Впрочем, суть дела, я думаю, ясна. Мой секретарь сообщит тебе номер, по которому ты сможешь связаться со мной, в какой бы точке планеты я ни находился. Я окажу тебе любую помощь, майор. Не хочу показаться нескромным, – улыбнулся Цзю, – но мои возможности безграничны. Скажу больше, майор, я горю желанием продемонстрировать тебе это как можно быстрее. Как говорится, подождем подходящего случая. Полагаю, он не замедлит представиться.
– Формы человеческих страстей бесконечны, – возразил майор Пухов, – их сочетания непредсказуемы. На том стоит, точнее, движется мир. Никому не дано его остановить.
– Это иллюзия, – ответил Цзю. – Мир заключен в треугольник, одна сторона которого называется страх человека за собственную жизнь и жизнь близких, в особенности почему-то за жизнь детей. Тут, впрочем, бывают варианты. Другая – деньги. Третья – власть. Все прочее – бесконечные формы страстей, их непредсказуемые сочетания – внутри треугольника. Увы, майор, это математическая, многократно просчитанная и проверенная на самых современных компьютерах данность.
– И последний вопрос, Костя, – понимая, что аудиенция окончена, поднялся с парчового, инкрустированного речным жемчугом кресла Пухов, – чем я обязан твоему вниманию? Почему именно мне ты оказываешь такую честь?
В этот момент секретарь ввел в пентхауз посетителя. К своему изумлению, майор Пухов узнал в нем Дуба – известного московского «авторитета», занимающегося поставками оружия, транспортными услугами, обеспечением безопасности притонов гомосексуалистов, а также продажей детей в специальные публичные дома. Дуб, естественно, находился во всероссийском розыске, что, естественно, никоим образом не мешало ему открыто жить под Москвой в Барвихе в трехэтажном особняке, записанном на жену какого-то банкира.
Пухов решительно шатнул к двери, не желая дышать одним воздухом с этим отродьем, но Цзю остановил:
– Не торопись, майор, мы ведь не договорили. Я сейчас освобожусь. Вынужден тебя огорчить, Сергей, – повернулся к Дубу. – Твои люди не обеспечили своевременную отгрузку техники в Чкаловске. Но это еще не все. Подобрав на Кутузовском, как было условлено, моих раненых, они стали вымогать у них сверх оговоренного пятьдесят тысяч долларов, обещая в противном случае выбросить их на шоссе. Это совершенно недопустимо, Сергей, ты согласен?
– В Чкаловске уже улажено, – с интересом оглядел пентхауз Дуб, – но перенесено на вечер. Все пройдет ровно, если докинешь пару сотен. Насчет Кутузовского извиняюсь, ребята не врубились. Молодняк. Сам знаешь, Костя, какой у нас нынче в России отвязанный молодняк…
– Это не разговор, Сергей, – звонко рассмеялся Цзю.
– Разговор, на разговор, – пожал плечами Дуб, недовольно стреляя глазами в сторону майора Пухова. – Здесь Москва, а не Китай, Костя, и ты здесь гость, а не хозяин. Мои люди вокруг гостиницы. Ты бы не залупался со мной, а, Костя?
– Я бы не залупался, – с любопытством посмотрел на развалившегося в кресле Дуба Цзю. На него явно произвели впечатление толстые золотые перстни на пальцах российского коллеги и выглядывающая сквозь вольно расстегнутый ворот черной рубашки золотая (почти что якорная) цепь. – Если бы ты меня не обманывал. Зачем вокруг гостиницы твои… люди? – Цзю включил компьютер. На овальном дисплее появилось четкое изображение ночной улицы. Пухов узнал площадь перед гостиницей.
– Раз, два, три… – пересчитал Цзю джипы, постепенно укрупняя изображение. Это было невероятно, но невидимая камера каким-то образом проникала внутрь салонов, на дисплее возникали лица сидящих в джипах. Вот только говорили они как-то странно – как будто скребли ножом по днищу кастрюли. – Изображение транслируется со спутника, майор, – объяснил Цзю, – спутник считывает речь в режиме цифрового кода, потом дает расшифровку. Впрочем, мне кажется, нам нет смысла расшифровывать эту… речь… Если, конечно, ее можно назвать речью… – Цзю нажал клавишу, и три джипа словно по команде оделись пламенем, как в замедленной съемке взлетели на воздух, переворачиваясь днищем вверх, разбрасывая в стороны колеса, двери, фрагменты корпусов.
