Вся эта процедура до такой степени ошеломила Шевека, что он как можно
скорее выкинул ее из головы, но еще много месяцев его преследовали сны об
этом - кошмары. Улица Саэмтэневиа была длиной не больше двух миль и
казалась сплошной массой людей, транспорта и вещей: вещей, которые
продавались, которые покупались. Куртки, платья, плащи, халаты, брюки,
короткие штаны, рубашки, блузы, шляпы, туфли, чулки, шарфы, шали, майки,
пелерины, зонтики, одежда для сна, для куп ания, для игр, для того, чтобы
ходить в гости днем, для того, чтобы ходить на вечера, для того, чтобы
ездить в гости за город, для дальних поездок, для посещения театра, для
верховой езды, для работы в саду, для приема гостей, для поездок на
пароходе, для обеда, для охоты - все разное, сотни разных фасонов, стилей,
цветов, материалов. Духи, часы, лампы, статуи, косметика, свечи, картины,
фотоаппараты, игры, вазы, диваны, кастрюли, головоломки, подушки, куклы,
дуршлаги, пуфики, драгоценности, ковры, зубочистки, записные книжк и,
платиновая, с ручкой из горного хрусталя, погремушка для младенца, у
которого режутся зубы, электрическая точилка для карандашей, наручные часы
с бриллиантовыми цифрами; сувениры, и статуэтки, и безделушки, и
антикварные штучки, все либо бесполезное изначально, либо декоративное до
такой степени, что нельзя было понять, для чего оно служит; акры всякой
роскоши, акры экск ремента. В первом же квартале Шевек остановился
посмотреть на лохматое пятнистое пальто, выставленное в самом центре
сверкающей витрины с одеждой и ювелирными изделиями.
- Это пальто стоит 8400 единиц? - спросил он, не веря своим глазам,
потому что недавно прочел в газете, что "прожиточный минимум" составляет
около 2000 единиц в год.
- О да, это настоящий мех, большая редкость в наше время, когда
животные находятся под защитой,- ответил Паэ.- Миленькая вещь, не правда
ли? Женщины обожают меха.- И они пошли дальше. Пройдя еще квартал, Шевек
почувствовал полное изнеможение. Он больше не мог смотреть. Ему хотелось
спрятать глаза.
А самое странное в этой кошмарной улице было то, что на ней не была
сделана ни одна из миллиона выставленных здесь на продажу вещей. Они здесь
только продавались. Где же эти мастерские, фабрики, эти фермеры,
ремесленники, шахтеры, ткачи, химики, резчики, красильщики, конструкторы,
станочники, где руки, где люди, которые делают? Скрыты от глаз, где-то в
других местах. За стенами. Все эти люди во всех этих магазинах - либо
покупатели, либо продавцы. Они не имеют к этим вещам никакого отношения,
кроме отношения обладания.
Шевек узнал, что, раз у них уже есть его мерка, он может заказать все,
что ему может понадобиться, по телефону, и решил больше никогда не
возвращаться на эту кошмарную улицу.
Костюм и ботинки прислали через неделю. У себя в спальне Шевек надел
их и встал перед большим зеркалом. Сшитая по фигуре длинная серая куртка,
белая рубашка, черные штаны до колен, и чулки, и начищенные до блеска
ботинки шли к его высокой, тонкой фигуре и узким ступням. Он осторожно
дотронулся до одного ботинка. Ботинок был сделан из того же материала, что
обивка кресел во второй комнате, материала, наощупь напоминавшего живую
кожу; недавно он спросил кого-то, что это за материал, и ему ответили, что
это - кожа живого существа, шкура животного, сафьян, как они ее называли.
Он скривился от этого прикосновения, выпрямился и отвернулся от зеркала; но
прежде успел заметить, что в этой одежде он еще больше, чем раньше, похож
на свою мать, на Рулаг.
В середине осени между семестрами был большой перерыв. Большинство
студентов разъехалось на каникулы по домам. Шевек с небольшой группой
студентов и исследователей из Лаборатории Исследования Света отправился
бродить по Мейтейским горам, потом вернулся и попросил немного машинного
времени на большом компьютере, который в учебном году был все время занят.
