Небось, уже в своих пещерах празднуют победу нелюди…
Разумеется, он был прав, этот купец. Гномы знали, что делали. У меня нет никаких сомнений, что засада была результатом сложной военной операции, затеянной нелюдями во исполнение клятвы того гнома, что был пленен нами. Ко всяким обетам и клятвам гномы относятся более чем серьезно – во всяком случае, так утверждает молва.
На прощание купец посоветовал мне:
– Бросал бы ты, парень, свое ремесло. Ведь гляди – сам же едва башки не лишился, – повязок я уже не носил, и мои наполовину сглаженные магией шрамы выглядели очень внушительно, – а зачем? Разве нельзя честным ремеслом на жизнь заработать?
– Ремеслом? – переспросил я в ответ. – Мое ремесло не хуже всякого другого. И разве странствующий торговец в пути не так же рискует, как солдат в походе?
– Тоже верно, – согласился купец, – и нашего брата немало гибнет на дорогах… Но если б ты видел, что гномы с твоим капитаном сотворили… А впрочем, твоя жизнь, тебе и решать…
С тем он и ушел. Кажется, он хотел предложить мне поступить к нему на службу, но моя решительная отповедь его отпугнула. Да мне и не хотелось становиться купцом тогда, вернее сказать, мне не хотелось вообще ничего. Я чувствовал себя снова осиротевшим… Наверное, мой товарищ ощущал то же самое. Мы с Ральком переглянулись и он заявил:
– Знаешь, Писарь, а купец прав. Я не хочу больше возвращаться в Ренприст. В Мире есть немало мест, где можно прожить, ни разу не взяв в руки оружия.
– Как знаешь, – ответил я.
А что еще мне было ему отвечать? Позже я узнал, что это обычное дело, солдаты, потерявший свой отряд, довольно часто после этого совсем бросали ремесло. Я ведь говорил уже, что отряд для наемника из Ренприста – это семья и даже больше, чем семья, подчас. Без отряда, без семьи солдатская служба теряет смысл для тех, кто прослужил в отряде достаточно долго… Разве можно, осиротев, пытаться войти в другую семью? Ну, то есть, конечно, можно попытаться. И многие пытаются…
Мы прожили в Дермаде еще неделю. Я закончил курс процедур у местного мага, Ральку тоже было нужно еще подлечиться. Деньги у нас имелись, хотя вся отрядная казна, конечно, пропала, но у нас оставались деньги, выданные нам капитаном на лечение, да и вся сумма компенсации за предательское нападение дермадских подонков по-прежнему была в нашем распоряжении. А спустя неделю мы с Ральком распрощались. Я отдал ему почти все деньги, оставив себе лишь ровно столько, чтобы пережить ближайшую зиму – и пожелал отыскать свою тихую пристань… Он поблагодарил меня, мы обнялись на прощание и мой товарищ отправился с купеческим обозом куда-то на запад. Я стоял у городских ворот, глядя вслед уходящему каравану, а Ральк шагал рядом с последним фургоном и, не стесняясь, вытирал слезы рукавом, поминутно оглядываясь… Я не знаю, удалось ли ему отыскать в нашем беспокойном Мире тот самый мирный уголок, о котором он мечтал. Не знаю. Я в этой жизни покоя не обрел точно.