Дуб бросился к окну, видимо, желая убедиться, что это не оптический обман.
Цзю спустился к бассейну, взял со скамейки мечи.
– Ты можешь защищаться, выбирай любой, – протянул их рукоятками вперед обезумевшему Дубу, – советую тебе воспользоваться черным… – неуловимым движением рукоятки вышиб из руки Дуба пистолет.
Дуб рванул на себя белый меч, бросился на Цзю, как бык на тореадора. Конечно же он понимал, что ему не жить, и пытался яростью, как анестезией, хоть отчасти смягчить ужас предстоящей смерти. Это был старый бандитский прием.
Несколько отчаянных (Дубу было нечего терять, он рубил мечом как топором) ударов Цзю отразил, не вынимая из ножен черного меча. Когда же Дуб с пеной на губах устремился на него, выставив наперевес меч, как копье, Цзю и вовсе бросил свой меч на пол. Он шагнул в сторону, перехватил руку Дуба, легко выхватил из нее белый меч и со свистом – по короткой траектории – махнул им снизу вверх, одновременно опускаясь на левое колено. Обезглавленное тело Дуба широко и как будто осмысленно шагнуло в бассейн, а следом за ним – со значительным перелетом – в голубую воду, как мяч, шлепнулась голова, блеснув на прощанье то ли золотыми зубами, то ли захлестнувшей ее золотой цепью. Цзю придирчиво осмотрел белый меч и свое кимоно. Они были чисты. Нигде – за исключением бассейна – не было ни единой капли крови. Но в бассейне кровь растворялась в воде, а потому ее тоже как бы не было. Просто вода стала немного темнее.
– Я отвечу на твой вопрос майор, – вложил белый меч в ножны, положил его на скамейку Цзю. – Я занимаюсь, как ты, должно быть, понял, подготовительной работой, расчищаю площадку для строительства здания грядущего совершенства. Мысль о грядущем совершенстве сложна и протяженна во времени, майор. Человечество движется к ней не одну тысячу лет. Сейчас оно вышло на финишную прямую; В этом деле задействовано немало людей, майор, хотя иным из них и не дано ощутить свою, так сказать, избранность, принадлежность к тому, что знающие люди полагают совершенством. Твой сын, майор, не сможет меня ни в чем упрекнуть. Секретарь сообщит тебе мой личный номер. Его знают очень немногие. До свидания, майор. Каждая встреча с тобой для меня праздник!
– Мой сын? – Пухов давно подозревал, что мир превратился в сумасшедший дом, но не подозревал, что так окончательно, необратимо, бесповоротно и безнадежно. – Но у меня нет сына, Костя! И я… не собираюсь жениться. Никого даже нет на примете. Разве ты сосватаешь симпатичную темнокожую азиаточку…
– Ты понял меня слишком буквально, – улыбнулся Цзю, – наверное, забыл, что я китаец. Я всего лишь изложил своими словами мысль Конфуция, что истинные дружба и расположение должны простираться сквозь отмеренный тому или иному человеку век. Я намекнул тебе, майор, что мои дружеские чувства распространяются не только на тебя, но и на твою семью. У нас, китайцев, сын считается более удачным и совершенным продолжением отца. Желая мужчине счастья, мы подразумеваем рождение сына. Рождение сына, майор, это состоявшееся свидание с высшими силами. Человеку не дано ни назначить это свидание, ни уклониться от него…
…Набирая девятизначный телефонный номер, майор Пухов не был уверен, что Цзю ответит. Давно известно, что ничто не разрушается так быстро и не исчезает так бесследно, как грандиозные планы. В особенности по переустройству мира. Но Цзю ответил немедленно, как будто находился в соседней комнате мотеля «Глория».
– Где ты сейчас, Константин? – спросил Пухов. – Почему о тебе ничего не слышно?
Цзю ответил, что в данный момент он на острове Фиджи. Майор понял, что находится на правильном пути. Сегодня он почему-то думал о Фиджи, где не был ни разу в жизни.
«Случайные совпадения здесь исключены, – помнится, учил генерал Толстой. – Мысль, которой надлежит превратиться в живое действие, как иголка салфетку пронзает пространство, время и… человеческую голову, независимо от того, о чем в данный момент эта голова думает».
Пухов вспомнил покачивающуюся в бассейне голову Дуба. Интересно, о чем она думала, когда Дуб входил в пентхауз?
– Обо мне и не должно быть слышно, – заметил Цзю. – В то мое посещение Москвы была битва на Калке. Через сколько лет пал Киев?
