает, когда надоест вечно мерить все одной и той же меркой и мода начнет меняться. Теперь у них вошло в привычку говорить, обсуждая происшествия в поселке, что между Динозаврами того-то и того-то никогда бы не случилось, что с Динозавров во многом следует брать пример, что о поведении Динозавров в той или иной ситуации (например, в личной жизни) и говорить не приходится и тому подобное. Одним словом, казалось, наступает полоса чуть ли не посмертного возвеличивания Динозавров, о которых ничего толком не знали. Однажды я не удержался:
– Не стоит преувеличивать. Ну как, по-вашему, что такое Динозавр, если уж на то пошло?
Они в один голос зашикали:
– Молчи, что ты понимаешь, если сам их никогда не видел?!
Минута была подходящая, чтобы назвать вещи своими именами.
– А вот и видел! – воскликнул я. – И если хотите, могу вам показать, как они выглядели!
Мне не поверили, думали, что я хочу посмеяться над ними. Для меня эта их новая манера толковать о Динозаврах была столь же невыносима, как и прежняя. Потому что, уж не говоря о скорби, которую я испытывал при мысли о жестокой участи, выпавшей на нашу долю, – кто, как не я, знал жизнь Динозавров, помнил, как вредила нам ограниченность, сколько в нас было предрассудков, как все это мешало идти в ногу со временем, приспосабливаться к новым обстоятельствам! И теперь я вынужден был смотреть, как Новые берут за образец наш узкий мирок, столь отсталый, столь – скажем прямо – скучный! И они, именно они, еще навязывали мне нечто вроде священного уважения к Динозаврам, уважения, которого я никогда не испытывал! Но, в сущности, так оно и должно быть: эти Новые, разве они так уж отличаются от Динозавров золотых времен? Уверенно чувствуя себя в своем поселке с запрудами и рыбными садками, они тоже зачванились, стали самонадеянными... Порой они становились для меня так же несносны, как некогда мои собственные сородичи, и чем больше Новые восторгались Динозаврами, тем сильнее я ненавидел и Динозавров и их.
– Знаешь, сегодня ночью мне приснилось, будто мимо нашего дома должен пройти Динозавр, – как-то сказала Цветок Папоротника, – великолепный Динозавр, принц или король Динозавров. Я прихорошилась, обвила ленту вокруг головы и подошла к окну. Я старалась привлечь внимание Динозавра, сделала ему реверанс, но он не обратил на меня внимания, даже взглядом не удостоил.
Этот сон по-новому раскрыл передо мной душу девушки, и я понял, что она думала обо мне: должно быть, приняла мою робость за презрительное высокомерие. Сейчас, воскрешая в памяти прошлое, я вижу, что мне достаточно было не разубеждать ее в этом еще какое-то время, сохраняя видимость гордой неприступности, и я бы ее окончательно завоевал. Но рассказанный сон до того растрогал меня, что я со слезами на глазах бросился к ее ногам:
– Нет, нет, о Цветок Папоротника, все не так, как тебе представляется, ты достойнее любого Динозавра, в сто раз достойнее, я чувствую, что я настолько ниже тебя...
Цветок Папоротника опешила, отступила на шаг.
– Да ты понимаешь, что говоришь?
Нет, не этого она ждала: она растерялась, сцена показалась ей неприятной. Я понял это слишком поздно, и хоть и поспешил сделать вид, будто ничего не случилось, но все равно между нами что-то уже нарушилось, появилось чувство взаимной неловкости.
То, что произошло вскоре, заставило нас забыть это недоразумение. В поселке появилась выбившиеся из сил гонцы.
– Динозавры возвращаются!
На равнине было обнаружено обезумевшее от стремительного бега стадо неведомых чудовищ. Если оно будет продвигаться с той же скоростью, завтра на рассвете поселок окажется в осаде.
Можете себе представить, какие чувства всколыхнуло в моей душе известие: вид, к которому я принадлежал, не вымер, я мог воссоединиться со своими братьями, снова зажить былой жизнью! Но в воспоминаниях об этой жизни, проснувшихся в моем сознании, я видел бесконечную цепь поражений, отступлений, опасностей – и только; быть может, начать все заново – значило лишь продлить ненадолго эту агонию, вернуться к этапу, который, хотелось верить, пройден раз и навсегда? А ведь к этому времени я, наконец, достиг здесь, в поселке, некоего душевного равновесия, и мне жаль было терять его.