* * *
Оставаться в подворотне я, разумеется, не рискнул. Мало ли какие тайны прячут здесь барон и его загадочный приятель. Пришлось выбраться на улицу и отправиться на поиски более спокойного убежища. Доверие, которое я оказывал Эрствину, не распространялось на его батюшку. И я уверен, что Эрствин, в свою очередь, не стал посвящать барона в свою дружбу с каким-то менялой, его милость наверняка бы не одобрил подобного падения. Отпрыску благородного рода не пристало водить дружбу с чернью… Не исключено, что барон помнит меня в лицо, я пару раз оказывал ему профессиональные услуги, я имею в виду – в качестве менялы. И держал сэр Вальнт себя при этом очень даже высокомерно… Словом, попадаться ему на глаза при подобных обстоятельствах было никак нельзя. Тем более, что я был уверен – господа не благоволят тем, кто хоть что-то узнает об их зловещих секретах. А секреты у них бывают – ого-го! Куда там всем Мясникам и Обухам, вместе взятым…
Мне не хотелось удаляться от Большого дома, а здесь в округе подыскать безопасное местечко было сложной задачей. Все же центр города… Проходя мимо кабака, я ощутил пряный запах острой подливки. Голодное нутро тут же напомнило о себе и я почувствовал, что так хочу есть… Да, я слабый человек, я оказался не в силах отказаться от соблазна.
В кабаке я забился в самый темный угол и постарался не привлекать внимания. Даже не обратил внимания на оттопыренную губу и презрительный взгляд трактирщика, который чересчур уж критически воспринял мой замызганный плащ и трухлявый посох. Впрочем, стоило мне расплатиться, как я сразу же перешел в разряд желательных клиентов. Так что вслух хозяин заведения ничего не сказал – ведь мы, желательные клиенты, тем и отличаемся от нежелательных, что можем позволить себе всевозможные эксцентричные выходки. Скажем, выпачкаться, вываляться в паутине или притащиться в добропорядочное заведение, опираясь на грязную трухлявую палку.
Так что никакой реакции мое появление не вызвало. Никому не было дела до меня. Кабаки здесь, в центре – совсем не то, что тихая “Шпора сэра Тигилла”, здесь десятка два посетителей стучали посудой, шумели и орали, стараясь перекричать друг друга. У лавочников и купеческих приказчиков несколько иные понятия о благопристойном поведении и гражданских доблестях, нежели у ремесленников, посещающих заведение толстяка Керта.
Когда же в кабак завалили пьяные матросы – экипаж каботажника, только сегодня пришедшего в Ливду – я предпочел побыстрее удалиться. Я прекрасно знаю, чем заканчиваются у матросов поиски приключений в ливдинских кабаках. И точно, едва я выбрался за порог, как за моей спиной раздалось рычание:
– Ах ты сухопутная крыса! Ты меня толкнул! Получай!
Я торопливо шмыгнул в сторону – и вовремя. Мимо просвистела пустая кружка, следом за ней вылетел человек, почему-то держащий в руках обломки стула… По-моему, это был один из моряков. Я поспешил убраться подальше, потому что вот-вот должна была объявиться стража. Солдаты сейчас злы, их гоняют с утра до вечера, начальство бесится и требует изловить убийц. Словом, стражники будут сейчас лупить в этом заведении и правых, и виноватых. Ну, то есть – это если предположить, что там могут быть “правые”. Мне не хотелось подвернуться под горячую руку блюстителям порядка.