– Через семнадцать, – произвел в уме нехитрые вычисления Пухов.
– Играй на тотализаторе, майор, – посоветовал Цзю, – ты владеешь бесценным знанием.
Пухов коротко изложил суть дела. Цзю молчал.
– Костя, ты говорил, что твои возможности безграничны, – не без ехидства напомнил майор Пухов.
– Не уходи с этой линии, – послышался голос Цзю. – Я сейчас соединю тебя с дежурным оператором по Гулистану. Можешь говорить с ней по-русски. Да, сообщи ей номер модема, на который она сможет сбрасывать тебе информацию…
В трубке раздался щелчок. Приятный женский голос попросил Пухова сообщить номер и включить компьютер.
– Как мне к вам обращаться? – поинтересовался майор.
– Зовите меня Мария, – ответила оператор.
Пухов вернул кресло с прикрученным к нему электропроводом Нуром в вертикальное положение. Глава службы безопасности Республики Гулистан был близок к инсульту. Майору пришлось достать из холодильника запасливого Гелисхана бутылку минеральной воды, освежить Нура, чтобы он пришел в чувство.
Тем временем неведомая Мария соединилась с компьютером в кабинете Гелисхана. На экран пошла информация из личного дела (досье?) Нура, о существовании которого тот, видимо, не подозревал. Желая доставить Нуру удовольствие, майор Пухов повернул экран таким образом, чтобы Hyp тоже видел.
– Ты богатый парень, Hyp! – воскликнул Пухов, когда на экране возникли цифры номерных счетов в девяти банках Европы.
– Но все же беднее тебя, – побледнел (насколько это было возможно после длительного пребывания на полу с задранными ногами) Hyp, все еще не теряя присутствия духа. Или это были не все номерные счета, или Hyp был равнодушен к деньгам. А может, как большинство гулийцев, считал деньги лотереей, расстраиваться из-за потери которых, равно как и радоваться от приобретения недостойно настоящего мужчины.
– Мы можем заблокировать счета немедленно, – услышал Пухов в телефонной трубке голос Марии, – сделать их достоянием общественности, раскрутить скандал, смешать с дерьмом его посмертную репутацию. Можем просто снять все до копейки через своих людей в банках. Деньги на номерных счетах размещены с нарушением законодательства.
– Не надо пока трогать деньги, – перевел взгляд на Нура майор. – О его посмертной репутации поговорим позже… – Он хотел спросить у Марии, как ему работать с Нуром, что конкретно надо делать, но она ответила, не дожидаясь вопросов Пухова:
– Не беспокойтесь. Наш метод достаточно эффективен. Пусть он просто смотрит на экран. Через полторы минуты спутник войдет в зону прямой трансляции над Лондоном. У вас не будет проблем с изображением.
– Над Лондоном, – специально для Нура повторил Пухов.
Гулиец покачал головой.
– База данных обработана, – объявила Мария. – Не думаю, что у вас возникнут сложности с получением от него нужной информации. Трое его сыновей от первых двух жен погибли в боях. Восемь лет назад в Тбилиси он тайно женился на молодой чеченке. Она родила ему сначала дочерей-близнецов, потом сына. Как вам известно, обычаи гулийцев запрещают брать в жены чеченок, О его новой семье знал только президент Ираклии Глахуна, который помог ему устроить жену и детей в Лондоне, получить английское гражданство под видом эмигрантов из Афганистана. Два года назад Глахуна бесследно исчез, поэтому ваш гулиец уверен, что больше никто не знает про его семью. Мальчик – последняя его сильная привязанность в этой жизни. Наши аналитики не ошибаются – он не отдаст семью.
– Он может не поверить, – возразил Пухов.
– Он не сможет не поверить, – сказала Мария.
– Почему?
– Потому что он будет видеть! Группа уже выехала. Она будет в Челси через пятнадцать минут. Сейчас вы получите картинку.
Майор Пухов испытал к Нуру что-то похожее на жалость.
Константин Цзю оказался прав. Бесконечные формы человеческих страстей, непредсказуемые их сочетания, несмотря на внутренний протест майора Пухова, элементарно умещались в треугольнике – страх за собственную жизнь и жизнь близких, деньги, власть. Единственным утешением для Нура могло явиться понимание того, что его зацепила своими пригнанными шестеренками страшная – вне обычной человеческой логики – машина, не допускающая сбоев и ошибок, не ведающая жалости и милосердия.