Но ему надоела работа, которая ни к чему не вела, и он работал не слишком
усердно. Он спал больше обычного, гулял, читал и уверял себя, что все дело
в том, что он сначала слишком спешил; нельзя же за несколько месяцев объять
целый мир. Газоны и рощи Университета были прекрасны и взъерошены,
пропитанный дождем ветер подбрасывал и носил под мягким серым небом горящие
золотом листья. Шевек разыскал произведения великих иотийских поэтов и
читал; теперь он понимал их, когда они говорили о цветах, о пролетающих
птицах, об осенних красках леса. Это понимание доставляло ему огромное
наслаждение. Приятно было в сумерки возвр ащаться в свою комнату, спокойная
красота пропорций которой не переставала радовать его. Теперь он уже привык
к этому изяществу и комфорту, они стали для него обыденным. Привычными
стали и лица в столовой по вечерам, его коллеги, некоторые нравились ему
больше, некоторые - меньше, но все теперь были ему знакомы. Привычной
стала и пища - все ее разнообразие, и обилие, которые вначале так поражали
его. Люди, подававшие еду, уже знали, что ему нужно, и обслуживали его так,
как он бы сам обслуживал себя. Он все еще не ел мяса: он как-то попробовал
его из вежливости и чтобы доказать себе, что у него нет неразумных
предрассудков, но его желудок, у которого были свои резоны, недоступные
разуму, взбунтовался. После нескольких неудачных опытов - почти катастроф
- он отказался от этих попыток и остался вегетарианцем, но вегетарианцем с
хорошим аппетитом. Ему очень нравились здешние обеды. С тех пор, как он
прилетел на Уррас, он прибавил три-четыре кило; он сейчас очень хорошо
выглядел, загорелый после своего похода в горы, отдохнувший за время
каникул. Он выглядел очень впечатляюще, когда вставал из-за стола в
огромном обеденном зале с высоким, затененным, ребристым потолком, с
обшитыми панелями стенами, на которых висели портреты, со столами, на
которых в пламени свечей сверкали фарфор и серебро. Он поздоровался с
кем-то за другим столом и прошел дальше со спокойно-отчужденным выражением
лица. С другого конца зала его заметил Чифойлиск и пошел за ним, догнав его
у дверей.
- Шевек, у вас есть несколько минут?
- Да. В моей комнате? - он уже привык к постоянному употреблению
притяжательных местоимений и выговаривал их, не смущаясь.
Чифойлиск засмеялся:
- Может быть, в библиотеке? Вам по пути, а я хотел взять там книгу.
В темноте, пронизанной шорохом дождя, они отправились через двор в
Библиотеку Благородной Науки - так в старину называли физику, и даже на
Анарресе это название в некоторых случаях применялось. Чифойлиск раскрыл
зонтик, а Шевек шел под дождем, как иотийцы гуляют на солнце - с
удовольствием.
- Промокнете насквозь,- проворчал Чифойлиск.- У вас ведь грудь
слабая, правда? Побереглись бы.
- Я очень хорошо себя чувствую,- сказал Шевек и улыбнулся, шагая под
дождем.- Этот доктор от Правительства, вы знаете, он назначил мне какие-то
процедуры, ингаляции. Это помогает: я не кашляю. Я просил доктора описать
этот процесс и лекарства по радио Синдикату Инициативы в Аббенае. Он сделал
это. Он сделал это с радостью. Это довольно просто; и, возможно, это
облегчит много страданий от пыльного кашля. Почему, почему только теперь?
Почему мы не работаем вместе, Чифойлиск?
Тувиец тихонько, сардонически крякнул. Они вошли в читальный зал
библиотеки. Вдоль стен, под изящными двойными арками, в ярком свете
безмятежно стояли книги; на длинных столах стояли лампы - простые
алебастровые шары. Зал был пуст, но вслед за ними поспешно вошел служитель,
чтобы разжечь дрова, приготовленные в мраморном камине, и, убедившись, что
им больше ничего не нужно, ушел. Чифойлиск стоял перед камином, глядя, как
пламя охватывает растопку. Его колючие брови нависли над маленькими
глазками; грубое, смуглое, умное лицо казалось постаревшим.
- Шевек, я хочу наговорить вам неприятностей,- хрипло, как всегда,
сказал он.- Я полагаю, ничего необычного в этом нет.
Такого смирения Шевек от него не ожидал.
- В чем дело?
- Я хочу знать, известно ли вам, что вы здесь делаете?
Помедлив, Шевек ответил:
- Я думаю, да.
- Значит, вы понимаете, что вас купили?
- Купили?
- Ну, если хотите, можете это назвать "кооптировали". Послушайте. Ни
один человек, как бы он ни был умен, не может увидеть то, чего не умеет
видеть. Как вы можете понять свое положение здесь, в капиталистической
экономической системе, в плутократически-олигархическом государстве? Как
вам увидеть это, вам, попавшему сюда с неба, из вашей маленькой коммуны
голодающих идеалистов?