Побродив полчасика, я вернулся в тот переулок, где мы беседовали с Эрствином и откуда можно было пройти к указанной им двери. Все было именно так, как сказал парнишка – ставни на окрестных домах закрыты, вокруг – ни души. До полуночи оставалось около часа… Уже вполне стемнело, никто меня вроде не видел и я рискнул присесть прямо здесь, на мостовой. Прислонился к стене дома, еще хранящей дневное тепло, я задремал. Или, вернее, почти задремал. Погрузился в то полусонное состояние, когда краешком сознания еще воспринимаешь окружающую реальность, но мозги уже почти отключились. Мысли, что вяло перекатывались у меня в голове, скорее могли бы считаться сном или, вернее, бредом. Почему-то я задумался – как могло получиться, что я убил Неспящего. В романе “Гвениадор и Денарелла” ведьма не убивает доброго чародея Корнагса. Они вообще не встречаются. И, как ни странно, в почти спящем мозгу сложился ответ – во всем виноват Гвениадор. То есть Гедор. То есть Мясник. В книге Гвениадор является к ведьме один, а Мясник прихватил с собой чародея. Значит, это он нарушил правила игры. А раз правила были нарушены один раз, то и дальше все пошло неправильно… В полудреме мне все это казалось разумным и правильным – то, что мои приключения должны были точно соответствовать перипетиям романа. Бред, разумеется. Но ведь я как раз и бредил…
Несмотря на усталость, я так и не заснул по-настоящему. Стемнело, стена, на которую я облокотился, успела остыть, сидеть на холодных камнях стало неуютно. В забытье полностью я так не погрузился, теперь же проснулся совсем. Я даже услышал, как в темноте заскрежетал ключ, не совсем подходящий к замку, и скрипнула дверь. Эрствин отпер замок и на пробу приоткрыл дверь. Убедившись, что замок отперт, он тут же затворил дверь (до меня донесся слабый стук) и, кажется, чем-то подпер ее, что ли…
Хотя до полуночи оставалось еще немного времени, я решил не мешкать. Выглянул из переулка, я смерил взглядом несколько метров мостовой, отделявших меня от стены Большого дома. Выступ каменной кладки справа был подсвечен красноватым – у главного входа в дом Совета горели факелы и караулила стража. Там и сям на выпирающих из стены массивных камнях лежали серебристые отсветы, до полнолуния оставалось немного, день или два. И луна ярко освещала засыпающий город, несмотря на наползающую с моря дымку.
Я осторожно пересек улицу и прокрался к двери. Тихо постучав, шепнул: “Эрствин, это я”. Дверь снова тихо скрипнула, приоткрываясь. Послышался звук осторожных шагов. Ну наконец-то Эрствин все сделал правильно – я видел в приоткрывшейся двери подсвечник, стоящий на полу, а моего приятеля видно не было. Он прятался в темноте коридора, ожидая, пока я покажусь на свет. На всякий случай достав свой клинок и держа правую руку с оружием под плащом, я позвал:
– Э-эй, отзовись!
Глава 20
К счастью, Эрствин не стал слишком уж увлекаться игрой в заговорщиков. Едва я позвал его, он тут же подал голос из мрака:
– Хромой, ты? Немного рановато…
– Да, друг мой. Так получилось. Но я услышал, что ты уже на месте. Запри-ка дверь. Не нужно оставлять ее открытой.
Эрствин послушно запер дверь и взял в руки свечу:
– Идем?
– Идем. Не хочу терять время. Давай попробуем провести наш рейд побыстрее, а потом я еще должен выспаться. У меня сегодня был тяжелый день… А тебя никто не видел, когда ты ушел? Твой отец, например? Кстати, чем он сейчас занят?
Меня, честно сказать, немного смутил подслушанный мной накануне разговор. Я так понял, что речь шла о новом плане папаши Эрствина, который наконец-то отыскал себе союзника в Совете. Вот уж не думал, что у барона найдется, чем заинтересовать кого-то из наших шишек. Это я к тому, что, если речь идет о нашем Совете, то “отыскал союзника” означает “купил”. Меня не то, чтобы сильно волновали тайны барона Леверкойского, но в разговоре фигурировал наш ливдинский Большой дом и это уже могло быть чем-то значимым. Поэтому я решил на всякий случай осторожно прощупать парнишку – именно сейчас, пока он увлечен нашим ночным приключением и может выболтать что-то серьезное. И в самом деле, Эрствин отнесся к моему вопросу совершенно легкомысленно.
– Не знаю. Он ушел, сказал, что у него важная встреча с кем-то из Совета. Ну, так идем?
– Да, давай. Ты первый, я же не знаю дорогу. Только осторожно.