На экране возник особняк. Вокруг особняка был сад и зеленый газон. На белой скамейке невероятной красоты молодая женщина читала книгу шестилетнему (не больше) мальчику, который слушал ее с неожиданным для своего возраста вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Формы человеческих страстей бесконечны, – возразил майор Пухов, – их сочетания непредсказуемы. На том стоит, точнее, движется мир. Никому не дано его остановить.
– Это иллюзия, – ответил Цзю. – Мир заключен в треугольник, одна сторона которого называется страх человека за собственную жизнь и жизнь близких, в особенности почему-то за жизнь детей. Тут, впрочем, бывают варианты. Другая – деньги. Третья – власть. Все прочее – бесконечные формы страстей, их непредсказуемые сочетания – внутри треугольника. Увы, майор, это математическая, многократно просчитанная и проверенная на самых современных компьютерах данность.
– И последний вопрос, Костя, – понимая, что аудиенция окончена, поднялся с парчового, инкрустированного речным жемчугом кресла Пухов, – чем я обязан твоему вниманию? Почему именно мне ты оказываешь такую честь?
В этот момент секретарь ввел в пентхауз посетителя. К своему изумлению, майор Пухов узнал в нем Дуба – известного московского «авторитета», занимающегося поставками оружия, транспортными услугами, обеспечением безопасности притонов гомосексуалистов, а также продажей детей в специальные публичные дома. Дуб, естественно, находился во всероссийском розыске, что, естественно, никоим образом не мешало ему открыто жить под Москвой в Барвихе в трехэтажном особняке, записанном на жену какого-то банкира.
Пухов решительно шатнул к двери, не желая дышать одним воздухом с этим отродьем, но Цзю остановил:
– Не торопись, майор, мы ведь не договорили. Я сейчас освобожусь. Вынужден тебя огорчить, Сергей, – повернулся к Дубу. – Твои люди не обеспечили своевременную отгрузку техники в Чкаловске. Но это еще не все. Подобрав на Кутузовском, как было условлено, моих раненых, они стали вымогать у них сверх оговоренного пятьдесят тысяч долларов, обещая в противном случае выбросить их на шоссе. Это совершенно недопустимо, Сергей, ты согласен?
– В Чкаловске уже улажено, – с интересом оглядел пентхауз Дуб, – но перенесено на вечер. Все пройдет ровно, если докинешь пару сотен. Насчет Кутузовского извиняюсь, ребята не врубились. Молодняк. Сам знаешь, Костя, какой у нас нынче в России отвязанный молодняк…
– Это не разговор, Сергей, – звонко рассмеялся Цзю.
– Разговор, на разговор, – пожал плечами Дуб, недовольно стреляя глазами в сторону майора Пухова. – Здесь Москва, а не Китай, Костя, и ты здесь гость, а не хозяин. Мои люди вокруг гостиницы. Ты бы не залупался со мной, а, Костя?
– Я бы не залупался, – с любопытством посмотрел на развалившегося в кресле Дуба Цзю. На него явно произвели впечатление толстые золотые перстни на пальцах российского коллеги и выглядывающая сквозь вольно расстегнутый ворот черной рубашки золотая (почти что якорная) цепь. – Если бы ты меня не обманывал. Зачем вокруг гостиницы твои… люди? – Цзю включил компьютер. На овальном дисплее появилось четкое изображение ночной улицы. Пухов узнал площадь перед гостиницей.
– Раз, два, три… – пересчитал Цзю джипы, постепенно укрупняя изображение. Это было невероятно, но невидимая камера каким-то образом проникала внутрь салонов, на дисплее возникали лица сидящих в джипах. Вот только говорили они как-то странно – как будто скребли ножом по днищу кастрюли. – Изображение транслируется со спутника, майор, – объяснил Цзю, – спутник считывает речь в режиме цифрового кода, потом дает расшифровку. Впрочем, мне кажется, нам нет смысла расшифровывать эту… речь… Если, конечно, ее можно назвать речью… – Цзю нажал клавишу, и три джипа словно по команде оделись пламенем, как в замедленной съемке взлетели на воздух, переворачиваясь днищем вверх, разбрасывая в стороны колеса, двери, фрагменты корпусов.
Дуб бросился к окну, видимо, желая убедиться, что это не оптический обман.
Цзю спустился к бассейну, взял со скамейки мечи.