Новых тоже обуревали противоречивые чувства. В их душах панический страх сменялся желанием восторжествовать над давним врагом, и в то же время они считали, что, коль скоро Динозавры выжили и теперь наступают, мечтая о реванше, значит, никто не может их остановить, и не исключено, что победа Динозавров, как бы жестоки ни были победители, послужит ко всеобщему благу. Иначе говоря, Новые хотели и защищаться, и спасаться бегством, и уничтожить врага, и оказаться побежденными; и неуверенность эта сказывалась в той неорганизованности, с какой они готовились к обороне.
– Стойте! – крикнул Цан. – Среди нас лишь один способен взять на себя командование! Самый сильный из нас, Урод!
– Правильно! Нами должен командовать Урод! – хором откликнулись остальные. – Да, да, пусть Урод принимает командование! – И они вытянулись передо мной по стойке «смирно».
– Да нет, неужели вы хотите, чтобы я, чужеземец... Я недостоин! – возражал я. Но переубедить их было невозможно.
Что оставалось делать? В ту ночь я не сомкнул глаз. Голос крови повелевал мне дезертировать и присоединиться к братьям, тогда как чувство долга по отношению к Новым, которые приняли меня и приютили, подсказывало, что я должен оставаться на их стороне. Но в то же время я прекрасно знал, что ни Динозавры, ни Новые не заслуживали того, чтобы пальцем ради них шевельнуть! Если Динозавры стремились восстановить свое господство путем нашествий и кровопролитий, значит опыт ничему их не научил, значит они выжили лишь по ошибке. А Новые – это было очевидно, – возложив на меня командование, нашли наиболее удобный выход из положения: всю ответственность взвалили на чужеземца, и этот чужеземец мог стать или их спасителем, или в случае поражения – козлом отпущения, которого не жалко выдать неприятелю, чтобы задобрить его; наконец, он мог стать изменником, который, предав Новых врагу, осуществил бы их тайную мечту оказаться под властью Динозавров. Одним словом, я не желал знать ни тех, ни других, мне было на них на всех наплевать – пусть себе перебьют друг друга до последнего. Я должен был, пока не поздно, бежать, оставить их вариться в собственном соку, не вмешиваться в эти старые дрязги.
В ту же ночь, крадучись в темноте, я выбрался из поселка. Первым моим побуждением было убраться подальше от поля боя, вернуться в мои тайные убежища; но любопытство оказалось сильнее: мне хотелось увидеть себе подобных, знать, кто окажется победителем. Я укрылся на вершине скалистых гор, высящихся над излучиной реки, и стал ждать рассвета.
Когда занялось утро, на горизонте показались какие-то фигуры. Они стремительно приближались. Еще раньше, чем мне удалось их как следует разглядеть, я мог поручиться, что передо мной не Динозавры: чтобы хоть один Динозавр бежал так неуклюже, это для меня исключалось. Когда же я узнал Носорогов, я не ведал – смеяться мне или плакать. Да, то было стадо первых Носорогов, крупных, нескладных, покрытых роговыми неростами, но совершенно безобидных – им бы только пощипать травки. Так вот кого Новые приняли за древних царей Земли!
Стадо Носорогов пронеслось с шумом, подобным грому, остановилось подкрепиться кустарником и вновь устремилось к горизонту, даже не заметив укреплений рыбаков.
Я бегом вернулся в поселок.
– Вы ничего не поняли? Это не Динозавры! – возвестил я. – Носороги, вот это кто! Они уже ушли! Опасность миновала! – И добавил, желая оправдать свое дезертирство: – Я ходил в разведку! Чтобы все выяснить и сообщить вам!
– Мы могли, конечно, не понять, что это были не Динозавры, – спокойно заметил Цан, – зато мы поняли, что ты не герой, – и он показал мне спину.
Разумеется, они разочаровались и в Динозаврах и во мне. Теперь их рассказы о Динозаврах уступили место анекдотам, где страшные чудовища выглядели комическими персонажами. Но меня больше не трогало это убожество Новых, я оценил, наконец, величие духа, заставившее нас предпочесть исчезнуть с лица земли, чем жить в мире, который нам больше не принадлежал. Если я еще жил, то лишь потому, что Динозавр продолжал чувствовать себя Динозавром среди этого народишка, прикрывавшего банальными шуточками царивший в нем страх. Впрочем, что еще оставалось им делать?
И у Цветка Папоротника отношение к Динозаврам изменилось;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21