– Чего там “осторожно”. Здесь вообще никого по ночам не бывает…
Тем не менее, Эрствин повел меня с похвальной осторожностью. Перед каждым поворотом он останавливался, прикрывая свечу ладонью, принюхивался и прислушивался. Я ему не мешал – парнишка действовал не совсем верно, но принцип был правильный. Так что я позволил ему невинное развлечение, поиграть в лазутчика – тем более что по большому счету это было не лишним. Пройдя несколько лестниц и коридоров, мы пришли к двери архива. Замок на ней висел огромный, почерневший от старости и заросший грязью. Совершенно бестолковый замок, я отпер его за минуту при помощи самого простого из моих инструментов. Затем мы прошмыгнули внутрь и я аккуратно прикрыл дверь – чтобы нас не выдал свет, если вдруг какому-нибудь полуночнику из обитателей Большого дома вздумается посетить левое крыло. В архиве я отобрал у Эрствина подсвечник и, подняв его повыше, огляделся. Вдоль стен тянулись стеллажи со свитками, дощечками, книгами… Тускло отсвечивали застежки на фолиантах, матово поблескивали переплеты… Посреди зала стояли несколько столов, за которыми днем работали архивариусы и переписчики. На каждом столе – подсвечник. Я велел Эрствину завесить окна – благо, окна здесь крошечные. Узкие, словно бойницы – да это, собственно, и были бойницы.
– А чем завесить? – растерялся Эрствин. – А! Знаю!
Он взял несколько фолиантов потолще с полки и принялся закладывать оконный проем.
– Отлично, – одобрил я, продолжая изучать полки, – только не забудь, откуда что брал. Если завтра кто-то обнаружит, что книги перепутаны, у него могут возникнуть вопросы.
– Не возникнут, – бросил мне через плечо Эрствин, – с этой полки я сам брал книги. Так что… Я закончил. Теперь еще свечи зажечь?
– Валяй… Ага, вот, кажется, то, что надо.
Я поднес свечу поближе к одному из стеллажей и принялся изучать содержимое полок. Да, это было именно то, что нужно. Толстый многолетний слой пыли на заскорузлых корешках книг показывал, что отсюда страничек наверняка никто не выдирал…
Эрствин зажег свечи на столах переписчиков и подошел ко мне. Разглядев, что именно привлекло мое внимание, он заявил с сомнением в голосе:
– Хромой, ты уверен, что тебе нужно именно это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Разумеется, он был прав, этот купец. Гномы знали, что делали. У меня нет никаких сомнений, что засада была результатом сложной военной операции, затеянной нелюдями во исполнение клятвы того гнома, что был пленен нами. Ко всяким обетам и клятвам гномы относятся более чем серьезно – во всяком случае, так утверждает молва.
На прощание купец посоветовал мне:
– Бросал бы ты, парень, свое ремесло. Ведь гляди – сам же едва башки не лишился, – повязок я уже не носил, и мои наполовину сглаженные магией шрамы выглядели очень внушительно, – а зачем? Разве нельзя честным ремеслом на жизнь заработать?
– Ремеслом? – переспросил я в ответ. – Мое ремесло не хуже всякого другого. И разве странствующий торговец в пути не так же рискует, как солдат в походе?
– Тоже верно, – согласился купец, – и нашего брата немало гибнет на дорогах… Но если б ты видел, что гномы с твоим капитаном сотворили… А впрочем, твоя жизнь, тебе и решать…
С тем он и ушел. Кажется, он хотел предложить мне поступить к нему на службу, но моя решительная отповедь его отпугнула. Да мне и не хотелось становиться купцом тогда, вернее сказать, мне не хотелось вообще ничего. Я чувствовал себя снова осиротевшим… Наверное, мой товарищ ощущал то же самое. Мы с Ральком переглянулись и он заявил:
– Знаешь, Писарь, а купец прав. Я не хочу больше возвращаться в Ренприст. В Мире есть немало мест, где можно прожить, ни разу не взяв в руки оружия.
– Как знаешь, – ответил я.