– Ты можешь защищаться, выбирай любой, – протянул их рукоятками вперед обезумевшему Дубу, – советую тебе воспользоваться черным… – неуловимым движением рукоятки вышиб из руки Дуба пистолет.
Дуб рванул на себя белый меч, бросился на Цзю, как бык на тореадора. Конечно же он понимал, что ему не жить, и пытался яростью, как анестезией, хоть отчасти смягчить ужас предстоящей смерти. Это был старый бандитский прием.
Несколько отчаянных (Дубу было нечего терять, он рубил мечом как топором) ударов Цзю отразил, не вынимая из ножен черного меча. Когда же Дуб с пеной на губах устремился на него, выставив наперевес меч, как копье, Цзю и вовсе бросил свой меч на пол. Он шагнул в сторону, перехватил руку Дуба, легко выхватил из нее белый меч и со свистом – по короткой траектории – махнул им снизу вверх, одновременно опускаясь на левое колено. Обезглавленное тело Дуба широко и как будто осмысленно шагнуло в бассейн, а следом за ним – со значительным перелетом – в голубую воду, как мяч, шлепнулась голова, блеснув на прощанье то ли золотыми зубами, то ли захлестнувшей ее золотой цепью. Цзю придирчиво осмотрел белый меч и свое кимоно. Они были чисты. Нигде – за исключением бассейна – не было ни единой капли крови. Но в бассейне кровь растворялась в воде, а потому ее тоже как бы не было. Просто вода стала немного темнее.
– Я отвечу на твой вопрос майор, – вложил белый меч в ножны, положил его на скамейку Цзю. – Я занимаюсь, как ты, должно быть, понял, подготовительной работой, расчищаю площадку для строительства здания грядущего совершенства. Мысль о грядущем совершенстве сложна и протяженна во времени, майор. Человечество движется к ней не одну тысячу лет. Сейчас оно вышло на финишную прямую; В этом деле задействовано немало людей, майор, хотя иным из них и не дано ощутить свою, так сказать, избранность, принадлежность к тому, что знающие люди полагают совершенством. Твой сын, майор, не сможет меня ни в чем упрекнуть. Секретарь сообщит тебе мой личный номер. Его знают очень немногие. До свидания, майор. Каждая встреча с тобой для меня праздник!
– Мой сын? – Пухов давно подозревал, что мир превратился в сумасшедший дом, но не подозревал, что так окончательно, необратимо, бесповоротно и безнадежно. – Но у меня нет сына, Костя! И я… не собираюсь жениться. Никого даже нет на примете. Разве ты сосватаешь симпатичную темнокожую азиаточку…
– Ты понял меня слишком буквально, – улыбнулся Цзю, – наверное, забыл, что я китаец. Я всего лишь изложил своими словами мысль Конфуция, что истинные дружба и расположение должны простираться сквозь отмеренный тому или иному человеку век. Я намекнул тебе, майор, что мои дружеские чувства распространяются не только на тебя, но и на твою семью. У нас, китайцев, сын считается более удачным и совершенным продолжением отца. Желая мужчине счастья, мы подразумеваем рождение сына. Рождение сына, майор, это состоявшееся свидание с высшими силами. Человеку не дано ни назначить это свидание, ни уклониться от него…
…Набирая девятизначный телефонный номер, майор Пухов не был уверен, что Цзю ответит. Давно известно, что ничто не разрушается так быстро и не исчезает так бесследно, как грандиозные планы. В особенности по переустройству мира. Но Цзю ответил немедленно, как будто находился в соседней комнате мотеля «Глория».
– Где ты сейчас, Константин? – спросил Пухов. – Почему о тебе ничего не слышно?
Цзю ответил, что в данный момент он на острове Фиджи. Майор понял, что находится на правильном пути. Сегодня он почему-то думал о Фиджи, где не был ни разу в жизни.
«Случайные совпадения здесь исключены, – помнится, учил генерал Толстой. – Мысль, которой надлежит превратиться в живое действие, как иголка салфетку пронзает пространство, время и… человеческую голову, независимо от того, о чем в данный момент эта голова думает».
Пухов вспомнил покачивающуюся в бассейне голову Дуба. Интересно, о чем она думала, когда Дуб входил в пентхауз?
– Обо мне и не должно быть слышно, – заметил Цзю. – В то мое посещение Москвы была битва на Калке. Через сколько лет пал Киев?
– Через семнадцать, – произвел в уме нехитрые вычисления Пухов.
– Играй на тотализаторе, майор, – посоветовал Цзю, – ты владеешь бесценным знанием.