- Чифойлиск, уверяю вас, на Анарресе осталось мало идеалистов. Да,
Первопоселенцы были идеалистами, решившись променять этот мир на наши
пустыни. Но это было семь поколений назад! Наше общество практично. Может
быть, слишком практично, слишком озабочено лишь тем, как выжить. Что
идеалистического в социальном сотрудничестве, взаимопомощи, если это -
единственное средство, чтобы выжить?
- Я не могу спорить с вами о ценности одонианства. Не то, чтобы я
этого не хотел! Ведь я, знаете ли, кое-что об этом знаю. Мы, на моей
родине, куда ближе к нему, чем эти люди. Мы - продукт того же великого
революционного движения восьмого века, мы, как и вы, социалисты.
- Но вы - архисты. Государство Ту еще более централизовано, чем АИо.
Одна властная структура управляет всем - правительством, администрацией,
армией, полицией, образованием, законами, торговлей, промышленностью. И у
вас - денежная экономика.
- Денежная экономика, основанная на том принципе, что каждый
трудящийся получает за свой труд такую плату, какой он заслуживает,- не от
капиталистов, которым он вынужден служить, а от Государства, членом
которого он является.
- Он сам устанавливает цену своего труда?
- Почему бы вам не приехать в Ту и не посмотреть, как функционирует
настоящий социализм?
- Я знаю, как функционирует настоящий социализм,- сказал Шевек.- Я
и вам мог бы рассказать; но позволит ли мне ваше правительство объяснять
это в Ту?
Чифойлиск толкнул ногой полено, которое еще не занялось. Он не отрывал
взгляда от огня; на лице у него была горечь, морщины между носом и углами
рта стали еще глубже. Он не ответил на вопрос Шевека. Наконец, он сказал:
- Я не собираюсь морочить вам голову. Это бесполезно; и вообще, я не
хочу этого делать. Вот какой у меня к вам вопрос: вы бы не согласились
приехать в Ту?
- Не сейчас, Чифойлиск.
- Но чего вы можете здесь добиться?
- Закончить свою работу. И потом, здесь я - рядом с Советом
Правительств Планеты...
- СПП? Да они уже тридцать лет пляшут под дудку А-Ио. Не
рассчитывайте, что они вас спасут!
Наступило молчание.
- Так значит, я в опасности?
- А до вас даже и это не дошло?
Снова молчание.
- К кому относится это предостережение? - спросил Шевек.
- В первую очередь к Паэ.
- Ах, Паэ.- Шевек оперся ладонями об инкрустированную золотом,
богато украшенную каминную полочку.- Паэ очень неплохой физик. И очень
услужлив. Но я ему не доверяю.
- Почему?
- Ну... Он какой-то уклончивый.
- Да. Тонкая психологическая оценка. Но Паэ опасен для вас, Шевек, не
потому, что он скользкий сам по себе. Он опасен для вас потому, что он -
преданный и честолюбивый агент Иотийского Правительства. Он регулярно
доносит на вас (и на меня) Департаменту Национальной Безопасности - тайной
полиции. Видит Бог, я не склонен вас недооценивать, но как вы не понимаете,
что ваша привычка подходить к каждому просто как к человеку, как к
личности, здесь не годится, она здес ь не срабатывает. Вы должны понимать,
какие силы стоят за отдельными личностями.
Пока Чифойлиск говорил, поза Шевека становилась все более скованной;
теперь он выпрямился, как Чифойлиск, глядя на огонь. Он спросил:
- Откуда вы знаете про Паэ?
- Оттуда же, откуда знаю, что в вашей комнате спрятан магнитофон, так
же, как и в моей. Потому что знать это - моя обязанность.
- Вы тоже агент своего правительства?
Лицо Чифойлиска стало отчужденным; внезапно он повернулся к Шевеку и
очень тихо, с ненавистью, заговорил.
- Да,- сказал он,- конечно, я - агент своего правительства. Иначе
меня бы здесь не было. Это знают все. Мое правительство посылает за рубеж
только тех, кому может доверять... А мне они могут доверять! Потому что
меня не купили, как этих проклятых богачей - иотийских профессоров. Я верю
в мое правительство, в мою страну. Я доверяю им! - Он говорил с трудом, в
его голосе была мука.- Пора бы вам уже оглянуться кругом, Шевек! Вы же -
как дитя среди разбойников! Они к вам добры, они вам дали хорошую комнату,
лекции, студентов, деньги, возили вас по замкам, по образцовым заводам, по
симпатичным деревушкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42