А что еще мне было ему отвечать? Позже я узнал, что это обычное дело, солдаты, потерявший свой отряд, довольно часто после этого совсем бросали ремесло. Я ведь говорил уже, что отряд для наемника из Ренприста – это семья и даже больше, чем семья, подчас. Без отряда, без семьи солдатская служба теряет смысл для тех, кто прослужил в отряде достаточно долго… Разве можно, осиротев, пытаться войти в другую семью? Ну, то есть, конечно, можно попытаться. И многие пытаются…
Мы прожили в Дермаде еще неделю. Я закончил курс процедур у местного мага, Ральку тоже было нужно еще подлечиться. Деньги у нас имелись, хотя вся отрядная казна, конечно, пропала, но у нас оставались деньги, выданные нам капитаном на лечение, да и вся сумма компенсации за предательское нападение дермадских подонков по-прежнему была в нашем распоряжении. А спустя неделю мы с Ральком распрощались. Я отдал ему почти все деньги, оставив себе лишь ровно столько, чтобы пережить ближайшую зиму – и пожелал отыскать свою тихую пристань… Он поблагодарил меня, мы обнялись на прощание и мой товарищ отправился с купеческим обозом куда-то на запад. Я стоял у городских ворот, глядя вслед уходящему каравану, а Ральк шагал рядом с последним фургоном и, не стесняясь, вытирал слезы рукавом, поминутно оглядываясь… Я не знаю, удалось ли ему отыскать в нашем беспокойном Мире тот самый мирный уголок, о котором он мечтал. Не знаю. Я в этой жизни покоя не обрел точно.
* * *
Оставаться в подворотне я, разумеется, не рискнул. Мало ли какие тайны прячут здесь барон и его загадочный приятель. Пришлось выбраться на улицу и отправиться на поиски более спокойного убежища. Доверие, которое я оказывал Эрствину, не распространялось на его батюшку. И я уверен, что Эрствин, в свою очередь, не стал посвящать барона в свою дружбу с каким-то менялой, его милость наверняка бы не одобрил подобного падения. Отпрыску благородного рода не пристало водить дружбу с чернью… Не исключено, что барон помнит меня в лицо, я пару раз оказывал ему профессиональные услуги, я имею в виду – в качестве менялы. И держал сэр Вальнт себя при этом очень даже высокомерно… Словом, попадаться ему на глаза при подобных обстоятельствах было никак нельзя. Тем более, что я был уверен – господа не благоволят тем, кто хоть что-то узнает об их зловещих секретах. А секреты у них бывают – ого-го! Куда там всем Мясникам и Обухам, вместе взятым…
Мне не хотелось удаляться от Большого дома, а здесь в округе подыскать безопасное местечко было сложной задачей. Все же центр города… Проходя мимо кабака, я ощутил пряный запах острой подливки. Голодное нутро тут же напомнило о себе и я почувствовал, что так хочу есть… Да, я слабый человек, я оказался не в силах отказаться от соблазна.
В кабаке я забился в самый темный угол и постарался не привлекать внимания. Даже не обратил внимания на оттопыренную губу и презрительный взгляд трактирщика, который чересчур уж критически воспринял мой замызганный плащ и трухлявый посох. Впрочем, стоило мне расплатиться, как я сразу же перешел в разряд желательных клиентов. Так что вслух хозяин заведения ничего не сказал – ведь мы, желательные клиенты, тем и отличаемся от нежелательных, что можем позволить себе всевозможные эксцентричные выходки. Скажем, выпачкаться, вываляться в паутине или притащиться в добропорядочное заведение, опираясь на грязную трухлявую палку.
Так что никакой реакции мое появление не вызвало. Никому не было дела до меня. Кабаки здесь, в центре – совсем не то, что тихая “Шпора сэра Тигилла”, здесь десятка два посетителей стучали посудой, шумели и орали, стараясь перекричать друг друга. У лавочников и купеческих приказчиков несколько иные понятия о благопристойном поведении и гражданских доблестях, нежели у ремесленников, посещающих заведение толстяка Керта.
Когда же в кабак завалили пьяные матросы – экипаж каботажника, только сегодня пришедшего в Ливду – я предпочел побыстрее удалиться. Я прекрасно знаю, чем заканчиваются у матросов поиски приключений в ливдинских кабаках. И точно, едва я выбрался за порог, как за моей спиной раздалось рычание:
– Ах ты сухопутная крыса! Ты меня толкнул! Получай!