Пухов коротко изложил суть дела. Цзю молчал.
– Костя, ты говорил, что твои возможности безграничны, – не без ехидства напомнил майор Пухов.
– Не уходи с этой линии, – послышался голос Цзю. – Я сейчас соединю тебя с дежурным оператором по Гулистану. Можешь говорить с ней по-русски. Да, сообщи ей номер модема, на который она сможет сбрасывать тебе информацию…
В трубке раздался щелчок. Приятный женский голос попросил Пухова сообщить номер и включить компьютер.
– Как мне к вам обращаться? – поинтересовался майор.
– Зовите меня Мария, – ответила оператор.
Пухов вернул кресло с прикрученным к нему электропроводом Нуром в вертикальное положение. Глава службы безопасности Республики Гулистан был близок к инсульту. Майору пришлось достать из холодильника запасливого Гелисхана бутылку минеральной воды, освежить Нура, чтобы он пришел в чувство.
Тем временем неведомая Мария соединилась с компьютером в кабинете Гелисхана. На экран пошла информация из личного дела (досье?) Нура, о существовании которого тот, видимо, не подозревал. Желая доставить Нуру удовольствие, майор Пухов повернул экран таким образом, чтобы Hyp тоже видел.
– Ты богатый парень, Hyp! – воскликнул Пухов, когда на экране возникли цифры номерных счетов в девяти банках Европы.
– Но все же беднее тебя, – побледнел (насколько это было возможно после длительного пребывания на полу с задранными ногами) Hyp, все еще не теряя присутствия духа. Или это были не все номерные счета, или Hyp был равнодушен к деньгам. А может, как большинство гулийцев, считал деньги лотереей, расстраиваться из-за потери которых, равно как и радоваться от приобретения недостойно настоящего мужчины.
– Мы можем заблокировать счета немедленно, – услышал Пухов в телефонной трубке голос Марии, – сделать их достоянием общественности, раскрутить скандал, смешать с дерьмом его посмертную репутацию. Можем просто снять все до копейки через своих людей в банках. Деньги на номерных счетах размещены с нарушением законодательства.
– Не надо пока трогать деньги, – перевел взгляд на Нура майор. – О его посмертной репутации поговорим позже… – Он хотел спросить у Марии, как ему работать с Нуром, что конкретно надо делать, но она ответила, не дожидаясь вопросов Пухова:
– Не беспокойтесь. Наш метод достаточно эффективен. Пусть он просто смотрит на экран. Через полторы минуты спутник войдет в зону прямой трансляции над Лондоном. У вас не будет проблем с изображением.
– Над Лондоном, – специально для Нура повторил Пухов.
Гулиец покачал головой.
– База данных обработана, – объявила Мария. – Не думаю, что у вас возникнут сложности с получением от него нужной информации. Трое его сыновей от первых двух жен погибли в боях. Восемь лет назад в Тбилиси он тайно женился на молодой чеченке. Она родила ему сначала дочерей-близнецов, потом сына. Как вам известно, обычаи гулийцев запрещают брать в жены чеченок, О его новой семье знал только президент Ираклии Глахуна, который помог ему устроить жену и детей в Лондоне, получить английское гражданство под видом эмигрантов из Афганистана. Два года назад Глахуна бесследно исчез, поэтому ваш гулиец уверен, что больше никто не знает про его семью. Мальчик – последняя его сильная привязанность в этой жизни. Наши аналитики не ошибаются – он не отдаст семью.
– Он может не поверить, – возразил Пухов.
– Он не сможет не поверить, – сказала Мария.
– Почему?
– Потому что он будет видеть! Группа уже выехала. Она будет в Челси через пятнадцать минут. Сейчас вы получите картинку.
Майор Пухов испытал к Нуру что-то похожее на жалость.
Константин Цзю оказался прав. Бесконечные формы человеческих страстей, непредсказуемые их сочетания, несмотря на внутренний протест майора Пухова, элементарно умещались в треугольнике – страх за собственную жизнь и жизнь близких, деньги, власть. Единственным утешением для Нура могло явиться понимание того, что его зацепила своими пригнанными шестеренками страшная – вне обычной человеческой логики – машина, не допускающая сбоев и ошибок, не ведающая жалости и милосердия.
На экране возник особняк. Вокруг особняка был сад и зеленый газон. На белой скамейке невероятной красоты молодая женщина читала книгу шестилетнему (не больше) мальчику, который слушал ее с неожиданным для своего возраста вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64