Я торопливо шмыгнул в сторону – и вовремя. Мимо просвистела пустая кружка, следом за ней вылетел человек, почему-то держащий в руках обломки стула… По-моему, это был один из моряков. Я поспешил убраться подальше, потому что вот-вот должна была объявиться стража. Солдаты сейчас злы, их гоняют с утра до вечера, начальство бесится и требует изловить убийц. Словом, стражники будут сейчас лупить в этом заведении и правых, и виноватых. Ну, то есть – это если предположить, что там могут быть “правые”. Мне не хотелось подвернуться под горячую руку блюстителям порядка.
Побродив полчасика, я вернулся в тот переулок, где мы беседовали с Эрствином и откуда можно было пройти к указанной им двери. Все было именно так, как сказал парнишка – ставни на окрестных домах закрыты, вокруг – ни души. До полуночи оставалось около часа… Уже вполне стемнело, никто меня вроде не видел и я рискнул присесть прямо здесь, на мостовой. Прислонился к стене дома, еще хранящей дневное тепло, я задремал. Или, вернее, почти задремал. Погрузился в то полусонное состояние, когда краешком сознания еще воспринимаешь окружающую реальность, но мозги уже почти отключились. Мысли, что вяло перекатывались у меня в голове, скорее могли бы считаться сном или, вернее, бредом. Почему-то я задумался – как могло получиться, что я убил Неспящего. В романе “Гвениадор и Денарелла” ведьма не убивает доброго чародея Корнагса. Они вообще не встречаются. И, как ни странно, в почти спящем мозгу сложился ответ – во всем виноват Гвениадор. То есть Гедор. То есть Мясник. В книге Гвениадор является к ведьме один, а Мясник прихватил с собой чародея. Значит, это он нарушил правила игры. А раз правила были нарушены один раз, то и дальше все пошло неправильно… В полудреме мне все это казалось разумным и правильным – то, что мои приключения должны были точно соответствовать перипетиям романа. Бред, разумеется. Но ведь я как раз и бредил…
Несмотря на усталость, я так и не заснул по-настоящему. Стемнело, стена, на которую я облокотился, успела остыть, сидеть на холодных камнях стало неуютно. В забытье полностью я так не погрузился, теперь же проснулся совсем. Я даже услышал, как в темноте заскрежетал ключ, не совсем подходящий к замку, и скрипнула дверь. Эрствин отпер замок и на пробу приоткрыл дверь. Убедившись, что замок отперт, он тут же затворил дверь (до меня донесся слабый стук) и, кажется, чем-то подпер ее, что ли…
Хотя до полуночи оставалось еще немного времени, я решил не мешкать. Выглянул из переулка, я смерил взглядом несколько метров мостовой, отделявших меня от стены Большого дома. Выступ каменной кладки справа был подсвечен красноватым – у главного входа в дом Совета горели факелы и караулила стража. Там и сям на выпирающих из стены массивных камнях лежали серебристые отсветы, до полнолуния оставалось немного, день или два. И луна ярко освещала засыпающий город, несмотря на наползающую с моря дымку.
Я осторожно пересек улицу и прокрался к двери. Тихо постучав, шепнул: “Эрствин, это я”. Дверь снова тихо скрипнула, приоткрываясь. Послышался звук осторожных шагов. Ну наконец-то Эрствин все сделал правильно – я видел в приоткрывшейся двери подсвечник, стоящий на полу, а моего приятеля видно не было. Он прятался в темноте коридора, ожидая, пока я покажусь на свет. На всякий случай достав свой клинок и держа правую руку с оружием под плащом, я позвал:
– Э-эй, отзовись!
Глава 20
К счастью, Эрствин не стал слишком уж увлекаться игрой в заговорщиков. Едва я позвал его, он тут же подал голос из мрака:
– Хромой, ты? Немного рановато…
– Да, друг мой. Так получилось. Но я услышал, что ты уже на месте. Запри-ка дверь. Не нужно оставлять ее открытой.
Эрствин послушно запер дверь и взял в руки свечу:
– Идем?
– Идем. Не хочу терять время. Давай попробуем провести наш рейд побыстрее, а потом я еще должен выспаться. У меня сегодня был тяжелый день… А тебя никто не видел, когда ты ушел? Твой отец, например? Кстати, чем он сейчас занят?
Меня, честно сказать, немного смутил подслушанный мной накануне разговор. Я так понял, что речь шла о новом плане папаши Эрствина, который наконец-то отыскал себе союзника в Совете. Вот уж не думал, что у барона найдется, чем заинтересовать кого-то из наших шишек. Это я к тому, что, если речь идет о нашем Совете, то “отыскал союзника” означает “купил”. Меня не то, чтобы сильно волновали тайны барона Леверкойского, но в разговоре фигурировал наш ливдинский Большой дом и это уже могло быть чем-то значимым. Поэтому я решил на всякий случай осторожно прощупать парнишку – именно сейчас, пока он увлечен нашим ночным приключением и может выболтать что-то серьезное. И в самом деле, Эрствин отнесся к моему вопросу совершенно легкомысленно.
– Не знаю. Он ушел, сказал, что у него важная встреча с кем-то из Совета. Ну, так идем?
– Да, давай. Ты первый, я же не знаю дорогу. Только осторожно.
– Чего там “осторожно”. Здесь вообще никого по ночам не бывает…
Тем не менее, Эрствин повел меня с похвальной осторожностью. Перед каждым поворотом он останавливался, прикрывая свечу ладонью, принюхивался и прислушивался. Я ему не мешал – парнишка действовал не совсем верно, но принцип был правильный. Так что я позволил ему невинное развлечение, поиграть в лазутчика – тем более что по большому счету это было не лишним. Пройдя несколько лестниц и коридоров, мы пришли к двери архива. Замок на ней висел огромный, почерневший от старости и заросший грязью. Совершенно бестолковый замок, я отпер его за минуту при помощи самого простого из моих инструментов. Затем мы прошмыгнули внутрь и я аккуратно прикрыл дверь – чтобы нас не выдал свет, если вдруг какому-нибудь полуночнику из обитателей Большого дома вздумается посетить левое крыло. В архиве я отобрал у Эрствина подсвечник и, подняв его повыше, огляделся. Вдоль стен тянулись стеллажи со свитками, дощечками, книгами… Тускло отсвечивали застежки на фолиантах, матово поблескивали переплеты… Посреди зала стояли несколько столов, за которыми днем работали архивариусы и переписчики. На каждом столе – подсвечник. Я велел Эрствину завесить окна – благо, окна здесь крошечные. Узкие, словно бойницы – да это, собственно, и были бойницы.
– А чем завесить? – растерялся Эрствин. – А! Знаю!
Он взял несколько фолиантов потолще с полки и принялся закладывать оконный проем.
– Отлично, – одобрил я, продолжая изучать полки, – только не забудь, откуда что брал. Если завтра кто-то обнаружит, что книги перепутаны, у него могут возникнуть вопросы.
– Не возникнут, – бросил мне через плечо Эрствин, – с этой полки я сам брал книги. Так что… Я закончил. Теперь еще свечи зажечь?
– Валяй… Ага, вот, кажется, то, что надо.
Я поднес свечу поближе к одному из стеллажей и принялся изучать содержимое полок. Да, это было именно то, что нужно. Толстый многолетний слой пыли на заскорузлых корешках книг показывал, что отсюда страничек наверняка никто не выдирал…
Эрствин зажег свечи на столах переписчиков и подошел ко мне. Разглядев, что именно привлекло мое внимание, он заявил с сомнением в голосе:
– Хромой, ты уверен, что тебе нужно именно это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47